Текст книги "Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю"

Глава 12
Визит гадюки

– Девочки, просыпаемся! Ставим градусники, пьем таблетки! – звонко крикнула сестричка и, безжалостно щелкнув выключателем, прытко обежала всех пациенток восьмой палаты.

– И какая необходимость будить нас в такую рань? – раздраженно проворчала Варвара, засовывая под мышку холодный градусник. – Суббота, врачей нет, одни дежурные, и те небось еще отсыпаются, УЗИ не работает, даже анализы по выходным не берут…

– Так это ж больница, не санаторий, – зевнув, ответила ей из своего угла Катерина, – тут строгий распорядок дня.

– Да плевать им на этот распорядок, начальства по субботам все равно нет, – упрямо возразила Варвара, – сдается мне, что этим сестричкам просто завидно, они вон носятся по коридорам ни свет ни заря, а мы лежим себе посапываем в теплых постельках.

– Зря вы так, Варвара, у девочек просто работа такая, – вступилась за сестер Лера, пытаясь спросонья разглядеть показания градусника.

– Ох, Лерка, добрая душа! – вздохнула Варя. – Ну что там с температурой?

– Нормально все, тридцать семь и три.

– Нормально, это когда тридцать шесть и шесть! А общее самочувствие как?

– Хорошее, вот только подташнивает слегка. Наверное, от голода. – И Лера потянулась за жестяной коробкой с печеньем.

– Стой! – Варька в полпрыжка оказалась возле ее кровати и ловко перехватила руку.

– Вы что делаете? – Лера удивленно уставилась на соседку. – Больно же!

– Извини! Просто подумала, что не надо бы тебе на голодный желудок сухое печенье трескать, – виновато пробормотала Варвара, отпуская худенькую Лерину руку. – А пойдемте-ка, девчонки, лучше в столовую сходим, хоть чайку с бутербродом попьем.

– И то верно, – шустро вскочив с кровати и накинув халат, согласилась Катерина, – может, и кашки поедим, между прочим, рисовая каша у них вполне съедобная. Эй, Ксюх, просыпайся, пошли с нами, а то с голоду помрешь!

Ксения Астахова, которая вот уже почти сутки лежала лицом к стене, не вставая и не участвуя в общих разговорах, наконец-то зашевелилась и села на кровати. Вид у нее был хуже некуда, лицо приобрело серый землистый оттенок, глаза ввалились, а спутанные волосы свисали с двух сторон безжизненными сухими прядями.

– Господи! – охнула Катерина. – Да на кого ж ты похожа! В гроб и то краше кладут.

– Видимо, туда мне и дорога, – с трудом разомкнула засохшие губы Ксения.

– Чушь собачья! – возмущенно бросила Варя. – Откуда у молодой девушки такие мысли? Да у тебя вся жизнь впереди, просто нужно немного времени, чтобы восстановить силы после операции. А сейчас быстро вставай, умывайся и пошли завтракать!

Поддавшись Варькиному командному тону, Ксения послушно попыталась подняться, но стоило ей встать, как комната начала кружится перед глазами, а пол ушел из-под ног. – Нет, я еще слишком слаба, – прошептала она, падая на подушки, – идите без меня.

– Ладно уж, – видя, что девушка не врет, сжалилась Варя, – лежи, мы принесем тебе завтрак в палату. – И три подруги по несчастью, запахнув поплотнее халатики, отправились на променад в местный пищеблок.

Минут через тридцать сытые и довольные они гуськом выплыли из столовой. Первой шла Лера, в руках у нее дымился стакан крепкого, почти черного чая, следом вышагивала Катерина с полной тарелкой рисовой каши, замыкала шествие Варвара, она несла блюдечко с двумя ломтями мягчайшего белого хлеба с маслом.

– Королевский завтрак, – заметила Варька, – каша, как в детстве, жиденькая, почти размазня, а чай – вообще напиток богов, терпкий и сладкий…

Лера подняла стакан повыше и потянула носом.

– Скажете тоже, – фыркнула она, – да он веником пахнет! И сахару здесь столько, что пить невозможно!

