Текст книги "Проклятие Кукуя. Тайны и были Немецкой слободы и её обитателей"

Страшная болезнь накануне свадьбы

Пётр Второй. Эрмитаж

Итак, Александр Данилович Меншиков в опале. Юный император переезжает в Москву, во дворец деда на Яузе (в т. н. Лефортовский дворец – прим. автора), в бывшие палаты Меншикова. Здесь же проходят заседания Верховного тайного совета, решающего судьбы России…

Торжественный въезд Петра в Москву состоялся 4 февраля 1728 года. Для следования праздничного императорского поезда были построены триумфальные ворота в Земляном городе, от Синода Воскресенские в Китай-городе, от купечества в Белом городе. Они были обиты шпалерами и коврами и украшены эмблематическими картинами, символизирующими торжество коронации.

После церемониала коронации, 27 февраля 1728 года, для гостей был устроен фейерверк на Царицыном лугу.

Описание иллюминации на коронации императора Петра II

Впервые к традиционным императорским регалиям при коронации Петра Второго была добавлена алмазная цепь ордена Святого Андрея Первозванного, что нашло своё отражение и в организации иллюминации.

В фаворе ныне стали другие князья – родовитые, Долгоруковы и Голицыны. Они сосредоточили в своих руках всю гражданскую и военную власть.

Император же лишь охотится, да иногда хворает. «Всё в России в страшном расстройстве, царь не занимается делами и не думает заниматься», – доносят иностранные посланники своим дворам.

Об этом времени есть очень интересный источник – донесения датского чрезвычайного посланника Ганса Георга Вестфалена (или Вестфаля – прим. автора). Они написаны на французском языке и адресованы датскому королю Фридриху IV, датскому статс-секретарю по иностранным делам фон-Гагену и неизвестному лицу (по-видимому, принцу датского королевского дома – прим. автора).

Вот, что Вестфален пишет: «Москва, 2 февраля – 22 января 1730 г. Ваше Высочество! Тот образ жизни, который вёл покойный юный монарх России: пребывание на охоте с утра до ночи, не взирая ни на какую погоду, неправильность в еде, целые ночи, проводимые в танцах, вследствие этого недостаток сна, привычка пить холодное, разгорячившись – всё это заставляло меня постоянно опасаться за его жизнь, тем более что у него до сих пор не было ещё оспы. Это справедливое опасение не покидало меня даже среди всеобщего веселья придворных празднеств, на которые меня постоянно приглашали, и давным-давно побуждало меня выведывать о настроении умов относительно выбора преемника юному монарху, в случае его внезапной кончины.».

Пётр Второй привычно проводил время в своих юношеских забавах, редко показывался на заседаниях Совета, но всё чаще находился в подавленном состоянии духа.

Может его не покидала печаль по безвременно умершей сестре Наталии или мучила совесть за судьбу Меншикова и бывшей невесты?

Юный император долго не находил себе места от одиночества, пока не сблизился с бойкой княжной Екатериной Алексеевной Долгоруковой, готовой на всё, лишь бы государь надел ей на палец обручальное кольцо. Теперь Пётр стал проводить с ней всё свободное время, оставив государственные дела на Остермана.

Отец Екатерины, отставной дипломат, князь Алексей Григорьевич Долгоруков, умел расположить к себе любого собеседника, всегда находя нужный тон и тему беседы.

Но при дворе уже открыто говорили о том, что Долгоруковы «навели порчу» на императора. Но, не тут-то было!

Ветреный Пётр также быстро стал охладевать к княжне Екатерине и порой уже грубо обращаться с ней даже в присутствии сановников. Как рассказывали, поводом к этому послужили слухи о том, что девушка будто оказалась ему неверна. А быть может, царю надоело давление Долгоруковых? Быстро они забыли, чьим внуком был император! Характер-то у него от деда – Петра Великого! Он столь же быстр на расправу. Тому недавний пример – скорая расправа над Меншиковым.

Император Пётр Второй. Неизв. худ.

«Царь начинает стряхать с себя иго», – пишут иностранные министры к своим дворам уже в начале 1730 года.

«Недавно тайком ночью уехал он к Остерману и у него имел совещание ещё с двумя другими членами Верховного тайного совета.

Виделся он и с теткою цесаревною Елисаветою, которая со слезами жаловалась ему на свое печальное положение: во всем терпит она страшный недостаток, даже соли не отпускают сколько надобно. Пётр отвечал, что он не виноват, он много раз давал приказания удовлетворить её требованиям, но он скоро найдёт средство разбить свои оковы.

