Текст книги "Предсказание"

Глава 22

Луна подождала еще немножко Питера и, поняв, что он уже далеко, заглянула в окно спальни Лады. Небесная красавица и правда слыла неотразимой чаровницей для пиитов обоих полов.

Лада расставляла фотографии в альбоме, когда луна в полном блеске своего колдовского величия показалась на небе.

Женщина посмотрела на часы. Два часа ночи. Питера не было. Луна поежилась и добавила волшебного света, соблазняя поэтессу выйти погулять.

– Ладно. Придется ложиться, – вздохнула Лада, – вот это да! – Она заметила луну. – Красавица!

Довольная произведенным эффектом луна усилила колдовскую трансляцию, выманивая Ладу из дома. Но вместо нее из парадняков и подвалов начали выползать бледные и кошмарные дети ночи.

Лада смотрела на луну, и луна смотрела на Ладу. Женщина потянулась к выключателю, во всем районе вырубился свет. Магия луны накрыла Ладу своей призрачной пеленой, вытягивая из нее серебряные нити поэзии.

Как вдруг запищал телефон. Лада вздрогнула и сняла трубку.

– Лада Дан? – поинтересовался незнакомый мужской голос. – Извините за поздний звонок.

– Да, да. Ничего страшного, я все равно не сплю. – Лада села перед телефоном, все еще разглядывая небесную женщину.

– Моя фамилия Шлиман. Ваш телефон мне дал Сергей Сергеевич из издательства «Дар», это по поводу гибели Питера. Помните, вы были у меня дома, когда…

– Да, – Лада пошарила перед собой, ища ручку. В темноте это было задачей не из легких.

– Вы не могли бы сейчас ко мне приехать?

– Сейчас?

«Гибель Питера»! Грудь сдавило предчувствием надвигающейся катастрофы, перед глазами проплыло мертвое, окровавленное лицо любимого.

– Если можно, сейчас. Дело в том, что Ольга попросила устроить ей одну очень важную встречу на завтра. А я хотел бы, чтобы вы узнали об этом до сестры.

– Почему я? Я же не…

– Потому что я знаком с вашим другом, и могу помочь ему. И потому, что мы с вами оба знаем, кто он такой и как связан с предсказанием.

– Хорошо. Я еду.

Шлиман продиктовал адрес, и Лада кое-как накарябала его на подвернувшемся кусочке бумаги, потом тоже в темноте вызвала такси, и накинув на плечи длинный плащ и, сунув ноги в туфли, выскочила на улицу.

Почти всю дорогу они ехали спокойно, ночное радио мурлыкало французские шансоны, а потом ни к селу ни к городу вдруг разродилось «Владимирским централом». Лада любовалась ночным городом, сопровождающая ее луна, несмотря на свое деликатное положение, не уступала в скорости легковушке.

– А вы, извиняюсь, на канал к кому-то едете, или тоже поглядеть? – вдруг решил полюбопытствовать водила.

– На что глядеть? – не поняла вопроса Лада.

– Ну как, на что все. Вы ведь, наверное, журналистка? Да? Пишете?

– С чего вы взяли? – насторожилась Лада.

– Потому что на экстрасенса не похожи.

Лада замолчала, пытаясь связать в голове столь разные профессии. Речь таксиста сильно напоминала бред. Машина пронеслась мимо Финляндского вокзала и на бешеной скорости влетела на мост. Лада втянула носом воздух, но не учуяла сивушных паров.

«Наркоман», тяжело вздохнула она. Ну вот, угораздило: не террористы, так психи.

– Здесь они тоже встречаются, – как ни в чем не бывало продолжал бредить водила. – Но предпочитают узкие улочки, каналы и в основном в историко-культурной части.

– Кто они? – Лада смотрела на дорогу, боясь потревожить психа взглядом или резким движением.

– Ну, эти, стихийные духи. Их к юбилею города кто-то выпустил, так что их теперь тут пруд пруди. Да и не только они, есть тут один такой большой человек, не к ночи будет помянуто, настоящая глыба, носит короткую стрижку, потому что волосы не растут. В общем, мужик как мужик, только очень любит мрамор. Работает, по моим сведениям, в похоронном бюро, делает там мемориальные доски, дома у него целая коллекция старинных образцов кладбищенской архитектуры. Он их сам привозит отовсюду. Но самое прикольное – это его визитки, тоже из мрамора, он их в визитнице, особом ящике в виде гроба носит и всем встречным-поперечным раздает. Большая такая визитка, тяжелая, а бросить не моги. За обиду посчитает. Я понятно излагаю?

Лада кивнула, боясь пошевелиться.

