Текст книги "Проклятие Кукуя. Тайны и были Немецкой слободы и её обитателей"

Только что вошли все во двор, как раздались барабаны и трубы, и рота гвардии Преображенского полка отдала честь оружием и забила в барабаны же. В таком торжественном порядке процессия направилась в особую небольшую комнату, где и совершен был обряд венчания Русским архимандритом.

Царь Пётр. Неизв. худ.

На половине комнаты, в одной стороне стоял красный бархатный балдахин, с устланным на полу Турецким ковром, а подле балдахина, к углу, небольшое отделенье, с шёлковыми обоями, составляющее часовню или капеллу. С передней стороны часовни, у входа, по Русскому обыкновению, довольно изрядно нарисовано несколько святых на шёлковой занавесе, или шпалере, с надписями на Русском языке. Внутри часовни виден был небольшой стол, или алтарь, на котором находился серебряный ящик, или ковчежец, а в нём, т.е. в ящике, их Бог; тут же на столе лежала большая, окованная серебром книга (Евангелие) стояла зажжённая свеча и две большие княжеские короны. Венчание совершал архимандрит на Русском языке, повторявший, впрочем, всё служение и на Латинском языке. Во время венчания сказанные княжеские короны держали, над княжною князь Меншиков, а над герцогом один капитан корабля. NB. При этой церемонии из пушек вовсе не стреляли, что впоследствии объяснилось простым упущением.

После венчания тотчас же пошли к столу, для которого приготовлены были две большие комнаты. В первой, главнейшей, в глубине её, у стены, находился балдахин из красного бархата, и под ним большой овальный стол, к которому, как к брачному столу, Его Царское Величество повёл герцога, как жениха, и светлейшую княжну, как невесту; эту последнюю по правую, а герцога по левую руку. Напротив сели сёстры невесты, княжны, и за тем вдовствующая царица, сёстры царя и остальные дамы. Над светлейшею невестою и над их высочествами, сёстрами её, устроена была корона, свитая из лавровых листьев, а над герцогом, по древнеримскому обычаю, сплетённый лавровый венец. Подле этого стола стояли вдоль ещё два большие овальные стола, из которых за одним поместились Русские княгини, боярыни и другие знатнейшие придворные дамы, а за другим несколько Русских и Немецких кавалеров; у стены, при входе в комнату, насупротив стола новобрачных, стоял ещё большой овальный же стол, за котором сидели князь Меншиков, знатнейшие Русские и иноземные министры и некоторые генералы. В другой же комнате стояло два длинных, узких стола, со скамейками для бояр и для остальных Русских и Немецких господ офицеров и служителей.

Для угощения этих свадебных гостей вокруг столов ходил сам Его Царское Величество, лично, как обер-маршал, с маршальским жезлом. Ему помогали 24-ре подмаршала или шафера, которые, равно как и сам Его Величество, в знак того, что они были распорядителями, имели на правых руках по розе, в роде кокарды сделанной из брабантских кружев и дорогих разноцветных лент. Его Величество сам, стоя, провозглашал и предлагал заздравные тосты и был при этом в самом весёлом настроении. Подмаршалы (которые частию были капитаны кораблей) передавали чары с вином, свадебным гостям, по Русскому обычаю. Кушанья за столом новобрачных подавал первый камергер Его Царского Величества. При тостах за здоровье всякий раз палили залпом из 11 пушек; а при тосте за здоровье Его Величества, как шут-би-нахта или вице-адмирала, лейб-яхта, называемая Лизетта, выпалила разом из 14 пушек. Для этой цели на площади против дома Меншикова, поставлены были 15 металлических шестифунтовых пушек, а другие 15 железных пушек помещены были насупротив, на реке, на сказанной яхте, которая сверху донизу увешена была множеством развевавшихся разноцветных флагов и вымпелов.

Светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Неизв. худ.

После стола танцевали по-польски и по-французски до 2-х часов ночи. В два часа новобрачные препровождены Его Царским Величеством и знатнейшими особами в опочивальню, где на столе расставлены были разные конфекты. Жених и невеста и некоторые кавалеры и дамы присели здесь и выпили по нескольку рюмок вина. Посидевши так с четверть часа, все встали, и жених и невеста пошли в две особые комнаты раздеться, а остальное общество разъехалось по домам. Когда новобрачные разделись, то вдовствующая царица и княжны, сёстры невесты, препроводили сперва невесту в постель; а немного спустя, царь препроводил туда же и жениха.

