Текст книги "Юрий Гагарин – человек-легенда"

Воспоминания о Гагарине

ГЕРМАН ТИТОВ

…– Будем знакомы, Юра!

Голубоглазый «старлей» протягивает мне руку.

Окидываю его взглядом. Ладно пригнанная шинель. Чуть скошенная к правой брови фуражка придает молодому лицу выражение озорного мальчишества.

– Герман, – отвечаю я и крепко пожимаю руку своему новому товарищу. «Станем ли мы друзьями?» – мелькает в сознании.

А Юра сдвигает фуражку на затылок, – я вижу чистый без единой морщинки лоб, – таинственно озирается по сторонам и, сощурившись, говорит полушепотом:

– Есть идея…

Не понимая еще, в чем дело, я удивленно смотрю на Юру, а он наклоняется к моему уху и шепчет:

– Бросаем авиацию и подадимся в писатели, – загадочно помолчав, он добавляет: – Псевдоним я уже придумал…

Юрий выпрямляется и весело, громко выкрикивает:

– Юрий Герман…

Я смеюсь от души, а про себя думаю: «С этим-то мы подружимся».

…Голос Каманина:

– Комиссия решила: лететь Гагарину. Запасным готовить Титова.

Мгновенное чувство разочарования. Но сразу беру себя в руки.

Гагарин с фотоаппаратом

Вижу Юрины глаза, сияющие радостью, веселую ямочку на его щеке, слышу его удовлетворенный вздох и ловлю себя на мысли, что я одновременно и рад за Юру, и по-хорошему завидую ему. Юрий вскидывает на меня свои светящиеся глаза – в них не одна только радость. К радости подмешано смущение. А по тому, как он силится сдержать улыбку, чувствуется, что Юра вроде бы даже стыдится своего везения.

– Скоро, Гера, и твой старт! – доносится до меня.

…После похорон я поехал на Владимирщину, в Киржачский район, туда, где в глухом лесу, неподалеку от деревеньки Новоселове, горбится серый камень. «Здесь будет установлен памятник…» – высечено на камне. В том месте, куда упал самолет, – глубокая яма, наполненная тихой водой. Кто-то заботливый обсадил яму елочками. А выше – березы. Без макушек и верхних ветвей. Долго, не отрывая глаз, смотрел я на искалеченные деревья: все хотел – хоть что-нибудь – узнать о последних в жизни секундах двух отважных людей.

…Проходят годы, но по-прежнему хмуро молчат березы, и я по-прежнему пытаюсь во что бы то ни стало представить себе, как же все это было.

Крутится магнитная лента, и сквозь безобидные, мирные потрескивания эфира, сквозь раскатистое громыхание двигателя, работающего в нормальном режиме, слышится:

– Я 625-й. Полет в зоне закончил. Беру обратный курс.

В голосе Юры ни нотки встревоженности. Сдержанный голос человека, занятого делом. Кто на командном пункте мог подумать, что это последние Юрины слова? «Беру обратный курс» – означало, что Серегин и Гагарин возвращаются на аэродром.

Но напрасно вглядывался в серое небо руководитель полетов – машина не появлялась.

Но впустую – на ветер – бросал оператор призывные слова:

– 625-й! 625-й! Сообщите свои координаты! 625-й! Отвечайте!.. 625-й!.. 625-й!..

625-й не отзывался…

Закрываю глаза и снова вижу исковерканные взрывом деревья. Напрягаю слух и слышу: в мартовские шорохи леса ввинчивается пронзительно-тонкий свист, а через мгновение – хруст и треск ломающихся берез и короткий взрыв, сокрушительный, гулкий, отдающийся эхом в лесной чаще. Потом тишина. Все… Только намного светлее стало на поляне, раздавшейся вширь…

Юрий Гагарин беседует с миллионами телезрителей

С дочкой Леной

оператор повторяет и повторяет позывные – трехзначное число, похожее на номер пропуска, дающего право на небо. Этот пропуск уже просрочен, но оператор заставляет себя не верить в то, что случилось непоправимое, и продолжает взывать:

– 625-й!.. 625-й!..

Такая картина представляется мне.