– Есть еще люди-моль, – не обращая внимания на состояние пассажирки, продолжал водитель. – Работают они преимущественно в библиотеках или архивах, где питаются старинными текстами. Так как считают, что таким образом пускают знания в себя для достижения просветления. Под приличных людей косят. Даже в такси лезут. Ну да я их приспособился отличать, как-никак экстрасенс-международник. Но да в такси сейчас других и не берут. Такси – самое место для экстрасенса, потому как работаешь один, без напарников. Только профи и пассажир. Спокойнее. Посади в одну машину, например, двух колдунов и одного потенциально опасного вурдалака, так тот в состоянии тяжелейшего потрясения будет спасаться бегством, потому как колдун колдуна завсегда старается заколдовать или полечить. Последнее обычно даже хуже. Вот мы и ездим по одиночке. Но вы красавица, не путайтесь, пока я на астральном посту, ничего сверхпротивного не произойдет.

Стараясь не злить психа, Лада порылась в сумочке, проверяя на месте ли мобильник. Почему-то она была уверена, что Ольгина охрана придет на помощь, успей она попросить помощи.

– А своих, питерских призраков знаете сколько здесь? Петербург хоть всего триста лет небо коптит, а тоже обзавелся нежитью. Возьмем, к примеру, эту кошмарную революционерку – проклятие наших экстрасенсов – Софью Перовскую. Небось, слышали о такой? Раз в год, обязательно почему-то в марте, на крутом мостике Екатерининского канала появляется она. Лицо синее, я бы даже сказал, сине-черное, и на шее багровый след от веревки. А в руках белый платочек, тот самый, которым она подавала сигналы бомбометателям. Сам видел – врагу не пожелаю с такой красоткой встретиться.

Еще один удавленник – архитектор Кокоринов, что служил во времена Екатерины II. Можете себе представить, когда здание Академии художеств было закончено, Кокоринов принимал в нем саму императрицу. Водил ее по всем залам, складно так рассказывал, что и где. И вдруг все увидели, что Екатерина испачкала платье о свежеокрашенную стену!

Фрейлины, понятное дело, давай шушукаться, ее величество, конечно, тоже сказала архитектору пару ласковых. На том, впрочем, и разошлись. Екатерина попыталась поскорее забыть неприятный случай, чего не скажешь о Кокоринове. Он, бедняга, так исстрадался, так сконфузился произошедшем, что в туже ночь повесился на чердаке. Да, вы мне можете не верить, об этом и в газетах писали, и в Интернете информация кой-какая найдется. С тех пор в академии явная примета: кому перед экзаменом явится призрачный архитектор, тот ни почем не сдаст. Плохой знак.

В этот момент в правом стекле отразились голубые всполохи, и металлический голос милицейского репродуктора приказал водителю такси остановиться.

– Ну вот, превышение скорости, – вздохнул он, с видом врача ставящего убийственный диагноз. – Надо остановиться.

– А как же я?.. – испугалась Лада, на какой-то момент позабыв свой страх перед наркоманами и психами и видя только глубокую и насыщенную всякими подозрительными личностями ночь.

– Придется подчиниться, – водитель опустил голову. – Они справа, значит, приказ исходит от сил света. А я вам еще про Двухголового не рассказал. Извините. Вот если бы слева…

Он вылез из машины, суетно предъявляя гаишнику какие-то бумаги.

«Интересно, показывает ли он диплом экстрасенса?» – подумала Лада.

– Извините. Но меня отправляют на штрафную стоянку, – ворвался в ее мысли водитель. – Так что вам придется…. Здесь уже недалеко. Смотрите: мы на Мойке, а вон там за домами, видите, поднимается зеленоватое зарево? Это Спас на крови. Буквально рукой подать.

Лада вылезла из машины и огляделась, на противоположной стороне реки и правда маячил знакомый силуэт дома с колоннами. Обе машины лениво сдвинулись с места и вскоре уже скрылись из вида. Лада вздохнула и пошла вдоль набережной.

Черная, точно драгоценная, вода отливала серебром луны, растекшейся по ее поверхности. Одинокие фонари выхватывали фрагменты листвы, превращая их в живые изумруды, стекали скупым светом на каменную набережную, поблескивая в осколках битого стекла.

Набойки на новеньких туфельках отстукивали довольно четкий ритм. Но не успела она толком приписать его к тому или иному стилю музыкальной культуры, как ровное пощелкивание начало напоминать степ, а затем превратилось в истерическую морзянку. Лада остановилась, но цоканье продолжалось, причем теперь оно напоминало звуки, издаваемые копытами лошади. Звук словно метался между берегами реки, отталкиваясь, как пинг-понговый шарик, от сонных домов заставляя их, проснувшись, кричать.

