Текст книги "Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко"
Автор книги: Юлия Андреева
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Часть вторая
Андрей Валентинов
«Земную жизнь пройдя до половины…» Проблема в том, что Будущего уже нет, оно уже стало Настоящим, и сейчас хочется цеплять каждый день, пока оно не стало Прошлым. Потому нет охоты заниматься ерундой. Не хочется, но дни мелькают, мелькают… Встал, отжался двадцать раз, поглядел на часы, заварил кофе…
Под ерундой разумею не только заседания кафедры и даже не пустые пьянки. Скажем, написание книги ТОЛЬКО для денег (ну, с этим мы все ВСЛУХ согласны!), но и ТОЛЬКО ради факта издания-самоутверждения (это денег послаще!) УЖЕ неинтересно. В этом и чувствуется ветерок от косы Костлявой. Не хочется, чтобы уходил Я, по крайней мере, с концами. Вот и стремишься рассказать о себе. Рассказать – быть услышанным – не быть забытым – остаться хотя бы частично, таков фрейдизм. Поэтому нет охоты тиражировать даже самые успешные «проекты». Лучше рассказать о том, о чем никто ПОКА не знает. Но должен узнать, иначе ЭТО уйдет без следа[13]13
А.Валентинов «Еще раз повторюсь» (избранные места из переписки с друзьями).
[Закрыть].А.Валентинов
Равномерный стук копыт под окном, поскрипывание телеги – кому не спится в такую рань? Должно быть, молочник со своим товаром или… не хочется вылезать из-под одеяла, чтобы немедленно проверить догадку, тело все еще под властью теплого, одурманивающего сна. Еще совсем немного. Луч на стене розовый, ранний, есть время поспать, хотя бы ненадолго снова нырнуть в нежный омут сна, по телу разливается приятное тепло, укутывает, убаюкивает. Андрей сворачивается уютным клубком и видит сон во сне, новый сон в новом сне, в лабиринте снов…
«Странно как-то. И дел много, и делаешь их, но все кажется, что вокруг пустота, беззвучие, хрустальная призма, а Время несется быстро, быстро, и в оттепельном воздухе уже чуть-чуть заметно пахнет ненужной весной…»[14]14
А.Валентинов «Еще раз повторюсь» (избранные места из переписки с друзьями).
[Закрыть]
Снова весна, но весна ранняя, скорее, предчувствие весны, 18 марта год на год не приходится, иной раз тепло, и птицы поют, иной… холодина – брр, ледниковый период… А какой была весна 18 марта 1958 года, когда в Харькове родился Андрей Шмалько? Да кто же это теперь вспомнит? Сколько лет-то прошло.
Если взглянуть в календарь, то на 18 марта приходится и день Святого Патрика, и день взятия Парижской Коммуны, и день смерти Ивана Грозного, и выход человека в открытый космос… не знаю, повлияли все эти события сообща или розно на дальнейшую судьбу нашего героя, повлияют ли еще… просто любопытный факт.
– Я появился на свет и рос в эпоху совсем другую, странно немного это вспоминать, – рассказывает Андрей Валентинов (Шмалько). – Когда прохожу по улице, где родился и жил в детстве, захожу во двор дома… Сохранились только стены, нет ни клумбы с гипсовой пионеркой, ни деревьев, ни лыжников, ни забора, – ничего. Только стены, только камни. Нет людей…
Когда Андрей Валентинович произносит «только камни. Нет людей», я невольно вздрагиваю, перед глазами возникает пустой пейзаж – мир без нас. Фантастика? Реальность? Причудливая смесь сна, в котором ты вдруг попадаешь в мертвый город, Хиросима, Чернобыль, или… или…
Писатель Андрей Валентинов, или тогда еще Андрей Валентинович Шмалько, родился в 1958 году в послевоенном Харькове. С войны прошло тринадцать лет, и если центр города уже был более или менее восстановлен, некоторые его окраины все еще походили на руины.
«Именно тут я понимаю, что мой город болен. И болезнь идет отсюда, от умирающего дома, умирающего двора. И еще это небо!..»[15]15
А.Валентинов «Сфера».
[Закрыть]
Когда Андрей просыпался, первое что он видел в окно – гипсовую пионерку, одиноко стоящую посреди клумбы. Пионерка думала о своем и смотрела, как ей это и положено, вдаль, так что с ней было неинтересно. Поэтому Андрей уходил к другому окну, где можно было любоваться на самый настоящий танк «Тигр». Танк был без башни и гусениц, проржавелый до последней детали, он неизменно нравился мальчику. Наверное, потому, что, несмотря на все постигшие его несчастия, пришедший на чужую землю железный враг продолжал стоять, не сдавая рубежей и не собираясь отступать. Танк заслуживал уважения.
