Текст книги "Проблемы истории права и государства. Книга 1. Проблемы истории права и государства Древнего мира. Проблемы истории государства и права России"

Применительно к социально-бытовым отношениям, сложившимся в инородческом социуме до прихода русских, имперская власть также занимала более чем терпимую позицию, поэтому «из Москвы не вышло ни одного прямого закона, которым бы разрушался старинный социальный порядок в инородческих землях; напротив Московская власть эту сторону быта инородцев, по-видимому, оставила неприкосновенною; она повсюду отличает князцов от простых людей; от Московского Государя инородцы никогда не слыхали, что можно не повиноваться князцам; Москва предоставляла им на волю, иметь рабов или нет; она не входила в семейные отношения, мужа к жене, отца к детям; начальники родов и родичи были, по-видимому, оставлены этою властью в тех же отношениях, какие были между ними прежде; словом, Московская власть, по-видимому, явилась охранительницею старинных социальных порядков в инородческом мире»[23]23
  Фирсов Н. Положение инородцев Северо-Восточной России в Московском государстве. Казань, 1866. С. 191.


[Закрыть].

Тема 3. Проблемы истории государства и права России в эпоху Российской Империи

14. По способам проведения и своим последствиям осуществленная Петром I перестройка представляла собой не реформы или преобразования, то есть процессы более или менее значительного обновления тех или иных общественных, государственных, правовых и прочих институтов с сохранением их сущности, что имело место при прежних Государях, а полноценную революцию «сверху», которая до основания разрушила весь прежний жизненный уклад. При этом устроенная Петром революция носила небывало насильственный характер, сопоставимый лишь с большевистскими методами установления диктатуры пролетариата и построения социалистического государства, стоила неимоверных человеческих жертв и привела к полной хозяйственной разрухе.

При этом никакой потребности во всех этих радикально крутых мерах и в пресловутом «прорубании окна в Европу» совершенно не было, поскольку Московское Государство XVII в. вовсе не являлось отсталой, архаичной и закрытой от остального мира страной, не находилось в состоянии системного кризиса, грозившего самому его существованию, и не стояло на краю бездны, от которой его нужно было срочно увести с помощью «узды железной». Все эти упреки в адрес «старой» России были потом задним числом придуманы и многократно растиражированы с целью оправдать петровские «реформы» как таковые и ту запредельную жестокость, с которой они проводились. На самом деле допетровская Россия первых Романовых являлась современным, динамично развивавшимся государством с идеально подходившей для него Самодержавной формой правления, органично сложившимся социальным строем, надежно функционировавшим аппаратом государственного и церковного управления и эффективной правовой системой. Случившаяся при Петре Алексеевиче революционная ломка всего и вся никак не вытекала из логики исторического процесса, не являлась объективно неизбежной, а напротив, перечеркнула нормальный, естественный, последовательный ход событий.

Очевидным доказательством абсолютной надуманности, искусственности петровских «реформ» и отсутствия необходимости в скорейшем «спасении» Московского Государства являлось то, что не только в момент начала полноценного, самостоятельного монаршего правления, но и впоследствии, по крайней мере, до середины 1710-х гг., у Петра не было даже мало-мальски определенного плана реформ и тем более программы преобразовательной деятельности. Все, что он делал, носило совершенно хаотичный, спонтанный характер, являлось сиюминутной реакцией на текущие потребности и проблемы, порожденные Северной войной. Некий проблеск планирования и чего-то очень отдаленно похожего на продуманность можно подметить лишь в последние десять лет петровского царствования, на которые и пришлась наиболее радикальная государственная перестройка, но и в этот период ни о каком общем проекте реформ, их согласовании друг с другом, просчитывании их последствий и т. д. речь не шла. Все «преобразования» Петра, за исключением, пожалуй, лишь церковной реформы, отличались бессистемностью, импульсивностью, половинчатостью, шараханьем из стороны в сторону, не говоря уже об их слепой подражательности.