На следующий день князь Меншиков опять давал обед в своем дворце. Но прежде чем сели за стол, Его Царское Величество сорвал венок, который накануне висел над герцогом и затем, когда герцог с герцогиней хотели было уже сесть за стол, он научил первого (т.е. герцога), чтобы он сам сорвал также по Русскому обычаю корону, которая висела накануне над невестой, что герцог и хотел тотчас же исполнить, но так как корона была довольно крепко привязана, то он быстро схватил нож и отрезал её. Другие же две короны, висевшие накануне над незамужними княжнами, оставлены нетронутыми на своих местах. В числе блюд, принесённых только на показ на два главных стола, были два пирога огромной величины, каждый около пяти четвертей, которые, простоявши некоторое время на столе, при снятии кушаний, вскрыты были Его Величеством, и из каждого пирога появилось по одной карлице, превосходно разодетых. Его Величество перенёс карлицу со стола князя Меншикова на стол новобрачных, и здесь эти две малютки протанцевали менуэт. Во время стола пили множество тостов, при чём всякий раз играли на трубах, били в барабаны и стреляли по обыкновению из пушек, гораздо чаще и больше, чем в предшествовавший день. После танцев, продолжавшихся около 2-х часов, зажжён был фейерверк, горевший часа полтора и прошедший не совсем благополучно, ибо Его Величество чуть было не пострадал от огня, зажигая фейерверк. Фейерверк этот состоял из 3-х главных огненных изображений, приготовленных на реке, на нарочно устроенных для того паромах. Между прочим, было одно, вензелевое изображение обоих княжеских новобрачных особ, с гербами их, которые на цепи держал Купидон, как бы парящий в воздухе, и на изображении этом была следующая надпись, с обозначением года: Principes amoris foedere jucti 40.

Другая картина изображала Купидона, кующего на наковальне два сердца, с, надписью на Русском языке: ^«из двух делаю одно^». По сожжении фейерверка и по окончании танцев, продолжавшихся за тем ещё с час времени, их светлости новобрачные, сопровождаемые некоторыми министрами и придворными чинами, отправились к себе домой, где стоял стол, уставленный конфектами и разными холодными кушаньями. Остальные, присутствовавшие на иллюминации, иностранные министры и другие гости также хотели было сопроводить светлейшую чету в их дом, но так как уже было очень поздно, то новобрачные уволили их от этого. На 3-й день, т. е. 13-го (2-го) Ноября, придворный пастор его светлости герцога Курляндского читал проповедь на благословение новобрачных, и текст речи заимствован был им из 12-го псалма, стихи 5-й и 6-й.

В следующее затем воскресенье герцог давал обед Его Царскому Величеству, всей царской фамилии и знатнейшим придворным дамам, иноземным министрам и другим кавалерам. Царь, с своими 24-мя свадебными подмаршалами, сидел за одним столом, дамы за другим, а князь Меншиков, герцог Курляндский, иностранные и Русские министры за третьим столом.

Через четырнадцать дней после этого бракосочетания, новобрачного герцога Курляндского постигла страшная горячка, от которой он и умер на дороге в Курляндию, в Дудергофе. Овдовевшая супруга его живет теперь в своем вдовьем местопребывании, в Митаве, в которой она и пребывает постоянно.».

Императрица Анна Иоанновна. Неизв. худ.

И, действительно, в дороге, на одной из почтовых станций, Фридрих-Вильгельм внезапно скончался от обжорства и излишних возлияний: что русскому хорошо, то немцу – смерть!

Юная опечаленная вдова, любившая во времена своего правления шумные вечеринки, тогда на всю жизнь возненавидела пьянство и боролась с ним. 20 февраля 1738 года по её указу будет предписано: «…дабы пьяные по улицам не вздорили и песен не пели, а которые будут, то велеть таких ловить и приводить в Полицию». Указ «Об учреждении полиции в городах» она издаст ещё в 1733 году.

Овдовевшая Анна тотчас попросилась обратно домой, но Пётр велел ей тихо сидеть в Митаве под надзором гофмейстера П. М. Бестужева-Рюмина.

И, вот, двадцать лет унижений теперь позади! Забытая всеми Анна теперь вновь мчалась в Москву, на престол. Правда, с условиями и оговорками. Ну, да, Бог с ними! Главное, на трон!

