Текст книги "Сфера влияния: Перехват"

Противокорабельные ракеты к этому времени уже закончились. Остались только противоракеты. Теоретически, их можно было использовать не только для обороны. Но сейчас они были остро нужны по прямому назначению. Молодой пилот подозревал, что противник решил применить ту же тактику, что и он – накрыть взрывами объём пространства, превышающий возможности маневрирования истребителя. А значит…

– Пантелей, я тебе говорил, что мы врежемся в атмосферу?

– Было что-то такое.

– Можешь больше не бояться – скорее всего, до атмосферы мы не долетим. Нас разнесут в куски раньше, – обнадёжил товарища Егор.

Для такого предположения у него были все основания. В действие вступили крупнокалиберные установки орбитальной ПКО Сварога. И хотя стреляли они не по «Беркуту», а по «Хормузу», при такой плотности огня что-то должно было обязательно перепасть и своим. Выход Егор видел только один…

– Держись! – в очередной раз за последние несколько минут крикнул он Пантелею и направил машину прямо на вражеский корабль. Там, похоже, к этому времени оценили серьёзность ситуации и начали спешно отстреливать десантные модули, которые сразу устремлялись вниз, к планете.

«Контроль повреждений – двадцать шесть процентов… Тридцать два процента», – безумный полёт сопровождался бесстрастными докладами искина.

Чтобы не попасть по своим, «Хормузу» пришлось на какое-то время уменьшить плотность огня, чем и воспользовался пилот «Беркута». Он проскочил почти вплотную к корпусу вражеского корабля, заодно прикрывшись им от огня своей ПКО. И успев при этом не только пропахать врага очередью из пушек, но и всадить залп противоракет в бронестворки отсека охлаждения реактора.

«Сорок восемь процентов… Пятьдесят четыре процента… Шестьдесят два процента».

Позади истребителя расцвёл огненный цветок. Десантный корабль разломился пополам и начал медленно заваливаться на планету. Однако свою задачу он выполнил. Десантные модули уже входили в атмосферу.

«Семьдесят три процента… Повреждение правого маршевого двигателя… Неконтролируемая реакция… Отстрел правого маршевого двигателя… Потеря мощности левого маршевого двигателя – пять процентов. Расход боезапаса пушек – девяносто пять процентов… Девяносто семь процентов… Девяносто девять процентов. Снаряды закончились».

Прежде чем закончились боеприпасы, молодой пилот успел сжечь девять десантных модулей. Больше он уже ничего сделать не мог. Пора было позаботиться и о себе.

Егор успел отдать команду на отстрел спаскапсулы раньше, чем это сделала автоматика, и почти сразу потерял сознание от навалившейся перегрузки.

* * *

– Бродяга-один, Бродяга-два, преследование Бродяги-три прекратить. Следовать к терминалу шестого орбитального лифта. Действовать согласно тактическому плану номер семь.

– «Прекратить преследование», – хмыкнул ведущий, отзывая так и не вышедшие к этому моменту на дистанцию открытия огня дроны. Пилотируемые истребители безнадёжно отстали от машины Белецкого, так как, во-первых, позже начали разгоняться, а во-вторых, заблаговременно начали тормозить, дабы избежать встречи с атмосферой Сварога. – Спохватились… Там уже некого преследовать.

– Как думаешь, что это было? – поинтересовался ведомый, который тоже видел и бой одинокого «Беркута» с невидимым противником, и финальную вспышку в атмосфере планеты, сопровождённую исчезновением метки «Бродяги-3» с тактической схемы.

– Похоже, наш юный друг был не так уж и безумен.

– Надеюсь всё же, не «был», а «есть».

– Да. Я тоже надеюсь. Хотя – на такой скорости… – ведущий сокрушённо покачал головой. Но развить свою мысль не успел. Вокруг начало твориться нечто невообразимое.

* * *

Как и тогда в столичном парке, первым восстановилось обоняние. И донесло до мозга запах крови.

Следующим, тоже как и в прошлый раз, подключился вкус. И вновь это оказался вкус крови. Дежавю…

А потом без очереди влезла боль.

