Текст книги "Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко"
Автор книги: Юлия Андреева
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Университет
В год окончания Андреем Шмалько школы страна праздновала тридцать лет победы в Великой Отечественной войне. Был устроен фейерверк, по улицам ходили радостные пьяные люди, парни с гитарами, девушки в длинных платьях выпускниц – вчерашние школьницы отчего-то в одну ночь, как по волшебству, превратившиеся в сказочных красавиц. В старших классах Андрей влюбился, исписав стихами толстую тетрадь. Собственно, дальше стихов дело не сдвинулось, зато стихи остались.
После школы сразу же пошел поступать на истфак в Харьковский государственный университет. И надо же, чтобы именно в этот год желание сделаться историками посетило стольких молодых людей, подавших заявление ХГУ, что, проходной балл достиг рекордной отметки «24», плюс «…Совдепия-большевизия – преимущество рабфаку, да и вообще…мм… не слишком культурной публике. А я не раб, не фак, не жлоб. Льготные категории “после армии” и “партийные” – также мимо кассы. Я обыкновенный комсомолец, к тому же из интеллигентной семьи. Так что – на общих основаниях».
На экзаменах Андрей чуть-чуть не добрал баллов. Пролет. На горизонте реально замаячила армия. Но с этим злом уже не было сил бороться. Устал, обломался и, как следствие, счел за благо для себя провести остаток лета в Алуште.
Лето, море, мускат, девушки – отдых получился неожиданно-прекрасным и закончился не вызовом по повестке, а сообщением о зачислении в Университет. Что-то у них там переигралось, и они сделали добор из числа успешно сдавших экзамены, но недотянувших самую малость. Повезло!
«Далеко не все мои коллеги по университету приветствуют жанр, в котором я работаю. Вот ежели бы я выпускал в год по монографии тиражом в сто экземпляров, тогда бы зауважали»[26]26
Из интервью с А.Валентиновым (сайт писателя).
[Закрыть].
В Универе Андрей не оставил своей стратегии не вылезать и не рваться вперед, на первом курсе выбрал самую «глухую», как считалось, кафедру Древнего мира и археологии.
– Там, как ни посмотри, было ощутимо меньше набившего оскомину «ура-большевизма», «аллилуйя Совдепии» с ее КП и СС. Подальше от митингов-шмитенгов, от изучений решений пленумов и прочая, прочая. Если нельзя остаться чистым, можно попробовать хотя бы не очень сильно замараться, хотя бы не по уши, – рассказывает Андрей Валентинович. – В идеологических ВУЗах всех мучили политикой. На кафедре Древнего мира можно было не писать про Гитлера и Геббельса (Ленина и Сталина), это была необходимая и более чем своевременная отдушина.
Вокруг ходили со свастиками (звездами), пели «дойче юбер аллес» («Эх, хорошо в стране советской жить!»). А тут можно было отсидеться в уголочке с томиком полюбившегося Плутарха. Можно было ездить в экспедиции, сидеть в библиотеках, читая книги в которых не было ни одного слова про КПСС…
«…А порою смешно бывает. Зайдешь в букинистический, наберешь книг, а потом просыпаешься… Нет, не так! Еще не просыпаешься, еще на грани, которая между. Ее не всегда замечаешь, но она есть. Эта грань – нечто особое, непонятное. Сумеречная зона, как в кино. Не сон, не явь… Так вот, просыпаешься – и пытаешься сообразить, как книги туда, в неспящий мир, пронести. А когда понимаешь, что не удастся, что они “здесь” и останутся, так обидно становится!»[27]27
А.Валентинов «Сфера».
[Закрыть]
Темой курсовой работы на первом году обучения Андрей выбрал Древний Рим. Впрочем, ему было все равно, о чем, главное – не о современности, цитируя материалы очередного партсъезда. Древний Рим – это далеко, так далеко, что можно вообще не касаться окружающего безумия, избегать того, о чем не хотелось вспоминать. А когда вдруг кто-то из комсоргов спросит о связи твоей курсовой работы с марксистско-ленинской идеологией, глубокомысленно процитировать не кого-нибудь, а Карла Маркса: античная философия как специфический вид мудрости – это «прекрасное детство человечества», а дальше сделать вид, будто бы как раз обдумываешь вышесказанное – и ходу, ходу, пока с новыми расспросами не пристали.