Лада оглянулась, но никаких лошадей, да и никого и ничего живого поблизости не было. В то время как стук, сделавшись оглушительным, заполнил набережную. Точно теперь он получил способность прыгать от воды до низкого Питерского неба, и, оттолкнувшись, летел обратно. Не помня себя от страха, Лада побежала. Невидимый табун преследовал ее, желая затоптать, смести со своей дороги. Лада приметила впереди спуск к реке и, не понимая что делает, бросилась туда, скорчившись у самой воды. Стук, звон и призрачное ржание сделались еще более опасными, точно кто-то добавил звука.

Лада посмотрела в воду и вдруг явственно различила песчаное дно. Две ступеньки вели в глубину, но третья плавно переходила на грунт. Лада протерла глаза: в свете луны песчаная дорожка выглядела вполне надежной. Сверху раздалось ржание и нетерпеливый перестук копыт, как будто невидимый конь не мог выбрать – спускаться ли ему к воде или ждать свою жертву наверху.

Женщина сжалась и снова посмотрела в воду. Высвеченная луной тропинка тянулась до другого берега к точно такому же спуску.

С виду, глубина в этом месте была полметра, не больше. Лада потрогала воду, та оказалась вполне пригодной для купания.

«До другого берега метра четыре от силы. Придется, конечно, замочить ноги. Но… Туфли снимать нельзя, там могут быть осколки, проволока, и…»

Стук копыт заставил ее действовать.

Опираясь рукой об стену, Лада опустила ногу в воду, нащупывая ступеньку.

Неожиданно предательский камень выскользнул из– под каблука, и лунная дорожка исчезла, а Лада провалилась в холодный, темный омут и, задыхаясь, забилась в воде.

Довольная своим успехом, луна крадучись уползала с места преступления.

Отчаянно хрипя и брыкаясь, Лада пыталась нащупать ступеньку, но только обломала себе ногти о каменный корсаж реки. Длинный плащ спутал ноги и тащил теперь, как якорь, на дно.

Неизвестно откуда взявшееся течение подхватило ее и понесло дальше. Теряя сознание, Лада вдруг ощутила, как кто-то или что-то вцепилось ей в волосы, и закричала, захлебываясь и кашляя. Сдавило грудь. Какая-то сила тащила ее вверх, в то время как непомерная тяжесть тянула вниз. Ладу подняли над водой, так что она тут же замерзла. Но уже не сопротивлялась.

В следующее мгновение она ощутила, что ее укладывают на жестком камне. Лада кашляла, страшно болела грудь. Темной глыбиной над ней нависала фигура спасшего ее человека.

«Надеюсь, что человека, – подумала было Лада, но потом мысленно махнула на все рукой, – будь что будет».

– Полегчало? – незнакомец склонился над Ладой. – И чего это вас, барышня, потянуло в воду? Надоело быть избранной, захотелось стать проклятой?

– Да я не… – Она опять закашлялась. Холод пронизывал насквозь, платье прилипло к ногам. Лада поднялась, опираясь на твердую руку незнакомца. Почему-то его ворчание успокаивало, как будто он был ее отцом или дедом, с которым она давно не виделась.

– На вот, глотни, что ли. Согреешься, – в руках Лады оказалась фляжка с очень крепким ромом, который тотчас обжег ей губы.

– Глотни. С одного раза худо не будет. А пристрастишься, – тут тебе и дорога в сырую могилу.

Говоря о могиле, незнакомец мечтательно вздохнул.

Лада проглотила огненную воду, которая, казалось, могла прожечь ее насквозь. Незнакомец взял флягу и одним верным движением влил в себя остатки.

– А меня никакая холера не берет, – сообщил он, разглядывая пострадавшую с нескрываемой приязнью. На вид ему было лет семьдесят, но что-то тут было не так. Каким-то внутренним чувством Лада понимала, что он не похож на обычных стариков. Более того, казалось что морщины и седые длинные патлы – всего лишь прикрытие, маска для того молодого и энергичного духа, который поселился в этом удивительном старике. Да в нем отсутствовала сама старость с ее нисхождением, благоприобретенной мудростью и слабостью перед роком. К тому же, будучи под два метра ростом, он имел фигуру олимпийского бога и сумасшедшие глаза Григория Распутина. Сходство с последним добавляли длинные седые волосы, ниспадающие на плечи и лицо, отчего их приходилось перевязывать на лбу тоненькой ленточкой.

Стуча зубами Лада, смотрела на незнакомца, понимая, что этот персонаж мог возникнуть в любом веке, в любой стране. Мало того, казалось, что каким-то невероятным способом он сам создавал историю, проходя сквозь нее, как ритуальный кинжал через плоть жертвы.