Последняя выражалась в том, что фанатично преклоняясь перед всем западным и воспринимая европейские политико-правовые институты как заведомо, априори лучшие и передовые, Петр I упорно пытался перенести их в готовом виде в Россию, чтобы и у нас все было «как в Европе». С этой целью он не только благоговейно прислушивался к разнообразным рекомендациям и прожектам по «обустройству» России многочисленных западных советчиков и воплощал их предложения в жизнь, но и активно включал иностранцев, в том числе пленных шведов, в состав различных государственных органов и комиссий. Петра совершенно не смущало то, что все эти иноземцы имели весьма смутные представления о России и ее нуждах и вовсе не горели желанием, особенно шведы, приносить пользу чужой и непонятной для них «варварской Московии» и усиливать ее могущество в ущерб своим собственным странам. Петр также не понимал либо не хотел понимать, что европейские политико-правовые и социальные институты и порядки являлись порождением абсолютно других исторических, культурных, экономических и прочих реалий и, следовательно, подходили только для своих государств и народов, а потому их механическое копирование вовсе не гарантировало, что и в России они будут приносить такие же результаты. Они их и не принесли либо их положительный эффект был минимальным, зато разрушительный исход петровской «европеизации» был чудовищным.

Организованная «великим преобразователем» западническая революция сверху привела к слому исторически сформировавшейся «московской» государственности, базировавшейся на разумном сочетании прочных национальных традиций, теоретических разработок русских книжников и вдумчивом, точечном заимствовании иностранных, главным образом византийских (греко-римских), политико-правовых достижений, и к возникновению на ее месте искусственно образованной и весьма несуразной социальной и государственной конструкции. Наиболее пагубные глобальные последствия петровских «реформ» заключались в следующем.

Самым страшным итогом запущенного Петром I процесса «европеизации» России стал духовный, культурный, мировоззренческий раскол до той поры единого русского общества на две оторванные друг от друга группы: на европеизированное дворянское меньшинство и остальной народ. Если подавляющее большинство населения не подверглось навязанной Петром культурной (в широком смысле слова) мутации и поэтому сохранило верность краеугольным русским ценностям и идеалам – Православию, Самодержавию и Народности, то русским дворянам, наоборот, было приказано вытравить из себя все русское и превратиться в «просвещенных европейцев», непохожих на «дремучее мужичье» ни внешним обликом, ни языком, ни стилем жизни, ни ментально. Данная цель была достаточно быстро достигнута и отечественное дворянство в конечном счете стало той социальной прослойкой, которая впоследствии твердо веровала во всеобъемлющее и безоговорочное превосходство «цивилизованного» Запада во всех сферах бытия и была убеждена в извечной отсталости России, преодоление которой возможно только путем ее модернизации в соответствии с европейскими образцами.

Еще одним судьбоносным последствием петровских «реформ», также способствовавшим углублению социального раскола, являлось резкое ужесточение крепостного права как при самом Петре I, так и особенно при его преемниках. Оно произошло в результате существенного расширения власти дворян над владельческими крестьянами, которая стала приближаться к уровню холоповладельческой после проведенной Петром налоговой реформы, в ходе которой крестьяне были юридически уравнены с холопами. Тем самым Петр фактически создал все предпосылки для того, чтобы дворянство могло обратить крепостных людей в свою собственность, и оно эту возможность, о которой давно мечтало, разумеется, не упустило. И хотя это произошло уже после кончины Петра Алексеевича, дворяне всегда помнили того, благодаря кому они получили в свое распоряжение землю и крестьян и кто заложил основы их будущего привилегированного положения.

В государственной сфере последствия петровских «преобразований» были не менее фатальными.