Каждый день Андрей смотрел на танк, а тот стоял, не двигаясь с места, позабыв счет времени и так ничего и не узнав об окончании той самой войны. Вместе с кем-нибудь из взрослых Андрей шел в детский сад, всякий раз заглядываясь на огромный танк, для которого остановилось время.
В детском саду, выводя детей на послеобеденную прогулку, воспитательница скорбно вздыхала, устало и безвольно кивая в сторону ближайшего забора: «здесь росли красивые елки, их спилили немцы». Было такое ощущение, что елки спилили буквально вчера, так что городские власти просто не успели еще посадить новые. Хотя до елок ли взрослым? На окраинах города еще не все дома были восстановлены. И это через тринадцать лет после войны! Родившиеся в год великой победы дети вступают в подростковый возраст, а что они видели за свою жизнь? Скоро на этих же самых руинах они будут рожать и растить собственных детей. Даже не догадываясь, не представляя, что может быть как-то по-другому. Непостижимо!
Впрочем, город не выглядит мертвым, мимо окон нет-нет, да и проезжает влекомая лошадкой телега, на которой развозят продукты по магазинам. Время от времени появляются машины. Но их пока мало.
Кто бы в то время сказал, что всего через несколько лет город изменится до неузнаваемости, что в час пик по его магистралям будет идти сплошной поток машин, при этом легковушки выстроятся в ряд на тротуарах, мешая пешеходам!
«Когда засыпаешь, слышишь песню. Такое только со мной или… Все разные, непохожие – люди, миры, Вселенные… Тронуть сон – богоборчество: Он тоже спал. Какой это номер? Choral «Herzliebster Jesu», третий, сразу после Нагорной? Не помню, засыпаю, засыпаю… И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его… Плавать во сне – скверно… Разбудили Его и сказали: Господи! Спаси нас, погибаем! Восьмая глава Матфея. Маловеры, маловеры…
А если даже Матфей не понял Его? А если дела, которые Он вершил во сне, были куда важнее?»[16]16
А.Валентинов «Сфера».
[Закрыть]
Одно из ярких воспоминаний детства – возвышающийся на грузовике Никита Сергеевич Хрущев, когда он по каким-то своим партийно-советским надобностям заезжал в Харьков. Поглазеть на вождя пришли все, кому не лень, харьковчане – трудолюбивый народ. Собралась большая толпа, но Андрей все равно как-то сумел разглядеть первого секретаря.
«Теперь все не так… и не потому, что прежде трава была зеленее, а вода мокрее. Просто мир вокруг так стремительно изменялся, что невольно “складывалось ощущение, будто перешагнул из одной планеты на другую”».
Родословная
Родители – мама, Эмма Яковлевна, и папа, Валентин Андреевич. Оба «советские служащие», преподаватели. Если задаться целью писать автобиографические романы, взяв за основу реальные истории, связанные с предками Андрея Валентиновича, то благодаря его родственникам по отцовской линии может сложиться небольшая библиотечка.
У его бабушки по отцовской линии предки по всему генеалогическому древу самого что ни на есть «простецкого» происхождения: один прадед был крепостным крестьянином у графа Воронцова, другой – дворянин служил на железной дороге.
Впрочем, крепостные крепостным рознь, бабушкин пра-пра был из интеллигентных крепостных, служащий у его сиятельства то ли ученым садовником, то ли руководителем оркестра. История не сохранила точных сведений. Но, полагаю, было в нем что-то такое, благодаря чему будучи крепостным, он женился на вольной. В результате этого брака вольная, ее звали Евдокия Харитоновна, сделалась крепостной, принеся жертву своей любви. Правда, через несколько лет всех освободили, но история достойна любовного романа!
Другая ветвь генеалогического дерева по линии бабушки, как уже говорилось выше – уважаемая семья служащих железнодорожников в Крыму, прапрадед Андрея Валентинова Старосельский Ефрем Ильич был крупным железнодорожным начальником. Согласно одной из семейных легенд, Ефрем Ильич в детстве имел честь быть знаком с Александром II. Вместе с родителями он жил в Петербурге и утром ходил в гимназию через Летний сад, как раз в то время, когда там прогуливался царь. Мальчик видел императора, и тот давно приметил маленького гимназиста. Государь и гимназист здоровались, после чего Ефрем Старосельский спешил на занятия, а его величество завершал прогулку, возвращаясь к себе.
