Текст книги "Ночной шторм"

16

– Папа, а когда Рождество ? – спросила Ливия, когда он укладывал ее спать.

– Скоро, через месяц.

– Через сколько дней?

– Через… – Йоаким взглянул на висевший над кроватью Ливии календарь, с которого улыбалась Пеппи Длинныйчулок. – Через двадцать восемь дней.

Ливия с задумчивым видом кивнула.

– Почему ты интересуешься? – спросил Йоаким. – Ждешь подарков?

– Нет, но мама ведь тогда вернется домой?

Йоаким помолчал и медленно произнес:

– Не уверен.

– Вернется.

– Нет, боюсь, что не вернется.

– Вернется. Мама вернется на Рождество! – крикнула Ливия и натянула на глаза покрывало, давая понять, что больше не собирается разговаривать.

Недавно Йоаким обнаружил новую особенность у Ливии: она спала спокойно две ночи подряд, но на третью обязательно просыпалась и начинала его звать:

– Папа!

Обычно это происходило в час или два ночи, и, как бы крепко ни спал Йоаким, он сразу вскакивал с постели. И не только он один. Крики Ливии будили и Распутина тоже. Проснувшись, кот запрыгивал на подоконник и всматривался в темноту, словно следя за кем-то.

– Папа!

Хоть какой-то прогресс, подумал Йоаким, направляясь в спальню Ливии. Наконец она перестала звать во сне Катрин.

В который раз он присел на край постели и погладил Ливию по спине. Дочка продолжала лежать лицом к стене, погруженная в сон. Йоаким стал ждать, когда Ливия заговорит. И, как обычно, спустя несколько минут она произнесла монотонным голосом:

– Папа?

– Да, – тихо ответил он. – Ты кого-то видишь, Ливия?

Не поворачиваясь, она сказала:

– Маму.

На этот раз Йоаким был готов к этому, но по-прежнему не знал, спит дочь или бодрствует. Как не знал он и того, полезен ей или вреден этот разговор. Да и ему тоже.

– Где она? – продолжал он несмотря ни на что. – Где мама?

Ливия слегка приподняла правую руку и махнула. Йоаким обернулся, но, разумеется, ничего не увидел. Он снова посмотрел на дочь:

– Катрин… мама хочет мне что-то сказать?

Никакого ответа. Он никогда не получал ответа на свои вопросы.

– Где она? – спросил он снова. – Где мама, Ливия?

Никакого ответа.

Йоаким задумался, потом медленно проговорил:

– Что мама делала на дамбе? Зачем она туда пошла?

– Она хотела узнать….

– Что узнать?

– Правду.

– Правду? От кого?

Ливия промолчала.

– Где сейчас мама? – спросил он.

– Рядом.

– Она в доме?

Ливия молчала, но Йоаким чувствовал, что Катрин нет в доме. Она держалась в отдалении.

– Ты можешь с ней поговорить, Ливия? – спросил он. – Мама тебя слышит?

– Она смотрит.

– Она нас видит?

– Может быть.

Йоаким затаил дыхание. Ум его метался в поисках правильного вопроса.

– Что ты сейчас видишь, Ливия? – сказал он.

– Там кто-то есть на берегу… У маяков.

– Это, наверно, мама. Она….

– Нет, – ответила Ливия. – Это Этель.

– Что?

– Это Этель.

Йоаким похолодел.

– Нет, не может быть, – прошептал он.

– Да.

– Нет, Ливия! – громко произнес он, почти крикнул.

– Этель хочет поговорить.

Йоаким не мог даже рукой шевельнуть от страха.

– Я не хочу с ней говорить. Не хочу… – выдохнул он.

– Она хочет.

– Нет.

Сердце бешено колотилось в груди Йоакима, во рту у него пересохло.

– Она не может быть здесь.

Ливия молчала.

– Этель в другом месте… Она не может быть здесь, – повторил Йоаким.

Ему хотелось сбежать, бежать как можно дальше от детской комнаты, но он продолжал сидеть на краю постели Ливии, скованный страхом. Но то и дело помимо воли посматривал на приоткрытую дверь.

