Текст книги "Шея жирафа"

– Возьмем, например, икоту. Это не что иное, как отголосок дыхания жабрами.

Тут ей действительно пришлось постучать себя по грудной клетке.

– Исполнение может быть различным, но базовых конструкций немного. У цветков – от пяти до шести лепестков, у наземных позвоночных – по пять пальцев.

Позвоночные – это не что иное, как черви наоборот. Кишечник перенесли вперед. А нервную систему назад. Снаружи мягкие, потому что у них эндоскелет. Человек – животное с двусторонней симметрией. Два глаза, одно сердце. Позвоночные животные, но бесхребетные. Было бы здорово начать все сначала. Но это не удастся никому. Это единственно возможная справедливость. Если о ней пойдут слухи, то о дисциплине можно забыть. Тогда все начнут обращаться к ней просто по имени. Тридцать лет работы коту под хвост. Тридцать с половиной, если быть точной.

Она поставила серый проектор перед учительским столом и положила пленку на стекло. Лампа слишком. слабая, солнечный свет слишком, яркий. Нужно немного задернуть занавеску. Линза увеличивала не только изображение, но и меловую пыль, скопившуюся на проекторе. Все время приходится ее вытирать. Теперь все видно хорошо: шесть похожих, на косуль черно-белых животных, объедающих листву с деревьев. Большие угловатые пятна, длинная шея. С каждым рисунком все длиннее. В начале два короткошеих животных, лежащих в траве саванны, – погибли, не успев стать жирафами.

– Вы знаете, что жирафы живут в центральных районах Африки, в саваннах, где короткие сезоны дождей сменяются долгими сезонами засухи. Почва становится сухой и неплодородной. И только на деревьях с мощной корневой системой еще сохраняются листья. Зачастую это единственная пища жирафов. Когда животное вытягивает шею, оно достигает в высоту около шести метров. Передние ноги жирафа длиннее задних, у него очень длинная шея, голова имеет вытянутую форму, и даже язык очень длинный. Строение тела жирафа подчинено одной цели, все направлено на то, чтобы животное смогло добраться до листьев на высоких ветках. Но откуда у жирафа…

Стук. Наверное, на улице.

– Откуда у жирафа такая длинная, шея, на этот счет существуют самые разные…

Вот опять. Стучали в дверь. Кто там?

– Войдите, – громко и уверенно.

Дверь распахнулась. Это был Каттнер. Боже мой, какой важный. При исполнении. Лицо известкового цвета. Вошел, остановился, кивнул ученикам. Спины у всех вдруг выпрямились.

– Извините, коллега.

По крайней мере, обращается к ней на «вы» в присутствии учеников. Озабоченный взгляд. Зачем он пришел? Может, он что-то знает?

– Я не хочу, – откашлялся, прикрыв рот рукой, – мешать уроку, но…

Это конец.

– Да?

Нужно опередить его. Только не в присутствии учеников. Не подавать вида. Здесь ее территория. Жужжание проектора. Только спокойствие. Ухватиться за край стола. Растрескавшиеся края.

– Не могли бы вы пройти со мной?

Отпустить стол.

– Конечно.

Сумку взять с собой. Ни в чем нельзя быть уверенным. Просто идти вслед за ним. Спину выпрямить. Голову поднять. Только не подавать вида. Уверенным нельзя быть ни в чем. Как Каттнер ждет. С опущенной головой. Наверное, хочет пропустить ее вперед. Как будто уводит ее. Но ведь он это и делает. Но откуда он мог узнать? Замок сумки защелкнулся. Еще раз поправить пленку с жирафами. К двери.

Перешептывание. Кто шепчет, тот лжет.

– Продолжайте работать самостоятельно. Я скоро вернусь.

Долго это не продлится. Хотя кто знает. С вещами на выход. Больше не увидимся. Закрыть дверь.

– Что случилось?

– Подожди.

