Текст книги "Жди, за тобой придут"

Вячеслав оказался начитанным парнем, умеющим говорить на публику и обладающим тонким, нестандартным чувством юмора, что естественным образом подняло его имидж не только в глазах Оксаны, но также и Кости.

В какой-то момент гость «вынуждено» отлучился на пару минут, а когда вернулся, на столе красовалась вторая бутылка полусладкого вина, теперь, правда, уже не грузинского, а болгарского разлива. «Напряжённое покаяния с неохотным прощением» естественным образом перетекло в весёлые и милые посиделки.

Когда вторая бутылка подошла к концу, Вячеслав быстренько смотался к себе в комнату и вернулся опять же не с пустыми руками.

– Ты, Слав, обиды на меня не держи! – прочувствовано сказал Костя и в знак своего расположения дружески похлопал недавнего врага по плечу.

– Да, будет тебе, Костик! Кто старое помянет… сам понимаешь.

К этому моменту он уже окончательно справился со своим комплексом неполноценности и почти натурально обращался к обоим супругам на «ты».

Оксана как-то пожаловалась Косте, что её мучают угрызения совести. Как ни крути, а с этим человеком она обошлась негуманно, будто ударила тяжёлой палкой и выкинула на мороз маленького бездомного щенка, пытавшегося пробраться вслед за ней в спасительное тепло подъезда.

Теперь все было позади.

Костя не верил, конечно, что за месяц с небольшим человек может полностью перебороть в себе чувство, толкавшее его на безумные поступки с риском для собственного здоровья и жизни. Однако то, с какой выдержкой и достоинством Вячеслав вёл себя в присутствии объекта тайного поклонения, безусловно, делало ему честь.

– Никогда бы не подумал, что тот мерзкий, опустившийся придурок, с которым мы познакомились два месяца назад, может оказаться, при ближайшем рассмотрении, весьма занятным парнем… – сказал Костя, когда супруги остались наедине.

– Да, я тоже очень рада, что Слава всё-таки справился со своей проблемой. До этого мне, честно говоря, было как-то боязно за него.

– Только не обольщайся, моя хорошая, на предмет его полного и окончательного «выздоровления»!

– О чём это ты?

– А то ты не знаешь?!.. Ох, уж мне эти женщины! Парень просто смирился со своей долей, но сердце его не удастся перепрограммировать ни ему самому, ни мне, ни даже тебе, солнышко. И, если посмотреть правде в глаза, то Славик, скорее всего, до конца жизни останется несчастным человеком, хоть горя своего, возможно, не покажет больше никому.

– Не говори так, милый, прошу тебя! Мы должны помочь ему вернуться к жизни. Ведь до того, как Слава влюбился в меня, всё у него было нормально. Получается, что я – причина его поломанной судьбы.

– И я… косвенно. Не будь меня рядом, ещё неизвестно, какой оборот приняла бы вся эта сага. В прикиде-то и в добром настрое Славик наш – просто гарный хлопец!..

Костя благодушно расхохотался.

– Да ну тебя! – с полусерьёзной, полунаигранной обидой в голосе ответила ему Оксана. – У вас мужиков только одно на уме…

– Солнышко, ну, я же совсем не это имел в виду! – начал поспешно оправдываться Костя. – Возьмём над парнем шефство, как у нас в школе говорили. Поработаем малость, глядишь, может, и выйдет из этого толк. Ну, а если вариант окажется совсем безнадёжным, сделаем Славу пожизненным другом семьи.

Так концепция будущих действий треугольника обрела приемлемые для всех его членов характеристики, и тем самым первый пункт таинственного комплота, придуманного Вячеславом, был благополучно претворён в реальность.

Глава одиннадцатая. Бельгия, Гент, июнь 2006.

От внезапного приступа волнения у Кости не сразу получилось произнести что-либо в ответ. Звонок действительно застал его врасплох.

– Эвелин?.. А кто это? – начал он по-детски прикидываться, чтобы хоть как-то скрыть своё замешательство и бурю нахлынувших эмоций.

– Мы познакомились с тобой в пятницу на Хрунтенмаркте, ты угощал меня пивом в Ватерхаусе, а потом провожал до Площади коммерции. Ты, что, забыл? Короткая же у тебя память, однако…

Поначалу приветливый, голос девушки был теперь весьма разочарованным, если не сказать, обиженным.