Став первым в русской истории «царем-революционером», подвергшим беспощадному разгрому все прежние общественные, государственные и правовые институты, Петр I в корне изменил принципиальный подход Верховной власти к реформированию страны. Если допетровские Государи воспринимали старину, выраженную в многочисленных правовых обычаях и прочих традициях, как нерушимую основу всего жизненного уклада и в своей управленческой и реформаторской деятельности твердо опирались на фундамент прошлого, что обеспечивало плавное и последовательное развитие страны, без скачков и бросаний из крайности в крайность, то Петр действовал так, словно до него в России вообще ничего не существовало. Он смотрел на подвластные ему народ и государство как на «чистый лист», как на нетронутую площадку для любых социальных экспериментов, которые можно было проводить без всякой оглядки на то, что было раньше. Подобное нигилистическое отношение к прошлому и революционные методы реформирования общества, государства и права в условиях ширившегося культа «Петра Великого» стали своего рода «заветами гениального преобразователя» для последующих правителей Российской Империи, в результате чего «каждый новый монарх выступал символическим отрицанием предыдущего правления, утверждая величественный имидж правителя, не связанного в своих действиях примером или наследием предшественника»[24]24
  Скоробогатов А. В. Правовая политика России в царствование императора Павла I. М., 2017. С. 83.


[Закрыть]. Неизбежным следствием такого «отрицающего прошлое» подхода к реализации Верховной власти стало то, что после Петра I почти каждое новое царствование несло на себе печать личности конкретного Государя, а восшествие на престол нового монарха означало резкую смену государственного курса. В этом плане императорский период в истории России заметно отличался от всех предшествовавших ему эпох, для которых был характерен относительно «обезличенный» стиль монаршего правления.

Совершенный Петром Алексеевичем разрыв с управленческими традициями прежних Государей также повлек за собой разрушение сложившейся в Московском Государстве «народной монархии» как формы правления, при которой широкие народные массы были непосредственными участниками государственного и общественного строительства, оказывавшими прямое влияние на ход и содержание политико-правовых процессов. Система совместного участия Царя и народа в управлении делами государства и общества была Петром целенаправленно уничтожена и на смену «московскому» народовластию пришли «исключительный бюрократизм разных видов и полное отстранение нации от всякого присутствия в государственном управлении». Созданные же Петром якобы более современные и эффективные государственные органы представляли собой «нечто в высшей степени «регрессивное», стоящее по идее и вредным последствиям бесконечно ниже московских управительных учреждений»[25]25
  Тихомиров Л. А. Указ. работа. С. 324.


[Закрыть]. На долгие десятилетия управление страной было отдано на откуп дворянской бюрократии, которая образовала мощное «средостение» между Государем и его народом и, по сути, разорвала столь необходимую живую связь между ними.

Таким образом, в целом петровские «реформы» принесли России несоизмеримо больше вреда, чем пользы. Фактически единственным победителем в петровской революции и выгодоприобретателем от нее стало рожденное ею новое европеизированное дворянство, превратившееся благодаря Петру и его преемникам на престоле в привилегированный правящий класс. И именно дворянство на протяжении всей последующей имперской эпохи в знак признательности своему творцу, благодетелю и идейному родоначальнику многоголосым хвалебным хором на страницах учебников, научных работ и иных литературных произведений, в скульптурной и прочих художественных формах на все лады превозносило «гениального преобразователя» и его «великие реформы» и в конечном счет сформировало и прочно укрепило в массовом сознании, несомненно, самый грандиозный миф российской истории.

15. Несмотря на то, что кардинальная перестройка общественного уклада не входила в число непосредственных целей петровских «реформ», тем не менее она им сопутствовала и выразилась в перемене мест на высших ступенях социальной лестницы, а также в изменении всей общественной структуры. При этом в исторической перспективе именно произошедшие при Петре I социальные перемены оказали самое значительное влияние на все последующее развитие страны.

Если в Древней и удельной Руси и в Московском Государстве представители духовенства занимали главенствующее положение в общественной иерархии и являлись высшим «чином», то в царствование Петра репрессивная политика Государя по отношению к Церкви и его ставка на дворянство как на опору режима и проводника «реформ» привели к тому, что правовой статус духовенства стал умаляться и на первое место начало выходить шляхетство. При преемниках Петра данный процесс быстро завершился и произошедшие перемены на социальной лестнице получили окончательное оформление.

