Текст книги "Православная духовность: перезагрузка. Наброски внутренней реформы"

Закон для исполнения и принцип свободы

Эпоха закона объявляется Христом прошедшей: Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий дерзновением входит в нег» (Лк. 16: 16). Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин. 1: 17).

Апостол Павел, отвергая структуру закона, интерпретирует его так, чтобы соотношение «начальник – исполнитель» можно было заменить на «братство с Богом». Закон в его толковании превращается в фактор субъективного осознания своей немощи: Я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай (Рим. 7: 7). В рамках закона весь мир становится виновен перед Богом, потому что делами закона не оправдается перед Ним никакая плоть; ибо законом познается грех. Но ныне, независимо от закона,явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены славы Божией… Где же то, чем бы хвалиться? уничтожено. Каким законом?законом дел? Нет, но законом веры. Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона… Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем (Рим. 3: 19-31). Здесь мы видим доведение до абсурда идеи закона как инструкции свыше – она делает виноватым весь мир. Очевидна также подмена понятия «закон». В Ветхом Завете это государственный кодекс, данный для неукоснительного исполнения, а не для того, чтобы указать нам на невозможность его исполнить. Такой метод «утверждения закона» есть его радикальное перетолкование, придание ему другого смысла. Так что христианское понимание закона и есть «уничтожение закона верою».

Чтобы избежать прямого столкновения закона и веры, апостол порождает нейтрализующий оксюморон: «закон веры/свободы». В этом кентаврическом понятии «закон» остается, но в сочетании с «верой» и «свободой» перестает быть обязательным. Таким образом, фундаментальные принципы Ветхого Завета в интерпретации Павла мутируют в свои противоположности. В ряде других мест он подменяет закон христианством или противопоставляет их: Во всем, в чем вы не могли оправдаться законом Моисеевым, оправдывается Им всякий верующий (Деян. 13: 39). Вы не под законом, но под благодатью (Рим. 6: 14). И вы, братия мои, умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому, Воскресшему из мертвых, да приносим плод Богу… но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве (Рим. 7: 4, 6). Конец закона – Христос, к праведности всякого верующего (Рим. 10: 4).

Апостол видел тенденцию отката к иудейско-языческой модели «начальник – исполнитель» и в одном из ранних посланий предупреждал, что это делает христианство бессмысленным: Узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть. Если… я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником. Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. . . а если законом оправдание, то Христос напрасно умер (Гал. 2: 16-21). Закон дан до времени пришествия семени, к которому относится обетование… Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства (Гал. 3: 19; 5: 1).

Для Павла Завет есть вынужденная мера, продиктованная неготовностью людей к братским отношениям с Богом. Закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокоривых, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных, для оскорбителей отца и матери, для человекоубийц, для блудников, мужеложников, человеко-хищников, (клеветников, скотоложников,) лжецов, клятвопреступников, и для всего, что противно здравому учению (1 Тим. 1: 9-10). Апостол Иаков также применяет оксюморон: закон совершенный,закон свободы (Иак. 1: 25). И, доведя закон до абсурда, предлагает закон свободы в качестве выхода: Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем. Ибо Тот же, Кто сказал: не прелюбодействуй, сказал и: не убей; посему, если ты не прелюбодействуешь, но убьешь, то ты также преступник закона. Так говорите и так поступайте, как имеющие быть судимы по закону свободы (Иак. 2: 10-12).

Радикальное иконоборчество блаженств

В Нагорной проповеди Иисус меняет икону рафинированного праведника на тех, кого этот праведник священно презирал. Идиоматическое выражение «блажен тот, кто…» указывает на того, кому стоит подражать, так как он угоден Богу. Икона праведности Ветхого Завета дается через описание достойного человека и его антиподов: Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь (Пс. 1: 1-2); Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его. Сильно будет на земле семя его; род правых благословится. Обилие и богатство в доме его, и правда его пребывает вовек. .. рог его вознесется во славе… (Пс. 111: 1-9); Блажен муж… который хранит субботу от осквернения и оберегает руку свою, чтобы не сделать никакого зла (Ис. 56: 2). Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем (Пс. 118: 1). Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи, и наставляешь законом Твоим (Пс. 93: 12). Блаженны хранящие суд и творящие правду во всякое время! (Пс. 105: 3). Блажен всякий боящийся Господа,ходящий путями Его (Пс. 127: 1).

На фоне этой величественной иконы праведника Христос провозглашает: «Блаженны нищие, плачущие, алчущие…» Нищие духовно, никчемные социально и зачастую бедные интеллектуально провозглашаются эталоном праведности. Блаженны конченые, потому что Бог любит и их!