ПРОФЕССОР М. ВАСИЛЬЕВ

Говоря о Юрии Гагарине, никогда не следует забывать Сергея Павловича Королева, который любил Юру, как сына. Сергей Павлович говорил:

– Юра – олицетворение вечной молодости нашего народа. В нем счастливо сочетаются природное мужество, аналитический ум, исключительное трудолюбие.

Да, Юрий Гагарин был настоящим русским парнем – честным, добросовестным, дорожащим своим добрым именем. Главным в его характере, по-моему, были жизнерадостность и жизнелюбие.

ВРАЧ ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ КАРПОВ

Известно, что рядом были другие космонавты. Они тоже были хорошо подготовлены и могли успешно выполнить задание – проложить первую космическую борозду. Гагарин «обременен» семьей – у него малые дети… Казалось, разумнее было послать в первый полет холостого. Мало ли что могло случиться?

Послали, однако, его, Гагарина. Выходит, он был лучшим из лучших? Проще всего сказать: «да». Но ведь я уже упомянул, что и другие могли… Дело в том, что для первого полета нужен был человек, в характере которого переплеталось бы как можно больше положительных качеств. И тут были приняты во внимание такие неоспоримые гагаринские достоинства:

Беззаветный патриотизм.

Непреклонная вера в успех полета.

Отличное здоровье.

Неистощимый оптимизм.

Гибкость ума и любознательность.

Смелость и решительность.

Аккуратность.

Трудолюбие.

Выдержка.

Простота.

Скромность.

Большая человеческая теплота и внимательность к окружающим людям.

Таким он был до полета. Таким он встретил свою заслуженную славу. Таким он остался до конца.

АНДРИЯН НИКОЛАЕВ

Мне посчастливилось жить и работать, как говорят, бок о бок с Юрой с 1960 по 1968 год… Вместе проходили сложную программу подготовки к полетам в космос. И сейчас хорошо помню то напряженное время. Гагарин всегда был бодр, общителен, отзывчив. Он обладал бесценным даром создавать атмосферу теплоты и душевности всюду, где появлялся, – на работе, во время отдыха, на наших «мальчишниках». Любил шутку.

Монтаж модели в аэродинамической трубе

Юрий Гагарин устраивает мастер-класс в родном летном училище

То, что совершил Юра, мог совершить только он. Почему именно он был первым? Его имя назвали за два дня до полета. И никто из нас не удивился, внутренне мы ждали, что Государственная комиссия остановит свой выбор на Гагарине. Взвесив все «против» и «за», каждый из нас молчаливо проголосовал за него.

Но – хотите верьте, хотите нет – только после того, как прозвучало правительственное сообщение о первом космическом полете, мы поняли, в каком грандиозном историческом событии довелось нам участвовать. У нас точно крылья выросли! Начало есть!.. А до этого мы просто работали, и никто из нас не думал о подвигах.

Замечательный летчик-испытатель Григорий Седов однажды сказал: «Если испытатель перед полетом говорит себе, что он идет на подвиг, значит, он к полету не готов».

Юрий перед полетом думал только о полете. А уж люди сами назвали его героем.

Юрий Гагарин после экзамена

Гагарин производит посадку на моделируемом стенде

ВЛАДИСЛАВ ВОЛКОВ

У Юрия было очень подвижное лицо. Малейшие оттенки настроения отражались на нем, как у всякого горячего по натуре человека.

При всей своей уравновешенности Юра был горяч – горяч в деле. Все, что касалось нашей работы, волновало и трогало его. Он с детской непосредственностью радовался каждому нашему успеху, тяжело переживал, если вдруг возникали какие-либо неприятности. Нет, он не боялся трудностей. Просто он очень «болел» за дело. Очень… Своею страстностью, добросовестностью, исключительно развитым чувством ответственности он заражал всех нас – мы учились у него.

Благодаря своей профессии я знал, что вот-вот в космос будет запущен человек. Но как бы я ни был готов к этому, сообщение о полете Гагарина потрясло меня, ошеломило, привело в восторг. После гагаринского полета я начал призадумываться: а под силу ли и мне совершить такое? После долгих медицинских мытарств я вместе с Алексеем Елисеевым, Валерием Кубасовым и Виталием Севастьяновым был направлен в отряд космонавтов. Здесь-то я и узнал Гагарина по-настоящему.