Боль была глухая, но по всему телу. Ощущения были, как будто сверху уронили хорошую такую бетонную плиту. Осознав, что вверенный ей организм начал приходить в сознание, медсистема скафа поспешила отчитаться о проделанной работе.

Беглого взгляда на строки отчёта было достаточно, чтобы понять, почему боль не была нестерпимой. Судя по текущему состоянию картриджа аптечки, та впрыснула в организм подопечного лошадиную дозу коктейля из обезболивающих и противошоковых препаратов вперемешку со стимуляторами. Непрояснённым оставался только вопрос, а из-за чего вообще всё болит?

Егор глухо застонал (Ага, появился и слух!) и запросил отчёт у системы контроля повреждений скафа.

Отчёт не порадовал. Накрывшаяся система движков для передвижения в космосе? Да бог с ней! На поверхности планеты она всё равно бесполезна. Пробитый в двух местах скаф? Пробоины затянуты аварийным герметиком. Но вот выход из строя системы дальней связи и системы регенерации воздуха – это серьёзно. Точнее, было бы серьёзно, если бы более мощные аналоги этих систем не имелись в спаскапсуле. А даже если бы отказали и там – с минуты на минуту должны прибыть спасатели. Сама-то спаскапсула никуда не делась и с орбиты должна быть хорошо видна. Так что скоро их с Пантелеем доставят на ближайшую…

Пантелей! Что с Пантелеем?! До Егора наконец-то дошло, что он не слышит товарища ни по радио, ни в мыследиапазоне.

– Пантелей! Пантелей, котяра, ты меня слышишь?!

А в ответ – тишина.

Белецкий с трудом разлепил глаза. Однако… По сравнению с прошлым разом наблюдались явные отличия. Тогда картинка была чёрно-белая, сейчас – мутно-зелёная. Может, появление цвета и являлось шагом вперёд, но в прошлый раз картинка была именно картинкой – то есть было видно всё вокруг, а сейчас… Мутная клубящаяся зелень, и больше ничего.

Запрос. Контроль повреждений спаскапсулы? Хм, нет связи. Плохо. Нет. Что же это такое всё же со зрением опять?

Егор медленно повернул голову вправо-влево. И снова застонал… Больно! Но зато выяснилось, что при повороте головы зелёный цвет сменяется каким-то буро-непонятным. А если задрать голову вверх… Что это? Сильно напоминает дым. Или туман? А туман бывает чёрным? Кажется, нет… Значит, всё-таки дым. Как говорится, дыма без огня не бывает. И что из этого следует? Что что-то горит. Логично. А противопожарная система почему-то не только не принимает мер по спасению экипажа, а и вообще не отзывается на запросы. С её стороны это нехорошо.

А ещё нехорошо то, что, судя по вектору силы тяжести… Так. Зрение, похоже, постепенно приходит в норму. Поглядим… Что у нас справа?.. Слева?.. Внизу?.. Угу. Это уже интересно. Ввер… Ага! Вот и источник дыма!

Картинка нарисовалась безрадостная: Егор висел вниз лицом в кресле-ложементе, зацепившемся стропами парашютной системы за какой-то выступ на крутом, почти вертикальном склоне. Прямо под ним, метрах в пятидесяти внизу, раскинулась большая и, может быть, не только большая, но и глубокая лужа маслянисто поблёскивавшей зелёно-бурой жидкости. Чуть поодаль, «на бережку», догорали разбросанные в радиусе порядка ста метров обломки спасательной капсулы.

Горели, надо сказать, не все обломки. Только те, где имелся свой окислитель. Кислорода в атмосфере Сварога почти не было. А вот углекислого газа и прочей таблицы Менделеева – хоть отбавляй. В принципе, биологи проводили какие-то эксперименты в плане приведения состава местного воздуха к параметрам, пригодным для дыхания: высаживали на мёртвых скалах лишайники, поглощающие углекислый газ и вырабатывающие кислород, разводили в отработанных штольнях разнообразные бактерии… Но этого было мало, чтобы изменить газовый баланс атмосферы. Да по большому счёту никому это и не было нужно.