– Тебе надо обсушиться. Где ты живешь? – одним движением он встряхнул Ладу и заставил смотреть себе в глаза. – Говори скорее, у меня нет времени на разговоры. – Его глаза лихорадочно блестели, от тела ощутимо исходил жар.

– Далеко, в новостройках.

– Поблизости, в центре, кто-нибудь есть? Родственники? Знакомые? К кому-то ведь ты шла.

Лада опустила голову, совсем не хотелось представать в таком виде перед Шлиманом. Незнакомец как будто уловил ее настроение, во всяком случае, он перестал всматриваться в лицо женщины.

– Ладно, тогда ко мне.

– У меня сестра на Итальянской….запоздало припомнила Лада. – Но я не знаю, дома ли…

Перед глазами поплыли сцены с исчезновением и последующим освобождением Алешки.

«Вряд ли Ольга решится остаться дома, рискуя жизнью сына».

– Понял. Пошли, – в туфельках хлюпало, плащ и платье прилипали к ногам. Лада зацепилась за руку своего спасителя и не шла, а словно летела, увлекаемая вперед его силой. Точно во сне, она села в остановившуюся машину. Ей сделалось тепло и спокойно. Старик ворчал, что не привык пользоваться транспортом, и будто бы от Мойки до Васильевского рукой подать. Он и вправду не мог усидеть на месте, суетясь и подгоняя водителя.

Вдруг Ладе подумалось, что, наверное, похожее чувство должно охватывать женщин, ищущих в мужчинах надежную защиту, спину, за которой как за каменной стеной.

Именно такое впечатление производил старик: не спрашивая ни о чем и просто делая свое дело, он был тем, за кем не страшно и можно жить. Если, конечно, с той же вечно устремленной в неизвестность целью он не побежит от вас.

Лада обхватила себя руками, пытаясь согреться и глядя на дорогу. Мысли ее неслись вперед, туда, где будет тепло и хорошо, где лето, праздник и много выпивки. Да, было бы не плохо, наверное, приложиться еще разок к заветной фляжке незнакомца, на донышке всегда остается несколько капель, но она боялась пошевелиться, с таким трудом завоеванное тепло могло исчезнуть, вновь ввергнув ее в холодную лавину.

«Нельзя думать о холоде, – обругала себя Лада. – Только лето, только тепло, никаких желтых листьев, холодных каналов, ранних заморозков. Опять я про холод!» Она поежилась, горячие волны сна захватывали ее, разворачивая перед внутренним взором картину яркой базарной площади с ее зазывалами и разряженной в маски и карнавальные костюмы толпой.

– Не проходите, поглядите, паноптикум желаний, материализация чувственных идей… Доносилось из небольшого балаганчика с изображениями на стенах сцен из Фауста.

– «Словолитня», господа поэты, для вас по заказу. С пылу, с жару. Неологизмы, термины… – рекламировал нацеленный на толпу репродуктор.

– «Пекарня господина Смира»: свеженькие афоризмы, шуризмы, порадуйте красоток. Попотчуйте родителей, удивите учителей. «Пекарня господина Смира» – сахарная монополия социального ужаса, кто раз услышал, – не может слушать уже ничего иного. Кто не успел – слушает тишину, – вещали полупьяные клоуны с крыши маленькой, аккуратненькой лавочки, украшенной кренделем в виде большой буквы «С».

– Экскурсии в мир мертвых с господином Арно. Ежедневно, еженощно, с полудня до полуночи совершите свое нисхождение в ад. Спешите, Данте проделал этот путь лишь раз, а Сергей Игоревич – с полудня до полуночи. Господа, не проходите мимо, – предупреждали в один голос два господинчика в черном.

– Словолитня! Посетите Питерскую словолитню, писатели. Новые слова из золота и бриллиантов, изготовленные по авторским чертежам, по индивидуальным фантазиям заказчиков. Не проходите мимо!..

Глава 23

Машина остановилась. Пригревшаяся было Лада открыла глаза, пытаясь определить, где они находятся. Старик говорил про Васильевский. Но где именно? Она достала из чудом уцелевшей сумки телефон, но тот наглотался воды и умер.

Меж тем, попутчик, быстро обежав машину и открыв перед Ладой дверь, выволок ничего не соображающую от потрясения и температуры поэтессу на улицу и чуть ли не бегом затащил ее под арку.

Лада решила повиноваться, переставляя ноги и вспоминая чудной сон, который увидела в машине. Его определенно следовало записать. Но сначала другое, сначала нужно как минимум остаться живой.