– Много ты понимаешь, – мечтательно протянула Варька, – последний раз такой чай я пила в детском саду…

– Вы что-то путаете, в садике на завтрак всегда давали какао, растворимый «Несквик» – вот это действительно было вкусно, не то что эта приторная бурда.

– Получила! – глядя на Варю, захихикала Катерина, а потом, повернувшись к Лере, добавила: – В вашем споре, девочки, нет никакого смысла. Когда Варя ходила в детский сад, тебя, Лерочка, еще даже в планах не было, так что ты никак не можешь помнить этот чудесный напиток общепита.

Варвара, которая терпеть не могла напоминаний о своем возрасте, рассерженно нахмурилась и, не желая продолжать неприятный разговор, рванула вперед. До палаты она добежала первой, но там ее ждал сюрприз: перед дверью, полностью перекрывая вход, стоял высокий светловолосый юноша. Сильные мускулистые руки были сложены на груди, ноги в дорогих фирменных кроссовках (это Варвара не преминула заметить) широко расставлены – он стоял, слегка подавшись вперед и втянув голову в плечи, прямо как заправский охранник. Только растерянно-бегающий взгляд выдавал в нем полного дилетанта.

– Молодой человек, посторонитесь! – Варя попыталась плечом оттеснить неизвестно откуда взявшегося бодигарда. – Мне нужно войти в палату.

– Туда пока нельзя, – тихо, почти вкрадчиво проговорил юноша и, озираясь по сторонам, еще плотнее прижался к закрытой двери.

– Что значит нельзя?! – Варвара обернулась к подтянувшимся соседкам. – Слышали, девочки, нам нельзя в собственную палату! Во дела!

– Не шумите, тетенька! – Молодой человек почти с мольбой уставился на разгневанную Варьку. – Сейчас на ваш крик сюда весь персонал сбежится, кипиш поднимет! А там люди о серьезных вещах разговаривают, не надо им мешать.

Если до этого момента Варя еще могла бы уступить и минут десять погулять по коридору, то необдуманно брошенное пареньком слово «тетенька» подействовало на нее как красная тряпка на быка и лишило бедолагу всяких шансов на успех. Второго за утро напоминания о своем возрасте Варвара Воронцова пережить никак не могла, поэтому войти в палату немедленно стало для нее делом чести.

– Кипиш, говоришь! – Варька подбоченилась, гневно сверкнула глазами и уверенно пошла в наступление на пытающегося заслонить собой дверь парня. – Я тебе сама такой кипиш устрою – мало не покажется! А ну-ка, отойди с дороги! – И с силой оттолкнув горе-охранника, она практически протаранила дверь в собственную палату.

Не ожидавший такого напора парень больно ударился об косяк рукой и, потирая ушибленное место, зло процедил вслед обидчице:

– Вот ведь зараза психическая, таких, как ты, не в больнице лечить надо, а в психушку под замок сажать!

Но Варька, видимо, сочтя себя вполне отомщенной, никак не отреагировала на едкое замечание пострадавшего и, не оглядываясь, шагнула в палату – ей не терпелось поскорее узнать, чей же покой он так ревностно охранял. Прямо с порога в нос Варваре ударил резкий запах приторно-сладких духов. «Диор», «Дольче Вита», – успела подумать она, и в мозгу тут же вспыхнули обрывки Катиного рассказа о странной любительнице сладких ароматов, которая приходила навестить Ксению. Догадка оказалась верна – возле кровати Ксюши сидела высокая худощавая брюнетка с восточно-итальянскими чертами лица и светлыми кошачьими глазами, как у Орнеллы Мутти. Не обращая ни малейшего внимания на устроенную у дверей потасовку, она что-то увлеченно нашептывала девушке на ухо, энергично размахивая у нее перед носом каким-то листком бумаги. Ксения же, сама не своя, лежала, вжавшись в подушки, и смотрела на нежданную гостью так, как смотрит загнанный в угол кролик на готовящегося проглотить его удава. В глазах ее застыли страх и отчаяние, губы слегка подрагивали, а по бледным щекам изредка скатывались слезинки. Нет, она не плакала, скорее это походило на молчаливую истерику.

– Ксюш! – осторожно окликнула ее Варвара. – У тебя все нормально? Помощь не требуется?