На постоянной основе люди здесь не жили. Добычей и переработкой полезных ископаемых занимались автоматические комплексы, обслуживаемые немногочисленным персоналом, работающим вахтовым методом. Так же периодически сменяли друг друга военные из сил планетарной обороны. Вот и всё «население».

Увидев обломки, Егор похолодел. Такая картина в соответствии с отсутствием связи с Пантелеем наводила на нехорошие предположения о судьбе товарища. И метки его нет…

Идиот! «Метки нет»! На чём?!

«Нет, я, наверное, всё-таки серьёзно ударился головой», – наконец признал очевидный факт Егор, включая просмотр карты. Система глобального позиционирования послушно отобразила окружающую местность и на ней две зелёные точки – собственно, самого потерпевшего аварию пилота и…

– Пантелей! Понт! Ответь, ты там цел?! – заорал Егор, увидев отметку друга в двухстах метрах на северо-восток от своей.

И снова ни звука в ответ. Ну да. Метка всего лишь означала, что навигатор скафа пушистика находится в рабочем состоянии. А вот сам рысь?

Белецкий чертыхнулся ещё раз и включил дистанционную меддиагностику. Ближняя связь работала, а значит…

Сердце рыся билось ровно, но замедленно. Двигательной активности не фиксировалось. Да и откуда: судя по отчёту аптечки Пантелея о применённой фармакологии, она своего подопечного просто-напросто усыпила. Значит, дело было плохо.

Сколько ни вглядывался Егор, самого рыся увидеть он так и не смог. Там, где тот должен был находиться, была куча больших камней. Может, он был за одним из них.

Или под одним из них.

Белецкий засуетился, прикидывая, как быстрее добраться до друга. Самым простым способом было отключить силовые захваты, удерживающие скафандр в кресле…

И упасть с пятидесятиметровой высоты. Может, той лужи внизу – по колено. Тогда падать придётся фактически на твёрдую поверхность. А может – там, под непонятной жидкостью – трёхметровый слой грязи. В таком случае из неё точно не выберешься. И другу не поможешь.

Вариант с обрезанием парашютных строп, на которых висело кресло, Егор тоже отбросил. От первого он отличался лишь тем, что ко всем предполагаемым неприятностям добавлялось падающее сверху кресло.

«Придётся действовать по-другому». Егор извернулся в кресле и выбросил вверх левую руку. Из утолщения на запястье скафандра выстрелил страховочный фал…

И бессильно заскользил вниз, не найдя, за что зацепиться.

«Тогда так!» Белецкий втянул фал обратно и выстрелил им снова.

Не то чтобы «выстрелил»… На этот раз скорость, с которой удлинялся фал, «выстрелом» назвать было сложно. Чёрный отросток полз по почти вертикальной стенке, словно змея, цепляясь за малейшие выступы. Вот он нашёл подходящую трещину… И «втёк» в неё. Что происходило дальше, Егор не видел, но представлял вполне отчётливо. Проникнув на достаточную глубину, фал начал разветвляться и, по возможности, утолщаться. Меньше чем через полминуты он ощутимо дёрнулся. Процесс внедрения в каменный склон был завершён.

Ну что ж, теперь можно двигать. Стоп! А десантные модули? Девять он сжёг. Но Хормуз их несёт двадцать четыре. Конечно, ПКО тоже не спало, но вдруг кто-то да прорвался к поверхности? Егор потянул из-под кресла укороченную штурмовую винтовку, включённую в спасательный комплект как раз для подобных случаев. После чего, глубоко вздохнув, дал команду на отключение силовых захватов. И полетел вниз…

Однако полёт был недолгим. Фал натянулся и, спружинив, удержал скафандр и находящегося в нём человека от дальнейшего падения. Белецкого поволокло по склону влево. Со стороны это было похоже на большой маятник. Вниз покатились задетые камни разного размера. Проследив за ними взглядом, Егор увидел, как они с глухим чавканьем исчезают в подозрительной луже, и похвалил себя за то, что не стал прыгать. Затянуло бы, и поминай как звали.