На стене – медузы и кувшинки. Она спускалась по лестнице вслед за Каттнером. Он шел быстро, как будто торопился. Как он открыл ей дверь, не глядя на нее. А на улице не очень-то и тепло. Нужно было надеть пальто. Воздух свежий и холодный. Шея мерзнет. Каттнер впереди. Не знает, чем заняться, с тех пор как ему запретили выступать с речами. Родители пожаловались, потом пришло распоряжение главы Ведомства по делам школ. О недопустимости сокращения перемен. Очевидно, что-то случилось. В прошлом, году в общеобразовательной школе уволили учителя. На уроках музыки разучивал, с учениками фривольные песенки. Совместные возлияния. Точно подпадало под закон о защите детей от вредной информации… Лысина Катгнера. Завитки на затылке. Может, позвонили? Из Америки? Там сейчас полночь. Выкуп. Следы в лесу.

Рука Каттнера на ручке двери. Его строгий взгляд. Серьезное выражение лица. Открыл дверь. Там сидела Эллен. На стуле перед письменным столом. Руки свисали. Волосы в беспорядке. Угловатое лицо. Опухшие глаза. Инга совершенно о ней забыла. Какой у нее жалкий вид.

Каттнер снял пиджак и повесил его на вешалку. Руки по швам, приготовился произносить речь.

– Ты когда-нибудь слышала об обязанности надзора?

Присел, наклонился к девочке.

– Эллен, расскажи, что они с тобой сделали.

Та принялась плакать, как по команде.

Он выпрямился. Вздохнул.

– Ну, будет-будет. Подожди в коридоре. В класс можешь сегодня, больше не возвращаться.

Эллен выползла наружу. Зеленые полосы на анораке.

Каттнер закрыл за ней дверь и покачал головой.

– Девочка в ужасном состоянии.

Отодвинул занавеску и приоткрыл окно. Повернулся. Набрал воздуха.

– Скажи, ты вообще знаешь, что происходит в твоем классе? Эту девочку третируют уже несколько недель, а может, и месяцев, над ней издеваются.

Он сел. Кажется, и правда расстроен.

– Я нашел ее в мужском туалете. Ты представить себе не можешь, в каком виде.

Нежные листочки на фоне черного городского рва. Фасады домов на Рингштрассе залиты солнечным светом. Их, видно, и правда снесут.

Каттнер снова встал. Подошел ближе.

– Ну, так что? – Скрестил руки. – Тебе что, нечего сказать?

Сейчас уговаривают старух съехаться вместе, так можно будет сохранить хотя бы один дом. Вынужденное обобществление. Наверное, все-таки лучше, чем дом престарелых.

– И сколько это уже продолжается?

– Что именно?

Теперь он по-настоящему разозлился.

– Ученики твоего класса в течение недель, а может, и месяцев издеваются над девочкой, а ты утверждаешь, что ни сном ни духом?

Все еще заметно, что мы на Востоке. И через пятьдесят лет это будет заметно. Чтобы забыть об отношениях, требуется вдвое больше времени, чем эти отношения просуществовали.

– Ты меня вообще слушаешь?

Она слушала. Слышала каждое его слово. Ну, это не катастрофа, это даже не падение метеорита. Просто упадок. Кого-нибудь всегда затронет. Групповая динамика. Да, она слышала каждое слово.

– В твоем классе совершенно нездоровая атмосфера. Мне нужно было предвидеть, что ты не годишься для классного руководства. Все же было в характеристике написано. Старорежимное преподавание. Недостаток социальной компетентности. Окостеневшая личность. Но я подумал, старый конь борозды не портит, и даже вступился за тебя, чтобы ты осталась здесь до конца. Но теперь шутки в сторону. Это тебе с рук не сойдет.

Аэрофотоснимок на стене. Две буквы-здания на фоне зеленого ландшафта. Извивающаяся пуповина рва. Стоячие воды. Выхода к морю нет. Стоялая вода начинает вонять. С Вольфгангом расставаться уже поздно.

– Можешь идти.

Коридор по-прежнему пуст. Каждый урок – вечность. Эти. бесконечные сорок пять минут. План замен на следующую неделю. Отмена уроков Бернбург. Говорят, дошло до мыслей о самоубийстве. На больничном до лучших времен. В который раз. Сплошные пустые клеточки. Последствия. Таков порядок. Так уж у нас повелось. А здесь и есть теперь у нас. Только спокойствие. Затишье перед бурей. После бури. Ее шаги звучат очень громко. Что предписывает устав? Приехали. Какое ей до этого дело? Никакого. Каждый отвечает сам за себя. Откуда-то доносятся детские голоса. Конечно, она виновата. И куда теперь? Назад. В класс. Продолжать. Служба и устав. А что ей еще остается? Ничего. Исчезнет все. Рано или поздно. Обычно все исчезает внезапно. Вот как сейчас.