Должно быть, она все-таки простудилась. Знакомый звон в ушах предвещал наплывающую температуру, сны и видения.

Лестница оказалась зарешеченной, напротив нее размещалось отделение милиции. Провожатый деловито звякнул ключами, и через минуту они уже стояли на площадке второго этажа.

– Руфь, открывай! – взвыл он нетерпеливым голосом, барабаня в дверь.

Где-то в квартире произошло движение, щелкнул выключатель, один за другим звякнули четыре засова, и дверь открылась. На пороге стояла чистенькая, аккуратненькая старушка с ореолом белых густых волос на голове и огромными голубыми кукольными глазами.

– Господи, Агасфер! А мы-то тебя только через неделю ждали. А это кто же? Никак, твоя новая жена?

– Водки, горячую ванну, переодеться! – старик втащил Ладу в квартиру, чуть было не сбив с ног крохотную бабульку, которая удивительно прытко для своих лет отскочила в сторону, давая дорогу и одновременно запирая дверь.

Навстречу им откуда-то из бокового коридорчика метнулся мужчина лет тридцати с густой черной бородой и такими же нечесаными, как у Агасфера, волосами. Всю одежду незнакомца составляли майка и трусы. Он хотел было помочь гостье снять мокрую одежду, но старик зыркнул в его сторону и лохматое Чудовище, как тут же окрестила его Лада, смущенно удалилось вглубь квартиры. Навстречу с трехлитровым бутылем, кряхтя и извиняясь за поведение Чудовища, семенил облаченный в длинную хламиду из золотой парчи старичок. Бабушка Руфь быстро зажгла колонку, и пока в ванну набиралась вода, принесла длинное старомодное платье для Лады и одежду для Агасфера. Последний купаться отказался и выжрав в одно жало треть бутыли, пошел общаться с Чудовищем.

Искупавшись и переодевшись, Лада вышла на освещенную кухню, где был уже накрыт стол.

Одетый в золото священник, как маленький ребенок, тихо притулился в углу около холодильника, под сенью листьев неведомого ползучего растения, наблюдая оттуда, как по кухне метался, пытаясь делать все сам, беспокойный Агасфер. Не обращая внимание на него, бабушка Руфь разливала в горячие тарелки ароматную похлебку.

– Садись, доченька! – приветствовала она переодевшуюся Ладу. – И ты, Агасфер, успокоился бы уже. К чему панику-то поднимать?

– На том свете успокоюсь, если упокоюсь когда-нибудь вообще, – проворчал он, и показал Ладе на стул около себя. – Руфь, скажи мерзавцу, чтобы вылезал и шел есть, я больше не сержусь. А то у меня времени мало.

– У тебя-то его как раз хоть отбавляй. – Бабулька подошла к неосвещенному коридору, откуда тотчас же показался персонаж названный Ладой Чудовищем. И проскользнул мимо Руфь к столу, сев напротив гостьи.

– У меня-то времени, и правда, кто б отбавил, но вот люди-то, компаньоны мои, – смертны, сама должна понимать, как это вредит делу, – он выудил из кастрюли здоровенный кусок мяса и, вывалив его себе в тарелку, уселся за трапезу. – Только-только дела наладишь, с человеком как следует сойдешься, во все дела его войдешь, как он – ап, и на том свете! Нет, в моем деле расслабляться да рассиживаться никак нельзя. Чуть зазеваешься – и все, люди поменялись, технологии другие, мировая политика опять выкинула какую-нибудь гадость, а расхлебывать все это кому? Вы-то – счастливчики безответственные, небось помрете, с вас все как с гуся вода. А мне за все отвечать!

– Вы действительно Агасфер? – спросила Лада, уже зная ответ.

– Агасфер, Агасфер. А ты, стало быть, Дан. Не думал, что вот так встретимся. Что же ты, девочка, можешь всех спасти, а предпочла уйти. Самоубийство – страшный грех. Поверь мне.

– Я случайно, – Лада посмотрела в глаза Агасферу, пытаясь понять, верит ли он ей. – Там были кони. То есть, не то, чтобы были…

– Кони? – он встрепенулся и отставил еду. – Не кони ли апокалипсиса? Ну-ка, сколько их было? Какой масти? И не встречался ли среди них конь бледный?

– Бледной была я, – виновато улыбнулась Лада. – Я не видела коней, только слышала. Хотя, может, мне показалось? Не знаю.

– Может, и показалось, – Агасфер вновь принялся за еду. – Сколько раз уже казалось, надежда умирает последней.

– А как я могу всех спасти? – попыталась вернуть разговор на интересную для нее почву Лада.