В доме было тихо.

Ливия лежала неподвижно под одеялом, отвернувшись от Йоакима. В темноте слышно было ее легкое дыхание.

Наконец он нашел в себе силы встать и выйти в темный коридор.

Ночь была ясной. Луна выглянула из-за облаков и теперь заливала бледным светом двор. Но Йоаким боялся подойти к окну. Боялся увидеть там женщину с тощей фигурой и разъяренным лицом. Опустив глаза в пол, он прошел в прихожую, где обнаружил, что входная дверь открыта. Почему он всегда забывает ее запереть? С сегодняшнего дня это должно войти в привычку. Йоаким быстро запер дверь, стараясь не смотреть в окно. Вернувшись в спальню, он взял с подушки ночную сорочку Катрин и крепко к себе прижал.

В ту ночь Йоаким решил больше не расспрашивать Ливию об ее снах. Слишком боялся он услышать ответ, да и не стоило поощрять и без того богатое воображение дочери.

В пятницу утром он отвез детей в Марнэс и продолжил заниматься ремонтом на первом этаже. Но, работая, он вел себя очень странно. Передвигаясь по дому и двору, Йоаким разговаривал со своей покойной сестрой.

Выйдя в кухню, он крикнул:

– Этель, тебе нельзя оставаться здесь!

Со стороны это могло показаться смешным, но Йоакиму было не до смеха. Потому что он чувствовал в эту минуту только невыносимое одиночество. Затем он вышел во двор и, обращаясь к морю, сказал:

– Этель, прости… но тебя здесь не ждут.

В конце концов он прошел к коровнику, распахнул дверь и крикнул в темноту:

– Этель, уходи отсюда!

Ответа он не получил. Впрочем, Йоаким на это и не рассчитывал. Просто, проделав все это, он почувствовал себя лучше, словно так заставил Этель держаться от него и детей подальше.

В субботу их навестили Лиза и Микаэль Хесслин, с которыми они жили по соседству в Стокгольме. Лиза и Микаэль предупредили заранее, что заедут на хутор Опо пути из Дании. Йоаким обрадовался. Ему с Катрин всегда нравились дружелюбные соседи.

– Йоаким, – обратилась к нему Лиза после того, как, припарковав машину, она и Микаэль вошли в дом, – мы так давно хотели тебя навестить. Ты выглядишь таким уставшим!

Она крепко его обняла.

– Да, это так, – сказал Йоаким, обнимая ее в ответ.

– Тебе нужно больше спать.

Йоаким только кивнул. Микаэль по-приятельски похлопал его по плечу и пошел разглядывать дом.

– Ты, я вижу, продолжаешь ремонт, – сказал он. – Полы просто фантастические.

– Старинные. Пол мы не меняли, – объяснил Йоаким. – Только отшлифовали и покрыли лаком.

– А какие обои! Вы знаете в них толк.

– Спасибо.

– Все комнаты будут светлыми?

– На первом этаже – да.

– Красиво, – заметил Микаэль. – Светло и уютно.

Впервые Йоаким ощутил гордость за свой новый дом. То, что начала Катрин, он продолжает несмотря ни на что.

Лиза тоже оценила проделанную работу.

– Чудесно, – сказала она. И прибавила: – А вы все делали по фэн-шуй?

– Фэн-шуй? Не думаю, – ответил Йоаким. – Это важно?

– Конечно, особенно здесь, на берегу, где столько ветров. – Лиза огляделась по сторонам и прижала руку к груди: – Я чувствую очень сильные энергетические потоки на этом хуторе. Ничто не должно мешать их передвижению.

– Я подумаю над этим, – кивнул Йоаким.

– Я знаю хорошего консультанта по фэн-шуй. Она помогала нам обставить дачу на Готланде. Дать тебе номер?

Йоаким снова кивнул, представляя, как бы прыснула Катрин, услышав все это. Она всегда подсмеивалась над причудами Лизы.