Теперь надо было закрепиться на новом месте. Для этой цели лучше всего бы подошёл второй фал, но он конструкцией скафа, к сожалению, предусмотрен не был.

Егор сунул винтовку в фиксаторы за спиной и, сняв с пояса шпагу, начал медленно подниматься по склону, выискивая место, куда можно было бы воткнуть клинок. Предстояло сделать ещё несколько «переходов», чтобы переместиться за пределы лужи.

Наконец подходящая трещина была найдена, и Белецкий, повиснув на шпаге, принялся втягивать фал, чтобы потом снова забросить его дальше.

Раз за разом проделывая подобные акробатические трюки, потерпевший катастрофу пилот продвигался всё ближе и ближе к краю лужи, попутно прикидывая, была ли спасательная капсула повреждена ещё в воздухе или разрушилась от чудовищных перегрузок.

Решил, что скорее – первый вариант. Если бы перегрузки были такие, что от них разрушилась спасательная капсула, то уж её пассажиров не спасли бы и гравикомпенсаторы. Так что перегрузки, скорее всего, были в пределах нормы, а если и превышали её, то ненамного. И капсула разрушилась из-за повреждений, полученных в бою, предварительно приведя в действие второй контур спасательной системы и катапультировав пассажиров.

Почти наверняка это произошло у самой поверхности. Иначе парашюты человека и рыся разлетелись бы гораздо дальше.

Несколько минут, понадобившиеся Егору, чтобы перебраться по отвесному склону в сторону и спуститься с него за пределами лужи, благодаря таким вот размышлениям прошли для него почти незаметно.

Выбравшись наконец на относительно ровное место, молодой пилот со всех ног припустил к груде камней, среди которых, согласно указанию навигатора, должен был находиться его друг.

Точнее, это ему так показалось, что припустил. На самом деле, если бы кто-то взглянул на происходящее со стороны, он бы увидел с трудом ковыляющего куда-то человека в чёрном полётном скафандре.

Метка навигатора рыся приближалась, приближалась… Егор миновал один из чадящих обломков спаскапсулы, с трудом протиснулся между двумя большими каменюками, так как не хотел отклоняться от прямого маршрута, перелез через третью и принялся карабкаться по каменистой осыпи.

Метки совместились.

– И что? – пробормотал Егор, водя головой вправо-влево, словно локатором. Камни… Камни… Камни… И тут… И там… И… А это что?!

Между двух камней, подобно пляшущему язычку пламени, бился на ветру клочок ярко-оранжевой ткани парашюта.

– Пантелей, ответь! Пантелей! – Белецкий сломя голову, кинулся к обрывку.

Получилось именно «сломя голову». Почти. Не пробежав и трёх шагов, Егор споткнулся и упал, чувствительно приложившись головой о камень.

– …шел спасательный бот, – послышалось в наушниках.

– Пантелей! – Белецкий, не поднимаясь в вертикальное положение, пополз дальше на карачках. – Пантелей, что ты сказал?! Какой спасательный бот?! Куда шёл?!

– Бродяга-три, оставайтесь на месте. К вам вышел спасательный бот. Время подлёта – девять минут, – бесстрастный голос автомата совсем не был похож на голос друга, как сначала почудилось молодому человеку.

Заработала дальняя связь? Ага! Угу… Нет. То есть да. Заработала. Но только на приём. Наверное, от удара что-то где-то замкнулось, и…

«Разогнаться посильнее, и с размаху о камень головой? – мрачно подумал Белецкий. – Глядишь, и передатчик заработает. Вот только так и без головы остаться можно. Нет уж. Пусть пока будет только приёмник. Девять минут потерплю. Но что же с Пантелеем?»

Егор добрался наконец-то до обнаруженного клочка ткани. Отбросил в сторону один камень… Второй…

Да. Похоже, это был парашют рыся. Оторваться от ложемента катапульты и улететь он, по идее, не должен был, так что…

Скорее всего, Пантелей был погребён под камнями. Наверное, ему повезло ещё меньше, чем Егору, и он врезался при посадке в неустойчивую кучу камней на краю какой-нибудь ямы и был этими камнями завален.