Еще более глобальные изменения в социальной структуре повлекла за собой проведенная Петром в конце царствования налоговая реформа. Начатая в 1718 г. и фактически завершившаяся в 1728 г. уже после его смерти, она заключалась в замене прежнего подворного налогообложения подушным, предполагавшим введение специального налога для всего мужского населения, за исключением тех его групп, которые будут освобождены от его уплаты. Объектом налогообложения являлась «душа мужского пола», или «ревизская душа», независимо от возраста, которая была не реальной, а условной, счетной единицей, поскольку в период между переписями (ревизиями) налогоплательщиков умершие не исключались из списков податных лиц и, следовательно, все остальные должны были за них платить подушные подати, а новорожденные не включались в эти списки. Размер подушной подати различался в зависимости от категории податного населения.

Причина, по которой сугубо финансовая мера имела далеко идущие последствия, выразившиеся в переформатировании всего общественного устройства, состояла в том, что для реализации реформы было необходимо установить точное количество налогоплательщиков, проведя соответствующую перепись. А это в свою очередь требовало определить конкретные социальные слои, на которые подушная подать должна была распространяться. Именно в процессе решения этой задачи и произошло изменение общественной структуры, поскольку включение тех или иных социальных групп в состав налогоплательщиков в том виде, в каком оно было реализовано, неизбежно отразилось на их правовом статусе. Поскольку подушная реформа осуществлялась в типичной для «великого преобразователя» манере, то есть крайне сумбурно, на основе совершенно невразумительно сформулированных петровских указов, ее исполнители далеко не сразу смогли строго очертить круг плательщиков и приступить к их переписи. В итоге после всех колебаний, неясностей и неразберихи, связанных с определением конкретных групп населения, которые подлежали подушному обложению, сложилась следующая картина.

Все население было поделено на два разряда: податной, то есть обязанный платить подушную подать, и неподатной, получивший важнейшую сословную привилегию в виде освобождения от ее уплаты.

Неподатными категориями были признаны дворянство и духовенство. При этом правительство весьма основательно «проредило» служилых людей и духовных лиц, исключив из числа этих двух финансово привилегированных категорий некоторые общественные группы. Например, в отношении служилых людей это выразилось в том, что в состав дворянства вошли лишь те, кто на момент проведения ревизии владел поместьем или вотчиной, служил офицером или занимал высокую должность на государственной службе, то есть служилые люди по отечеству и некоторые другие лица, в частности, имевшие вотчины или поместья дьяки и подьячие. Служилые же люди по прибору к дворянам отнесены не были и были включены в состав государственных крестьян, образовав в нем особую группу «однодворцев».

За исключением представителей дворянства и духовенства, все остальное население было податным, причем применительно к нему петровская реформа налогообложения особенно очевидно вышла далеко за рамки чисто финансовой составляющей. Подушная ревизия привела к кардинальному упрощению общественного состава налогоплательщиков, а именно к его сведению в три крупные группы: государственных крестьян, податных горожан и крепостных людей. Категория государственных крестьян, по сути, была создана заново и в обновленном виде стала включать черносошных крестьян, однодворцев (в их новом значении), а также представителей нерусских народов Поволжья, Сибири и Дальнего Востока. В состав податных горожан вошли не только те из них, кто на момент проведения ревизии проживал в городах, но и те, кто ранее их покинул. Все эти бывшие горожане были принудительно возвращены на свои прежние места жительства и прикреплены к ним. Наиболее же значимые последствия повлекло за собой образование категории «крепостных людей».

Поскольку по законам о подушной переписи все лица, проживавшие на землях частных владельцев, приписывались к ним, то данную категорию сформировали владельческие крестьяне и все разновидности холопов. Возложение на холопов обязанности уплаты подушной подати и несения государственных повинностей, от которых они ранее в силу своего юридического статуса были освобождены, и их объединение вместе с владельческими крестьянами в одну общественную группу произвели подлинный социальный переворот двоякого рода: с одной стороны, они привели к отмене многовекового института холопства как особого социально-правового состояния несвободы и к слиянию холопов с владельческими крестьянами, а с другой, к низведению последних до прежних холопов с точки зрения взаимоотношений крестьян со своими землевладельцами, но с сохранением при этом за ними государственного тягла. В результате петровской переписи был заложен фундамент нового смешанного правового состояния крепостных людей, сочетавшего в себе элементы холопства и крестьянства, которое значительно ухудшило положение подавляющего большинства населения страны по сравнению как с бывшими владельческими крестьянами, так и с холопами. После смерти Петра I возникшее по его вине «новое крепостное право» быстро скатилось до уровня почти «крепостного рабства».