Они устроили замечательный ужин. Йоаким приготовил жареную камбалу, купленную в Марнэсе. Лиза и Микаэль привезли бутылку белого вина, и впервые за много лет Йоаким употреблял алкоголь. Вкус ему не понравился, но вино помогло расслабиться и некоторое время не думать о словах Ливии, сказанных ею во сне. Ливия тем вечером была бодрой и энергичной. Она рассказывала Лизе о воспитательницах в детском саду, которые говорят детям, что идут подышать свежим воздухом, а на самом деле тайком курят. Микаэль рассказал детям, что они видели лосиху с лосенком, когда ехали на машине, и Ливия с Габриэлем увлеченно слушали.

Дети были рады гостям и долго отказывались ложиться спать. Йоакиму стоило больших трудов заставить их переодеться в пижамы. Габриэль заснул сразу, а Ливия попросила Лизу почитать ей историю про Эмиля. Через двадцать минут Лиза появилась в кухне.

– Она заснула? – спросил Йоаким.

– Она так устала, будет, наверно, спать без задних ног.

– Хотелось бы.

Еще час они сидели и болтали в кухне, а потом Йоаким помог друзьям занести сумки в угловую комнату.

– Я как раз закончил тут ремонт, – сказал он. – Вы будете первыми гостями.

Он еще днем растопил печку, так что в комнате было тепло и уютно.

По прошествии получаса Лиза с Микаэлем уже улеглись. Йоаким лежал в темноте, слушая, как они о чем-то разговаривают в комнате для гостей. Ему было спокойнее от того, что в доме есть еще кто-то кроме него. На хуторе было так одиноко без Катрин. Олуддену не помешают гости. Живые гости.

Он вспомнил то, что ему рассказывали Карлсоны о покойниках, возвращавшихся на Рождество. Ливия сказала то же самое о Катрин.

Увидеть ее снова. Поговорить с ней. Хотя бы один раз. Нет. Нельзя об этом даже думать.

Через пару минут голоса стихли. Йоаким закрыл глаза и заснул.

В доме кто-то кричал. Йоаким дернулся и проснулся. Ливия? – мелькнуло у него в голове. Нет, это мужской голос. Йоаким лежал в постели, сонный и растерянный, недоумевая, что происходит, пока не вспомнил, что на хуторе гости. Это был голос Микаэля Хесслина. А вот в коридоре послышались шаги и голос Лизы.

Часы показывали без двадцати два. Йоаким вскочил с кровати и бросился проверить детей. Габриэль и Ливия спали спокойно, только Распутин вылез из своей корзинки и беспокойно терся об стену.

Йоаким пошел в направлении кухни. В прихожей горел свет, и там Йоаким нашел Лизу в сапогах и куртке. Лицо у Лизы было напряженное.

– Что случилось? – спросил он.

– Не знаю… Микаэль проснулся и начал кричать… Он побежал к машине, – прибавила она, застегивая куртку. – Я должна проверить.

Йоаким вернулся в кухню, не понимая, что происходит. Распутина нигде не было видно, и в доме царила тишина. Он поставил чайник на огонь.

Налив себе чашку чая, Йоаким подошел к окну и увидел Лизу с Микаэлем в машине перед домом. Снежинки блестели в свете окна, кружась и поблескивая.

Видно было, что Лиза задает вопросы, но Микаэль сидел, глядя прямо перед собой и только изредка покачивая головой.

Через пару минут Лиза вернулась в дом.

– Микаэлю приснился кошмар… – сказала она. – Он говорит, что кто-то стоял рядом с кроватью и смотрел на него.

У Йоакима перехватило дыхание.

– Микаэль вернется в дом? – спросил он.

– Мне кажется, он еще посидит в машине, – ответила Лиза. – Боюсь, нам придется переночевать в отеле в Боргхольме. Он открыт зимой?

– Кажется, да, – сказал Йоаким и после паузы спросил: – У Микаэля проблемы со сном?

– Нет, – сказала Лиза, – по крайней мере в Стокгольме. Но у него проблемы на работе, и последнее время что-то его сильно беспокоит, но он ничего мне не рассказывает…

– Здесь, на хуторе, нет ничего опасного, – сказал Йоаким, но, вспомнив разговоры Ливии во сне, тут же прибавил: – Конечно, в ноябре тут мрачновато, но мы не стали бы здесь жить, если бы было опасно…

Лиза огляделась по сторонам.