– У нас все хорошо, – не дав девушке даже открыть рта, поспешно ответила за нее брюнетка, – мы просто разговариваем. Так что будьте любезны, не мешайте нам.

– Странный у вас какой-то разговор получается, – вмешалась Катерина, которая все это время тоже не спускала глаз с уже знакомой ей дамы. – Однобокий. Ксюха молчит да слезами давится.

– А вас, девушка, это совершенно не касается! – Брюнетка зло сверкнула глазами в строну Кати. – Занимайтесь своими делами и не встревайте в чужие разговоры! Славик! – раздраженно окликнула она молодого человека, маячившего возле двери. – Я же тебя просила!

– Ну что я мог сделать, Марго! – по-детски капризно откликнулся пострадавший в неравной борьбе с Варварой Славик. – Они прут как танки! Просто с ног меня сбили!

– Бедный мальчик! – саркастически заметила Марго и, обернувшись к Ксении, почти ласково проворковала: – Видишь, Ксюшенька, что происходит из-за твоего упрямства. Давай, девочка, не тяни время, подпиши бумажку, и дело с концом.

– Не-е-ет, – почти не разжимая губ, замотала та головой.

– Ну не упрямься, будь умницей, это же пустая формальность! – Листок, который Маргарита все это время не выпускала из рук, вдруг оказался прямо перед Ксенией, а подскочивший Славик попытался всунуть в ее зажатый кулак дорогую массивную ручку.

– Уходите, сейчас же уходите отсюда! – собрав последние силы, Ксения вскочила на кровати и яростно оттолкнула от себя надоедливую гостью, а затем запустила ручкой прямо в лицо ее горе-помощнику.

– Марго, помоги! – вскрикнул Славик и закрыл рукой подбитый глаз.

Однако Марго сейчас было не до него. Не ожидая такого отпора от ослабленной, едва живой девушки, она покачнулась и со всего размаха села обтянутой дорогущими брюками попой прямо на протертый больничный линолеум.

– Вот видишь, Лер, а ты хотела бежать за охраной, – с ехидной улыбкой заметила Варвара, удовлетворенно потирая руки. – Ксюхе даже наша помощь не понадобилась! Приложила гостей так, что мало не покажется.

– Молодец, девчонка! – поддакнула Катерина, с удовольствием наблюдая, как Маргарита на четвереньках ползает по полу в поисках драгоценной ручки. – Так им и надо, мерзавцам, совсем девке голову заморочили.

Марго наконец-то нашла закатившуюся под тумбочку пропажу и, стряхнув с колен прилипшую пыль, метнула гневный взгляд на обидчицу.

– Не хочешь по-хорошему – не надо, – прошипела она, – все равно все будет по-моему! И бумажку эту проклятую ты мне подпишешь, подпишешь как миленькая, еще на коленях приползешь и умолять будешь! Ведь ты здесь никто, пустое место, дворняжка без роду и племени. Из больницы тебя выкинут на улицу, там-то ты и сдохнешь, потому что у тебя не будет денег, чтобы добраться даже до своего мухосранска!

Выпалив все это на одном дыхании, Маргарита схватила с тумбочки сумку и ринулась к выходу, но у порога притормозила и обернулась к Ксении:

– Я даю тебе последний шанс передумать. Ты подпишешь бумагу?

– Нет, – скорее простонала, чем проговорила девушка.

– Что ж, это пустая формальность, справлюсь и без нее! Славик! – Марго дернула за рукав притулившегося к стене паренька. – Ну, чего застыл, как истукан, не нагляделся еще? – И с силой толкнув дверь, Маргарита покинула палату.

Как только колоритная парочка скрылась из виду, Ксения, которая все это время держалась из последних сил, рухнула на подушки, закрыла лицо руками и горько зарыдала. Соседки тут же окружили ее.

– Может, я за врачом сбегаю? – предложила Лера, вопросительно глядя на старших товарок.

– Сегодня суббота, врача не дозовешься, – резонно заметила Катя, – да и не нужен он нам, ты лучше сестричку дежурную кликни, пусть она Ксюхе укольчик успокоительный всадит, видишь, как расстроилась бедолага.

– Никого звать не надо, – отнимая руки от заплаканного лица, тихо прошелестела Ксения, – я сейчас сама успокоюсь.