У Юрия было много друзей среди летчиков и космонавтов, среди людей, разных по возрасту и по общественному положению. Ему чуждо было сознание собственной исключительности, чуждо было любование собой и своей славой. Гагарин постоянно находился в движении, в росте, как и космические события, от которых он не отделял себя. Он непрерывно учился и все крепче связывал себя с наукой. Он говорил, что дальнейшее освоение космоса не обойдется без космонавтов-ученых, и ставил себе в пример Константина Феоктистова.

АКАДЕМИК БОРИС НИКОЛАЕВИЧ ПЕТРОВ

Я глубоко убежден: пройдет не одно десятилетие, пройдут века, в памяти человечества многое сотрется или утратит свою первозданную ценность, но имя Юрия Гагарина в анналах истории земной цивилизации останется навсегда.

Ю. Гагарин в гостях у московских писателей

Мы говорим довольно скромно: «Первый орбитальный полет человека»… А ведь это величайший подвиг человечества. Стоит ли доказывать, что величие этого поистине исторического события не в одном лишь преодолении технического и научного порядка? Это было и преодоление «рубежа возможностей» человека, ломка психологического барьера: это был, по существу, прыжок в неизвестность!

Первому полету человека в космос предшествовала серьезнейшая программа подготовки. Но на долю впервые стартовавшего в космос человека все равно оставалось немало неизведанного. Вот почему слова «Мужество» и «Героизм» здесь беспредельно весомы! Потребовалась огромная любовь к Родине и человечеству, беззаветная преданность науке и прогрессу, чтобы с таким спокойствием и уверенностью отправиться в первый космический рейс.

Навсегда запечатлелось в нашей памяти знаменитое гагаринское: «Поехали!» – возглас очень земной, человечный: с ним и в былые времена отправлялись в путешествие на Руси…

ВИТАЛИЙ СЕВАСТЬЯНОВ

Юрий не был прост, как это могло показаться. На самом деле он был очень сложным человеком. По-хорошему сложным. Он, как губка, впитывал в себя все хорошее. Причем это непрекращающееся накопление духовных ценностей и знаний шло как-то непроизвольно. От встречи к встрече я убеждался, насколько разумно, перспективно понимал он стратегию многих космических кораблей. Он рос буквально на глазах. И это в условиях постоянной занятости, когда человек может просто не найти времени на то, чтобы углублять свои познания и духовно совершенствоваться.

И еще я должен сказать, что бремя славы Юрий пронес на редкость скромно. При всех огромных возможностях он не делал ни шагу для того, чтобы упрочить и увеличить свою славу. Однажды я спросил его:

– Что, Юра, тяжела шапка Мономаха? Он ответил:

– Скажу честно: очень тяжела. – Помолчал и добавил: – Но нужно…

И в этом одном слове «нужно» – весь Гагарин.

КОНСТАНТИН ФЕОКТИСТОВ

Гагарин никогда не играл и не пытался играть роль человека-уникума. Он отдавал себе ясный отчет в том, что является обыкновенным человеком, попавшим в необыкновенные обстоятельства.

Это очень редко встречающийся дар – при любых обстоятельствах оставаться самим собой. У Гагарина имелся такой дар. Он был естественным на космодроме, он был естественным после полета, когда все его носили на руках, чествовали, приветствовали. Все для него было естественным и обычным.

Первые автографы. Внуково. 14 апреля 1961 г.

Помните, что сказал Гагарин о своем дублере Германе Титове? «Он был тренирован так же, как и я, и, наверное, способен на большее. Может быть, его не послали в первый полет, приберегая для второго, более сложного?..» Разве эти слова не подтверждают сказанного мною?

ВЛАДИМИР ШАТАЛОВ

Наверное, главное, чему научил нас Гагарин, так это – отношению к людям. В полной мере понял я высокую гагаринскую человечность на случае, который может показаться пустячным.

Это произошло в день, когда впервые проводилась стыковка двух автоматических спутников. Мы должны были как можно скорее попасть на пункт управления, но возле гостиницы нас задержала толпа. Люди набросились на Гагарина, протягивая ему открытки, книжки, блокноты. Я начал поторапливать Гагарина:

– Давай, давай по-быстрому, опаздываем же!..