Дела житейские
В первый раз Андрей поехал в экспедицию со своим курсом на следующий год после поступления в Университет в 1976-м, путь их лежал к городу Змиёву Харьковской области, что на правом берегу реки Северский Донец, в месте впадения в неё реки Мжа, которая делит город как бы на две части. Хазарский каганат, Салтово-Маяцкаяя культура.
Когда-то на этой земле жили, и хорошо жили, скифы, сарматы, готы, гунны, аланы, авары, половцы, печенеги, татары и наконец, славяне. Еще до первого тысячелетия до н. э. эта земля уже была заселена и обжита. В 1180–1185 годах Игорь Святославич, князь Новгород-Северский, основал на Донце несколько городищ, одно из которых было названо Змиево городище.
«А ниже Мжа на Донце, с Крымской стороны, Змеево городище, а Змеев курган тож, от Мжа версты з 2. А ниже Змеева городищах речка Комолша, а на Комолше городище Каменное, от Змеева верст з 10, лесом подле Донца», – записано об этом местечке в «Книге Большому Чертежу» (1627 год).
– Объект назывался Сухая Гамольша, – вспоминает Андрей Валентинович, – хотя она была абсолютно мокрая, настоящее болото. Но было интересно, тем более, что в первый раз.
«Посвящение – венец любой экспедиции. Желторотых посвящают в археологи, так сказать, инициация и конфирмация одновременно. А посвящают по-разному. Пятнадцать лет назад меня приобщали к археологии глотком вина, смешанного с кровью – под дикие вопли личного состава, переодетого отчего-то индейцами. Шеф экспедиции сидел на импровизированном троне, давая указание каждому неофиту, сколько глотков тому пить. Мне почему-то досталось всего два – но за столом все наверстали. Тогда мы копали в Сухой Гамольше. Первая экспедиция, самая-самая первая…»[29]29
А. Валентинов «Созвездие большого пса».
[Закрыть]
В 1978 году копали скифов, тоже недалеко от Харькова – самые северные курганы Царских скифов.
Херсонес же оставался пока несбыточной мечтой. Он видел Херсонес только как турист, смотрел и мечтал…
«Археология для меня не хобби, а работа. Я копал больше двадцати лет главным образом в экспедициях Харьковского университета. Несколько лет был заместителем начальника экспедиции, это вроде старпома на корабле. Копал памятники хазарского каганата, скифские курганы, генуэзский замок, но более всего – Херсонес Таврический. За эти годы мы нашли пуды всякого интересного, но более всего я горжусь тем, что исследовал два уникальных херсонесских памятника – Казарму и Подземный храм»[30]30
Из интервью с А. Валентиновым (сайт писателя).
[Закрыть].
Учиться было очень интересно, студентам вменялось в обязанность читать книги не только на английском, немецком, итальянском и испанском языках, надо было знать латынь и греческий. Так что со стороны могло показаться, что вместе с заветными корочками Универа они каким-то мистическим образом приобретали способность к языкам. Добавьте великолепный преподавательский состав, умеющий не только правильно преподнести предмет, но и сделать его интересным для студентов, и станет понятно, отчего с каждым годом желающих обучаться в ХГУ становилось все больше и больше.
Перед войной в Афганистане жизнь в стране заметно наладилась. Люди начали верить в более или менее спокойное будущее. Особой преступности – бандитов, маньяков – не наблюдалось. Андрей брал десять рублей и ехал в Москву или в Ленинград, летом мог отправиться с друзьями в Ташкент, или куда душа пожелает – недорого, безопасно, интересно.
После третьего курса началась музейная практика. Услышав это словосочетание в первый раз, невольно начинаешь думать, будто бы несчастных студентов заставляли дышать музейной пылью, занимаясь какой-нибудь скучной работенкой, вроде инвентаризации имеющегося в запасниках. На самом деле они ездили по всей Волге, по северу… Потом пошли экспедиции…
«Изучая древний мир, можно было писать более или менее свободно, благо тупая партийная сволочь ничего такого не замечала. Хотя, были случаи, ловили…»
Но писать и печататься – суть не одно и тоже. Печататься Андрей Шмалько не собирался принципиально, «…тошнило от всей этой совдепии, с ее, с позволения сказать, литературой. Книг выходило много, журналов еще больше, но читать было нечего. А присоединяться к этому вою не оставалось ни сил, ни желания».