Видом своим новая императрица не внушала симпатию. Из записок опальной княжны Н. Б. Долгоруковой-Шереметьевой: «…Она (Анна Иоанновна – прим. автора) шла мимо тех окон, под которыми я была, и тут последний раз видела, как мой жених (бывший фаворит Петра Второго князь Иван Алексеевич Долгоруков – прим. автора) командовал гвардиею. Он был майор, отдавал ей честь на лошади. Подумайте, каково мне глядеть на сие позорище! И с того времени в жизни своей я её не видела. Страшного была взору. Отвратительное лицо имела. Так была велика, когда между кавалеров идёт, всех головой выше, и чрезвычайно толста.».

Дипломатическая депеша датского посланника при русском дворе Вестфалена:

«Москва. 2 марта / 19 февраля 1730 г.

Ваше величество! В настоящее время новая царица уже в Москве; торжественный въезд её сюда совершился в прошлое воскресенье. Вчера, 1-го числа этого месяца, я имел честь представиться ей, выразил моё соболезнование по случаю кончины прежнего монарха и поздравил её с восшествием на престол. Так как из уполномоченных при этом дворе министров коронованных лиц, я первый попал в приёмную, то и был допущен к царице тотчас вслед за испанским посланником. Признаться сказать, я отправился в Кремль часом раньше других, благодаря дружескому уведомлению; так как на этот раз в Верховном Совете было решено делать различие между министрами коронованных лиц и министрами остальных держав и допускать их на аудиенцию по мере прибытия; за мной оказалось преимущество первенства перед прочими министрами, а также и перед чрезвычайными послами Швеции, Польши и Пpyccии.

Теперешняя государыня всегда была любима и уважаема нацией, так что с её приездом умы значительно успокоились; однако после всего мною виденного и слышанного, я прихожу к несомненному заключению, что вельможи этой страны продолжают обдумывать пpeoбpaзoвание прежнего правления России и намерены ограничить самовластие русских царей каким-нибудь новым государственным законом.».

Въезд новоиспечённой императрицы в Москву вскоре ознаменовался нарушением всех принятых ею условий Верховного тайного совета.

Императрица Анна Иоанновна в петергофском Тампле стреляет оленей. Худ. В. Суриков. 1900 г.

В белокаменной Анна Иоанновна застала целую партию (графа Головкина и Остермана – прим. автора), которая пыталась противодействовать «верховникам». Стало ей известно, что офицеры гвардейских полков и мелкое дворянство, съехавшиеся на предстоящую свадьбу Петра Второго, собираются в домах князей Трубецких, Барятинских и Черкасских, и вызывают недовольство Тайным советом.

Но «верховники» не хотели уступать позиций. Князь Василий Лукич Долгорукий попытался перекрыть для всех доступ к Анне, но неудачно.

И вот, 25 февраля, члены Верховного тайного совета приглашаются к императрице. «В большом зале дворца (на Яузе – прим. автора) нашли они государыню и множество из Сената, генералитета и шляхетства (мелкого дворянства – прим. автора), человек 800.». Князь Черкасский подал царице челобитную, которую прочёл вслух В. Н. Татищев. Следом зачитали просьбу всех чинов о пересмотре проектов и установлений. Тут императрица притворно удивилась: «Как, разве пункты, которые мне поднесли в Митаве, были составлены не по желанию целого народа?» – «Нет!» – отвечали собравшиеся. «Так значит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул!». Тут же князь Трубецкой от лица дворянства подал адрес с просьбой уничтожить Верховный тайный совет. Анна милостиво подписала его, принимая на себя всю полноту самодержавной власти.

1 марта 1730 года в 8 часов утра была новая присяга императрице Анне Иоанновне. Она объявила себя ещё полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов.

4 марта был распущен Верховный тайный совет.

Так закончились драматические события становления Российской империи в стенах Дворца на Яузе. Теперь начиналась «Бабья эпоха» дворцовых переворотов и бесконечных фаворитов на Руси. И начиналась она с наступлением тёмных времён «бироновщины».

Революция пожирает своих героев, даже если она придворная

Жизнь при Анне Иоанновне. Ледяной дом. Худ. В. Якоби. 1872 г.

«Фамилия Долгоруких в изгнании, равно как и бедная минутная императрица (княжна Екатерина Алексеевна Долгорукова – прим. автора). Они отправлены в тот же город, где находятся в изгнании и дети князя Меншикова. Таким образом, две женщины (Мария Меншикова и Екатерина Долгорукова – прим. автора), которые попеременно стремились завладеть юным царем, могут встретиться в изгнании. Какой предмет для трагедии!».