– Сейчас, сейчас… – успокаивал меня Юра, а сам продолжал раздавать автографы.

Потом нам пришлось на дикой скорости мчаться к автобусу, потому что времени оставалось в обрез.

Для меня нет ничего более глупого, чем опаздывать, и, разумеется, я не удержался – попрекнул Юрия:

– Несерьезно это – автографы. Ну что за мода? Разве можно так транжирить время?

Гагарин ответил:

– Нужно. Ведь люди же просят. Как же отказать им в просьбах?

Я продолжал свое:

– А зачем они суют всякие клочки бумаги?

– Ты не прав, – возразил Гагарин, – не беда, что человек не припас заранее фотографию или книгу. Он вообще не готовился к встрече, вот и дает на подпись то, что имел под рукой. Автографы люди просят не для того, чтобы похвастаться перед соседями и сослуживцами, а на память об этих годах. О самом начале космической эпохи. Может быть, человеку приятно будет передать мой автограф детям, рассказать им, как встречался с людьми, которые работают в космосе… Словом, слетаешь – сам почувствуешь. Это пока не подходят к тебе люди, не просят тебя ни о чем, ты думаешь, что сможешь отмахнуться хотя бы от мелочей. А вот когда слетаешь…

Слетав, я понял, насколько прав был Юрий.

НИКОЛАЙ РУКАВИШНИКОВ

Мне очень нравился Юрий Алексеевич Гагарин. Он вызывал чувство огромного уважения к себе. Он мог быть и строгим, мог быть и добрым. И дружелюбие, расположенность к людям не мешали ему проявить, если надо, твердость характера. Для нас он был очень крупной и авторитетной фигурой в Центре подготовки космонавтов. В том случае, когда у нас возникал какой-либо трудный вопрос, именно Юрий Алексеевич помогал найти решение.

Партия в бильярд

Все знают обаяние гагаринской улыбки, но, может быть, самой поразительной была его манера беседовать с человеком. Она тоже моментально располагала к нему собеседника. Он встречал вас так, что вы сразу же понимали: этому человеку очень интересно с вами. Вслух он ничего особенного не произносил, а только смотрел с доброжелательностью, настраивающей на откровенность, и так внимательно слушал, что казалось, вы хорошо и давно знакомы с ним.

ГЕОРГИЙ БЕРЕГОВОЙ

Я познакомился с Юрием Алексеевичем, когда он находился уже в зените славы. Людям, не встречавшимся с ним лично, Гагарин казался тогда каким-то необыкновенным человеком. А он тем временем оставался таким же, каким был до полета, – простым, скромным, отзывчивым. Мы, его товарищи по профессии, видели в нем благожелательного, умного советчика, образцового офицера. И хотя он был моложе некоторых из нас, поучиться у него можно было многому. Выдержка, дисциплинированность, необычайное трудолюбие, оптимизм, эрудиция, убежденная целеустремленность коммуниста, общительность и доброта – всеми этими благородными качествами Юрий Алексеевич Гагарин был наделен очень щедро и ими, собственно, руководствовался во всей своей жизни.

На баскетбольной площадке

Лена Гагарина играет на пианино

У космонавтов, как правило, отличное здоровье. А у Гагарина оно было просто железное. И дело вовсе не в исключительных природных данных, а в том, что он старался не подрывать своего здоровья: не был пристрастен к спиртному, курил мало, круглый год занимался спортом. Он пробовал себя во многих видах спорта и, в частности, очень любил баскетбол, теннис, хоккей. В последние годы Юрий Алексеевич увлекся водными лыжами и усиленно рекомендовал этот вид спорта космонавтам, даже сам тренировал их.

На первых порах я удивлялся, как это его хватает на все, если он был необычайно загружен учебой, тренировками, депутатскими обязанностями, встречами и поездками? Но объяснение есть всему. Гагарин был предельно организованным человеком, знал цену времени и умел четко планировать его. '

Эти качества он прививал не только нам, но и своим дочерям, для которых установил строгий режим дня.