Кстати, о литературной деятельности – первое сочинение Андрей Шмалько написал еще в четвертом классе школы. Это было обличительное стихотворение, посвященное нелюбимой всеми учительнице пения. Стихотворение получилось в стиле Леси Украинки, но по-русски. Как это часто бывает, мнения относительно первой пробы пера будущего писателя-фантаста разделились: если соученики оценили памфлет с восторгом, та, чей образ вдохновил новоявленного пиита на стихотворение, восприняла его в штыки. Следующим поэтическим опытом Андрей решил «пойти на поводу у общества», создав стишок про Ленина. Это была пародия в стиле украинского поэта Малышко, «местами весьма остроумная, хотя в поэтическом отношении столь же беспомощная, что и оригинал», – признается Андрей Валентинович. Владимир Ильич, конечно же, не прочитал адресованного ему стихотворения, но за честь любимого вождя вступилась все та же училка. В результате у Андрея были крупные неприятности, грозились выгнать из школы, можно сказать, «пострадал по политическим мотивам».
В пятом классе Андрей написал целый цикл песен про пиратов и полярников, попробовав себя и в этом жанре, а заодно придумав псевдоним – Эдуард Андреев.
– Потом в 1970 году (уже в шестом классе) поехал по путевке в пионерлагерь в Хорлах. Случайно попал туда от завода «Кондиционер», мама устроила. Море, остров, вдали разрушенное большевиками имение Софьи Богдановны Фальц-Фейн – романтика. Целую тетрадь исписал стихами, к которым сам рисовал иллюстрации. Коллегам по отряду очень нравилось: «Сии строфы не знали ни рифм, ни созвучия», но да надо было с чего-то начинать.
В восьмом классе Андрей засел за первый в своей жизни фантастический роман про «попаданцев». Правда, тогда подобного термина еще не изобрели, но ведь был «Янки при дворе короля Артура»! В романе Эдуарда Андреева, наш современник оказывался в средневековой Англии. Стремительно развивался сюжет, летели стрелы, сверкало оружие. Благополучно добравшись до Робин Гуда, роман вдруг затормозил, точно увязший в раскисшей дороге фургон отчаянной маркитантки, застопорился и встал навечно. Больше не писалось.
Вторая достаточно крупная вещь начала появляться под влиянием Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Похожий сюжет, только герои в нем наши современники – школьники старших классов, вроде тех, что окружали самого Андрея. С той лишь разницей, что вели они себя намного хуже, чем английские. Сюжет прост: где-то у берегов Эстонии, начисто забыв о заданном курсе, идет прогулочный кораблик с пьяным капитаном и ватагой подростков. Не пытаясь долго и нудно отыскивать прототипы для героев своей книги, Андрей взял, не торгуясь, чуть ли не весь свой класс. Шел кораблик по волнам, шел, никого не трогал, а потом сломался. И где его теперь искать? – островов много. А они еще и ушли туда, где их никак не ожидали увидеть. При нашем разгильдяйстве такое более чем возможно. Далее начались «ужасти». Андрей описывал их с большим удовольствием. Вещь также осталась недописанной.
В десятом классе пошли стихи с правильными рифмами, должно быть, повлияла первая влюбленность. Но эти стихи, так же, как и свои ранние опыты, Андрей Валентинов никому не дает читать, хотя и признается, что лежат где-то первые стишата, только у них теперь своя жизнь, а у него своя.
Тогда же… многим стихи студента Андрея Шмалько, или Александра Нексе, (в 1975 году он сменил псевдоним), очень даже нравились его немногочисленным читателям. Однокурсница Инна, на сегодняшний день известная в русских эмигрантских кругах Соединенных Штатов писательница Симонова Инна Анатольевна, а тогда такая же студентка истфака, услышав стихи Нексе, задалась идеей непременно издать их, желательно сразу же в каком-нибудь уважаемом журнале. Идеально – в Москве!