Возможно, это знакомство могло бы повлечь за собой невиданный карьерный взлет, но, как случается, он сам испортил себе судьбу, примкнув к революционерам. Ефрем Старосельский был казначеем во время Октябрьской забастовки на южной железной дороге в1905 году. Попал в тюрьму, умудрился миновать амнистию, так что, как говорили в местах не столь отдаленных, отсидев по полной, «откинулся звонком».
После тюрьмы запретили работать во всех государственных учреждениях. Устраивался в частных конторах, соглашаясь на временные заработки, в общем, как-то крутился. А что тут попишешь, когда на шее неработающая супруга и четверо дочерей! Перебрались в Харьков, где все девочки благополучно закончили гимназию с золотыми медалями.
Он успел порадоваться торжеству своих идей, дожив до большевиков, и умер от испанки в 1919 году.
Дедушка Андрея Валентиновича – Андрей Никитич Шмалько – из беднейших крестьян села Перепелицевка, рассказывал внуку, как отчаявшись найти работу в селе, его отец был вынужден наняться на шахту. Но сильно это не помогло, помер, когда сыну едва исполнилось шесть лет. Шесть лет – «нормальный возраст для начала трудовой деятельности» (считали в деревне), пытаясь хоть как-то помочь матери, шестилетний сирота пошел в батраки к помещику, а когда немного «подрос и окреп» (через два года) – на кирпичный завод, работал на подай-принеси. В 1917-м, когда юноше исполнилось шестнадцать лет, умерла мама. Почуяв, что дом остался без хозяев, догадливые соседи вынесли все, не побрезговав ни оконными рамами, ни старыми скрипучими дверьми, оставив голые стены.
Тогда-то умные родственники и присоветовали сироте податься к Деникину. Мол, «дадут тебе шинель, сапоги…». И он пошел. Только не к белым, а к красным, в ЧОН при ВЧК, где прослужил до 1922 года пулеметчиком. Потом часть распустили, велев всем идти по домам. На следующий день после расформирования части его лучший друг застрелился.
В 1974 году, незадолго до своей смерти, Андрей Никитич Шмалько отвезет внука в родное село. Покажет крохотный клочок земли, с которого их семья должна была как-то жить.
– Кроме фантастов и античных авторов, кого читаете?
– Фантастов читаю мало, только книги друзей и то, что хочется отрецензировать. Античных авторов не читаю, ибо уже всех прочитал. Обычное чтение – исторические исследования и мемуары, любимая тема – Гражданская война[18]18
Из интервью с Андреем Валентиновым (личный сайт писателя).
[Закрыть].
Дед никогда не рассказывал о своей службе в особом отряде при ВЧК.
В 1924–1925 годах был призван еще раз, служба казалась привычнее гражданской работы. Приблизительно в это время состоялось его знакомство с Ворошиловым. Во время какого-то смотра Андрея Никитича заставили рапортовать, он сбился, но Ворошилов замял это дело, и инцидент остался без последствий.
Служил в киевском авиаотряде, где значился летчиком, но не летал, так как был причислен к обслуживающей команде.
Поступил в технический институт, учился хорошо, но его то и дело снимали с сессий на партийную работу.
В 1933–1934 гг. во время голодомора состоял в спец. группе ЦК, главная задача которой заключалась в предотвращении эмиграции из пограничных районов. Говоря проще, спец. группа занималась обузданием крестьянства, в частности, пытались остановить повальное бегство в Румынию. Озверевшие от голода и унижений люди были готовы спасаться и у черта на рогах, если бы им дали такую возможность. Деда тогда чудом не убили, он потерял много друзей и иллюзий, и за все про все получил серебряные часы Павла Буре от ЦК КП(б)У, они до сих пор хранятся в доме у Андрея Валентиновича.
Затем был Институт Красной профессуры. На первый взгляд кажется: ну какие знания могли давать в учреждении с подобным названием? Наверняка сплошная идеология. На самом деле список изучаемых предметов не может не радовать самую взыскательную, рафинированную публику: история Греции, Рима, западная философия… К сожалению, в описываемое время всех преподавателей Бухаринской школы, которые, собственно, и основали этот институт, успели расстрелять.
Дед учился вместе с отцом Чингиза Айтматова Торекулом Айтматовым, с которым они были соседями по общежитию.