«И хоронить не надо…» – мелькнуло в голове у Белецкого. Он тут же обругал себя за такие мысли и принялся с остервенением раскапывать парашют.

– Бродяга-три, оставайтесь на месте. К вам вышел спасательный бот. Время подлёта – восемь минут, – автомат продолжал информировать потерпевшего крушение пилота о скором прибытии помощи.

«Помощь – это, конечно, хорошо. Там и роботы должны быть. Как раз для таких случаев…»

Но Егор не собирался дожидаться помощи сложа руки. Бывает, что вопросы жизни и смерти решают секунды. И молодой пилот хотел бы, чтобы этих секунд у друга было как можно больше. Чем больше камней он успеет оттащить в сторону до подлёта спасательного модуля, тем быстрее роботы раскидают остальные и извлекут…

Чёрт! Оказывается, всё это время он разгребал завал не в ту сторону! Купол закончился, а строп не было видно. Значит, ложемент с рысем находится с другой стороны. Знать бы, с какой…

Не мудрствуя лукаво, Егор решил в качестве рабочей гипотезы принять, что с противоположной, и вновь принялся за работу.

«Время собирать камни», – поднатужившись, пилот поднял здоровенную глыбу, которую без экзоскелета скафа не смог бы и сдвинуть с места. Теперь несколько шагов к краю начавшей потихоньку углубляться ямы, и…

«Время разбрасывать камни». Глыба полетела в сторону, а Белецкий, переведя дух, потопал за следующей.

Примерно через минуту выяснилось, что на этот раз направление раскопок оказалось правильным. Купол закончился, и показались стропы. Вот вдоль них и надо было разбирать завал дальше.

Конечно, можно было попробовать отмерять по получившемуся вектору расстояние на длину строп и продолжить работу там, но Егор не знал, изгибаются ли стропы под камнями. Кроме того, предугадать, находится ли ложемент на одном уровне со стропами, либо выше или ниже. По логике вещей, должен бы быть ниже. Но так ли это? Надёжнее было пробираться вдоль строп.

Работа продолжалась. Мелкие камни Белецкий просто отбрасывал в сторону, крупные приходилось переносить. Самые тяжёлые – перекатывать.

Монотонные сообщения о скором прибытии помощи подстёгивали. Хотелось, чтобы прибывшие не теряли время на раскопки.

Но время шло, до прибытия спасательного бота, согласно сообщениям по радио, оставалось три минуты, две, одна…

Егор начал чаще поглядывать в затянутые быстро несущимися куда-то тяжёлыми багровыми облаками небеса. Вот вроде бы послышался и гул турбин. Показалось? Нет, точно. Гудит. Летят.

– Сейчас, сейчас, – Белецкий схватился за очередной камень.

– Бродяга-три. Оставайтесь на месте. К вам вышел спасательный бот. Вре…

Внезапно всё вокруг потонуло в ослепляющей белой вспышке. Глазам досталось даже сквозь сработавший поляризационный фильтр. Чёрт! Егор принялся карабкаться по каменистому склону вырытой им ямы. «Неужели?!..»

Вот он и наверху. Да! Над хмурым скальным пейзажем мрачно-торжественно вздымался в багровое небо гигантский гриб ядерного взрыва.

Белецкий быстро огляделся по сторонам. Вопреки вечной солдатской прибаутке «По сигналу „вспышка спереди” солдат должен встать по стойке „смирно” и держать оружие на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не капал на казённые ботинки», реальные действия в ситуации, в которую попал молодой пилот, должны были быть совсем другими. Ага! Вот и подходящий камень! Достаточно большой. В два прыжка Егор оказался у намеченной здоровенной глыбы и уселся, прижавшись к ней спиной и уперевшись ногами в грунт.

Спешил не только он. Звук турбин усилился, и из низкой облачности вывалился автоматический спасательный бот. Он явно не успевал уйти на безопасную высоту и теперь пытался проделать тот же манёвр, что и человек под ним – найти укрытие на поверхности.