– Здесь очень сильные энергетические потоки, – повторила она сказанное накануне вечером. После чего тихо прибавила: – Ты не чувствуешь присутствие Катрин? Тебе не кажется, что она задержалась здесь, чтобы присматривать за вами?

Поколебавшись, Йоаким кивнул:

– Да, кажется.

И замолчал. Ему хотелось с кем-то поделиться тем, что произошло, но он чувствовал, что Лиза не самый подходящий для этого человек.

– Мне надо собрать вещи, – сказала она.

Спустя четверть часа Йоаким снова стоял у окна в кухне, глядя, как отъезжает машина супругов Хесслин. Он стоял, пока свет фар не исчез на горизонте и хутор снова не погрузился во тьму. В доме по-прежнему было тихо.

Оставив свет в коридоре включенным, Йоаким проверил, спят ли дети, и вернулся в спальню. Он долго лежал в кровати, вглядываясь в темноту.

В понедельник с утра Йоаким отвез детей в сад и принялся за последнюю спальню на нижнем этаже. Наклеивая обои, он прислушивался к звукам на улице, но ничего не слышал.

Йоаким поработал пять часов, пообедал, и к двум все было уже готово. Сварив себе чашку кофе, он вышел на веранду и вдохнул холодный воздух. Солнце уже садилось, на хуторе сгущались сумерки. Но Йоаким ясно видел, что дверь в коровник опять приоткрыта.

Надев куртку, он снова вышел на улицу.

Двадцать шагов до коровника. Йоаким распахнул тяжелую дверь и вошел в темноту. Нащупав на стене старый выключатель, он повернул его, и бледный свет залил каменный пол и пустые стойла.

В коровнике было тихо. Похоже, даже крысы не желали селиться здесь.

В каждое новое посещение Йоаким обнаруживал новые вещи, и на этот раз заметил, что пол подметен. Кажется, Катрин что-то говорила о том, что прибрала здесь в начале осени.

Йоаким посмотрел на лестницу, ведущую наверх, вспоминая, как поднимался на сеновал вместе с Мирьей Рамбе. Внезапно ему захотелось снова увидеть надписи на стене, что она показала ему тогда.

Поднявшись наверх, Йоаким с удивлением обнаружил, что лучи заходящего солнца проникли в окна сеновала и осветили помещение. Он осторожно пробрался среди разного хлама, лежавшего на полу, и оказался у дальней стены. В бледном свете солнца ясно видны были надписи, вырезанные на стене. На самой нижней доске – имя Катрин и дата. Его Катрин. Йоаким прочитал имя. Снова и снова.

Щели между досками были узкими и черными, но ему показалось, что в них можно что-то увидеть. Внезапно у него возникло ощущение, что перед ним не внешняя стена коровника. Пора было уже забирать детей, но Йоаким все равно вышел наружу и обошел сарай вокруг, пересчитывая окна: одно, два, три, четыре, пять. Затем он снова поднялся на сеновал.

Внутри он обнаружил только четыре окна, значит, пятое было по ту сторону стены.

Стена была сплошная: ни окна, ни двери. Йоаким подергал доски в палец толщиной, но ни одна не поддавалась.

17

Карин!

Это письмо от того, кто не желает вам зла, а только хочет открыть вам глаза на то, что происходит. А происходит следующее: Мартин в течение долгого времени вам изменял. Три года назад он завел роман со своей студенткой в полицейской школе, на десять лет его моложе. Три года продолжались эти отношения и закончились только пару дней назад.

Я знаю это, потому что я и есть та другая женщина.

Я больше не могла выносить его ложь, и надеюсь, что, узнав правду, вы тоже не будете это терпеть. Вам, наверно, нужны доказательства? Не хочу вдаваться в интимные подробности, но я могу описать шрам длиной пять сантиметров на правом бедре Мартина. Он получил его, когда пытался выкопать камень на вашем дачном участке в Эррефорсе. Помните?