В итоге Андрей Никитич Шмалько получил два высших образования.
Неизвестно теперь уже, за какие провинности или по чьему доносу его хотели упечь в Сибирь, но в ту пору он дружил с Маленковым, с которым успел сойтись еще в двадцатые годы. После звонка Маленкова, о Сибири уже не заикались, но дед, от греха подальше, запросился откомандировать его на Украину, и вскоре уже занимал место секретаря обкома партии в Харькове.
Позже дед не раз вспоминал пятикомнатную квартиру на улице Фрунзе. Одна из комнат была запечатана, в ней хранились вещи прежних хозяев. Тех уже давно арестовали, а может быть, даже и расстреляли. Хорошая была квартирка!
Недолго проработав на хлебной должности секретаря обкома, Андрей Никитич был арестован по приказу наркома внутренних дел Украины товарища Успенского. Но вскоре тот и сам узнал, что не сегодня-завтра и за ним подкатит «черный воронок» и, сымитировав самоубийство, ударился в бега. Беглеца ловили по всей необъятной Родине, наконец поймали и, признав, как водится, врагом народа, расстреляли. После чего начали разбираться, кого приказал арестовать вражина, и не пытался ли извести по своей природной зловредности или ради подрывной деятельности, верных ленинцев? И добрались до Андрея Никитича Шмалько. Допрашивал арестованного Никита Сергеевич Хрущев. Допрос шел несколько часов, после чего арестованного освободили. Правда, после таких дел вновь сесть на место секретаря обкома не получилось, так что Великую Отечественную войну он встретил всего лишь в кресле директора харьковского финансового техникума.
Не собираясь отсиживаться в тылу, Андрей Никитич поступил в танковое училище. И всю войну прослужил в Четвертой Гвардейской танковой армии, получил два ордена Отечественной войны второй степени, орден Боевого Красного Знамени и орден Красной Звезды за Прагу.
После войны его назначили секретарем обкома партии в городе Николаеве.
«В 1947-м сняли Маленкова и, соответственно, погнали всех, кто был, что называется, его человеком. А через пять лет мой дед защитил диссертацию по теме «Коллективизация на Украине», умудрившись ни разу не упомянуть о голоде и депортациях».
Андрей Валентинович прочитал эту работу уже будучи взрослым человеком, историком:
«– Понимаю, ты защищался еще в 1952-м, но мог хотя бы намекнуть…
– В последней главе. Разве ты не заметил? Где я рассказываю о помощи голодающим. Если есть помощь, значит, есть и голодающие.
– Помню. Но там нет такого слова – “голодающие”.
– Там есть “продовольственная помощь”. А зачем продовольственная помощь в деревне? Умному – достаточно. А в приложении – цифры. Стоит лишь взять карандаш, бумагу, сложить все вместе…»[19]19
А.Валентинов «Сфера».
[Закрыть].
После войны дед пошел преподавать. Защитил диссертацию, историк. В последние годы жизни – мирный доцент в авиационном институте Харькова. Умер в 1974 году.
В значительной мере Андрей Валентинович стал историком благодаря своему деду, его, собственно, и Андреем назвали в честь Андрея Никитича. Хотя тот и заклинал ни в коем случае не идти по его стопам. Тогда еще было невозможно представить, что настанет такое время, когда можно будет изучать и преподавать настоящую историю, а не версию, угодную правящему классу.
«Цветы… Всюду цветы – маленькая аллейка слева от меня обсажена флоксами, чуть дальше – тюльпаны и розовые кусты. Розы – гордость деда. Красные, белые, чайные, чуть ли не ультрамариновые. Дальше – гладиолусы, сирень…
…Сирень? Сирень расцветает весной, как раз на 9 Мая, а розы…
Дед сидит на табуретке возле открытого контейнера и мастерит. Это его любимое занятие – здесь, в нашем поселке, куда мы выбираемся на лето. На лето – и на редкие выходные. Некогда. Бабушка и дед читают лекции, она – в высшей школе профдвижения, он – в авиационном. Я хожу в школу»[20]20
А.Валентинов «Сфера».
[Закрыть].
Согласно семейной легенде, бабушка Андрея Валентиновича – Нина Ефремовна – была, что называется, с сомнительным официальным отцом. В конце 20-х годов за ней пришли, заявив, что она дочь борона Корфа. «Подумаешь, пришли. Как пришли, так и ушли, потому что к этому времени она уже была замужем за дедушкой, а у того был большой револьвер, кроме того, он был известным партийным деятелем. Так что, арестовать не арестовали, правда, из института Народного образования, где она училась, пытались выгнать, а когда ничего не получилось, сняли со стипендии до конца учебы».