Святоотеческая традиция множеством толкований стремилась сгладить этот момент. «Нищие духом» представлялись как истово кающиеся, смиренные – в общем, преподобные. Но в таком случае Иисус не сказал ничего такого, что стоило бы записывать: то, что смиренный и покорный Богу хорош, знали и без Христа. В наиболее раннем из неканонических текстов – Евангелии от Фомы – Иисус сказал: «блаженны бедные, ибо ваше – Царствие Небесное!» (Фом. 59). Иоахим Иеремиас комментировал: «Можно с уверенностью утверждать, что «нищие» – это угнетенные в самом широком смысле слова: притесняемые, которые не в состоянии себя защитить, отчаявшиеся, неизлечимые… Он называет их голодными, плачущими, больными, труждающимися, обремененными, последними, простодушными, потерянными, грешниками».

Блаженны алчущие и жаждущие правды – возможно, у Луки это про еду, ибо насытитесь, а слово «правды» было дописано. Из неканонических «Аграф» Иисуса: «Блаженны о погибели неверных скорбящие». Для того чтобы любить, Богу не нужны основания, положительная характеристика, а нам нужны, и поэтому мы стремимся превратить плачущих, алчущих и нищих в достойных людей, чтобы согласиться со Христом любить их. Но это полное непонимание сути Нагорной проповеди. Стремление к возвышению «блаженных» есть возвращение к языческому почитанию полубогов, героев, сверхчеловеков. Господь призывает к жалости, состраданию и любви Отца Небесного. В Его глазах никчемный, страдающий, бедный достоин той же любви, как и праведник, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей (Пс. 1). В этом есть превосхождение праведности фарисеев – «отделенных» (ивр. ΦΊ3).

Если Христос пришел для того, чтобы люди вели себя лучше, то иудаизма и пророков вполне хватало. Если Христос пришел для того, чтобы люди стали лучше, значит Он Сам оказывается не способен принять нас такими, как мы есть. Основной человеческий порок – любить хороших, исправлять плохих, убивать неисправимых. Получается, Бог оцеживает людей, выбирая только хороших, ровно так, как это делают худшие из нас. А ведь Христос учил, что быть сынами Отца Небесного означает не различать людей по критерию праведности, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5: 45).

Если Христос пришел для того, чтобы люди вели себя лучше, то и Его Церковь не более чем ведомство/ полиция нравов. Что делает ее для благовоспитанных людей практически ненужной. Именно таким – снисходительно-ненавистническим – был взгляд на религию у коммунистов XX века.

Толкование смысловых перекрестков

Намерение нивелировать острые углы Христовой проповеди свято, оно порождено стремлением обеспечить христианством миллионы желающих общаться с Богом, но не способных это делать иначе, кроме как по формуле «раб и господин».

Нагорная проповедь неоднородна (особенно у Луки); ее компоновка образует перекресток смыслов и дает возможность истолковать текст как в поддержку принципа «начальник – исполнитель» (ссылаясь на Мф. 5: 18-19), так и «братства с Богом» (ссылаясь на следующий, 20-й стих): истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. И тут же: говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное. В сумме, если действительно нельзя нарушать ни одной черты Ветхого Завета, то наша праведность никак не превзойдет праведности книжников и фарисеев.

Вслед за текстом следует и традиционная непоследовательность толкований. Например, епископ Кассиан (Безобразов), комментируя Нагорную проповедь, пишет: «В отрывке 5: 17-48 дается учение о ветхозаветном законе как основании христианской жизни… Сказать, что не пропадет ни одна йота и ни одна черта, значит закрепить со всей силой нерушимость и незыблемость закона… Утвердив нерушимость закона, Господь призывает к его соблюдению». И тут же через пару страниц: «Каков бы ни был смысл закона возмездия в Ветхом Завете, – заслуживает внимания, что Иисус его отменяет». По той же схеме толкуют и святые отцы: в стихе 18 подчеркивая значимость закона, а в стихе 20 – радикальный разрыв с законом.

Смена мотивации праведности

Критики уже не раз подмечали, что мотивация заповеди (пенитенциарная/карательная функция) уничтожает ее добродетельность. Например, люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими… ибо Господь, Бог твой, Который среди тебя, есть Бог ревнитель; чтобы не воспламенился гнев Господа, Бога твоего, на тебя, и не истребил Он тебя с лица земли (Втор. 6: 5, 15). Иначе говоря, люби, а то убью! Если вы будете слушать заповеди Мои, которые заповедую вам сегодня, любить Господа, Бога вашего, и служить Ему от всего сердца вашего и от всей души вашей, то дам земле вашей дождь в свое время, ранний и поздний; и ты соберешь хлеб твой и вино твое и елей твой и т. д. Ну а если нет – тогда воспламенится гнев Господа на вас, и заключит Он небо, и не будет дождя, и земля не принесет произведений своих, и вы скоро погибнете с доброй земли, которую Господь дает вам (Втор. 11: 13-17). Тот же принцип можно проследить во всех прочих постановлениях Господа. Чего же стоит праведность добродетельных в таком случае, не тот ли самый страх руководит ими?