Семьянин он был на редкость хороший. Случалось, что Валентина Ивановна уезжала с подругами в театр, а так как детей оставить было не на кого, то забота о них поручалась «папе Юре». Когда Валентина Ивановна возвращалась домой, Юрий Алексеевич с присущим ему юмором докладывал, взяв под ко зырек:

– Товарищ жена, дети помыты, покормлены и спят. Никаких происшествий не было.

При всей своей требовательности Юрий Алексеевич был в то же время ласковым, заботливым отцом. Часами играл он с девочками, веселил их, загадывал загадки, читал книги.

Я не могу спокойно смотреть телевизионный фильм о Юрии Алексеевиче. Особенно на меня действуют кадры, в которых он запечатлен вместе с дочками.

Юрий Алексеевич спрашивает Галю:

– Ног нет, а хожу, рта нет, а скажу, когда обедать, когда спать, когда уроки начинать. Что это такое?

– Часы, – отвечает сообразительная Галя.

– Все она знает! – хвалит дочку отец и обращается к Леночке: – Давай, Лена, такую загадку загадаем, чтобы она не знала.

Валентина Гагарина с дочерьми Леной и Галей

Юрий Гагарин играет в теннис

Леночка задумывается:

– Какую?

Юрий Алексеевич листает книжку, приговаривая:

– Сейчас найдем… Вот! – радостно восклицает он и лукаво поглядывает на Галочку: – Это ты не знаешь: белая скатерть все поле покрыла. Что это такое?

Но Галю не так-то просто загнать в тупик. – Снег, – угадывает она.

Юрий Алексеевич притворно сокрушается: – Тоже знает…

ЕВГЕНИЙ ХРУНОВ

Юрий Гагарин уже при жизни стал легендой, символом того, на что способен человек. Именно поэтому я считаю своим долгом сказать, что нельзя – так еще бывает! – изображать Гагарина как этакого развеселого ухаря-парня с вечной улыбкой на лице.

Да, он любил жизнь, людей, умел порадоваться от души, был удивительно чутким. Но в работе – а это большая, главная часть его жизни – Гагарин был необычайно сосредоточенным, когда надо – требовательным, строгим. И к себе, и к людям. Поэтому вспоминать впопад и невпопад об улыбке Гагарина – этого великого труженика – значит заведомо обеднять его образ.

БОРИС ЕГОРОВ

Я согласен, что, вспоминая о Юре, не следует кстати и некстати наклеивать на его лицо улыбку. Но и в другую крайность тоже ударяться не следует. Как бы там ни было, перефразировав общеизвестный афоризм, можно выразиться так: «улыбнись, и я скажу тебе, что ты за человек». А гагаринская улыбка – это улыбка особенная. Щедрая, оптимистическая, она своим мягким светом – не по щучьему велению, а по его, Юриному, хотению – мигом гасила традиционный ореол величия и, ломая нагромождения условностей, сближала его с людьми, превращала из респектабельного героя в доступного, обаятельного, простого человека. Словом, улыбка была одним из многочисленных штришков, придававших выразительность облику Гагарина. Одним из… Но художники знают, как важен даже малейший штришок, чтобы не пропало ощущение подлинности.

Ю. А. Гагарин и В. М. Комаров

Конспект Гагарина по аэродинамике

Штрихи, детали, незначительные, казалось бы, подробности приходят мне на память. К примеру, вот такие.

Космодромовская столовая. Не какая-то специальная, фешенебельная, рассчитанная на избранных, а рядовая, нормальная – столовая самообслуживания, каких сто тысяч других в России. В общей очереди, за молоденьким инженером в очках с массивной оправой, перед широкоплечим рабочим в диагоналевой синей спецовке, стоит Юра с «персональным» подносом в руках.

К спорту Юра вообще питал слабость, но справедливо подчеркивал, что занятие спортом не должно быть самоцелью, что главное не рекорды, а физическая закалка. Чем он только не увлекался! Баскетбол, прыжки с парашютом, лыжи, бадминтон, легкая атлетика… Да стоит ли перечислять? Упомяну еще лишь о том, что в последние годы Юра заинтересовался водными лыжами и какое-то время даже возглавлял федерацию водных лыжников.