До самого конца ходили упорные слухи, что фаворит хочет жениться на принцессе Елисавете, но что она никак не соглашается на это и объявила, что скорее вовсе не выйдет замуж, чем выйдет за подданного. Ненависть к ней Долгоруковых могла происходить отсюда; могла происходить и из опасения её влияния над Петром: они постоянно могли видеть помеху своим планам. Слух, что ей грозил монастырь от Долгоруковых, подтверждается последующим признанием князя Ивана, который приписывал опалу своей фамилии наговорам цесаревны и объявил, что хотел сослать её в монастырь и с отцом своим наедине о том говаривал для того, что казалась к ним немилостива», – сообщает Соловьев.

Тем временем Долгоруковы спешно готовились к двум свадьбам: женитьбе императора Петра на княжне Екатерине Алексеевне Долгоруковой и свадьбе царского фаворита, князя Ивана Долгорукова, на графине Наталье Борисовне Шереметевой, дочери покойного фельдмаршала. Хотя продолжали ходить упорные слухи, что Иван по-прежнему мечтает женить на себе принцессу Елизавету Петровну. О чём, впрочем, грезил и юный император.

Долгоруковы сплотились и бросили все силы на спасение столь долгожданного брачного союза с царем. И уговорили!

30 ноября 1729 года в Лефортовском дворце на Яузе состоялось обручение императора Петра Алексеевича и Екатерины Долгоруковой.

Якоб Бервик-и-Лириа (дюк Лирийский и Бервикский, 1695 – 1738 гг. – прим. автора), испанский посланник в России в 1727 – 1730 годах, в своих записках сообщает: «1729. Ноября 20 царь возвратился в Москву, и тут уже стали погромче говорить о свадьбе. Наконец 30 числа царь призвал к себе министров верховного совета, фельдмаршалов и других первейших особ, и объявил им, что вступает в брак с княжною Екатериною, старшею дочерью князя Долгорукого и сестрою фаворита. После сего всё подошли к руке, а потом отправились в апартаменты княжны, для того же.».

Это было грандиозное событие, о котором говорила вся Европа.

Леди Джейн Уорд Рондо Вигор

Леди Джейн Уорд Рондо Вигор, урожденная Гудвин, (1699—1783 гг.) в первом браке Уорд (Вард), – жена британского консула Томаса Варда (Thomas Ward) при русском дворе, вместе с которым приехала в Санкт-Петербург, (или, как альманах «Русская старина» называет её первым мужем голландского посланника де Вильде – прим. автора) вспоминает в письме подруге: «Юный монарх (по совету своего любимца, как предполагают) – (князя Ивана Долгорукова – прим. автора), согласился вступить в брачный союз с прелестною княжною Долгорукою, о коей я уже писала вам. Какой жестокий удар для двух любящих сердец (Леди Рондо имеет в виду тайный роман Долгорукой с братом германского посла – прим. автора). Но в этой стране девице нельзя отказываться от такового брака, по-видимому, столь счастливого.

В предыдущие два дня происходил сговор, это значит, что бракосочетание объявляется всенародно. За день пред тем княжна Долгорукая отвезена была в великолепный дом (Головинский дворец в Немецкой слободе – прим. автора), находящийся близ дворца (Лефортовского дворца на Яузе – прим. автора), в котором она и будет жить до самого бракосочетания.

На церемонию приглашали весь почётный класс: посетители сидели на скамьях в одной обширной комнате; государственные сановники, и высшее дворянство на одной стороне, иностранные министры и чужестранцы на другой. В конце комнаты возвышался балдахин, под которым стояли двои кресла и налой со Св. Евангелием; по сторонам налоя сидело множество духовенства. Когда все заняли места, вошёл император и разговаривал несколько минут с некоторыми особами.

Скоро приехала невеста из дому, в котором она жила, в своей карете, с матерью и сестрою, а брат её, бывший камергером, ехал впереди; за тем следовал длинный ряд императорских карет, брат проводил сестру до дверей комнаты, где принял её сам император, проводил до одних кресел и сам сел в других; эта любезная жертва (так я её называю) одета была в белое глазетовое платье, вышитое золотом, волосы были завиты, и четыре косы унизаны драгоценными каменьями; небольшая диадема украшала её голову.