И, думаю, вы со мной согласитесь, что ему не помешает побрить спину и пятую точку, раз уж он так гордится своим мускулистым телом.

Я не хочу никому навредить, хотя знаю, что правда будет для вас болезненной. Мир полон лжецов. Но так мы, по крайней мере, сможем избавиться от одного из них.

Другая женщина

Тильда откинулась на спинку стула и еще раз перечитала письмо. На часах было восемь утра. Она пришла на работу еще в семь, чтобы набрать на компьютере это письмо, текст которого она набросала вчера в блокноте. В участке она была одна: Ханс Майнер никогда не приходил так рано. Если уж он и соблаговолял появляться на рабочем месте, то уж никак не раньше десяти.

Тильда видела Карин Альквист только раз, когда Мартин вынужден был взять с собой на работу сына Антона. Карин – женщина на голову выше Тильды, с темными кудрявыми волосами – приехала его забрать. Она нежно улыбалась мужу в тот день, и в глазах ее светилась гордость обладания. Тильда посмотрела через окно на пустынную улицу. Стало ли ей лучше от того, что она написала это письмо? Так ли уж сладка месть, как говорят?

Да.

Тильда ощущала усталость, но усталость эта была приятной. Тильда быстро распечатала письмо на принтере и достала из ящика чистый белый конверт без каких-либо обозначений. Она не была до конца уверена в правильности того, что делает. Мартин рассказывал, что Карин работала в комитете по вопросам экологии, и Тильда собиралась адресовать письмо ей на работу, чтобы Мартин его случайно не вскрыл. Но так письмо вскрыл бы секретарь, так что в конце концов она написала домашний адрес печатными буквами, чтобы нельзя было распознать почерк. Без имени отправителя.

Сунув конверт в сумку, где уже лежал диктофон, она надела куртку и полицейскую фуражку и вышла из участка.

Рядом с участком висел на стене почтовый ящик. Тильда замедлила шаг, но не стала доставать письмо: она еще не готова была отправлять его, да и марки не были наклеены на конверт.

В тот день у нее были запланированы открытые уроки в школе после обеда, но до этого она собиралась проверить несколько адресов.

Эдла Густавсон жила в маленьком, окрашенном в красный цвет доме неподалеку от Альторпа. Рядом с ее домом проходила проселочная дорога, не скрытая кустами или деревьями. Казалось, время остановилось в этом тихом и пустынном месте.

«Вот так и нужно жить, – подумала Тильда. – Вдали от людей».

Она позвонила в дверь; отворила крупная женщина.

– Здравствуйте, меня зовут Тильда, – сказала молодая женщина.

– Да-да, я поняла, – проговорила Эдла. – Герлоф меня предупредил, что вы приедете. Входите же!

Две черные кошки при виде Тильды скрылись в кухне, но сама хозяйка рада была гостям, особенно если это были родственники Герлофа, как она сказала. Эдла была полна энергии: едва выслушав приветственные слова Тильды, она принялась варить кофе и доставать печенье – целых десять разных сортов – из шкафа, которое она выложила на серебряное блюдо. Тильда с восхищением произнесла:

– Никогда не видела столько разного печенья!

– Правда? – удивилась Эдла. – Разве вы не бывали в кондитерской?

– Да нет, бывала…

Тильда заметила на стене черно-белое свадебное фото и подумала о письме, адресованном жене Мартина. После чего решила, что пошлет его вечером. Так Карин получит его в конце недели, и у нее будет время на выходных, чтобы излить весь свой гнев на Мартина.

Тильда откашлялась и сказала:

– У меня пара вопросов, Эдла. Не знаю, читали ли вы газеты, но в Хагельбю произошло ограбление, есть пострадавшие, и нам нужна ваша помощь в расследовании.

– Меня тоже обокрали, – заметила Эдла. – Унесли канистру с бензином из гаража.

– Вот как? – Тильда достала блокнот. – Когда это случилось?

– Осенью тысяча девятьсот семьдесят третьего года.