На улице – ракета на стене. Устремлена ввысь. Небо все еще невыносимо синее. Пышные белые облака. Вдоль улицы кусты зацветающей сирени. Снежноягодник, засохшие шарики-хлопушки. Эллен на скамье. Окурки в щелях мостовой. Здание специальных предметов. Расписанные окна кабинета художественной культуры.

Три ступеньки вверх по лестнице – и уже одышка. А как же ее великолепная физическая форма? Мерцающие медузы, как всегда неземной красоты. Звук спускаемой воды в туалете. Голос Кевина. Громкий смех. И вдруг опять тишина, как только она вошла в кабинет биологии.

А вот и они. Рядом с доской. Два конкурирующих стада жирафов. Длинношеие против короткошеих. Так кто же победит? И превратится в уникальное животное, в жирафа? Голова на высоте двух метров над сердцем. Сердце должно быть очень сильным, чтобы по такой шее перекачивать в мозг литры крови. Всего семь позвонков, а такая длинная шея. Это самое высокое из всех наземных млекопитающих. Правильная стратегия. Все имеет свои последствия, свои результаты. До перемены еще пять минут. Все еще урок. Ну хорошо.

– Вы видите, что предкам, жирафа была необходима более длинная шея, чтобы достать до листьев, расположенных высоко. Можно предположить, что изначально эти животные были похожи на антилоп или оленей. Представьте себе, как во время засухи они стоят под акациями и тянутся вверх. Возможно, они даже пытаются залезть на деревья, подпрыгивают, потому что испытывают сильный голод. Разумеется, у тех из них, кто от природы имеет более длинную шею, больше шансов выжить. Потому что они могут добраться до корма, недоступного другим. Все очень просто: у кого шея длиннее, тот живет дольше. А чем дольше живешь, тем больше шансов произвести потомство. Несомненно, до листьев постараются добраться все животные, даже не обладающие такими длинными шеями. День за днем они будут предпринимать все новые попытки. Животные будут стараться изо всех сил достичь цели, которая находится у них прямо перед носом. Каждый день они будут тянуться за листьями, и это войдет у них в привычку. А привычка постепенно превратится в образ жизни. И однажды это принесет свои плоды. Их потомству. Шея будет удлиняться. Медленно, но верно. Сантиметр за сантиметром. И неутомимые усилия на протяжении многих поколений, конечно, тоже передадутся по наследству, и потомки, в свою очередь, тоже будут прилагать усилия. Так постепенно и происходят изменения. Так жираф и получил свою длинную шею. А все те, что недостаточно старались, остались короткошеими и бесславно погибли. Среда всех нас заставляет прилагать усилия. Мы все пытаемся добраться до труднодоступных листьев, до плодов, висящих особенно высоко. У каждого должна быть цель перед глазами. Тренировка играет здесь решающую роль. Жираф приобрел длинную шею, потому что тянулся за все более высоко растущими, листьями, он растянул шею благодаря долгим, упорным усилиям, благодаря непоколебимой привычке. Так и. мы. наращиваем, мускулы, занимаясь спортом. Всю жизнь мы тянемся и растягиваемся. Каждый из нас. Порой кажется, что цель уже совсем близко, только руку протянуть. Но чтобы и в самом деле ее достичь, нужно приложить усилия. Каждому из нас присуще стремление к развитию, к совершенствованию. Если упражнять определенные части тела, отдельные органы, то они разовьются благодаря постоянной нагрузке, упорным тренировкам! Ваше образование осуществляется в определенном направлении. Разумеется, в желательном. Потому что образование – это альфа и омега! Внешние факторы не остаются без последствий. Они воздействуют на наш характер, на склонности, на наше поведение и строение тела, на все. И все ведет к чему-то. Все имеет последствия. Все для чего-то полезно. Все имеет смысл. И жизнь, и смерть. Все эти усилия не могут быть напрасными. Энергия не исчезает! Среда влияет на нас, вне всякого сомнения. Главное – уметь приспосабливаться. А привычка формирует человека. И если окружающая среда меняется, изменяются и обитающие в ней организмы. Организмов вне окружающей среды не существует.