Еще одним социально-правовым следствием ревизии стала ликвидация общественной категории «вольных людей», которых после устраивавшихся на них облав зачисляли в солдаты, приписывали к городам, отдавали помещикам либо, если «гулящий человек» не определялся со своей дальнейшей службой, отправляли на каторгу.

Для прочного прикрепления налогоплательщиков к местам их жительства и лучшего контроля за ними Петром была введена паспортная система. Отныне любое положенное в подушный оклад лицо имело право покинуть свое место постоянного проживания только при наличии паспорта, выданного ему местным органом власти или помещиком. В паспорте указывались приметы его владельца, социальная принадлежность, а также цель, место и срок отлучки. Тот, кто не предъявлял паспорт, объявлялся беглым, подлежал аресту, наказанию и возвращению на место жительства. Всем местным властям предписывалось строго следить за появлением на подведомственной им территории беглых и незамедлительно принимать соответствующие меры, в противном случае их ожидало наказание как за совершение государственного преступления. Введение паспортной системы означало еще большее подавление личной свободы жителей страны и существенное уменьшение мобильности населения.

16. Царствование Петра I ознаменовалось принципиальным изменением сущности Верховной власти, которое выразилось в трансформации «московского» Самодержавия в абсолютизм, то есть неограниченное никакими писаными или неписаными нормами либо государственными или общественными институтами самовластие монарха. По удачному для Петра совпадению его стремление к абсолютной власти органично вписывалось в популярные в XVII–XVIII вв. в Западной Европе политико-правовые концепции «полицейского», или «регулярного» государства и естественного права, которые как раз наделяли монарха неограниченной властью. Данные концепции были взяты Петром и его сподвижниками на вооружение и служили идеологической опорой и оправданием петровского абсолютизма.

Причина, по которой Петр Алексеевич, получив самодержавную власть, извратил ее в абсолютизм, а учитывая методы проведения «реформ», в откровенный деспотизм, заключалась в отсутствии у него надлежащей подготовки к монаршему служению, поскольку, будучи одним из младших детей Царя Алексея Михайловича, да еще и от второго брака, Царевич Петр никогда не рассматривался в качестве возможного будущего Государя. В результате отсутствия надлежащего воспитания и образования неожиданно пришедший к власти духовно-нравственно и профессионально неподготовленный к ней Петр Алексеевич на протяжении всего своего царствования не видел и не чувствовал никаких ограничений своих властных прерогатив и всегда был готов пойти на любые эксперименты и насилие над страной ради реализации своих желаний, интересов и устремлений, в том числе ложно или ошибочно отождествляемых с реальными интересами и потребностями государства и общества. Тесное же общение Петра с проживавшими в Немецкой слободе европейцами, внушившими царственному «московиту» фанатичное, на уровне сектантской веры убеждение в якобы заведомой отсталости «варварской России» от «цивилизованной Европы», сделало Петра «чужим среди своих» и придало петровскому деспотизму слепо подражательный характер и патологическое стремление любой ценой превратить Россию в Европу.

Вследствие однобокого восприятия своей монаршей власти, то есть исключительно как блага, но не бремени, и непонимания, что прерогативы и возможности монарха проистекают из его обязанностей и ответственности и неотделимы от них, что Государь связан множеством запретов и ограничений, Петру I было присуще следование принципу «что хочу, то и ворочу» во всех проявлениях его жизнедеятельности – в личном, семейном и государственном.