– Постой, постой. У меня всё как-то смешалось в памяти, извини… – продолжал зачем-то валять дурака Костя. – Эвелин, Эвелин… Ах, да, образ, кажется, начинает потихоньку визуализироваться: сногсшибательная блондинка с необыкновенно красивым голосом, которая к тому же верит в чудеса и волшебников, правильно?

Тут он, наконец, не выдержал и расхохотался.

– Эвелин, солнышко, ну, почему же ты так долго не звонила?!

– Дела были… – настороженно ответила фламандка, и Костя сразу же представил себе, какие именно дела могли не позволить этой принцессе сделать один коротенький звонок.

– Слушай, ты, что, меня разыгрываешь, что ли? – немного мягче спросила она через пару секунд.

– А ты полагаешь, такую встречу и такую девушку можно взять и забыть?

Костя почувствовал, как волна нежного, ласкающего тепла пробежала от затылка вниз по его спине.

– Я полагаю, что с некоторыми, не вполне серьёзными молодыми людьми очень опасно иметь дело… – бархатисто-игривыми флажолетами пропел подключённый к телефону динамик.

– Oh, my god! Каким же нелепым промахом я заслужил подобную немилость и эти обидные подозрения, моя королева?! – опять ухватился за роль беспечного имперсонатора Костя, хотя в душе у него и правда стало как-то неуютно.

Эвелин, однако, о причине его угрызений совести догадываться не могла и поэтому решила перейти к главному, ради чего, собственно, и звонила:

– Я надеюсь, ты еще не утратил желание немного потрудиться на свежем воздухе?

Костино сердце учащённо забилось:

– Как же я могу его утратить? Я четвёртый день только об этом и думаю!..

– Ну, тогда у тебя вскоре появится такая возможность.

– Аллилуйя! Небеса не отвергли нас, ура!!

– Слушай, почему у тебя так шумно, ты куда-то едешь?

– Возвращаюсь из Голландии, с корпоративного тренинга.

– Из Голландии?.. А где ты живёшь, если не секрет? Мы с тобой в пятницу два часа проболтали, но я так и не удосужилась спросить тебя об этом, извини.

Костя слегка замялся. «Ну, что, сознаваться или ещё немного повилять хвостом?».

– Понимаешь, Эвелин… – начал он занудным голосом.

– Только не говори мне, что ты нелегал!

Костя засмеялся:

– Ну, разве могут нелегалы ездить на корпоративные тренинги? Живу я, как бы это тебе сказать…

– О, тут, я гляжу, прямо какая-то тайна мадридского двора! Let me guess. Может быть, на брюссельском Гран-пласе? Или в королевских покоях?

– Да нет, – скромно засмеялся Костя. – Всего лишь на площади Святого Якоба в городе Генте…

– Что?! Ах, ты бесстыжий фигляр! А я то, глупая, купилась: турист, любитель бельгийского пива... И как же я теперь смогу тебе верить после такого обмана?

Купаться в пене этого фальшивого негодования было до одури приятно, и всё же главным теперь являлись самоконтроль и чёткая, филигранная логика. Упускать момент было ни в коем случае нельзя.

– Каюсь, грешен. Но не из дурных побуждений к фальсификации прибег, а из самых, что ни на есть, кротких и возвышенных, – подобострастным аллюром начал Костя свой лукавый манёвр. – Готов искупить вину какой угодно жертвой, любым подвигом, а также любым обетом.

Из динамика послышался мягкий девичий смешок:

– И жертва, конечно, будет показной и мнимой; подвиг – воображаемым, хоть и действительно геройским; ну, а обет, как потом выяснится, – совершенно не выполнимым…

– О, как вы не справедливы к бедной, романтической душе, сударыня!.. Да, кстати, Эвелин. Поправь меня, если я вру, но слово «турист» при нашем знакомстве не было произнесено ни разу. Это во-первых, – Костя старался идти по самой бровке, тонко соотнося нежную вкрадчивость своего голоса с жёсткими, точными формулировками. – А, во-вторых, звание «любителя бельгийского пива» я готов отстаивать, где угодно и перед кем угодно, и, клянусь головой, у меня хватит аргументов, для того чтобы убедить самого завзятого скептика!

– Ну, вот! Он ещё к тому же и спорщик.

Девушка явно принимала Костину игру, и это, само по себе, было очень хорошим знаком, так как показывало её внутреннее к нему расположение и очевидную умеренность тех «рестриктивных обстоятельств», из-за которых она не смогла позвонить в предыдущие три дня.