Официально ее отцом считался студент-химик, которого Андрей Валентинов позже изобразит в романе «Флегетон» как Владимира Пташникова. В 30-е годы реальный Владимир Пташников еще был жив.
«В орудии поручик Пташников упал, раненный. Была секунда заминки, чтобы слезть и поднять его.
“Это плохо, – подумал я. – Нужно непременно его поднять, иначе никто не остановится, если меня ранят”.
Я спрыгнул с седла. Поручик Абраменко тоже спрыгнул. Третий взял наших лошадей. С Абраменко мы схватили раненого, бегом догнали нашу пулеметную тачанку, на ходу уперли голову раненого в подножку и перевалили его вверх ногами в тачанку. Несмотря на такой варварский способ, поздней Пташников меня горячо благодарил за то, что его не бросили. Он был ранен в позвонок».[21]21
Мамонтов С. «Походы и кони», глава «Против Махно на Украине», описание боя под Волновахой.
[Закрыть]
По профессии бабушка тоже историк.
Их сын Валентин Андреевич – отец Андрея Валентиновича – хотел стать моряком, но не прошел мед. комиссию по зрению. Мечта не сбылась, моряком не стал, закончил Харьковский Горный Институт.
Мама – с Донбасса, из горняцкой семьи. Ее отец – главный инженер шахты – репрессирован. Дед был подпольщиком. Во время Великой Отечественной войны немцы его выследили и живьем бросили в шурф шахты «Богдан» в городе Красный луч вместе с другими военнопленными. Там теперь высится мемориал.
Мама была под оккупацией, немцы искали ее и ее бабушку, как родственников партизан. Приходилось прятаться, так мама заработала себе порок сердца. Выжила, закончила техникум, поступила в Горный Институт Днепропетровска. В Донбассе познакомилась с Валентином Шмалько. После свадьбы молодая семья переехала в Харьков, где в 1958 году родился Андрей Валентинович Шмалько.
Школа
В школу Андрей пошел в семь лет. Это была самая обычная школа, единственным достоинством которой являлась ее территориальная близость к дому; потом родители перевели его в 5-ю (обкомовскую) школу. Правда, ничего особо привилегированного Андрей на себе не ощутил, так как обкомовская детвора автоматически зачислялась в классы с буквой «А», он же попал в «Б».
Учащиеся старших классов щеголяли в черной гимназической сталинской форме с ремнем и фуражкой, что делало их похожими на военных. Первоклашкам же было предписано носить форму, введенную при Хрущеве: берет, синий пиджак и широкие штаны. В старших классах этот вполне себе удобный костюм сменил новый брежневский стиль – пиджачки с двумя рядами серебряных пуговиц.
Андрей сразу же решил, что принципиально не станет выделяться в школе. Нельзя быть ни первым, ни последним, хочешь выжить – не высовывайся, отказывайся от первого плана, от заметной роли, не светись и вообще, по возможности, сделай так, чтобы о тебе почти что забыли.
Он посещал кружок ракетомоделирования во Дворце пионеров, увлекался лыжами, велосипедом, плаванием, нравилось заниматься химией и литературой. Но самой большой любовью пользовалась история. Появилась мечта: когда-нибудь поехать в самую настоящую археологическую экспедицию, лучше всего, в таинственный и манящий Херсонес Таврический.
«…Когда над головой вспыхивает созвездье Пса, когда прокуренный воздух квартиры становится вязким, когда пыль потревоженного рюкзака заставляет сладко замирать сердце, когда зыбкая граница между Настоящим и Грядущим, начинает размываться предрассветным туманом, когда просишь соседей поливать кактусы раз в неделю, когда на дно рюкзака тяжело валятся банки тушенки, когда…»[23]23
А.Валентинов «Созвездие большого пса».
[Закрыть].
Учителя подобрались на редкость хорошие, школьники получали базисное знание на порядок качественнее, нежели это преподают в сегодняшних школах. Это было связано, в первую очередь, с тем, что после войны в педвузы пришло очень сильное поколение молодых учителей, в основном, женщин. Хотя встречались и учителя-фронтовики.
Рисование преподавал известный диссидент, который, прежде всего, объяснял учащимся, что такое живопись, и много рассказывал о художниках. Его уроки открывали иной, непривычный и манящий своим недостижимым совершенством, мир.