Москва, 1732 год. Из письма Джейн Рондо, супруги английского консула при российском дворе.

Будет справедливо и полезно, в назидание потомкам, вкратце рассказать о трагической судьбе членов всемогущего Верховного тайного совета и их семей – главных героев великой государственной интриги по избранию на российский престол императрицы Анны Иоанновны.

Город Берёзов. Тобольская провинция. XVIII в.

Ближайший друг и фаворит императора Петра Второго, обер-камергер, генерал от инфантерии, князь Иван Алексеевич Долгоруков (1708 – 1739 гг.). Рюрикович в XXVI колене, из княжеского рода Долгоруковых (Долгоруких). Старший сын князя Алексея Григорьевича Долгорукова.

Князь Иван Алексеевич Долгоруков. Неизв. худ.

Иван Алексеевич, подделавший подпись государя Петра Второго на подложном завещании о назначении преемницей престола «государыни-невесты» Екатерины Долгоруковой, по указу императрицы Анны Иоанновны, с 1730 года вместе с семьей находился в ссылке в Берёзове, в Тобольской провинции.

В своё время Иван пристрастил к выпивке юного императора, а теперь в ссылке продолжал пить с горя, да болтать по пустякам с кем не попадя. Собутыльник, Осип Тишин, и навёл на него напраслину, будто хулит императрицу на каждом углу. А скорее всего так и было, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме! Да, и за что Ивану было любить Анну Иоанновну?

Расправа была короткой: всех Долгоруковых собрали для допросов и пыток. 8 ноября 1739 года тридцатиоднолетний Иван Алексеевич был четвертован в Новгороде. Говорили, что во время жуткой казни, привезённой к нам из Европы, когда сначала ломали руки и ноги, а только потом рубили голову, от него не услышали ни одного вопля и даже стона. Он кротко молился.

Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова-Шереметьева. Неизв. худ.

Его жена, княгиня Наталья Борисовна Долгорукова, урожденная графиня Шереметева (1714 – 1771 гг.), дочь фельдмаршала, преданно последовала в ссылку за своим простодушным и не очень умным супругом.

Княгиня Наталья каждый день колола дрова и разводила очаг, готовила еду и относила её мужу в «яму». Она родила ему в Берёзове трёх сыновей: Михаила, Дмитрия и Бориса. Последний умер в младенчестве.

После казни мужа, в 1740-м году её с детьми вернули из в Москву.

Свидание Н. Б. Долгоруковой с мужем Иваном в Берёзове. Худ. А. Рябушкин

На склоне лет Наталья Борисовна удалилась в монастырь в Киеве. Она пережила младшего сына Дмитрия, появившегося на свет в 1737 году. К моменту смерти он был абсолютно душевнобольным от несчастной любви и скончался в 32 года. А старший сын, Михаил Иванович, сделал карьеру, был дважды женат, прожил 63 года.

Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова-Шереметьева. Неизв. худ.

Наталья Борисовна оставила интересные «Записки», которые охватывали период её жизни до приезда в ссылку в поселок Берёзов.

Отец царского фаворита, князь Алексей Григорьевич Долгоруков, (ум. 1734 г.), сенатор, гофмейстер и второй воспитатель будущего императора Петра Второго, в его царствование состоял членом Верховного тайного совета, а после обручения его дочери с юным царем играл важную роль при дворе.

Императрица Анна Иоанновна не простила ему попытку возвести на трон его дочь Екатерину.

Князь Алексей Григорьевич Долгоруков. Неизв. худ.

По свидетельству явно обиженного им Якоба Бервик-и-Лириа «был ума очень ограниченного, и, не зная никаких хороших светских обращений, был коварен и не терпел иностранцев; был рабом двора, предан старинным обычаям и набит тщеславием до того, что вздумал возвести на престол дочь свою, заставить царя Петра II жениться на ней. Но преждевременная смерть государя разрушила его замыслы, а царица Анна сослала его в Сибирь, со всем его семейством».

Князь Алексей Григорьевич Долгоруков умер в ссылке в Берёзове.

Дочь князя Алексея Григорьевича, княжна Екатерина Алексеевна Долгорукова (1712 – 1745 гг.), в ноябре 1729 года по настоянию родственников обручившаяся с 14-летним императором Петром Вторым, получила титул «Ее Высочество государыня-невеста», после вступления на престол императрицы Анны Ивановны, была сослана со всей семьей в Берёзов.

Княжна Екатерина Алексеевна Долгорукова. Неизв. худ.