Он не знал, на что, собственно, надеялся, или к чему стремился. Задать прямой вопрос, как собирался накануне: свободна ты или нет? – было страшно. Не потому, что с большой вероятностью ответ на него был бы отрицательным, а именно потому, что этот отрицательный ответ перечеркнул бы какую-то имплицитную возможность, какой-то скрытый потенциал, заложенный во всей этой ситуации. Что это был за потенциал, Костя пока ещё не разгадал, поэтому и выбрал тактику осмотрительного выжидания, полагаясь на известное свойство времени вытаскивать на поверхность глубоко запрятанное и объяснять непонятное.

– Ну, ладно, русский лгунишка, я тебя прощаю, – великодушно сказала Эвелин. – Да, чуть не забыла: шаманский слёт состоится не в эти выходные – они там всё переиграли из-за какой-то накладки с одним из главных участников. Короче, всё мероприятие целиком перенесено на две недели вперёд.

Он на секунду задумался.

– Подожди. Но ведь это же девятое и десятое июля, а девятого числа будет финал!

– Решай сам, что для тебя важнее, – равнодушно сказала фламандская пери, и от холодных модуляций её голоса у Кости неприятно засосало под ложечкой. – Только завтра-послезавтра сообщи мне, пожалуйста, своё решение – я должна подтвердить заполнение вакансии.

Это уже совсем никуда не годилось. Робкие, едва успевшие оформиться надежды таяли в воздухе как утренний туман на восходе солнца.

«Никакого дела ей до меня нет! – мгновенно оформилось у Кости в мозгу тревожное заключение. – Всё только лишь пустой и глупый самообман».

Последний авантаж, который он мог извлечь из своего гиблого положения, заключался в номере её телефона, хотя, по большому счёту, и ему теперь цена была три копейки. «Влюбился мальчик в чужую девочку… обидно, как говорится, досадно, но ладно».

– Константин, ты меня слышишь? – спросил из динамика нетерпеливый голос. – Алло!..

– Я слышу тебя, Эвелин, – внятно и спокойно ответил Костя. – Давай мне номер своего мобильника, я завтра позвоню.

Он достал ручку из папки, лежавшей на переднем пассажирском сидении, вытащил из кармана чек с последней автозаправки, приладил его на коленке и, насколько мог, аккуратно записал продиктованный номер. После этого, абсолютно не радуясь своей победе, простился и включил CD-плейер, который тут же поставил ему беспощадный диагноз:

 
…И на каждой спине виден след колеи,
Мы ложимся, как хворост, под колёса любви.
 

– Спасибо на «добром» слове! – сказал Костя Славе Бутусову, затем поймал направление «Gent-centrum» и начал съезжать с автобана.

Вечером, без предварительного звонка, пришел Эдик.

– Сидел тут в Абажуре, дай, думаю, заскочу, вдруг ты дома, – как всегда, на повышенных обертонах заголосил он с порога. – А-а, ты телик смотришь! Ну, кто там кого?

Пока Костя объяснял положение, Эдик скинул обувь и по-хозяйски прошлёпал на кухню, прямиком к холодильнику. Костя его манеры давно изучил и никаких отрицательных эмоций по поводу такой бесцеремонности не испытывал.

– Захвати мне тоже бутылочку!

– Тебе восьмёрку Rochefort, как обычно?

– Ага.

Через минуту Эдик нарисовался в комнате, вытащил из Костиной коллекции в шкафу стакан Westmalle – для себя и, сгрузив всё, что было у него в руках, на журнальный столик, уселся рядом со своим приятелем.

– Как погудели в Амстердаме?

– Да так… – сухо и как бы с натугой ответил Костя.

– Что, совсем никакой поэзии, одна корпоративная гниль и тоска одиночества?

Костя небрежно усмехнулся.

– Примерно так…

– Не весел ты что-то, брат, не узнаю тебя.

– Эдька, смотри футбол, не зуди!

– О-о… И откуда же у нас ипохондрия такая сделалась?

– Какая, к чёрту, ипохондрия? Я абсолютно здоров!

– Да?.. А мне почему-то так не кажется.

– Ну, вот ещё психолог-знаток человеческих душ на мою голову. Отстань!

– Ой-ой-ой!.. Слушай! А не женщина ли, часом, тут замешана? Я ведь тебя, как облупленного знаю. Что, кинула какая-нибудь голландская фифа?

– Эдик, FIFA – это, в переводе с английского, Всемирная Федерация Футбола, – сказал Костя слегка раздражённо, после чего, немного помедлив, добавил: – а если кто меня и кинул, так это только я сам.