Сказано – сделано. Через какое-то время девушка переехала из Харькова в белокаменную, где и передала подборку в пафосный патриотический журнал «Москва». А еще через некоторое время Андрей Шмалько с удивлением и некоторым недоверием держал пришедший по почте тощий конвертик со штампом уважаемого журнала. Это была первая рецензия, которой удостоился молодой и тогда еще никому не известный автор с иностранной фамилией Нексе. Снизошел посмотреть подборку и накропать отзыв о прочитанном поэт, сотрудник журнала, в последующем – чиновник государственной службы в МиннацеРоссии, Борис Рябухин. Андрей никогда прежде не слышал о таком поэте или критике. Письмо оказалось хулительно-наставительным, в нем товарищ Рябухин, в частности, пенял автору, что тот де «…недостаточно любит оттичей и дедичей.
– Если учесть, что я вообще не русский, я их «оттичей» любить не обязан, – поясняет произошедшее Андрей Валентинович. – Кроме того, рецензия содержала некоторое количество грамматических ошибок, – так, чисто для уточнения вопроса, – дополняет он. В общем, почитал, посмеялся. И лишний раз утвердился во мнении, что увидеть свое творение напечатанным ему не светит, так что даже не стоит и пытаться.
– Кстати, а почему Андрей Шмалько, или Эдуард Андреев вдруг сделался Александром Нексе?
– Не помню точно, это я чуть ли не школьником придумал. Не обошлось без датского писателя Мартина Андерсена-Нексе[31]31
Мартин Андерсен-Нексё (дат. Martin Andersen Nexø(настоящая фамилия – Андерсен), 26 июня 1869, Копенгаген – 1 июня 1954, Дрезден) – известный датский писатель-коммунист, один из основателей Коммунистической партии Дании.
[Закрыть], по-моему, я взял пример с Пабло Неруда, который сменил свое длинные чилийские имя и фамилию Нефтали Рикардо Рейсе Басуальто на короткое Неруда, даже толком не зная, кто такой этот знаменитый у чехов Ян Неруда[32]32
Ян Непомук Неруда (чеш. Jan Nepomuk Neruda, 9 июля 1834, Прага – 22 августа 1891, Прага) – чешский писатель, поэт и журналист, крупнейший в Чехии представитель критического реализма. Родился в 1834 году в Праге в семье торговца.
[Закрыть]. А потом уже познакомился с его творчеством и даже возложил цветы к памятнику писателя в Праге, как он сам рассказывал в автобиографии. Должно быть, я решил пойти по пути Пабло Неруда, чьи воспоминания читал тогда. А фамилия Нексе короткая, яркая.
В нем пока еще мало бронзы, но уже много чугуна. [33]33
О’Санчес.
[Закрыть]
О том, принадлежу ли я к «высокой» («Большой») Литературе никогда не задумывался – и задумываться не буду. Пусть этим занимаются другие, ежели им очень захочется. Наше дело – мечтать и выдумывать, а уж потом можно «стать достояньем доцента и критиков новых плодить»[34]34
Из интервью с А.Валентиновым (сайт писателя).
[Закрыть].А. Валентинов
Вскоре Андрей оказался по каким-то своим делам в Москве, где навестил бывшую однокурсницу, и вместе они отправились на экскурсию сначала в зоопарк, а потом в Союз писателей. Обе достопримечательности Андрею очень понравились.
В зоопарке здоровенные тюлени шлепали себя плавниками по округлым сытым животам, то и дело закатывая сальные глазки и мечтая о следующей перемене блюд. В союзписовском баре удалось лицезреть пьяного Расула Гамзатова. «Посчастливилось» стоять в одной очереди за сосисками с самим Вознесенским. Было любопытно посмотреть и на тех, и на других.
И если ресторан при Союзе писателей был Андрею и его приятельнице не по карману, в баре готовили отличнейший недорогой кофе. Кроме отменного кофе, бар Союза писателей прославился тем, что любой обладатель заветных корочек, то есть, член СП, мог написать или нарисовать что-то на его многострадальных стенах. Так что невольно возникала идея, что уже ради этой привилегии следовало стремиться вступить в святая святых… впрочем, кто сказал, что для приобщения к наскальному (настенному) творчеству необходимо быть членом чего-то там? В Союз писателей Андрей проник по пропуску своей знакомой, так отчего же не воспользоваться случаем и не вписать свое имя в историю?