Надо было видеть его на водных лыжах! Попав во власть морской стихии, голубизна которой сливалась вдали с синевой безоблачного неба, Юра был неуемен и летел по волнам, как на парусах. Это крылатое скольжение над бездной было торжествующим ликованием человека, поистине не знавшего страха ни на земле, ни в космосе, ликованием человека, устремленного в будущее.

ВИКТОР ГОРБАТКО

Даже отправляясь в заграничную командировку, Юрий брал с собой конспекты. Я видел эти бесподобные конспекты Гагарина. Обстоятельно записанные лекции. Аккуратно перерисованные чертежи и схемы. Если по не зависящим от него обстоятельствам

Гагарин на занятиях в академии

Гагарин вынужден был пропустить лекцию, то брал конспект у кого-нибудь из нас и переносил недостающее в свою учебную тетрадь.

Учиться было трудно. Руководство учебного центра Звездного городка не делало скидки на то, что мы, кроме всего прочего, еще и слушатели академии, ну а в академии, известно, спрашивают со всех одинаково. Хорошо еще, что отрядный распорядок был обдуманно увязан с расписанием академических занятий. Несколько дней в неделю мы с утра до вечера занимались в учебном центре и несколько дней слушали лекции в «Жуковке». Воскресенье иногда было выходным. В общем, нагрузки были еще те – не для слабых. И если нам приходилось несладко, то Гагарину и подавно. Но он не требовал для себя никаких поблажек, все экзамены и зачеты сдавал в срок, вместе с нами. И как сдавал! Четверки лишь изредка мелькали в его зачетной книжке.

Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского, с блеском защитив дипломный проект, Гагарин окончил на «отлично». И мы понимали: диплом с отличием он получил не потому, что он Гагарин, а потому, что он настойчивый человек. На этот счет никто из нас не сомневался, как не сомневалась в Гагарине Государственная комиссия, предложившая ему остаться при академии, в адъюнктуре. Юрий поблагодарил ученых мужей за столь заманчивое предложение и отказался…

Расшифровка пленки с записью экспериментального результата

ВАЛЕРИЙ КУБАСОВ

Мне довелось готовиться совместно с Юрием Алексеевичем к полету на новом в то время корабле «Союз». Он страстно хотел продолжать полеты в космос, а «Союз» был машиной принципиально новой, необлетанной. Вполне понятно, что при его освоении то и дело возникали сложные ситуации, что-то не получалось. Что скрывать, порой у меня появлялось раздражение, и оно, видимо, выплескивалось наружу. Реакция Гагарина была неизменной – он отводил меня в сторону и мягко говорил: «Спокойно, держи себя в руках». Думаю, что эта черта сыграла немаловажную роль при выборе кандидата на первый космический полет.

Во многом благодаря общению с Гагариным я научился более спокойно вести себя в любой, даже в самой напряженной ситуации.

Юрий Гагарин с друзьями на рыбалке

Заканчивался очередной день, насыщенный тренировками и зачетами, и Юрий частенько возвращался в свой служебный кабинет к деловым бумагам и письмам избирателей – он был депутатом Верховного Совета СССР. Случалось, исполнял свой депутатский долг в не совсем обычной обстановке… Как-то мы засиделись в «Союзе» дольше обычного, допоздна. Огромный цех опустел, и, видимо, улучив спокойный момент, к Гагарину подошел рабочий и рассказал про свое житье-бытье: в семье пополнение, а с жильем плохо, тесновато. В общем, попросил помощь. Нужно ли говорить, как занят космонавт, готовящийся к полету, сколь плотно был заполнен день Гагарина. Однако он счел своим долгом наутро побывать в профсоюзном комитете предприятия и получить заверения в том, что рабочему в ближайшее время предоставят новое жилье.

Парашютные прыжки с П. Беляевым

ГЕОРГИЙ ШОНИН

Кем бы он стал, оставшись в живых? Крупным военачальником? Ученым? Конструктором? Трудно сказать… Бесспорно одно – все свои силы, энергию, талант и горячее сердце он посвятил бы делу, которое начал, делу освоения космического пространства. Ибо не в его правилах было останавливаться на полпути».