С 1739 года княжна Екатерина содержалась в строгом заключении в монастыре.

После воцарения императрицы Елизаветы Петровны в 1741 году княжна Екатерина Алексеевна Долгорукова была освобождена из заключения и выдана замуж за генерал-поручика графа А. Р. Брюса, но вскоре умерла.

Двоюродный брат князя Алексея Григорьевича Долгорукова, известный дипломат, стольник, действительный тайный советник, князь Василий Лукич Долгоруков (1672 – 1739 гг.) не избежал печальной участи родственников.

Василий Лукич был руководителем всех честолюбивых планов своей семьи (обручение его племянницы, княжны Екатерины Алексеевны, с юным императором, а после смерти императора Петра Второго, с помощью подложного завещания князь Василий Лукич хотел объявить «государыню-невесту» императрицей – прим. автора).

Князь Василий Лукич Долгоруков. Неизв. худ.

Василий Лукич хоть и поддержал предложение об избрании на престол Анны Ивановны с условием ограничения её самодержавной власти, но не был оправдан императрицей.

«Был умён и не дурён собою, – сообщает нам Бервик-и-Лириа в своей книге „Записки дюка Лирийского и Бервикского во время пребывания его при императорском российском дворе в звании посла короля испанского. 1727—1730 годов“, – Он был посланником в Швеции, Дании, Польше и во Франции, и всюду заслужил имя искусного и хитрого министра. Он очень хорошо говорил на многих языках, и с ним приятно было провести время в разговорах; но вместе с сим он очень любил взятки, не имел ни чести, ни совести, и способен был на всё по корыстолюбию. Наконец, он понёс достойную казнь за свои интриги: Царица сослала его на один пустынный остров Белого моря.».

С 1730 года Василий Лукич Долгоруков был отправлен в ссылку в деревню, а затем заточён в монастыре. В 1739 году казнён четвертованием в Новгороде вместе с племянником Иваном Алексеевичем Долгоруковым и кузеном Сергеем Григорьевичем Долгоруковым.

Тайный советник, камергер, князь Сергей Григорьевич Долгоруков (ок. 1688? – 1739 гг.), сын дипломата, ближайшего сподвижника Петра Первого – Григория Фёдоровича Долгорукова. Один из выдающихся русских дипломатов XVIII века. Он служил с молодых лет при русских посольствах в Париже, Вене и Лондоне, а затем в Варшаве, где его отец был долгое время посланником при польском короле Августе. Несмотря на все заслуги закончил жизнь на плахе.

Конечно, не пощадила императрица Анна Иоанновна и главного вдохновителя ограничения её самодержавной власти князя Дмитрия Михайловича Голицына (1665 – 1737 гг.), сподвижника Петра Первого, президента Коммерц-коллегии, члена Верховного тайного совета.

Князь Дмитрий Михайлович Голицын. Неизв. худ.

По словам Якоба Бервик-и-Лириа «был одним из числа тех стариков, которые, покачивая головою, всегда говорили: „К чему все сии затеи? Разве мы не можем жить так, как живали наши отцы и деды, которые не пускали к себе иноземцев!“. Впрочем, он был человек сведущий; но чрезвычайно злой, несносно тщеславен и до невероятности горд.». Именно он, предложивший Анну на трон, а потом попытавшийся ограничить её правление, в 1736 году был осужден за служебные злоупотребления, заточен в Шлиссельбургскую крепость, где и умер (по другим сведениям умер в Петропавловской крепости, куда его заключили по надуманному предлогу, «лишив всех имений» – прим. автора).

Пострадал от императрицы Анны Иоанновны и его младший брат – князь Михаил Михайлович Голицын (1675 – 1730 гг.), прославленный русский полководец, генерал-фельдмаршал и президент Военной коллегии, сенатор и член Верховного тайного совета, соратник царя Петра Первого, участник Северной войны 1700—1721 годов.

Князь Михаил Михайлович Голицын. Неизв. худ.

«Фельдмаршал князь Голицын, – пишет Яков Бервик-и-Лирия, – герой России, был человек умный и благородный; очень хорошо знал военное искусство, был храбр и любим войсками; смел, отважен и великодушен; иноземцев не любил; но, несмотря на это, отдавал справедливость достойным из них; знатные люди его боялись, а Пётр I уважал. Словом, это был истинно великий человек.».