Прежде всего Петр разительно отличался от своих венценосных предшественников в плане поведения и исполнения царского долга. Если допетровские Государи являлись образцами благочестивых правителей на публике и в быту, строго подчинявшихся религиозным и моральным нормам, требованиям политического протокола, светского этикета и трудового распорядка, то Петр Алексеевич был их полным антиподом. Никаких правил поведения и рамок приличия для него словно не существовало, а если он и признавал их наличие, то нарочито, с демонстративным вызовом, по-хулигански их нарушал. Подобные поступки Петра I, каждый в отдельности и все вместе, наносили непоправимый урон образу Государя как «первого после Бога» и дискредитировали саму монаршую власть.

Свои непосредственные трудовые обязанности Петр тоже исполнял весьма своеобразно. Государственными делами он занимался урывками, на скорую руку, в промежутках между плотскими утехами, военными и морскими забавами, столярничеством и прочими хобби. В итоге при кажущейся неимоверной загруженности «вечного работника на троне» он, по сути, «вообще не работал: он суетился», и его работа «была совсем не та, которой должен был заниматься царь и которая была нужна России». Для полноценной государственной деятельности у Петра «за вечными разъездами и таким же вечным пьянством просто технически не было времени и не могло быть»[26]26
  Солоневич И. Л. Народная монархия. М., 2003. С. 547–549.


[Закрыть]. Губительные последствия столь безответственного подхода Петра I к исполнению своего царского долга были неизбежны и со всей очевидностью проявлялись во всем характере проводившихся им «преобразований» – в их непродуманности, бессистемности, подражательности, в отсутствии планирования и прогнозирования долгосрочных последствий.

Еще одним зримым свидетельством деспотического, а не самодержавного характера власти Петра I являлось неисполнение им своих обязанностей в отношении Царской семьи. Он не понимал или не желал понимать, что в монархическом государстве монаршая фамилия – это не только и не столько частно-правовой, сколько публично-правовой институт, а следовательно, Государь как глава семьи должен с еще большим тщанием исполнять свои семейные обязанности и нести повышенную ответственность за все происходящее в Царском семействе. Ничего этого Петр не делал. Так, второй брак Петра стал вопиющим надругательством над всеми традициями заключения браков в царских и княжеских семьях. Петр взял себе в жены женщину, которую в прежние времена не пустили бы даже на порог царских палат. Ни по своему происхождению, ни по неясному семейному статусу, ни тем более по нравственному облику избранница Петра Марта Скавронская (Екатерина Алексеевна) и близко не подходила на роль Царицы, и единственное, что сделало невозможное возможным, – это лишь ничем не сдерживаемое желание Петра. Впоследствии Екатерина была коронована Петром, а после его смерти возведена на престол, став Императрицей Екатериной I.

Типичное отношение к исполнению своих монарших обязанностей Петр I продемонстрировал и в ситуации с Царевичем Алексеем. После рождения наследника престола Государь должен был создать необходимые условия для его воспитания, образования и подготовки к будущему царствованию, что всегда и везде считалось одной из главнейших обязанностей правящего монарха. В условиях же, когда «реформаторская» деятельность Петра не находила поддержки даже в Царской семье, Государю следовало лично заняться воспитанием сына и его наставлением в нужном ключе, дабы гарантировать после своей смерти продолжение избранного политического курса. Но нелюбимый сын от нелюбимой жены Петру был неинтересен, а подниматься над своими чувствами ради исполнения долга Петру было несвойственно, поэтому в воспитании Царевича Петр участия не принимал. Когда же Алексей Петрович вырос и стало очевидно, что он не разделяет взглядов отца, последний вместо того, чтобы признать свою вину в этом и попытаться как-то выправить ситуацию, всю ответственность возложил на «непотребного сына», и как бы тот ни старался заслужить доверие и расположение отца, уже ничто не могло изменить отношение Петра к Алексею. Конфликт между Царем и Царевичем неуклонно нарастал и получил кровавую развязку в 1718 г., когда после устроенного Петром судилища над Царевичем Алексеем и вынесением ему смертного приговора за «измену» он был запытан до смерти в казематах Петропавловской крепости.