Вписал.
У главного входа, там, где стоял телефон, развалился, вытянув огромные тощие ноги, пьяный брат легендарного «дяди Степы» Михалкова[35]35
Сергей Владимирович Михалков (28 февраля (13 марта)1913, Москва, Российская империя – 27 августа2009, Москва, Российская Федерация) – советскийрусский писатель, поэт, баснописец, драматург, военный корреспондент, автор текстовгимновСоветского Союза и гимна Российской Федерации, председатель СП РСФСР, активный участник антисемитской государственной кампании по «борьбе с космополитизмом «в конце 1940 – начале 1950-х гг. Наибольшую известность Михалкову принесли его произведения для детей.
[Закрыть], Михаил Владимирович Михалков[36]36
Михаил Владимирович Михалков (28 декабря1922, Москва – 5 сентября2006, Москва) – писатель, поэт, прозаик, публицист. Печатался под псевдонимами Михаил Андронов и Михаил Луговых. Родной брат Сергея Михалкова. В 1941 году в начале Великой Отечественной войны служил в особом отделеЮго-Западного фронта. В сентябре 1941 года попал в плен, бежал и далее продолжал службу в тылу врага в качестве агента-нелегала, снабжая разведорганы Красной Армии важными оперативными сведениями. В 1945 году, незадолго до победы, Михаил Владимирович во время боя в немецкой форме перешёл фронт и был задержан органами военной контрразведки «СМЕРШ«. По обвинению в сотрудничестве с немецкой разведкой отбыл пять лет заключения, сначала в Лефортовской тюрьме, позднее в одном из лагерей на Дальнем Востоке.
[Закрыть]. С целой коллекцией орденов на груди он дрых, сраженный всемогущим Бахусом, даже во сне не забывая излучать краденое величие и внушая почтение. «Сейчас говорят, что он был не только алкоголиком, но и великим советским разведчиком», – уточняет А. Валентинов. Ноги приходилось обходить, дабы не потревожить священный сон «Того самого Михалкова». Не смотря на разницу в возрасте, братья были невероятно схожи. Так что, даже четко зная, что перед тобой всего лишь копия, никто не спешил рискнуть здоровьем.
Посмотрел Андрей на этот паноптикум: занятно, не более того. Что зоопарк, что Союз писателей – и то, и другое в равной степени интересно, а для творческого человека еще и весьма поучительно.
В Москву с начала восьмидесятых Андрей Валентинов наезжал работать в библиотеках. Диссертацию писал и время от времени развлекался, иногда отправляясь в зоопарк, а иногда в Союз писателей.
«В “союзах” (кроме СССР) не состоял и не собираюсь. Не вижу повода, зато вижу, кто там “состоит”. За редким исключением – лица нетрадиционной литературной ориентации. С редкими исключениями общаюсь и вне всяких союзов»[37]37
Из интервью с А. Валентиновым (личный сайт писателя).
[Закрыть].
К свободе не годен [38]38
А.Смир
[Закрыть]
Если спросить Андрея Валентинова, было ли время, когда он ощущал себя по-настоящему счастливым человеком, он ответит – в Университете и аспирантуре. В Универе, куда он поступил большой кровью и нервами и сразу же попал на сильнейший преподавательских состав, к людям, которые по-настоящему любили свое дело и знали его до тонкостей. И пускай титаны-историки, великие профессора, светила наук, о которых слагались легенды, уже отошли в мир иной, основная преподавательская когорта превосходила самые смелые ожидания и надежды абитуриентов.
Еще при поступлении на истфак до сведений студентов доводилось следующее: «Вас готовят для работы в сельских школах. Советским школьникам должны преподавать историю грамотные во всех отношениях специалисты». При этом наставники только что не подмигивали: мол, сами посудите, к чему сельским учителям латынь и греческий? С какого перепугу перед вами открыты лучшие библиотеки и постоянно организуются поездки, если не для того, чтобы… остальное следовало додумать.
Исторический факультет был не только историческим, но и идеологическим. Так как, на самом деле, выпускники Университета должны были занять важные должности в комсомольском активе или даже активе партии. Кроме того, они преподавали во всех ВУЗах страны.