Нет, не только, есть еще отвращение, презрение. Почему человек не ворует, не дерется, не впадает во вся тяжкая? С нашей точки зрения, это низко, некрасиво, недостойно, так поступают грешники и язычники, и мы слишком брезгуем ими, чтобы поступать так же.

Христос говорит современникам: «Вы не любите негодяев, вот почему вам не хочется быть негодяями». Он вскрыл основание их праведности, показал, что оно питается презрением к грешникам. В той системе мышления иначе и быть не могло.

Как ни мил нам лозунг «ненавидь грех, но люби грешника», он в корне неверен. Если мы ненавидим грех и исповедуем свободу воли человека, то, когда мы осознаем, что грех избирается свободно, наша ненависть ко греху переходит на грешника, ведь он сам отождествил свою волю с грехом, избрал грех, а не грех избрал его. Так рассуждали аскеты иудаизма, их суждение логично, и для святых Ветхого Завета отождествление грешников с грехами было естественным. Презрение к грешнику стало главным основанием ветхозаветной праведности.

Ты совершаешь хорошие поступки, потому что боишься поступать плохо или тебе не хочется быть плохим перед самим собой. Выявив это, Иисус обесценил ветхозаветную праведность. Его программный тезис: если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, вы не войдете в Царствие Небесное (Мф. 5: 20). Та формула праведности была единственно возможной, а в исполнении книжников и фарисеев – предельной для Иудеи, выше некуда. В такой ситуации надо было или менять формулу праведности, или отбрасывать ее полностью.

Перед этой же дилеммой оказался, например, и Мартин Лютер в ХVI веке: он не мог призывать своих последователей к высшей праведности в контексте католической аскезы, потому что невозможно было превзойти таких великих светочей, как Бенедикт Нурсийский, Фома Аквинский, Франциск Ассизский и прочие.

Поэтому он поменял контекст определения праведности – провозгласил праведность по вере.

Христос радикально изменил правила определения праведности. Он сказал, что ее надо искать не в тщательности, не в скрупулезности, не в перфекционизме исполнения заповедей, а в ином поле. И этим уничтожил фундамент известной иудеям аскетики. Если вы любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же (Лк. 6: 32-34; ср. Мф. 5: 46-47).

Если мы действительно хотим быть сынами Отца Небесного, то должны стремиться быть похожими на Него, как дети подражают отцу. Речь, конечно, не о подражании вездесущности, всемогуществу, а о продолжении Божиего взгляда на людей. Как, например, дети Авраама считались продолжателями его нрава. Нужно поступать так, как Отец, а Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5: 45). Он равно благ к неблагодарным и злым (Лк. 6: 35-36), то есть Он не отличает праведника от неправедника. Стало быть, и наша праведность должна иметь этот параметр, который Христос выделил как главнейший. Если наша праведность делит людей на праведных и неправедных, более того – основана на этом делении, то мы не лучше атеистов и язычников.

Иисус всерьез предлагает отбросить идею грешника, этот карикатурный образ, который мы носим в себе, как иудейский вирус. Тогда мы сможем понять революцию нравственности, которую предлагает Иисус и которая слишком радикальна, чтобы ее приняло большинство. В основу религии и морали Христос полагает новую духовность – не страх воздаяния и не эгоцентрический альтруизм, а осознание себя как детей/братьев Бога, Который благ к неблагодарным и злым.

Дальнейшее раскрытие этой идеи: Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5: 39-41). Что это означает? Это и есть повторение за Богом: в реальности Бог не останавливает зло – и вы не останавливайте! Сегодня это звучало бы примерно так: в мире несправедливость, преступления – Бог что-то делает? Нет. А почему же вы делаете? Воспротивимся злу, расстреляем всех поганцев… всё это мы уже слышали.

Хотите следить за строгостью морали, следите, но не назначайте Бога инспектором морали; делайте это для своего комфорта, но не приписывайте Богу (как это делал Ветхий Завет). Если же хотите быть Его продолжением, подражайте Его непротивлению злу, ведь Он ничего не делает, чтобы спасти праведника от перелома ноги, а невинных детей – от мучительных болезней. Человеческая борьба за комфорт должна иметь свое место и называться своим именем, но наша история отношений с Богом не об этом.