Хладнокровно убив неугодного сына-наследника, Петр на этом не остановился и в 1722 г. совершил еще один, более страшный и фактически окончательный подрыв самодержавной власти, издав Устав о наследии престола, в котором еще раз продемонстрировал свое необузданное стремление к никем и ничем не ограниченному самовластию. Данным законом Петр отменил исконный конституционно-правовой обычай престолонаследия и вместо него наделил монарха правом по собственному усмотрению назначать себе преемника. В высшей степени волюнтаристский устав 1722 г. подорвал основы упорядоченного, понятного и предсказуемого перехода престола от одного монарха к другому и закономерным образом в дальнейшем привел к полному хаосу на вершине власти и дворцовым переворотам, которые сотрясали Россию на протяжении нескольких десятилетий.

Но даже полностью изменив «под себя» порядок перехода монаршей власти, Петр и здесь умудрился наломать дров, за три года после издания закона так и не догадавшись сделать самое главное, от чего зависели будущее страны и продолжение дела всей его жизни, – назвать имя своего преемника. В итоге когда Петр Алексеевич внезапно смертельно заболел и данный судьбоносный вопрос встал в полный рост, в предсмертной агонии Государь только и смог начертать: «Отдайте все…», а кому «отдать», так и осталось без ответа.

В политической и управленческой сферах Петр I действовал столь же самовластно, по-абсолютистски. «Великий реформатор» фактически «объявил беспощадную войну всяким обычаям, равно как и старине, основанной на них»[27]27
  Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.). М., 2004. С. 218.


[Закрыть]. За решительным наступлением Петра на «московские» политико-правовые обычаи и упразднением прежних властных учреждений стояла вполне конкретная цель – убрать со своего пути к абсолютной власти любые помехи и преграды и на чистом листе создать совершенно новую, полностью подконтрольную и угодную ему систему отношений и органов. Для достижения указанной цели Петр прежде всего устранил два главных препятствия – Боярскую (Государеву) думу, с политическими мнениями и привычками аристократической части которой Государям приходилось считаться, и относительно независимую от государства Церковь во главе с Патриархом. Третье же препятствие на высшем уровне власти – Земские соборы – отпало само собой, поскольку, с одной стороны, в условиях практически поголовного неприятия навязываемых стране чуждых «преобразований» обращение Царя к «голосу земли» и корректировка государственного курса с учетом мнения народа были просто немыслимы, а с другой, в рамках модных в то время на Западе и воспринятых Петром политико-правовых концепций народ вообще не имел права что-либо указывать своему монарху и должен был беспрекословно исполнять любые его повеления. Ликвидировав или кардинально реформировав неугодные государственные учреждения на всех уровнях власти и разрушив ранее сложившиеся политико-правовые обычаи, Петр I добился того, чего страстно желал – своей тотальной власти, никем и ничем не ограниченной, ни от кого не зависящей и никому не подотчетной.

Еще одним показателем трансформации Самодержавия в абсолютизм стало обмирщение Верховной власти, умаление значения ее религиозного фундамента и предназначения. В рамках концепции полицейского (тоталитарного) государства целью Государя и возглавляемого им государства являлось достижение «общего блага», «всенародной пользы» и, по словам самого Петра, «чести и славы» России. Для реализации данной сугубо мирской цели Государь и наделялся неограниченной властью и правом детально и всеобъемлюще регламентировать жизнь своих подданных посредством издания необходимых законов и обеспечения их неукоснительного исполнения. В силу подобной десакрализации монаршей власти Государь «превратился из Божьего слуги в Отца народа и руководил им не ради душевного спасения, а ради благополучия имперского государства»[28]28
  История государства и права России: учебник / Под ред. Ю. В. Оспенникова. М., 2015. Ч. 1. С. 276.


[Закрыть], а на смену прежним религиозным идеалам и чаяниям Святой Руси, Москвы как Третьего Рима и Нового Иерусалима, которые должен был воплощать в жизнь Царь-самодержец, пришла сугубо политическая цель построения могущественной Великой России.