Не успел… Налетевшая воздушная волна подхватила воздушное судно, завертела и шмякнула об склон, на котором Егор только что висел. Причём бот угодил точно в болтавшийся на стропах ложемент катапульты. Раздался сухой треск, что-то вспыхнуло…

И бот вместе с ложементом рухнул в ту самую лужу.

Прежде чем полностью исчезнуть в её глубине, спасатель-автомат подвергся бомбардировке мелкими и не очень камнями, сорванными с места воздушной волной.

«Вот после этого и соблюдай инструкции», – отстранённо подумал Белецкий, глядя, как брюхо перевернувшегося бота, который должен был вернуть их с Пантелеем к цивилизации, скрывается под… чем? Явно не водой. Если бы Егор остался висеть в ложементе, ожидая помощи, то сейчас его расплющенный труп опускался бы на дно лужи вместе с погибшим спасателем.

На аварийной волне воцарилось молчание. Либо там, откуда велась передача, обалдели от произошедшего и теперь согласовывали новый план действий, либо там сейчас стало не до экипажа одинокого истребителя, либо… Самый худший вариант – говорить «на том конце» было некому.

Переждав проход воздушной волны, Егор со вздохом тяжело поднялся на ноги и взглянул на результат своих раскопок, снова полузасыпанный камнями. Поморщился от взвывшей системы предупреждения о радиации и, отключив звуковое оповещение дозиметра, снова полез в яму. Теперь разбирать завал предстояло самостоятельно до самого конца. На автоматы надеяться не приходилось. Что делать потом – было большим вопросом, но молодой человек решил не строить планов заранее, а сначала откопать друга.

Теперь работа продвигалась медленнее. Совершив спринтерский рывок в ожидании спасательного бота, Егор потратил слишком много сил, и теперь его буквально шатало.

Где-то минуты через три ожило радио. Сейчас говорил явно не автомат. Голос передававшего сообщение был окрашен нотками эмоций. Смысл сообщения сводился к тому, что прибытие помощи откладывается на неопределённое время в связи с предельной загруженностью аварийно-спасательной службы на других, более важных участках.

Белецкий скрипнул зубами. Раз спасатели завалены работой по самое не хочу, значит, взрыв по соседству был не единственным. Даже – далеко не единственным. И теперь на помощь рассчитывать не приходится.

Тем временем из-под камней наконец показался край ложемента рыся. Егор, собрав оставшиеся силы, удвоил скорость раскопок. Камень за камнем, и вот уже весь ложемент оказался полностью освобождён от привалившей его горной породы.

Вот только рыся всё ещё не было видно. Он находился под перевёрнутым ложементом. С одной стороны – это было плохо. Значит, пушистик качественно приложился при жёсткой посадке. С другой стороны – ложемент защитил его от ударов падающих камней.

Егор взялся за край ложемента и осторожно перевернул спасательную конструкцию в нормальное положение.

С виду всё было в порядке. Даже пробоин на скафе не оказалось. По крайней мере, видимых глазу. А вот что там внутри? Белецкий отключил силовые захваты. Тело рыся безвольно сползло по ложементу.

– Пантелей… Спокойно, Пантелей, всё будет хорошо. Я жив. Ты жив. Значит…

Егор ещё раз пробежался по данным телеметрии технических и медицинских систем скафа напарника. Вроде всё было в пределах нормы. Если бы не отчёты «нет данных» по некоторым параметрам. Может быть, конечно, это сбой систем диагностики, а может… Парень ещё раз прошёлся по показателям, подумал и решился.

Отдав команду аптечке друга на приведение хозяина в чувство, он тяжело опустился на землю и привалился спиной к ближайшему камню. Теперь оставалось только ждать.

От нечего делать попытался связаться с утонувшим ботом. Не вышло. Либо на боте вышла из строя приёмопередающая аппаратура… Что сомнительно. Удар, конечно, был сильный, но ведь и бот не стеклянный. Система связи должна быть рассчитана на подобные случаи. Либо жидкость, из которой состоит лужа, экранировала радиоволны. Эту версию пилот счёл более вероятной.