Итак, смена оснований этики и духовности базируется на двух предпосылках. Первая: естественная эволюционная мораль не должна выдавать себя за духовность – Не то же ли делают и мытари?.. не так же ли поступают и язычники?.. ибо и грешники любящих их любят.

Вторая предпосылка: духовность проявляется в нашем неизменном отношении как к праведнику, так и к грешнику. Если вы хотите походить на Бога в том, в чем Он не похож на вас, – любите врагов ваших, не различайте праведных от неправедных, ибо дождь льет на всех одинаково и Бог благ к неблагодарным и злым (см. Лк. 6: 32-36). Тогда будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5: 45, 48). Это центральный момент в перемене главного идентификатора духовности. «Старец сказал: кто не принимает каждого, как брата, но различает (одного от другого), тот несовершенен» (Патерик. 1, 31).

В поисках критерия святости

Разнообразные типы опознания Бога

Бог непознаваем по Своей сути. Любящим Его людям остается прибегать к разного рода методам Его опознания, причем каждый исходит из своих духовных способностей и религиозно-культурного контекста. В результате мы по-разному регистрируем присутствие Бога, Его существование и действие.

Для христиан с сильной интуицией, ощущением присутствия Бога, но отсутствием опыта личной Встречи с Ним словесные описания Бога являются не просто откликами, но формой Его существования в их сознании. Потому для них так важно стоять за каждую йоту, за каждый ять, как минимум в богословских формулировках. Оттого им важно правильно говорить и не менее важно, что другие говорят неправильно. На этом уровне богопознания правильное говорение и есть православие: слова оказываются главным (иногда единственным) символом Бога, а покушение на канонические тексты и речи определяется как покушение на Него.

Для христиан с опытом Встречи обрядовые действия и высказывания о Боге глубоко вторичны – первичен опыт богообщения. Господь говорит о непростительной хуле на Духа Святого: Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили; И всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет (Мк. 3: 28; Лк. 12: 10). Сейчас мы обойдем вопрос о том, что же такое хула на Духа; для нас важно, что Иисус легко прощает все виды хулы на Себя Самого. Он понимал дистанцию между разнообразными представлениями о Нем (Мф. 16: 14) и Им Самим. Господь так легко прощает богохульство потому, что отличает образ в головах людей от сущности предмета.

Всякое богохульство относится к искаженному образу Бога, который хулит богохульник, и потому хуление может быть справедливым: критика того или иного представления о Боге есть неотъемлемая черта почти всякого богословского сочинения. Допуская возможность хулы на Бога, христиане подразумевают, что словесные образы Господа Бога тождественны Ему, – тогда действительно логично рассудить, что отрицание словесной презентации есть отрицание самой сущности Бога. В истории Церкви споры об этом связаны в основном с так называемым имяславием. Но даже лютые иконоборцы VII-IX веков, отрицая писаные образы и хуля их идею, не думали хулить или отрицать Бога. Таким образом, определение духовности или бездуховности через правильные речи ограничивает опыт богообщения умением выразить его в подходящих словесных формулировках.

Другие религиозные подвижники фиксируют Бога в ощущениях, переживаниях, состояниях. Эти ощущения канонизируются ими с той же ревнивостью и блюдутся как Святая Святых Бога. При этом в золотую рамку идентификатора Бога могут попасть самые разные состояния: от эмоционально насыщенного «непрестанного плача» до бесстрастия в желаниях и молитвы без образов.

Достоинством этого метода боговосприятия является большая интуитивная понятность, узнаваемость присутствия Бога, нежели в рациональном определении Бога через высказывания, суждения. Недостатком является то, что канонизация подобных состояний как критерия богоприсутствия сужает палитру христианского религиозного опыта набором «правильных» переживаний. Сколько бы ни разрывал Бог завесу надвое (Мк. 15: 38), такой тип христианина всегда загородится завесой правильных состояний от всей остальной религиозной жизни.

Так как богообщение – один из фундаментальных субъективных опытов, третий тип идентификации Бога пролегает по ту сторону слов и ощущений. Этот опыт не сводится к эмоциональному или интеллектуальному его отражению – как и, например, феномен любви. Если вы спросите, по каким признакам можно зафиксировать настоящую любовь, то правильного ответа не найдется ни в области слов, которые влюбленные говорят друг другу, ни в области состояний, которые они переживают. Настоящая любовь свидетельствуется несомненностью из себя самой. Аналогично нами переживаются и другие интроспективные феномены: свобода воли, единичность «Я» и т. п.

Некоторые религиозные мыслители приходят к этому логическим путем, от недоверия к экстатике и богословию. Иным дано познать это опытом, но они не имеют возможности донести до остальных (особенно до христиан первых двух типов идентификации Бога), что именно понимается под богоприсутствием, если не слова и не состояния.