– Что? Спасти? – Агасфер переглянулся с Чудовищем, Лада автоматически отметила, что они потрясающе похожи. – Тебя предупреждали о мистерии?

– Да, наверное, не знаю… – она вспомнила свой сумасшедший разговор в Сайгоне.

– Согласие дала без нажима. Значит, действие сознательное.

– А если бы не согласилась? – поднял голову Чудовище.

– Бессознательное. Суть не меняется. Это ведь я притащил предсказание в Москву, Питера-то еще тогда и в задумке не было. Так что я решил – пусть полежит малость, своего часа дождется. Сказано: «И будет им Дан». Значит – рано или поздно появится, а на худое или на доброе, – про то неведомо.

– Так, может, и не сбудется? – с надеждой в голосе спросила Лада.

– Сбудется, уже сбывается. Шлиман думал, что говорится об Ольге Дан, я склонен предполагать, что об обеих. Ты ведь к нему шла, к Шлиману? Что смотришь, ишь глазищи-то вылупила, уж упредил он меня, как водится. Я и сам думал заскочить к вам на огонек, да, пока суть да дело, с тобой и повидаться.

Лада кивнула.

– Завтра Ольга Дан, сеструха ее старшая, сюда припожалует, – обратился он к внимательно слушавшему его священнику. Так ты скажи, чтобы денег на этот Фен Шуй заморский в городских масштабах пока не тратила. Не до жиру, мусор бы вынесли, каналы выгребли, воду очистили, – и то благо. В воде, известное дело, отражаются небесные светила, в ней душа Питера. Город мелкой рябью преображенный светится, трепещет, живет. Посвященные, силой наделены всегда так было, а сила к добру ли, к злу ли обернется, – про то неведомо. Как великая магия суть сила: ни черная, ни белая, ни добрая, ни злая. Это люди хорошие или не очень, они и никто другой магию красят. А что ее красить, перекрашивать? Суета сует и мракобесие. Нынче большая беда грядет, так как величайший символ, Копье Власти[13]13
  Легендарное копье, которым были прерваны страдания Спасителя на кресте. Другие названия: Копье Судьбы, Святое Копье, Копье Лонгина, Копье святого Маврикия. На протяжении веков оно было символом силы и могущества. По преданию, кто владел Копьем, тот владел и судьбой мира. Так, как считается, что Копье, хоть и обладает огромной силой, но сила эта слепая, то есть, не добрая и не злая. Так попав в руки к злому человеку, Копье начинало служить злу, в добрых же руках оно устанавливало мир. Считается, что Копье выковал для своих тайных целей третий первосвященник Иудейский, сын первосвященника Елеазара и внук Аарона, маг и каббалист Финеес. На протяжении жизни Финееса копьё помогало достигать целей, недоступных простым смертным. Источники говорят, что это самое Копье держал в руках Иисус Навин, глядя на рушащиеся стены Иерихона. Царь Саул метнул это Копье в юного Давида. Ирод Великий, опираясь на Копье, отдал приказ об истреблении невинных младенцев. После царя Ирода Копье оказалось в руках римского центуриона Гая Кассия, который и умертвил Иисуса. Далее, согласно легендам, Копье переходило из рук в руки. Им владели: римские цезари Диоклетиан и Константин (III–IV века); короли вестготов, сокрушители Римской империи: Одоакр (Увек); основатель династии Меровинги Меровей, кресститель Франции, (496 г.) Хлодвиг, внук того самого Меровея; Дагоберг I (629–639); Пипин Геристальский (вторая половина VII века), прадед Карла Великого, легендарный полновластный объединитель и правитель Европы – Шарлемань для французов и Карл Гроссе– для немцев (742–814)… Карл Великий держал в руках это самое Копье. Затем копье на некоторое время пропадает, чтобы появиться вновь 14 июня 1098 года в Антиохи под именем Копье Лонгина. Со слов летописца и каноника Раймунда Агильского, участнику Крестового похода, крестьянину из Прованса Петру Бартоломею несколько раз являлся святой Андрей и указывал место, где было зарыто Копьё Судьбы. При этом святой Андрей требовал, чтобы крестоносец пошел к Раймонду графу Тулузскому, и рассказал ему услышанное от святого. Узнав о словах св. Андрея, граф Тулузский повелел организовать раскопки в соборе Святого Петра. Как только Святое Копье было извлечено на свет божий, вражеские укрепления начали сдаваться одно за другим. И вскоре Иерусалим перешел в руки христиан.
  Желая подорвать веру крестоносцев в найденное Копье, капеллан графа Нормандского Арнульф начал распространять слух, что копье не настоящее. В доказательство подлинности Копья дословно: «Петр Бартоломей, исполненный негодования, сказал, как человек простой и хорошо знавший истину: «Я хочу и прошу, чтобы развели большой огонь; я пройду через него вместе с Господним Копьем. Если это копьё Господа, то я выйду цел и невредим; если же это обман, то я сгорю…» Это происходило в апреле 1099 г., накануне Страстной пятницы. На глазах 40 тысяч зрителей был разложен костёр в 14 футов длины, 4 футов в высоту. Без малейшего страха, твёрдой поступью Петр Бартоломей прошел через огонь и вышел невредимым из него.
  В Париж Копье Лонгина из Святой земли доставил Людовик Святой (1214–1270). Наполеон, одержавший победу при Аустерлице, тут же потребовал, чтобы ему доставили знаменитый талисман. Он не расставался с ним, пока не пошел войной на Россию. Пока он безуспешно воевал у нас, Копье выкрали. Копье Власти было сокральной мечтой Адольфа Гитлера, которому было не суждено получить его.
  Сейчас знаменитое Копье находится венском Хофбурге, в дворцовой сокровищнице Габсбургов.