«…Сочинять любил всегда. Вначале – без бумаги, по примеру акынов. В пионерских лагерях моим фирменным рассказом была сага про Белую Руку – научная фантастика пополам с хоррором».
Заметив в тихом Андрюше Шмалько литературный талант, учительница русской литературы уговаривала подростка пойти на филологический факультет Университета. Но тот решительно отказывался, не позволяя себя переубедить. «Что такое писатель или журналист в советское время? Это человек, который должен писать про успехи сельского хозяйства, про партию и правительство, про БАМ! Что будет, если Брежнева ударить головой об рельсу? Будет звук бамм…». Профессиональный писатель или поэт при совдепии – это, прежде всего, чиновник. Даже если поэт будет писать исключительно о красоте природы и своей любви, его не станут издавать, пока в предоставленной на рассмотрение подборке не появится стихотворения в угоду правящей партии, пока он не научиться рифмовать слово «БАМ», потеряв при этом что-то настолько ценное, что никакими «сталинскими-ленинскими» премиями обратно не вернешь.
– К любой подборке стихов требовали «паровоз» о Гитлере (Ленине), о СС – (КПСС). С такими субстанциями не хотелось связываться. Чувствовал, что вокруг все не очень хорошо. Свобода государства кончается в одном миллиметре от моего носа, – снова и снова объясняет Андрей Валентинович.
Многие говорили, что стихи о Родине, партии, Ленине, прочее – это всего лишь пропуск в мир литературы, что история, рано или поздно, расставит все по местам, и потомки разберутся, какое произведение писалось по любви, а какое за деньги, почетные грамоты, цацки… Андрей упорно не желал признавать очевидного, не собираясь подстраиваться под мир, на счет которого у него не было иллюзий. И с которым не связывал больших надежд.
В школе Андрей не лез к шумным компаниям, ограничивая свой круг общения двумя-тремя друзьями, с которыми после школы и ВУЗа длительное время поддерживал добрые отношения. Дома же читал книги и разводил кактусы, отнюдь не стремясь устраивать в собственном доме-крепости шумные вечеринки, и вообще редко приглашая гостей. Короче, с кем интересно, с тем и общался, тех, кто не интересовал – избегал. Такое, можно сказать, деловое, даже взрослое отношение сформировалось очень рано и ни разу не подводило Андрея Валентиновича.
Закончив безо всяких сожалений школу, выпускник Шмалько благополучно забил на выпускной бал. «Отсидел десять лет – и хватит». Должно быть, почувствовал, что школа – это временно, ни особой благодарности, ни сожалений по поводу разлуки с любимыми наставниками и одноклассниками не было. Страха перед будущим – тоже.
Золотое застойное детство, никаких тебе особых передряг, взлетов, падений… гипсовая пионерка все так же торчала посреди клумбы, и безбашенный танк продолжал ржаветь и ветшать, но все еще почему-то не рассыпался в труху. Танк был мертв, но никто как будто этого не замечал, продолжая выгуливать рядом с его разлагающимся трупом собак, водить в детские сады и школы детей.
Во время зимних каникул в десятом классе Андрей отправился в Крым и заглянул в Херсонес. Зимний Крым, тем более, Севастополь – никому по большому счету не нужен. Отдыхающих нет, местные жители готовятся к новому сезону. Никаких экспедиций, все замерло, завороженное слякотной южной зимой, но зато работал музей, по которому Андрей долго бродил в полном одиночестве, слушая глухое эхо собственных шагов.
В предыдущее лето он приезжал сюда же. Застал экспедицию, подошел, спросил разрешение посмотреть. Разрешили, показали. Крохотной птицей-синицей мечта села на протянутую ей ладонь подростка, озорно заглядывая в глаза.
Посмотрел, походил, обзавидовался. А дальше-то что? Уехал. А куда денешься? Не то время, чтобы паренька с улицы вдруг зачислили сыном полка. Хочешь в самую настоящую экспедицию – учись на историческом или археологическом. Экспедиция – дело серьезное.
Вот и цель наметилась. Или не наметилась, а просто сделалась реальнее, как синичка на руке.
«А в Херсонес мы все равно вернемся, иначе наша жизнь окончательно станет пресной и серой – такой, от которой мы каждое лето уезжали к пыльным руинам давно погибшего Города на Полуострове»[24]24
А.Валентинов «Созвездие большого пса».
[Закрыть].
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