– Вот оно что.

– Я помню, потому что муж был жив и у нас была машина.

– О’кей, но сейчас речь идет о недавних ограблениях. – Тильда закрыла блокнот. – Я хотела спросить, не видели ли вы незнакомые машины на дороге. Герлоф говорил, что вы следите за движением в этих местах.

– Да-да. Я всегда слышу приближение машины и смотрю в окно, но машин теперь так много.

– Даже зимой?

– Зимой, конечно, нет. Но я уже не успеваю записывать номера, как я делала это прежде. Машины проносятся мимо так быстро. И я не разбираюсь в современных марках.

– А в последние дни вы не видели подозрительных машин? Поздно вечером? Например, в пятницу?

Эдла задумалась.

– Больших машин? – наконец спросила она.

– Вероятно, – ответила Тильда. – Воры много украли, так что, наверно, машина у них была большая.

– Грузовики здесь часто проезжают. Мусоровозы тоже. И тракторы.

– Не думаю, что это был грузовик.

– Я видела большую черную машину в четверг. Она ехала на север.

– Поздно вечером?

– Да, часов в двенадцать. Я уже погасила свет в гостиной. Черный фургон.

– Новый или старый?

– Не очень новый. И на нем было что-то написано. «Кальмар» и что-то вроде «сварочный».

Тильда раскрыла блокнот и сделала запись. После этого сказала:

– Очень хорошо. Большое спасибо за помощь, Эдла.

– А за их поимку полагается вознаграждение? – полюбопытствовала та.

Закрыв блокнот, Тильда покачала головой.

Посетив Эдлу Густавсон, Тильда поехала обратно на север и повернула в сторону Олуддена. Но она ехала не на хутор. Ее интересовал старый дом дедушки Рагнара у фьорда Салтфьерден. «Частная дорога» – значилось на дорожном знаке. Разбитая дорога с низко нависающими над ней ветвями деревьев вела к пляжу и заканчивалась запертой калиткой перед домиком. Вдали за соснами блестело море.

Припарковавшись перед калиткой, Тильда вышла из машины. Дорожка к дому заросла травой. Тильда с трудом припоминала, как была здесь с отцом пятнадцать лет назад. Рагнара к тому времени уже не было в живых, а бабушка лежала в больнице. Дом они выставили на продажу. Тильда помнила только запах смолы и сети, сушившиеся во дворе.

– Эй! – крикнула она.

Никакого ответа. К дому был пристроен сарай с закрытыми ставнями, поленница, коровник и баня. Видно было, что дом нуждается в ремонте. Глядя на него, создавалось ощущение полной заброшенности.

Тильда постучала в калитку. Снова никакого ответа. Судя по всему, в доме жили только летом, как и говорил Герлоф. Тут не осталось никаких следов семьи Давидсон. С этого места не виден был Олудден, но, пройдя немного вперед по пляжу, Тильда разглядела остатки корабля, потерпевшего крушение у этих берегов. Вдалеке за ним виднелись на горизонте маяки Олуддена.

Тильда подошла ближе к воде, спугнув птицу, сидевшую на камне. Птица тяжело поднялась в воздух, взмахивая большими крыльями. Ястреб.

На краю леса молодая женщина заметила небольшой деревянный дом; на лужайке перед домом стоял стул, накрытый несколькими покрывалами. Внезапно покрывала зашевелились, и из-под них высунулась голова. Тильда подошла ближе и увидела старика с седой бородой в шерстяной шапке. В руках у него был темно-зеленый бинокль, а рядом со стулом стоял большой стальной термос.

– Вы спугнули моего Haliaeetus Albicilla! – крикнул старик.

– Простите? – сказала Тильда, подходя ближе.

– Морского ястреба! Вы что, его не видели?

– А, этого…

Один из орнитологов-любителей, отметила Тильда. Они наблюдали за птицами в любое время года.

– Расправил крылья, – констатировал старик, поднося к глазам бинокль. Вдали на волнах покачивались около десятка птиц черно-белого окраса. – Собираются группой, чтобы спастись от ястребов, – пояснил он.