Лицо её было бледно, и скромные взоры выражали задумчивость; посидев несколько времени, они встали и подошли к налою; здесь император наименовал княжну своею невестою и разменялся с нею кольцами, потом повесив ей свой портрет на правую руку, приложился вместе с нею к Евангелию; архиепископ Новгородский прочитал краткую молитву и поздравил императора с обручением; посидев ещё несколько, он назначил чиновников и статс-дам для двора своей супруги. После сего подходили к руке будущей государыни, которую поддерживал будущий её супруг, простирая каждому её руку до тех пор, пока все не кончили поздравления.

Под конец всё собрание тронуто было, когда подошёл к царской невесте несчастный, оставленный ею друг; до сих пор глаза обрученной устремлены были в землю, теперь она подняла их вверх, вырвала руку у императора и дозволила своему любимцу осыпать её поцелуями; в эту минуту тысячи различных страстей волновали её сердце и изменяли лицо; юный монарх, заметив это, покраснел; но когда новая толпа приближалась с поздравлением, друзья молодого человека вывели его, посадили в сани и увезли за город, как можно поспешнее. Поступок любовника слишком смелого и неблагоразумного в высшей степени!

Юный монарх открыл с своею невестою бал, который окончился скоро, и могу думать к её счастию, потому что её спокойствие, как я думаю, после этого происшествия исчезло, и она потеряла присутствие духа; боязнь и беспокойство выражались в её взорах. По окончании бала она отправилась в свой дом, но уже в императорской карете с короною. Вы сердитесь на меня, что я доселе не описала императора. Он высокого росту и довольно толст, судя по возрасту; ему 15 лет, он приятен собою, хотя лицо и загорело от частых выездов на охоту; черты лица правильны, но он близорук и, вообще, несмотря на то, что молод и красив, не имеет привлекательности и приятности; одет был в мундир светлого сукна, шитый серебром. Таким образом, княжна Долгорукая сделалась ныне императрицею!».

Якоб Бервик-и-Лириа в своих записках обходится без женских сантиментов: «Декабря 11, день Св. Андрея, все кавалеры сего ордена съехались во дворец (Лефортовский дворец на Яузе – прим. автора), а вечером совершилось обручение с величайшею пышностию.

Как скоро всё было готово для сего обряда, фаворит (князь Иван Долгорукий – прим. автора) отправился из дворца за принцессою, которая приехала с большою свитою.

Усадьба Ф. А. Головина. Главный фасад дворца. Худ. А. Шхонебек. 1705 г.

Весь дипломатический корпус был приглашен во дворец, а генералам и вельможам русским было приказано сбираться там же в 3 часа по полудни.

Как скоро принцесса приехала ко дворцу, то её встретили у крыльца обер-церемониймейстер и обер-гофмаршал, кои проводили её в залу, где уже всё было готово для совершения обручения. Она села у налоя в кресла, а по левую у неё сторону сели принцессы крови на табуретах, по правую же вдовствующая царица в креслах, а назади, мать её, сестра и родня.

Креслы царские были поставлены против кресел принцессы, подле стола, на котором лежало Евангелие; по правую сторону было место для чужестранных министров, а по левую для русских вельмож.

Посередине залы стоял налой, а подле него архиепископ Новогородский, первенствующий в России, со всем духовенством, в полном облачении. Против налоя был устроен великолепный балдахин, поддерживаемый шестью генерал-майорами.

Царь, получив донесение от обер-камергера о приезде принцессы, вышел в залу и, посидев несколько минут, стал с нею под балдахин, где архиепископ обменял их перстнями, по уставу греческой церкви. По окончании сего царь и принцесса сели опять на свои места, и тут все присутствовавшие подходили к целованию их рук, и была пушечная пальба. За тем сожжен был прекрасный фейерверк и начался бал, который продолжался очень недолго, потому что принцесса очень устала. Ужина не было; но для желавших поставлены были столы.

Надобно заметить, что хотя дом Долгоруковых был из древнейших в России и в это время сильнейшим по любви к нему государя; но все они так боялись, других, что в день обручения караул во дворце состоял из целого батальона гвардии 1200 человек, между тем, как в обыкновенное время занимают его только 150; даже приказано было гренадёрской роте, которой капитаном был фаворит, войти в залу тот час за царем, и поставить часовых ко всем дверям, даже велели зарядить ружья боевыми патронами и, если бы произошло какое смятение, то стрелять на недовольных. Это распоряжение сделал фаворит, не предуведомя о том фельдмаршала Долгорукого, своего дядю, который очень удивился, увидя эту роту в зале, как он сам сказывал мне после.

В 7 часов принцесса возвратилась к себе с тою же свитою.».