– Любопытное предположение. Правда, ничего не объясняющее.

– Гол!! – заорал Костя – Ну, вот видишь, 3:0. Да, немцы в этот раз далеко пойдут.

– Можно вообразить, что в 2002-ом они только и сделали, что «сходили» за околицу… Ну, ладно, ты мне вола не крути! Давай, выкладывай всё, как есть. Я ведь уже понял: это никто иной, как та блондинка, которую ты провожал на Площадь коммерции, верно?

Костя измученным взглядом посмотрел на Эдика.

– Какая же ты мерзкая пиявка! Ну, да, да, это она. Что дальше?

– Вы с ней о чём-то договорились в прошлый раз, и она, конечно, не сдержала обещания, так?

– Да нет, не совсем… Я о ней четвёртый день думаю, с утра до вечера, Эдик! Как будто с ума схожу, ты понимаешь?!

– Э-э-э, и на старуху бывает проруха... Однако ты мне так и не объяснил, в чём же, собственно, проблема?

– В чём, в чём… да в том, что у неё есть парень, а может, и fiancé! Неужели непонятно?

– Та-а-ак!.. Это она сама тебе сказала?

– Говорить не говорила… но такие вещи очень быстро и без всяких слов становятся очевидными.

– А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста! Ты ведь знаешь, что я всё равно не отстану.

Костя нехотя рассказал Эдику о шаманском слёте, о котором умолчал в субботу, когда они ехали в Вестфлейтерен, а также о сегодняшнем звонке Эвелин и её холодном замечании по поводу того, что он сам должен определиться со своим участием в мероприятии.

Выслушав до конца, Эдик недоумённо поднял брови и, на манер шута-бомолоха из греческой комедии, по-идиотски кривляясь, начал заглядывать Косте в глаза.

– Это, надо думать, как раз и есть та самая «очевидность», которую ты, из-за амурной слепоты, возвёл в ранг неоспоримого факта? – спросил он крайне язвительно, хоть и по-доброму.

– А, что, по-твоему, здесь могут быть какие-то варианты?

– Вариант здесь, на мой взгляд, только один: твой категорический вывод базируется на самой обыкновенной и просто-таки глупейшей традукции!

– Чего? – непонимающе воззрился на него Костя.

– А того! На совершенно ложном и абсолютно нелепом умозаключении он у тебя базируется, вот чего!

– Ты хочешь сказать, она свободна, а эти, так называемые «дела», которые у неё были в предыдущие три дня, есть ничто иное, как шопинг, работа и уход за любимой бабушкой?

– Вот! Вот именно здесь ты и показываешь весь свой павлиний кретинизм! Она сама предложила узнать, будет ли свободно рабочее место в лагере, так?

– Ну, так.

– Сама тебе позвонила и сообщила, что ты можешь на это место рассчитывать, так?

– Ну, допустим.

– То есть, другими словами, она сама пригласила тебя на двухдневный пикничок. Тебя – парня, который недвусмысленно охаживал её накануне! И пикничок, между прочим, с перспективой теплого летнего вечера на природе и не менее «тёплой» ночёвки в кемпинге, или даже палатке... Теперь скажи мне, могла ли какая-нибудь здравомыслящая девушка устроить всё это только лишь ради твоей любви к эзотерике и оккультизму, которой у тебя, кстати говоря, и в помине нет?

В этот момент Эдик был похож на адвоката с Уолл-Стрит, только что закончившего свою патетическую речь в зале суда и, тем самым, убавившего возможный срок наказания подсудимого, по крайней мере, на пятьдесят процентов. Костя тщетно пытался обнаружить хоть какой-либо изъян в его логике, однако выдвинутое Эдиком апагогическое доказательство заинтересованности Эвелин в продолжении их знакомства выглядело неоспоримым.

– Понимаешь, Эдюнь, я, наверное, действительно плохо соображаю, – начал он слегка невпопад. – Последний раз в таком состоянии я пребывал в день знакомства со своей второй женой, одиннадцать лет назад. Там, правда, всё было ясно, не то что теперь.

– Обалдуй ты, Коська, – дружелюбно вздохнул Эдик. – Но таких провидение как раз и любит!... Езжай, мотай там побольше на ус, амурами и купидонами не увлекайся. Когда вернёшься, я с тебя доскональный отчёт потребую – за инъекцию здравого смысла! Ну, а коли уж, по дурости своей, в отказ пойдёшь – ты ведь теперь, как я вижу, и правда без царя в голове – халтурку всё-таки не вздумай упускать! На такое дело человечек всегда найдётся.