Ну что ж, положительным моментом в этой ситуации можно было считать появившуюся определённость. Никакой помощи от бота ожидать не стоило.

Потекли медленные минуты ожидания. Наконец, рысь слабо дёрнулся. Потом ещё раз, уже сильнее. Потом медленно поднял голову, огляделся по сторонам.

И резко вскочил на все четыре лапы, выгнув спину.

С надеждой глядевший на друга Егор сам чуть не подскочил на полметра от такой неожиданной прыти.

– Пантелей, ты как?!

В ответ раздалось глухое урчание.

– Пантелей? – Егор начал медленно подниматься на ноги.

Рысь припал мордой к земле и зарычал громче.

– Пантелей… Котяра… Ты что? Это же я! – у молодого человека внутри словно что-то оборвалось. Но он продолжал говорить тихим размеренным голосом: – Пантелей… Понт… Успокойся… Это я, твой друг… Ты меня слышишь? Ты меня помнишь?

Урчание стало тише.

Егор, протянув руку вперёд и продолжая монотонно что-то говорить, сделал шаг в сторону рыся, другой… Тот вроде не реагировал. Тре… Пантелей взвился в прыжке, но Егор был начеку.

Резко с перекатом ушёл в сторону (пребольно ударившись о камень) и активировал инъектор аптечки рыся. Тот хотел было прыгнуть ещё раз, но резко обмяк и растянулся у ног бывшего напарника.

Егор тяжело вздохнул и медленно опустился рядом.

Диагноз был ясен. При катастрофе что-то нарушилось или в электронной, или биологической части сознания рыся.

И теперь он превратился в неразумное животное. В дикого зверя.

Какое-то время парень просидел без движения, пустым взглядом вперившись в замершего друга. На душе было гадко, а в голове – пусто. Наверное, вот так – страшнее всего. Только что был человек…

Человек? Егор поймал себя на мысли, что думает о Пантелее не как о пусть и разумном, но всё же представителе другого биологического вида, а как о человеке. Таком же, как и он сам.

А что? Чем рысь хуже человека? Уж получше некоторых!

Был… Егор отвёл взгляд. Никому не пожелал бы такой участи. И родные… Смерть близкого человека – это больно. А вот такое… Когда любимый человек вроде не мёртв, но и не жив, и сколько такое состояние будет продолжаться – непонятно. Это во сто крат тяжелее.

Родные… молодой пилот вспомнил свой визит к вдове Шелехова. Тогда основную тяжесть общения взял на себя барон. А теперь… Теперь, если что, объясняться придётся лично. Смотреть в глаза Василисе… Егор мотнул головой.

И ведь в случившемся виноват именно он! Если бы не принял решение атаковать невидимые для всех остальных цели, если бы проследовал по маршруту, отложив объяснения до прибытия на базу, оба сейчас были бы живы и здоровы и никто бы не мог их ни в чём упрекнуть. Всё по уставу.

Да, Егор понимал, что всё сделал правильно, что две жизни, две судьбы – более чем достойный размен за уничтожение куда как большего количества врагов, а главное – срыв их планов.

Он всё же надеялся, что в ходе боя командование убедилось в реальности угрозы и успело что-то предпринять, чтобы её устранить. Пусть и не полностью, судя по расплывающемуся над горизонтом ядерному грибу.

Нет, всё было сделано верно. И если бы вдруг он вернулся во времени и снова встал перед выбором, то снова бы принял то же самое решение. Но всё равно – как же тяжело сознавать, что ты виновен в беде, приключившейся с другом…

Так! Егор ещё раз мотнул головой, словно пытаясь вытряхнуть из неё навалившиеся депрессивные мысли. Пантелей всё же жив, и надо что-то делать, чтобы его шансы на выздоровление увеличились. Спасатели в ближайшее время не придут, и вообще – непонятно, придут ли «не в ближайшее время».

Значит, какие в свете этого стоят задачи? Первая – самая главная, а может быть, и единственная – продержаться до прихода спасателей. Что для этого надо? Самую малость – еда, вода, кислород.