Княжна Екатерина Алексеевна Долгорукова. Неизв. худ.

Далее Якоб Бервик-и-Лириа подробно описывает саму церемонию: «Обряд обручения им. Петра II c княжною Долгоруковою происходил 30 ноября следующим образом. Описание это заимствовано из современных известий.

За день перед тем, к сему торжеству званы были, чрез гофмаршала Шепелева, её величество вдовствующая царица, государыня бабка его императорского величества (Евдокия Лопухина, первая жена Петра I – прим. автора), а их высочества: принцесса Елисавета, герцогиня Мекленбургская, принцесса Парасковия, и её высококняжеская светлость принцесса Мекленбургская, через императорского камер-юнкера; но принцессы фамилии Долгоруковой и ближние высокие сродники отцовой и матерней стороны, для препровождения принцессы невесты из Головинских палат ко двору, были званы чрез их собственного шталмейстера; также и все прочие знатные особы обоего пола, как русские, так и иностранные, приглашены были в два часа по полудни обыкновенным образом. По приезде их во дворец (Лефортовский дворец на Яузе – прим. автора), дамы были введены в апартаменты большой залы и стали по правую руку, а кавалерам указаны антикаморы его величества.

Определенный для сего торжества большой зал во дворце был убран следующим образом:

Посреди оного лежал большой персидский шёлковый подножный ковёр, на верхнем конце которого стоял четвероугольный стол, покрытый золотою парчою, а на нём лежал ковчег, в котором был св. крест; тут же были поставлены две золотые тарелки, на которых обручальные перстни благословлены быть имели. Перед сим столом, на ковре, держали за штанги шесть генерал-майоров изрядный, по серебряной парче золотом богато вышитый балдахин, под которым императорское обручение отправляться имело. Сии генерал-майоры были: князь Борятинский, Венедигер, Бибиков, Измайлов, Кейт и обер-комендант московский Еропкин.

По правую сторону лежал такой же долгий шёлковый подножный ковёр, на котором его величества креслы стояли, а более стульев на сей стороне не было.

По левую сторону лежал такой же ковёр, на котором стояли в ряд два зелёные бархатные, золотом вышитые кресла, и четыре также вышитые стула; но сии последние немного назад отодвинуты были. Кресла были: для её величества вдовствующей государыни бабки, и для её высочества императорской принцессы невесты, а четыре стула: для их высочеств: принцессы Елисаветы, герцогини Мекленбургской, принцессы Парасковии и её высококняжеской светлости принцессы Мекленбургской. За сими стояли, в другом, третьем и четвертом ряду, несколько дюжин стульев для их светлостей: принцессиной матери, принцессиных сестёр и других сродственных принцесс, и для других дам.

Князь Иван Алексеевич Долгоруков

А когда все ко двору съехались, тогда поднялся его светлость обер-камергер князь Иван Алексеевич Долгоруков, оной принцессы невесты брат, яко императорский, к сей церемонии принципиальный комиссар, со свитою императорских камергеров и императорских знатных карет и служителей, в Головинский дом, где принцессы фамилии Долгоруковой в собрании были, для препровождения императорской принцессы невесты к сему торжеству.

А когда его светлость обер-камергер туда прибыл, тогда он, вышел из кареты, пошёл в комнаты и объявил причину своей присылки, притом просил принцессу к походу, и сведши её на низ, проводил до кареты, а сам был в своей карете. После сего поход начался следующим образом:

1. Шли две императорские кареты цугами, в которых сидели господа камергеры.

2. Императорская карета цугом, для его светлости камергера.

3. Четыре императорские скорохода.

4. Два придворные фурьера верхами.

5. Императорский шталмейстер Кошелев верхом один.

6. Ее высочества гвардия гренадеров верхами.

7. Четыре императорские постильона.

8. Для привезения определённая карета цугом, в которой её императорское высочество, а напротив их светлости: принцесса мать и сестры сидели. Напереди стояли 4 императорские пажа, а назади ехал камер-паж верхом, а по сторонам шли 6 императорских гайдуков и лакеи, все в уборной ливрее.

9. Позади следовали прочие придворные кареты с принцессами Долгоруковой фамилии таким образом, что ближайшие сродники перед взяли.

10. Дамы от свиты её высочества, которые её придворный штат сочиняют.

11. Напоследок порожние кареты.

Усадьба Ф. А. Головина и Немецкая слобода. С гравюры голландца Генриха Де Витта или Шхонебека с учениками. 1704 г.

Сей поход чинился чрез так называемый Салтыков мост, большою улицею в Немецкой слободе, ко двору.