Я прикрываю глаза – и передо мной мелькают картины, как кадры документальной ленты. В них Юрий в разное время и в разной обстановке. Везде разный, и вместе с тем везде он остается одним и тем же – самим собой…

Что же касается мудрости, то даже я, знавший Юрия дольше, чем кто-либо другой из отряда космонавтов, не переставал удивляться: откуда столько ее у этого простого парня? Скромность же Юрия была врожденной, без всякой претензии на исключительность. Как скромна и не броска природа и земля, на которой он родился и вырос.

ПЕТР КЛИМУК

Когда меня спрашивают, может ли космонавт быть примером для «простых смертных», я всегда вспоминаю Юрия Гагарина. Есть судьбы, которые становятся олицетворением самых благородных и самых заветных устремлений целого поколения. Такова судьба Гагарина. Его яркую личность формировало время. И он сам, его жизненный путь, и его характер – космический без всяких кавычек – оказали самое сильное влияние на поколение космонавтов. Мы шли по его стопам с мыслью быть похожими на него, учились у него мужеству, преданности мечте.

В Звездном мы встречались с ним каждый день. Во всем, что мы тогда делали, была частичка его ума, труда, помыслов. И каждый раз я с благодарностью думал как о большой жизненной удаче, что Гагарин был для меня больше, чем учитель».

Ю. Гагарин после защиты диплома

ЛЕВ ДЕМИН

Хорошо запомнился один случай. Весной 1963 года группа инженеров, прибывших в качестве космонавтов в городок, выехала на подмосковный аэро дром для выполнения программы парашютной подготовки. Вместе с нами на прыжках были Ю. А. Гагарин и П. И. Беляев.

Инженеры только начинали программу и прыгали еще с «веревкой», т. е. с вынужденным раскрытием парашюта, а Гагарин и Беляев выполняли прыжки с задержкой в 20 секунд. Прыгали и мы, новички в парашютном деле, и часто на земле нас встречали врач и Гагарин. Юрий умел держать себя запросто, как равный. Мы слышали теплые, ободряющие слова и советы человека, прошедшего путь, который нам еще предстояло одолеть. В эту зиму мы, группа инженеров, выполнили по пять прыжков. Несколько раз пришлось прыгать с Гагариным в одном вылете.

Естественно, что находящиеся на борту самолета начинающие парашютисты присматривались друг к другу, особенно к Юре. Он меня удивил. Веселый и оживленный перед взлетом и сосредоточенный, молчаливый – в полете. Такой переход от одного состояния к другому был для меня непонятен. Перед взлетом мы отработали все элементы прыжка, задание известно и хорошо усвоено. Поэтому в полете, как мне казалось, можно бы поговорить на отвлеченные темы. Набравшись храбрости, я как-то спросил Юру о причине такого «ухода в себя».

– Перед прыжком я мысленно «проигрываю» свои предстоящие действия: как встану у двери, на чем сосредоточу внимание, как оттолкнусь от борта самолета, как буду стабилизировать падение, как открою парашют и многое другое. Повторить порядок действия непосредственно перед прыжком – большое дело.

Впоследствии я всегда применял это правило, оно стало для меня обязательным элементом подготовки.

ВАСИЛИЙ ЛАЗАРЕВ

Среди многих замечательных черт Юрия Алексеевича Гагарина мне бы хотелось особенно подчеркнуть его обязательность. Он никогда не обещал того, чего не мог выполнить. Вроде бы и отказываться неловко, и никто потом не упрекнет, «войдут в положение», если не сделаешь, но он предпочитал или отказываться сразу, или обязательно делать. И это было уже чертой характера, потому что проявлялось, я повторяю, в мелочах.

В салоне самолета

Вот я помню, был однажды день моего рождения. Я пригласил Юрия Алексеевича: мы с ним были соседями по дому. Он говорит:

– Я бы с удовольствием пришел, но у меня в Москве неотложное дело, освобожусь очень поздно.

– Приходи поздно.

– А если я приеду часа в два?

– Приходи в два.

– Хорошо, я приду обязательно.

В два часа ночи, уже гости мои начали расходиться, звонок в дверь, пришел Гагарин.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ (РУКОВОДИТЕЛЬ ДИПЛОМНОЙ РАБОТЫ Ю. А. ГАГАРИНА В АКАДЕМИИ)

Юра как-то по особому ценил все доброе, искреннее, что несли ему люди. В академии он общался со многими, и все хотели помочь ему в страдную пору учебы, особенно при завершении дипломной работы.