– Ладно, – осклабился Костя и треснул Эдика по затылку, – твою кандидатуру я уж выставить не забуду, если что! А Маринке шепну: мол, в самые надёжные руки любимого твоего передал…

Матч Германия-Эквадор давно подошёл к концу, безо всяких изменений в счёте; но Эдика, по его словам, рано домой не ждали, и он остался глядеть следующую пару игр.

Болезненных для Кости вопросов они в тот день уже не поднимали.

– Завтра будем смотреть Голландию с Аргентиной, – сказал полупьяный Эдик перед уходом. – Может, реванш за 1998 год получится, а Коська? По-моему, шанс к тому имеется самый, что ни на есть, золотой.

– Реванша не будет. Голландцы, даже если 10:0 проиграют, так или иначе, уже в следующем круге.

Эдик вынужденно согласился, натянул кроссовки, пожелал Косте всех благ и вышел за дверь.

На следующий день реванша не получилось даже в плане моральной компенсации, поскольку за все девяносто минут в матче Аргентина-Нидерланды счёт так и не был открыт. Костя, взявший в этот день выходной и загадавший для себя, что непременно позвонит Эвелин и согласится поехать в Ремушан в том случае, если его любимая команда одержит победу, и, опять же, непременно откажется от участия, если выиграют голландцы, столкнулся, в результате, с весьма неудобной компликацией и отложил звонок до следующего дня.

По прибытии в офис желание включаться на полную катушку в трудовые будни у Кости почему-то не возникло. Многие коллеги отметили его странную молчаливость и рассеянность, а Хелен, неверно оценив причинно-следственную связь и наивно приняв такое изменение в Костином облике целиком на свой счёт, даже сделала попытку вызвать его на объяснительный тет-а-тет.

Её взбудораженная совесть была, однако, мигом успокоена, в то время как тайные чувства, в некоторой степени, уязвлены: к непонятной задумчивости всегда столь жизнерадостного менеджера Хелен не имела, по его собственным словам, никакого отношения.

В тот день Костя не захотел откровенничать ни с кем, включая Рене, которому лишь вскользь сообщил, что занят обдумыванием некой идеи, но говорить конкретные вещи по данному поводу считает преждевременным. Деликатный Рене тут же прекратил всякие расспросы.

Вечером Италия выиграла у чехов, и этот светлый и радостный факт не смог до конца омрачиться даже сокрушительной победой Бразилии над японцами.

«Long live Italia!» – отправил Костя смс-ку Луиджи и на подъёме хотел уже, было, звонить Эвелин, но телефон характерными позывными огласил пришедший с Апенинского полуострова ответ. Это была фотография самого Луиджи в национальной майке, со всколоченной шевелюрой, безумно округлившимися глазами и высунутым языком; завершал композицию торчащий в двадцати сантиметрах от этой экстатически-довольной морды (иначе не скажешь), пухловатый middle finger.

Улыбнувшись такому красноречивому посланию, Костя вызвал из памяти мобильника номер Эвелин и нажал на кнопку дозвона.

– Привет, Константин! – услышал он через несколько секунд её радостный голос. – Я уже думала, ты не позвонишь, хотела сама тебя разыскивать. Ну, как, ты что-нибудь решил?

Костино сердце учащённо забилось, правая рука с зажатой в ней трубкой оцепенела.

«Она первой назвала моё имя, то есть, она занесла его в память телефона, и она ждала моего звонка! О, Господи, неужели всё-таки есть какая-то надежда?».

– Привет, Эвелин, – начал он осторожно. – Я обещал позвонить тебе в течение двух дней.

– Ты не едешь? – тут же спросила она.

– А ты бы хотела меня там видеть? – ответил он вопросом на вопрос, вкладывая в интонацию голоса весь шарм, на какой только был способен.

– Но я ведь сама предложила тебе… – голос её чуть запнулся. – Константин, только не начинай опять играть со мной в игры!

«О, Боже, как всё-таки трудно быть независимым и благоразумным в этом состоянии! Ещё чуть-чуть, и я…».

– Я еду, Эвелин! – поспешно сказал он вслух. – Еду даже в том случае, если эта поездка будет грозить мне смертельной опасностью.

– Какой опасностью? О чём ты? – недоумённо спросила девушка. – Околдовывать тебя никто в Ремушане не станет, в прах тоже не обратят, не волнуйся.