При этом Михаил Михайлович оказался весьма плодовит. Был дважды женат: от первый жены Евдокии Ивановны Бутурлиной имел семь детей, от второй – княжны Татьяны Ивановны Куракиной ещё десять детей. Один из его сыновей, Александр Михайлович, за умелое руководство войсками в русско-турецкой войне 1768—1774 годов так же стал генерал-фельдмаршалом.

Князь Михаил Михайлович Голицын умер в суровой опале в 1730 году, похоронен в Богоявленском монастыре в Москве.

М. М. Голицын удостоился личного изображения на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде.

Дольше всех продержался при власти граф Андрей Иванович (Генрих Иоганн) Остерман (1686 – 1747 гг.). После смерти Петра Первого он стал членом Верховного тайного совета. Благодаря своему дипломатическому опыту и умелым интригам продолжал делать успешную карьеру в сложной обстановке дворцовых переворотов.

Граф Андрей Иванович Остерман. Неизв. худ.

«Остерман умел также обратить на себя благоволение князя Меншикова, – сообщает Якоб Бервик-и-Лириа, – который вывел его так скоро, что он сделался вице-канцлером на место барона Шафирова, который также ему покровительствовал. По смерти царицы Екатерины, Меншиков сделал его наставником и обер-гофмейстером Петра II, и за это Остерман стал стараться о погибели своего благодетеля и скоро успел в этом. Он имел все нужные способности, чтоб быть хорошим министром и удивительную деятельность. Он истинно желал блага русской земле, но был коварен в высочайшей степени, и религии в нём было мало, или лучше, никакой; был очень скуп; но не любил взяток. В величайшей степени обладал искусством притворяться и с такою ловкостью умел придавать лоск истины самой явной лжи, что мог бы провести хитрейших людей. Словом, эго был великий министр; но поелику он был чужеземец, то не многие из русских любили его, и по тому несколько раз был близок к падению, однако же, всегда умел выпутываться из сетей.».

Экзекуция над Остерманом 18 февраля 1742 г. Гравюра с картины худ. И. Шарлеманя

В 1730 году, после смерти Петра Второго, Остерман уклонился от подписания с «верховниками» требований – «кондиций», ограничивавших власть Анны Ивановны, чем завоевал её симпатии, и, получив титул графа, фактически руководил внутренней и внешней политикой империи.

В 1734 году был назначен канцлером. Остерман сумел сблизиться с Б. К. Минихом, при недолгом правлении императрицы Анны Леопольдовны, и даже получил звание генерал-адмирала.

Могила Остермана в Берёзове. Гравюра нач. ХIХ в.

Но после дворцового переворота в 1741 году, возведшего на престол Елизавету Петровну, Остерман был приговорен к казни, замененной вечной ссылкой во всё тот же печально известный Берёзов, где и скончался в 1747 году.

Увы, история учит нас, как бы не ловки и хитры были заговорщики, революция пожирает своих детей, даже если она придворная!

Лишь граф Гаврила Иванович Головкин умер 25 июля 1734 года в Москве, в своей пуховой постели. Сподвижник Петра Великого, первый канцлер Российской империи.

Граф Гаврила Иванович Головкин. Неизв. худ.

«Старец почтенный во всех отношениях, осторожный и скромный; – отзывается о нём испанский посол Якоб Бервик-и-Лириа, – с образованностью и здравым рассудком соединял он в себе хорошие способности. Он любил свое отечество и хотя был привязан к старине, но не отвергал и введения новых обычаев, если видел, что они полезны; был привязан к своим государям, и его подкупить было невозможно, посему-то он держался при всех государях и в самых затруднительных обстоятельствах, потому что упрекнуть его нельзя было ни в чем.».

Однако именно Гаврила Иванович умудрился уничтожить духовное завещание Екатерины Первой, а по кончине Петра Второго, предал огню государственный акт, который на случай бездетной кончины юного императора обеспечивал престол за потомками Петра Первого, то есть за княжной Елизаветой Петровной. Так Головкин фактически собственноручно водрузил на трон Анну Ивановну. А потом ещё убедил царицу порвать подписанные «Кондиции», ограничившие её самодержавие.

Императрица не забыла заслуг Головкина перед ней, сделав его главой Кабинета министров. «Родившись сыном бедного дворянина, владевшего в Алексинском уезде всего пятью семействами крепостных, – писал из вражеского стана П. В. Долгоруков, – Головкин достиг графского достоинства двух империй и сделался владельцем 25 000 крестьян».

Так закончили жизнь некоторые люди и их близкие, вершившие судьбами России в стенах Дворца Петра на Яузе в московской Ново-Немецкой слободе.