Кислород… Самое важное и необходимое сейчас, пожалуй. А вот с ним проблемы. В скафе Пантелея с регенерацией воздуха всё в порядке, а вот у самого Егора…

Аварийный картридж скоро закончится. Запасные утонули в луже вместе с ложементом катапульты. Теоретически можно попробовать нырнуть вслед за ней – скафандр на то и скафандр, чтобы обеспечить своему владельцу жизнь в любых условиях. Но парень сильно сомневался в возможности движения и навигации в этой густой непрозрачной массе. Плюс довольно велика вероятность, что и до ложемента, и до внутренностей спасательного бота, в которых тоже должны быть и картриджи, и ещё много чего полезного в данной ситуации, добраться будет невозможно.

Значит, ныряние откладывалось на крайний случай. А как скоро этот крайний случай наступит? Вот это для начала и надо было выяснить.

Кислорода, генерируемого аварийным картриджем, обычно хватало на срок где-то около трёх суток. Чуть больше, если провести это время в покое, и чуть меньше – при интенсивной физической нагрузке. К аварийному ложементу полагался комплект в десять картриджей. Своими запасами Белецкий теперь воспользоваться не мог. Если бы сразу подумал… Но кто ж знал… Эх!

Самобичевание, конечно, очень увлекательное занятие, но ужасно непродуктивное. Так что, рассудив, что обругать сам себя он ещё успеет, и не один раз, Егор занялся исследованием НЗ спасательного ложемента своего товарища. В нём тоже должен был находиться стандартный запас картриджей. Вот только находился ли? И были ли они неповреждёнными?

Честно говоря, молодой человек вскрывал отсек картриджей, затаив дыхание. Ведь если они повреждены… Трое суток – и всё. Даже меньше, учитывая, сколько сил и воздуха потрачено на извлечение Пантелея из-под завала. Есть же Бог на свете, должен же он хоть иногда помогать людям!.. Егор покосился на лежащего рядом Пантелея. И рысям.

Да! Бог любит пилотов! Все картриджи оказались неповреждёнными. Теперь появился шанс спастись самому. И спасти товарища.

Егор быстро проинспектировал НЗ. Там всё было строго по инструкции. Да у Пантелея и скаф-то особо не был повреждён. Возможно, даже дальняя связь работала бы… Если бы была там предусмотрена.

Секретность, блин! Можно было бы использовать скаф рыся как ретранслятор, а так…

Ладно, что дальше? Кислорода хватит примерно на месяц. По оптимистическим прогнозам, хватит, чтобы дождаться спасателей, где-то с троекратным запасом. Хотя… Последнее время Егор был склонен к пессимизму. Поэтому сейчас у него в голове упорно крутилась мысль, что спасатели вообще никогда не прилетят. Он её, конечно, старательно гнал прочь, но она возвращалась вновь и вновь. Так. Не паниковать… Дальше.

Вода – система регенерации работает, плюс аварийный запас. При нормальных условиях кислород кончится раньше.

Пища – тюбики с продовольственным НЗ, безвкусным, но питательным, универсальны. Годятся и для рыся, и для человека. Если делить запасы на двоих, их хватит недели на две с хвостиком. Потом ещё столько же можно жить на стимуляторах и питательном растворе.

Только тут придётся внести коррективы. Система питания в любом скафе рассчитана на то, что ею пользуется разумное существо. Даже в рысином. Значит, сейчас она работать не будет, и Пантелея сразу придётся перевести на искусственное питание.

В общем, можно было бы более-менее спокойно оставаться на месте и ждать спасателей, если бы не одно «но».

Радиация.

В принципе, скаф от неё защищал… Но относительно недолго. В конце концов, это был не громоздкий скафандр высшей защиты, в котором какое-то время (правда, тоже очень недолгое) можно было находиться чуть ли не в эпицентре ядерного взрыва, а лёгкое полётное «бельишко».

Более серьёзную защиту должна была обеспечить спаскапсула, но она сейчас была раскидана вокруг в виде кучи бесполезных обломков.

В общем, надо было делать ноги. Причём срочно. Вот только куда?