– Как интересно.

– Правда? – Мужчина оглядел Тильду и, узнав униформу, прибавил: – Впервые вижу в наших краях полицейского.

– Да, обычно тут спокойно.

– Во всяком случае, зимой. Только и видно, что пару барж и моторок.

– Даже в это время года?

– Я пока не видел, но слышал шум мотора там вдали.

Тильда вздрогнула.

– У Олуддена? – спросила она.

– Да, или южнее. Шум слышно на расстоянии нескольких километров, если, конечно, нет ветра.

– Четыре недели назад на Олуддене утонула женщина. Вы в то время были здесь?

– Думаю, был.

– Вы знаете об этой трагедии? – Тильда пристально посмотрела на старика.

– Да, читал в газете. Но я ничего не видел. Отсюда ничего не видно – лес мешает.

– А вы не слышали ничего подозрительного? Шум мотора, например?

Старый орнитолог задумался.

– Может, и слышал, – наконец ответил он.

– Если бы мимо проплывала лодка, вы бы ее заметили?

– Может, и заметил бы. Я часто здесь сижу.

Вот тебе и очевидец, подумала Тильда. От Эдлы Густавсон она и то получила больше информации, чем от этого любителя понаблюдать за птичками в Балтийском море. Поблагодарив за помощь, Тильда направилась к машине. Сделав всего несколько шагов, она услышала спиной:

– Может, будем поддерживать контакт?

Молодая женщина остановилась и обернулась, сказав:

– Простите?

– Тут немного одиноко, – с улыбкой произнес старик. – Красиво, но одиноко. Может, еще заедете меня навестить.

Тильда покачала головой:

– Извините, мне некогда. Попробуйте найти себе приятелей.

Пообедав, Тильда отправилась в школу беседовать с учениками. Потом она хотела написать несколько отчетов о проделанной работе, но мысли о трагедии в Олуддене не давали ей сосредоточиться.

Тильда велела себе собраться, подняла трубку и набрала номер Йоакима Вестина. Тот ответил после трех сигналов. В трубке были слышны удары мяча и детские возгласы, что было хорошим знаком, – но голос самого хозяина хутора был такой же усталый, как и прежде. Казалось, ему стоило огромного труда ответить на этот звонок. Тильда решила пренебречь вежливостью.

– Я хочу кое-что спросить у вас, – начала она без вступления. – У вашей жены были знакомые, у которых есть лодка или яхта? Здесь, на Эланде?

– Нет, я никого не знаю, – ответил Йоаким. – И Катрин тоже мне ничего такого не говорила.

– Чем она занималась здесь, в то время как вы были в Стокгольме? Что она вам рассказывала?

– Ремонтировала дом, расставляла мебель, заботилась о детях. У нее было много дел.

– Ее кто-нибудь навещал?

– Только я. Насколько мне известно.

– Спасибо. Я позвоню, если что-нибудь…

– У меня тоже есть вопрос, – сказал Вестин, не дав Тильде закончить.

– Да?

– Когда вы были здесь, вы упомянули родственника из Марнэса, который много знал об Олуддене…

– Герлоф. Брат моего дедушки. Он член местного краеведческого сообщества.

– Я хотел бы поговорить с ним.

– Об Олуддене?

– Да, об истории хутора… и связанных с ним поверьях.

– Поверьях? – переспросила Тильда.

– Да, – коротко ответил Йоаким Вестин.

– Не знаю, известно ли Герлофу об этих историях, но могу спросить, – сказала Тильда. – Ему нравится говорить о прошлом.

– Скажите, что он может заехать в гости в любое время.

Тильда положила трубку и взглянула на часы. Половина пятого. Включив компьютер, она принялась писать отчеты, намереваясь вставить туда также информацию о черном фургоне, полученную от Эдлы. Свидетельства же орнитолога-любителя трудно было считать надежными.

Она увлеклась работой и даже не заметила, что часы пробили восемь. Работа позволяла Тильде отвлечься от мыслей о Мартине. Прогнать из головы его образ. Она так и не послала письмо жене Мартина.