[Закрыть], в руках нечистого.

– Какое копье? – не поняла Лада.

– Копье, которым Спаситель был убит на Голгофе! Вот какое копье! – лицо Агасфера покраснело, глаза точно источали пламя. Помню я, помню, ни за что не забуду, что ты со мной не делай, точно на мне его кровь. Точно я виноват. Но так я же и не знал ничего, не ведал. А все едино – виновен.

Склонив голову, он зашептал что-то.

Все притихли. Оранжевый старомодный абажур, как гигантское насекомое, навис над столом, окружая собрание своим теплым светом. По стенам вились всевозможные растения, между ними, как в шалашиках, располагались миниатюры с пейзажами, старинные фотографии и лики святых. Ладе подумалось, что некоторых из них Агасфер мог знать лично и считать почти что членами своей семьи.

– Как же это с копьем-то получилось? – выдержав паузу, поинтересовалась Руфь.

– Хранили, как и положено, в запасниках музея Религии и атеизма. Там место дюже хорошее. Центр города, понадобится что – на метро добраться не проблема. Опять же тепло, уютно, и купол с крестом от бесовства защищает. Да что крест, заклятье на Копье том лежало страшное, что ни один черт или бесовский дух прикоснуться к тому Копью не смел, а только человек. Причем не какой попало человек, этого еще не доставало, а токмо посвященный, какой не в каждый век родиться может. Думали, что уж таким образом мы Копье то драгоценное убережем. Не получилось! – Агасфер в сердцах махнул рукой. – Кто же знал, что у твоей сестры, деточка, такой нюх? Забралась и выкрала!

– Ольга?! – Не поверила Лада.

– Знамое дело – я же сказал, что к Копью тому никакая вражья сила демонье, черти, духи прикоснуться не могли, заговоренное оно потому что. А вот Ольга Дан перво-наперво, человек, а значит, против нее охранная магия не работает. И человек она не простой, а талантливый – таким море бывает по колено, а если какая лужа и по горло, то где же ее, ту лужу заговоренную, и найти, когда, скажем, приспичит, ее от дел устранить. Да и не знала она, поди, кому Копье отдает, не ведала. Враги наши ей за это казну отвалили, она и рада, что заказ исполнила. Поди, до сих пор ни сном, ни духом, что сотворила-то не ведает. Только нам ведь от этого не легче. Ты уже слышала, что в предсказании «О гибели Питера» сказано, что он сгинет затри дня? Ну вот, мы и начали созывать в город всяких добрых духов, действующих, и, значит, меняющих мир поэтов и богов, чтобы провести всем вместе мистерию да нейтрализовать предсказание. К делу этому несколько лет готовились. Метро Выборгской линии временно пришлось вывести из строя, так как многие гости предпочитали путешествовать и жить под землей, начали приучать народ к ежегодному Петербургскому карнавалу, чтобы в час икс боги могли смешаться с ряженой толпой. Тебя вот нашли.

Но в прошлом году, когда Ольга отыскала и отдала Копье, все пошло наперекосяк. И теперь у нас здесь больше демонов, нежели людей.

– «Темные силы нас злобно…» – захихикал Чудовище, за что тотчас же получил по лбу от молчавшего до сих пор священника.

– А мне почему до сих пор про Копье ничего не сказал? – возмутился он. – Я же твой биограф, и должен все знать.

– Не приходилось как-то, – пожал плечами Агасфер. – Повода не было.

– Так я же уже старый, неровен час, умру, и кто труд сей великий…

Агасфер посмотрел в сторону Чудовища и усмехнулся. Продолжатель из него явно не получился бы.