Прозвенел звонок.

Но она еще не закончила.

– Итак, то, что предки жирафов неустанно тянулись за листьями акации, возымело свое действие. В течение многих поколений, на протяжении длительного времени они работали над формированием этой невероятно длинной шеи. Так и предки человека все снова и снова поднимались над степным ковылем, чтобы увидеть врага или добычу, до тех пор, пока однажды не начали ходить на двух ногах. Каждое поколение пожинает плоды предыдущего. Все основывается, на чем-то. Мы можем чего-то достичь, только приложив усилия. Но если человек ленится, то он. теряет однажды. приобретенные качества. Утрачивает все, что когда-то получил. Тогда все оказывается напрасным. Мускулы становятся дряблыми, мыслительная активность снижается. Поэтому мы должны постоянно тренироваться, ни в коем случае не останавливаться, всё время прилагать усилия, стараться, учить и повторять пройденное. Если все будут жить за счет поддержки со стороны, никто больше не будет стремиться заботиться о себе самостоятельно. Каждый из нас должен тянуться к цели. Нет ничего невозможного для того, кто старается по-настоящему.

О чем это она рассказывает? Нужно сесть. Совершенно нет сил.

– Домашнего задания не будет. Можете идти.

Полное истощение.

– Физкульт-привет!

Девочки выстроились в шеренгу. Смотрят прямо перед собой. Как блестят у них глаза. Солнце.

– Сегодня будем работать над улучшением вашей, физической формы. Играем в вышибалы. Разделитесь на две команды.

Голова кружится. Придется снова сесть. Скамья недалеко. Вытянуть ноги. Вот, уже лучше. Девочки делились на команды. Любопытно, симпатии всегда оказываются важнее, чем физическая форма. Вбрасывание мяча. Игра началась.

Жизнь бесцельна и случайна, но неизбежна. Теоретически возможно все. Но практически – ничего. Ты что-то там себе напридумываешь. А на деле все равно каждый день происходит одно и то же. Соответствовать обстоятельствам. В соответствии с обстоятельствами. Нужно так много времени, чтобы что-то изменилось. А когда и правда вдруг что-то меняется, то оказывается, что и это тоже не то. Тогда все произошло слишком, быстро. Оглядываясь назад, трудно сказать, какая из общественных систем была лучше. Просто одна оказалась более приемлемой. Природа не делает скачков. В отличие от истории. Трудно долго смотреть в одну точку. О любом событии можно рассказать только в форме истории. Маленькие звенья складываются в цепочку. Только выстраивая события в ряд, располагая одно за другим, последовательно, выводя одно из другого, можно рассказать естественную историю. Приматы – это визуально ориентированные млекопитающие. Это оптические типы. От амебы к обезьяне. От мухи к слону. Цепочка бытия, становление человечества. Последовательность событий, сплошные промежуточные стадии, жизнь в несовершенстве, жизнь в незрелости. Что такое успех в эволюции? Карты всегда сдаются заново. Кому достаются козыри, тот и выигрывает.

Девочки заняли позиции. Мяч летал еле-еле. Неудивительно, что ни в кого не попадали. Как они уворачиваются. Прижимаются к краю поля. Чтобы попасть, нужно постараться. Держать цель точно на мушке. Лучше всего целиться в живот. Толстых выбивать сначала. У них много уязвимых, мест. Уложить одним, ударом. Попадание. Выбили.