И когда сие шествие приближалось, то гофмаршал и обер-церемониймейстер, оба с своими чиновными тростьми, при провождении императорских придворных кавалеров пошли в комнату дамскую, и просили её величество вдовствующую государыню бабку, дабы она, купно с принцессами крови и прочими дамами изволила идти в обручальную палату, и когда сие учинено, и назначенные места заняты стали, тогда они, такою же церемониею, пошли с большой лестницы на низ, для приема принцессы невесты.

Его светлость г. обер-камергер вывел её из кареты и, взяв под руку, проводил вверх, а вахта подняла ружье на караул, без барабанного боя.

И как скоро она изволила войти в залу, то учинён избранный концерт на оркестре, в которое время, когда принцесса невеста в своё место вступила, обер-камергер, камергеры и придворные кавалеры под препровождением гофмаршала и обер-церемониймейстера пошли в покои его императорского величества для приведения оного також де в то собрание.

За его императорским величеством следовали: их светлости князь Алексей Григорьевич Долгоруков, обер-камергер, генерал-фельдмаршал князь Долгоруков и другие знатные сей фамилии, також де их сиятельство канцлер и вице-канцлер и прочие знатнейшие, и вступили в залу при бое на литаврах и игрании на трубах.

Когда его величество изволил войти и стал перед своими креслами, то музыка престала и церемония следующим образом началась: его светлость г. обер-камергер привел её высочество принцессу, свою сестру, под балдахин, и когда сие учинено, то его величество изволил стать подле её на правой стороне, а при нём его обер-гофмейстер, его превосходительство г. барон фон Остерман. Потом служащий архиепископ Новгородский, по прочтении молитвы, приступил к столу и перстни обоих высоких обручальников, каждый на особливой золотой тарелке, положил, и потом паки пред столом став, оные перстни, по обычаю греческой церкви, благословил, а после, паки подошед, обмененные персти вручил, по чем пение учинено и некоторые молитвы чтены.

Перед обручением Пётра с Екатериной. Гравюра. Худ. Х. Вортман

И потом его величество, вне балдахина, на его императорское, а принцесса на её место препровождены, и публичные поздравления, при целовании рук, началися, в котором времени били в литавры и троекратная пушечная пальба с болверков учинена.

Его величество изволил церемониально повести принцессу невесту за руку в свои апартаменты, и им последовали: императрица государыня бабка, императорские принцессы, и их высокие сродники, где подан был сигнал для зажжения фейерверка; оный зело изрядно окончился. Також и преизрядные иллюминации, внутри и вне дворца, состоящая во многих тысячах фонарей различных цветов, которые были зело изрядно устроены, предивный вид казали.

По окончании фейерверка начался бал в большой зале, при котором и её величество императрица государыня бабка, для показания сердечного своего удовольствия, присутствовать изволила. Между тем при некоторых столах, по соизволению кушали, а на других играли.

И когда бал (который не так долго, как обыкновенно, продолжался) окончился, тогда принцесса невеста ещё с большим торжеством, нежели как привезена, паки назад провождена, а именно: в карете о осьми конях, при том было 8 верховых, 6 пажей, 8 гайдуков, 8 кавалергардов верхами. Её высочество в карете при себе никого не имела. При походе, от гвардии били барабаны, и возвратный поход с тем же провожанием восприять. И тако оный высокоприятный вечер счастливо окончился.».

Ладно всё прошло! И затмили своим праздником Долгоруковы предыдущее обручение юного царя с его первой невестой Меншиковой. И, казалось, осталось только свадебку сыграть, как не будет концу счастья! Да, только человек предполагает, а Бог располагает!

Все собирались праздновать Рождество, ничего не предвещало беды. «6 января водоосвящение на Москва-реке и парад: войска к Иордани вёл фельдмаршал Василий Владимирович Долгорукий; когда они построились в каре, приехал император из Слободского, или Лефортова, дворца, где жил в это время, и занял полковничье место.».

Несмотря на сильный мороз, император неожиданно появился на параде московских полков и принимал его с фельдмаршалом Минихом и Остерманом. Возвращался Пётр Второй в толпе придворных невесты, следуя за её санями.

Что замышлял император, обманутый в лучших чувствах опытными интриганами Долгоруковыми, почему не сел в карету своей невесты – остаётся загадкой.

По возвращению во Дворец на Яузе, у Петра неожиданно начался жар. Врачи тщательно обследовали юношу и… обнаружили у него чёрную оспу!