– Ну, уж по этому поводу я как раз совершенно не волнуюсь… Слушай, а может, посидим как-нибудь вечерком, попьём пиво в Ватерхаусе, поболтаем? Или, если хочешь…

– Не могу, Константин, я завтра уезжаю в отпуск, буду дома только седьмого июля. Сначала планировала в ближайший понедельник отбыть, но слёт перенесли, и мне тоже пришлось изменить все даты. Прости, пожалуйста! Если что, звони мне на мобильник, днём он будет включён. А смс-ки или звуковые сообщения можешь оставлять, когда хочешь.

Секунд пять Костя пытался переварить эту новость.

– И далеко едешь? – выдавил он, наконец, из себя.

По правде сказать, ответ на этот вопрос его нисколько не интересовал. Хотелось спросить: «Одна? С подружкой? Или?..». А, впрочем, какая разница?

– В Непал, – оборвала поток его воспалённого сознания Эвелин.

– Куда?! – чуть не поперхнулся Костя, неожиданно испытав лёгкое облегчение.

– Хочу посетить один ашрам. Мне про него много рассказывали. В 1990 году в Индии умер просветлённый мастер, и через какое-то время его лучшие ученики решили продолжить дело наставника. Один из таких учеников открыл ашрам в Непале – туда сейчас тысячи людей со всего мира приезжают.

– С ума сойти! – настроение у Кости резко пошло на взлёт. – Оказывается, я о тебе совсем ничего не знаю. И часто ты бываешь в таких местах?

Эвелин засмеялась:

– Да нет, это моя первая духовная вылазка, если не считать шаманских слётов, на которых я до сих пор была только зрителем. Давно уже собиралась начать, и друзья все уши прожужжали, но кроме чтения книг и разговоров о высоком у меня пока ещё никакого серьёзного опыта в этом деле не было. А тут, видишь, всё как-то разом и в одну кучу. Даже с волшебником познакомилась…

– То ли ещё будет! – подбодрил её Костя, наслаждаясь волной нежного тепла у себя в груди. – От души желаю с пользой провести время в Непале! Буду с нетерпением ждать твоего возвращения.

– До встречи, Константин! Пиши в любое время, звони днём – как я тебе сказала.

– Хорошо! До встречи!

Связь прервалась, и, едва нажав отбой, Костя тут же принялся выуживать номер Эдика из недр своего аппарата.

– Эдюньчик, мне нужна твоя профессиональная помощь, – выпалил он без предисловий. – Что за просветлённый мазурик отдал концы в Индии в 1990 году?

– Ты чё, кроссворд отгадываешь? – пробубнил в ответ недовольный голос.

– Перестань мямлить и отвечай как на духу!

– Я вообще-то ужинаю!..

– Скажи мне только два слова: кто такой, чем прославился (если прославился?), и ужинай себе дальше на здоровье.

– Ну, я так думаю… – начал Эдик, как всегда в таких случаях, важно и глубокомысленно, – что это был Раджниш, или, как его везде любят называть, Ошо. Я, кстати, тебе давал пару его книженций – ты должен помнить.

– Это те две брошюрки – про интуицию и свободу?

– Ага.

– Понял. Чего-нибудь ещё «из досье этого добропорядочного господина» можешь поведать?

– Ну дак, йопти! – тут же воодушевился Эдик. – Кстати, «йопти» – это не ругательство. Это русский снежный человек (хохма с рунета). Что же касается Ошо, то он автор около 650 книг, которые прочитали более ста миллионов человек. Сам себя он окрестил однажды «началом нового религиозного сознания», много здравых вещей говорил, но больно уж любил первого в мире бунтаря из себя построить. Капиталисты его, впрочем, побаивались – и было за что; даже запретили въезд во все развитые страны. Он был самым известным гуру для богатых (один день в его ашраме стоил сотню гринов); и прославился как один из величайших секс-гуру всех времён и народов.

– Что?! – непроизвольно выкрикнул Костя. – Секс-гуру?!

– Ну, ты особенно-то не возбуждайся – секс-гуру давно мёртв (точно так же как рок’н’рол). И в ашраме его ничего для тебя интересного в наши дни уже не происходит. Опоздал ты, брат! Теперь жди нового пришествия, «Карлсон обещал вернуться».

– Но ведь у него есть «любимые ученики»?!

– Слушай, Коська! Если тебе совсем невтерпёж, возьми кого-нибудь из старых подружек и сходите лучше в swingers club. Гораздо дешевле выйдет.

– Ладно, спасибо за совет. Я подумаю… Приятного аппетита. И до связи.