Постоянно приходится принимать решение: нападать, убегать или оставаться на месте. Инстинктивное поведение – ключ к успеху. Следует вернуть естественные инстинкты. Полагаться на нюх, как три миллиона лет назад. Снова передвигаться на четырех конечностях. На более высокой ступени шаг назад окажется преимуществом. Будущие дивиденды с лихвой возместят потери. Небольшое отступление поможет продвинуться вперед. Если застрял, нужно вернуться назад. Главное, двигаться. Назад в будущее. Ведь предпринимались же попытки снова вывести тура. По крайней мере, похожего быка. С сильным, затылком и большими рогами… А вслед за признаками, появятся и качества. Если содержать животное в природных, условиях. Следует выпустить в дикую природу всех животных, которые влачат жалкую жизнь в заповедниках. Лань, муфлона, зубра, лошадь Пржевальского, бурого медведя, волка. А как быть с человеком? Это животное само себя одомашнило. В этом не было никакой биологической необходимости, человек – лишь продукт случая. Кто сказал, что развитие – это хорошо? Развитие – это развитие. И больше ничего. Но ни о чем нельзя рассказать, не выстраивая последовательности, ни о чем нельзя подумать, не давая оценки. Хорошо, лучше, лучше всего. Даже здоровые глаза могут ослабнуть. Дегенерация – тоже одна из стратегий приспособления.

На влажном песке – чешуйки от клейких почек каштанов. Ветер гонит по школьному двору пластиковый пакет. Выбывшие собрались у края площадки и подбадривают свои команды. Игра еще не закончилась. Ничего еще не решено.

Любой финал – это открытый финал. Развитие означает разворачивание. Разворачивание скрытого предмета. От простого к сложному. Как в школьной программе. Постоянное усовершенствование, непрерывное приспособление. Кажется, что все организмы стремятся к одной цели: древние рыбы, древние бабочки, древние рептилии – все, в сущности, хотят стать млекопитающим. А каждый Homo sapiens[6]6
  Человек разумный (лат.).


[Закрыть] – безупречным существом будущего. Вперед нас движет конкуренция. И врожденная склонность к прогрессу. Путь идет в гору. Быстрее, выше, сильнее. К шее жирафа. В воде по шею. Вишни на самых верхних ветвях, ледники. Гренландии… Мы им. не нужны.

Человек разгадал, большинство закономерностей, проредил, леса, приручил животных, развел растения. Превратил Землю в музей под открытым небом… Какой везде порядок. Все на своем месте. Органическая и неорганическая материя в разных агрегатных состояниях. Что такое случай? Случай нельзя даже помыслить. Не говоря уже о цели. Нет ничего целенаправленного. Но смерть – это все же финал. Промежуточный. Считается, что во всем есть смысл. А все предшествующее – база для последующего. Задним умом все крепки. По крайней мере, так говорят. Что будет после человека? Обратного пути нет. Если то, что есть, – это не то, что должно быть, то тогда что же?

На краю площадки выбитые ожидали пополнения. Покинули линию огня, но все еще в игре. Трое на трое. Девочки смеялись. Мяч чуть было не попал в одну из них. Как затейливы ее маневры. Как она изогнулась. Присела на корточки. Оперлась на руку. Отклонилась назад. И все-таки упала. Подруга помогла ей подняться. Игра продолжается. Жесткий удар. Попали в бедро. Выбыла.

Побеждают все равно самые ловкие. Победитель выигрывает по праву. Природа не бывает несправедливой. Непорядочной. Всё вокруг – природа. В природе вещей. Кто выжил, тот и победил. Нет, не так. Кто выжил, тот выжил. И точка. Сегодняшнее исключение завтра может стать правилом. Однажды запущенную спираль уже не остановить. Уверенным можно быть только в одном – ничто не останется таким, каким было прежде. Изменения постоянны. Неостановимы. Неизбежны. Эта планета развивается. Мы стремимся к совершенству, но природой оно не предусмотрено. Прогресса не существует. Прогресс – это логическая ошибка. Несовершенно все, хотя и небезнадежно. Современность – лишь переходная стадия, человек – существо предварительное. Промежуточен любой результат. Временно все. Как любит повторять Ганс, последнее слово всегда остается за погодой, а не за прогнозом. Существование высокоразвитых видов всегда ограничено во времени.

Наблюдать за игрой все еще интересно. Маленькая юркая девчонка скачет по игровому полю. Как дикое животное. Не белые зубы. Свежий воздух. Как чудесно пахнет.