–.. Ты вообще ни о чем не думаешь, – скулил священник. – Что я завтра буду говорить Ольге Дан, если ты каждый день все меняешь. Нет на тебя Софии – божественной мудрости, да что там мудрости, элементарной логики во всем твоем плане нет.

– Ну, завел пластинку, – недовольно покосился на сына Агасфер. – Надоел ты мне уже с этой софистикой! А что меняю – так творчество же, по живому идем, тут всякий момент другой, и к каждому свой подход надобен.

– Но Сильвестр Медведев не случайно хотел посадить на русский престол царевну Софью – то есть мудрость! Пусть бы Ольга Дан нашла для нас подходящую Софью.

– Делай, как знаешь, – отмахнулся Агасфер. – О чем ты все время думаешь? – переключился он на Ладу, отворачиваясь от ставшего с годами ворчливым сына.

– Не знаю точно, сон… – она виновато пожала плечами, – сон.

– Сон?! – все трое уставились на нее так, как будто она собиралась сообщить им нечто важное.

– Ну да… сон. Я, видимо, прикорнула в машине. А что в этом такого?

– Видела и скрывала? – вцепился в нее Агасфер.

– Да не скрывала я, просто забыла! А потом, когда вы начали говорить о мистерии, оно возьми и выскочи.

– Что же вы вспомнили? – осмелев, поинтересовался священник, отламывая себе хлеб на похлебку.

– Толпы народа. Праздник, может быть карнавал.

– Не похороны? – перебил ее священник.

– Нет, народ в масках, костюмах, все с пластмассовыми стаканами, вино, пиво, стихи…

– Добро. И с правдой сходство имеет. Она, мистерия, – довольный Агасфер обвел присутствующих могущим означать все что угодно взглядом. – Когда Лада сказала маски, я грешным делом вспомнил средневековые дела.

– Нет. Было много знакомых рож, – подумав, сообщила Лада. Вряд ли средневековье.

– Подробности какие-нибудь помнишь? Что-нибудь особенное? Был там, например, буддийский монах с посохом в оранжевой одежде?

– Был, но не во сне. Я его здесь, в Питере, видела, там, где моя сестра живет.

– Сон, явь, – все путается ныне, границы расплываются, различии утрачиваются. Все мы ходим, спим, а, заснув, просыпаемся. За один маршрут трамвай может пересечь сразу три измерения, и никто не обратит внимания.

– Может быть, ты видела в своем сне такого… – он задумался, – стройный, красивый, волос, что воронье крыло, глаза серые, с мокрым асфальтом сходство имеют. Зовут…

– Питер. Видела. Но не во сне. То есть сначала во сне, а потом наяву, – Лада вдруг заплакала. – А если город погибнет, он?..

– Надо чтобы не погиб. Вот видишь, как получается: материя божественна и овеяна духом, для тебя и меня Питер – человек. Ты уж держи его, девочка, тогда не погибнет. Ведь ты одно пойми: все – видимость, любовь – реальность. Бог есть любовь, значит, кто любит, в том и Бог. Можно все крыши вместе с куполами золотом покрыть, а счастья не изведать.

– Вот видишь, старче, – Агасфер перевел взгляд на клюющего носом сына, – она его любит, а ты говоришь София – мудрость. Может, не мудрость, так лад? С ладом то оно как-то спокойнее выходит.

– А все одно, мудрость бы не повредила, – зевнув, промямлил священник. – А еще лучше и мудрость и лад.

– Побойся Бога, старый, – вмешалась в разговор молчавшая до этого Руфь, – не басурман же Питер, вполне христианский город. Это у турков поди может быть целый гарем, а у нас… – улыбнувшись Ладе, Руфь вышла из кухни с гордо поднятой головой.

– Питер любят многие, к нему рвутся. Торгаши да позеры все выгоду ищут: не заработать, так знакомства свести. Для них он только город – место, где можно жить. Населенный пункт по-другому. Нечто неодушевленное, условие существования и не больше. Да, им можно восхищаться, любоваться, его можно переименовывать, чистить, скрести, озеленять. Все добро, все во благо. Но вот человека в нем признать!.. Люби его, деточка, просто люби, Бог даст, все и обойдется, – Агасфер погладил гостью по голове.

– Любить и все? – усомнилась Лада. – Вы же говорили, Копье Власти, мистерия и все такое…

– Придет. Все в нужный момент и появится. Никто в стороне не останется. А тебе, может быть, больше других потрудиться придется, и сестре твоей, если не хочет она сгинуть бесславно и навечно, ей и сыну ее.