Прогулка с колясками

Но и он старался не оставаться в долгу. От всех событий «местного значения» – дней рождений сотрудников, получение квартиры, рождение ребенка – он не оставался в стороне. Он не забывал поздравить, подарить сувенир, входил в общий пай на подарок. При этом широту души и щедрость проявлял такие, что его все время надо было сдерживать.

АЛЕКСЕЙ ЛЕОНОВ

…Утро было хмурое, промозглое, ветреное. Я отправился с группой товарищей в тренировочный полет – отрабатывать парашютные прыжки. Все мои подопечные выбросились из самолета при первом же заходе, а второго решили не делать, потому что погода портилась на глазах – по небу сплошняком пошла низкая облачность, прикрывая землю как бы рыхлой, свалявшейся ватой.

– Поворачиваем домой! – крикнул я пилоту. И тут над нами пронесся реактивный самолет. Прогремел, промелькнул и скрылся из виду. Потом вдалеке грянул взрыв…

Очень тревожно стало на душе, хотя я еще не знал, что случилось. Когда мы приземлились на аэродроме, инженер доложил мне:

– Владимир Серегин и Юрий Гагарин не вернулись из полета. Горючее у них кончилось двадцать минут назад.

…Я закрываю глаза, передо мной встает Юрино лицо. Оно очень подвижное, его лицо. Малейшие оттенки настроения отражаются на нем и быстро меняются, как у всякого горячего по натуре человека…

Юра был горяч. Горяч в деле. Все, что касалось нашей работы, волновало и трогало его. Он с детской непосредственностью радовался каждому нашему успеху, тяжело переживал, если возникали какие-либо препятствия.

Нет, он не боялся трудностей. Он очень болел за дело. Очень! Своей страстностью, добросовестностью, исключительным чувством ответственности он заражал всех нас. Мы учились у него.

О нем можно много рассказывать. Юра – открытая душа, без хитростей, без подвоха. Он весь на виду…

Ю. Гагарин с женой Валентиной. Оренбург. 1957 г.

ДОЦЕНТ ВОЕННО-ВОЗДУШНОЙ АКАДЕМИИ ИМЕНИ Ю. А. ГАГАРИНА ПОЛКОВНИК ВАЛЕНТИН ПЕТРОВ

Гагарин, как все русские люди, был человеком крещеным и, насколько я могу знать, верующим. Для меня незабываемой остается наша совместная поездка в Троице-Сергиеву лавру в 1964 году, как раз когда Гагарину исполнилось 30 лет. Он, такой заводной по натуре, как-то напрямую меня спросил, был ли я в лавре. Получив утвердительный ответ, предложил поехать еще раз, и мы отправились сразу же – вечером, переодевшись в «гражданку». Дураки дураками, конечно, потому что Гагарина ведь во что ни переодень… Когда мы пришли в лавру, толпа народу пошла к нему за автографами. Еще даже служба не успела кончиться, но все, узнав о приезде Гагарина, поспешили к нему. Вот такая была народная любовь к Юре, и он не мог никому отказать.

Тогда, в лавре, нас, а в первую очередь, конечно, Гагарина спас отец наместник. Он завел нас к себе в келью:

«Ну, а кто мне поверит, что у меня в келье был Гагарин?»

А Гагарин ему: «Ну, а кто не поверит?»

Достал свою фотографию, надписал «Отцу наместнику от Гагарина, с наилучшими пожеланиями»

и подарил.

Потом отец наместник предложил нам посетить ЦАК. Мы удивленно отвечаем: «Что Вы, отче, да мы в ЦАГИ были!», имея в виду наш Центральный аэрогидродинамический институт. Потом выяснилось, что речь идет о Церковно-археологическом кабинете при Московской духовной академии. Мы туда, конечно, пошли, и там произошел случай, который меня потряс полностью. Когда мы подошли к макету храма Христа Спасителя, Юра заглянул внутрь, посмотрел и говорит мне: «Валентин, посмотри, какую красоту разрушили!» Очень долго он на него смотрел тогда…