Она хорошо помнит тот момент, когда в первый раз задалась этим вопросом. Не купали. На кухонном столе в овальной цинковой ванне. Горячую воду брали из большой кастрюли на плите, теплую – из духовки, холодную из крана. Мать ее отдраивала. Прикосновения жесткой мочалки за ушами, между пальцами ног. В зеленой воде – деревянная лодка, каноэ индейцев, отец привез его из какой-то командировки. Разве существует что-нибудь, кроме здесь и сейчас? Сколько ей тогда было? Еще в детский сад ходила. Но в цинковую ванночку уже почти не умещалась. Ноги свисали наружу, ступни оставались сухими. И вечно этот вопрос. Взгляд на потолок, на свет. Лампа – сверкающий шар из молочного стекла, подвешенный на длинном стебле. Ответа нет. Даже никакой зацепки нет. Ничего. Холостой ход мыслей. Она просто не могла себе этого представить. Тогда она думала, что узнает об этом в школе.

Перемена сторон. Снова деление на команды. Раскрасневшиеся лица. Нехватка воздуха. Некоторые даже вспотели. Снова все на игровом поле. Общая радость. Еще раз сначала.

Клаудия большую часть времени была одна. Друзей у нее не было. Хотя она все время старалась их завести. Она хорошо училась. В характеристике за первый или второй класс было написано, что Клаудии не удается добиться признания ее позитивных воззрений в коллективе. Говоря открытым текстом: в классе ее не любили.

Иногда она приходила домой заплаканная. Значит, они опять что-то придумали… Сломали карандаш, порвали свитер так, что его уже невозможно было заштопать, стащили, ручку, пишущую разными цветами. Но она никогда не сопротивлялась.

Не сопротивлялась и в ту пятницу, на предпоследнем уроке. Никто уже толком не слушал. Занятие началось. Место Клаудии пустовало. За третьей партой. Очень далеко от учительского стола, очень далеко от нее. Потом она пришла. Слегка приоткрыла дверь и прошмыгнула внутрь. Вид у нее был не очень. Видимо, опять что-то случилось. Зареванное лицо закрыто волосами. Не обращая внимания на взгляды одноклассников, добралась до своего места. А потом что-то произошло. Инга стояла спиной к классу, писала на доске и вдруг услышала крик Клаудии. Невероятно громкий. Душераздирающий. Она обернулась. Стол Клаудии был сдвинут. Ее учебник биологии валялся на полу. Клаудия вскочила. Выбежала вперед. Прямо к ней. Плечи подняты, голова опущена. Она скулила: «Мама». Раскинула руки. А что она? «Что тебе нужно?» Это были ее слова. Оттолкнула. Прочь. Что ей было нужно? Клаудия упала. Осталась лежать. Плакала. Как она лежала там на полу. Скорчилась вся. В проходе, между партами и стульями. Посреди класса. Как вздрагивало ее тело. Она задыхалась. Захлебывалась слезами. Глаза закрыты, губы сжаты. И не переставала скулить: «Мама». Все снова и снова: «Мама». Как маленький ребенок. Клаудия звала ее. На глазах у всего класса. Конечно, она ее мать. Но прежде всего, ее учительница. Она просто лежала там и не могла успокоиться. Никто к ней не подошел. Никто ее не утешил. И она тоже. Потому что нельзя. Перед всем классом.

Невозможно. Они были в школе. На занятии. Она была госпожа Ломарк.

Порыв ветра. Колышутся ветки. Ноги онемели. Снова перемена сторон. Некоторые были уже в шортах. Голые детские колени. Пока без повреждений. Выпуклые диски под кожей. Гладкие икры, в кедах. Следы на песке. Напряженные мышцы, вытянутые руки. Мяч взлетел высоко, улетел слишком далеко. Спринт. Мяч снова в игре. Они не уставали. Очень жесткий удар. Выбитая девочка печально ушла с поля. Обняла подружку за линией. Разделили горе. Глаза следят за движением мяча.

Со стороны вала приближалось несколько человек, тяжело ступая по школьному двору. Сгорбившись. Парами. Маленькая процессия направлялась в сторону главного здания. Пенсионеры шли на занятия. По пятницам они начинают уже в обед.

Она хлопнула в ладоши:

– Очень хорошо. На сегодня все.