Поступив в Университет в 1975 году, Андрей и его сокурсники рты поразевали от удивления, какая за стенами этого престижного учебного заведения на самом деле демократия. Ничего общего с тем, что они видели каждый день с экранов телевизоров, что наблюдали в повседневной жизни.
При этом восемнадцать лет – конечно, еще не взрослый человек, но уже и не беспомощный ребенок. С детства заложена определенная осторожность, как бы чего не брякнуть, а то потом… «болтун находка для шпиона». Во всех без исключениях семьях, что ни день, тихий ропот: «Этот ребенок нас до тюрьмы доведет», «Не вздумай сказать такое в классе! Ты что, хочешь, чтобы отца посадили?!», «Какие анекдоты? Да ты что, не знаешь, как за эти самые анекдоты сажают?», «Какая еще Софья Власьевна? Кто не понимает? Ага, а ты еще пойди и объясни, сразу вылетишь из комсомола!»
В общем, все без исключения отдавали себе отчет в том, в какой стране мы живем. А тут самые настоящие, честные выборы по комсомольской линии. При этом можно не слушать партбюро, проявляя собственную инициативу. Можно выпускать стенгазету, чем Андрей почти сразу же и занялся. В общем, вели нормальную студенческую жизнь, а не ходили строем под барабан. «Я уловил глоток свободы, прежде такой истфак и был, я пришел уже под конец этой свободы. Это, конечно, было связано с тем, что несколько лет деканом был Сидельников Степан Иванович».
Особенно эта свобода начала ощущаться, когда ее стали душить. Когда Андрей учился на четвертом курсе, власти спохватились, разом взявшись и за студентов, и за профессуру. Пытались и Андрея Шмалько на чем-нибудь недозволенном подловить, но не вышло.
После смерти любимого всеми декана, профессора передрались между собой за освободившийся руководящий пост. Студенты втихомолку делали ставки на то, кто сядет на царство. В результате долгих «кровопролитных» боев победителя не оказалось, благодаря чему на целых два года университет остался вовсе без декана. Межвластие таило свои, до поры, до времени припрятанные в лабиринтах Универа, сюрпризы. Последнее будоражило воображение и потому радовало. В общем, несмотря ни на что – хорошо жилось.
А потом, чеканя сапогами, пришел порядок, но к тому времени Андрей уже значился в выпускниках, позади оставались счастливейшие годы жизни. За время обучения переформировали кафедру, на которой учился Андрей Шмалько. Теперь она уже не носила привычное имя «древнего мира и археологии», называясь «древнего мира и средних веков».
На пятом курсе обучения на студента А. Шмалько было заведено самое настоящее политическое дело. Но сторона обвинения была слабо подготовлена, улик собрано ничтожно мало, следствие проведено спустя рукава. Не потому, что ленились, просто ненависть и злоба имеют мало общего с трезвым расчетом. Андрея Шмалько обвиняли в том, что в выпускаемой им несколько лет подряд стенгазете вдруг усмотрели криминал: Настоящую антисоветскую поэму. Поэма превосходила самые смелые ожидания антисоветчиков и могла бы не только обеспечить ее автору благополучный вылет и из комсомола, и из Университета, но и…
Самое смешное, что к тому времени Андрей ушел из редакторов и не отвечал за своего преемника на этом посту. Тем не менее, скандал разразился страшный, к ответу была призвана не только редактор, но и все, кто имел хотя бы косвенное отношение к стенгазете. От редактрисы требовали выдать имя автора поэмы, но она уперлась, отказавшись сотрудничать и предавать своих. Когда на ковер вызвали Андрея, он только и мог, что таращить большие честные глаза, откровенно удивляясь: «А я-то тут при чем?».
– Они так огорчились, – вспоминает Андрей Валентинович, – так огорчились, но я уже отвечал за науку в комсомольском бюро. Очень хотели скушать, но все что могли сделать, это не взять меня в аспирантуру.
Как не взять, когда у выпускника А. Шмалько средний балл 5 и 0! Для тех, кто не понимает, – самая круглая пятерка на всем курсе! По правилам, он шел первым по распределению и проходил в аспирантуру, как сказали бы теперь, по умолчанию.
Но строптивого студента было необходимо хоть как-то наказать, поэтому его действительно не взяли в аспирантуру, сбагрив работать в школу.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