Уперлись руками в колени. Хватали ртами воздух. Еще раз построились.

– Увидимся на следующей неделе.

Увидимся когда-нибудь.

Вольфганга не видно. Наверное, он в загоне у молодняка. Или на другой стороне у инкубатора. Солнце скрылось за облаками. Слева – вольер для селекционного трио. Самец вышел из загона, проковылял на ногах-ходулях по выгону. Серо-коричневая самка двигалась вслед за ним, на подобающем расстоянии. Оба шагали неторопливо, немного раскачиваясь, как будто в туфлях на высоких каблуках. Два движущихся абажура. При ходьбе они слегка двигали шеями вперед-назад в поисках равновесия. Как марионетки. На невидимых нитях. Движение шеи предвосхищало каждое движение туловища.

Две птицы пустыни. Разглядывают все вокруг и бессмысленно таращатся вдаль. Степные животные. Правильно. Здесь и есть степь. Не только жирафы и страусы родом из Африки, но и человек тоже. Хотя, эти страусы родились здесь, родины своей они никогда не видели. Но она ведь тоже в Африке никогда не была.

В Деммине с недавних пор разводили осетров для производства икры. Для российского рынка. По крайней мере, двадцать рабочих мест. Курочка по зернышку клюет. А где-то на просторах Бранденбурга в поймах озер пасется небольшое стадо азиатских буйволов. Сплошные гастарбайтеры. В конце концов, картофель – тоже импортный продукт.

Страусы могут найти корм даже в неплодородной местности. И климат им подходит. Только зимой с ними сложно. Держать птиц на улице – замерзнут. А запирать их надолго не получается. Максимум на два-три дня. Но через три дня они уже полны решимости вырваться на волю. Взаперти они не выдерживают. Это ведь птицы-бегуны.

Вторая самка согнула ноги и опустилась под дощатой будкой на свои динозаврьи лапы. Прижавшись грудью к земле, стала купаться в песке. Она поворачивала голову по земле, как змея, и подгребала к телу песок короткими крыльями. Оба других страуса прогуливались теперь вдоль изгороди, у которой Вольфганг скруглил углы. Самец подошел ближе. Просунул голову сквозь ячейку в ограде. Отверстие было достаточно большим, чтобы страус мог протиснуть в него свою маленькую головку. Все птицы ищут убежище, чтобы спрятаться, и даже низшие животные умеют правильно оценивать силу и размеры своего тела. Но только не страусы. Со всей силой пытаются они протиснуть голову сквозь петли проволоки и деревянные щели. Инстинктивное желание спрятаться. К страусам следует приближаться со смирением. Хрящеватые пальцы в коричневой грязи. Бедра, покрытие длинной белой щетиной, жирные поры, гусиная кожа. Растрепанная белая нижняя юбка под черным, эластичным оперением. Короткие, бесполезные крылья. Движения страуса, от одного пучка травы к другому, резкие и неловкие, всегда нерешительные, всегда любопытно-недоверчивые. Его волосатые ноздри. Пушок на крошечной голове. Вот глаза действительно хороши. Два шарообразных яблока в маленьком черепе. Большие, черные, блестящие. Длинные, темные ресницы. Внимательный и бездумный взгляд.

Где-то скрипнула тележка. Страус тут же вытащил голову. Вытянул шею. Растопырил белые хвостовые перья, угрожая. Так он помчался прочь, глупо переваливаясь по сырому вязкому выгону.

Из хлева напротив донесся громкий шум. Ворота открылись, и стая молодняка вырвалась наружу, напирая друг на друга, понеслась галопом, гигантскими шагами. Как табун лошадей. Шеи раскачиваются, словно маятники. Один из страусов растопырил крылья, и все повторили за ним. Вся стая расправила крылья. Они бегали кругами, постепенно их сужая, и били редуцированными крыльями, как будто собирались взлететь. Пируэтный танец.

Громкое карканье. Стая ворон, казалось, упала прямо с неба. Освещение, как в кино, как при съемке из затемнения, всё как будто в лучах прожектора. Четко очерченные облака. Невыносимо, но красиво. Пахло землей. Страусы танцевали на выгоне. Инга Ломарк стояла у изгороди и смотрела.