– Точно? – с недоверием переспросила Варя. – Может, хоть валерьяночки махнешь или пустырника? Имей в виду, у меня в тумбочке есть спиртовая настойка, а малая доля алкоголя пойдет тебе сейчас только на пользу.

– Нет, спасибо. – Ксении даже удалось выжать из себя слабое подобие улыбки. Она все еще изредка всхлипывала, но слезы перестали безостановочно катиться из ее красных опухших глаз. – Спасибо вам, девочки, за все, огромное спасибо! Без вашей поддержки я ни за что не справилась бы с этой гадюкой.

– Слушай, Ксюх, – подсела к ней Катерина, которая давно уже мечтала удовлетворить свое любопытство, – а кем тебе эта Маргарита приходится?

– Никем, просто знакомая, – уклончиво ответила Астахова.

– Тогда что ей от тебя нужно? – не унималась Катя. – И какой документ она так настойчиво требует подписать?

– Понятия не имею, – недовольно поморщилась Ксения. – Если честно, я вообще не хочу говорить об этой женщине, ее для меня просто не существует!

– Ой, темнишь ты, подруга! – Катя словно не замечала, насколько собеседнице неприятен этот разговор. – А кто такой Славик?

– Славик… – Ксюша ненадолго задумалась, на ее лице появилось выражение брезгливости и отвращения. – Славик – безвольный, слабохарактерный слюнтяй, во всем идущий на поводу у этой страшной женщины.

– Постой! – оживилась Катя. – Так он ее любовник?

– Нет, не любовник! – Ксения уже с трудом сдерживала раздражение и была готова вот-вот сорваться. Заметив это, Варвара поняла, что пора спасать ситуацию:

– Кать, ну что пристала к человеку? Видишь, ей и так тяжко, а тут еще ты со своим допросом.

– Да что я-то! – бросилась оправдываться Катерина. – Я же за нее, дуреху, переживаю, гляди – руки до сих пор трясутся. – И она выставила вперед две пухлые розовые ладошки.

– Тогда нам всем просто необходимо махнуть по рюмашке пустырника! Стресс снять, так сказать. Лер, ты участвуешь? – Доставая из тумбочки бутылку с темной мутноватой жидкостью, Варвара обернулась к притихшей Валерии. Девушка лежала на спине, рука ее неловко свесилась с кровати, глаза были закрыты. Рядом на тумбочке стояла пустая коробка из-под мачехиного печенья.

Глава 13
Баловень судьбы, или Испытание на прочность

Для окружающих Борис Францевич Нейман всегда был везунчиком, настоящим баловнем судьбы. Он шел по жизни легко и свободно, занимался любимым делом, не лебезил перед начальством, не дружил по принуждению, всегда и по любому вопросу имел собственное мнение, проще говоря, позволял себе невиданную в обществе роскошь – оставался самим собой. Простой паренек из подмосковных Химок, он легко добивался успеха там, где другие набивали синяки и шишки. Без блата и протекций поступил в медицинский, окончил его с красным дипломом, играючи защитил кандидатскую. Ни у кого из преподавателей не было ни малейшего сомнения в том, что талантливый мальчик пойдет по научной стезе, но Нейман выбрал практическую медицину.

– Ты принял правильное решение, сынок! – как обычно, поддержала Бориса мама, Мария Соломоновна, души не чаявшая в своем Бонечке. – Пусть кабинетные черви занимаются сухой наукой, а такие, как ты, должны быть на передовой и спасать человеческие жизни.

– Скажешь ты тоже, мам! – с улыбкой отмахнулся Борис. – Это хирурги да кардиологи жизни спасают, а я скромный гинеколог, мне на передовой делать нечего!

Возмущению Марии Соломоновны не было предела.

– Чушь ты несешь, Боренька! – воскликнула она. – У каждого врача своя передовая, и еще не известно, чья миссия поважнее будет. Ведь в твоих руках здоровье еще не родившихся детей, а значит, будущее нации!

– Тебе бы, мама, лозунги писать, – отшутился Борис, но на лице его расплылась довольная улыбка, слова Марии Соломоновны лишний раз подтвердили, что он сделал правильный выбор.

В семейной жизни у Бориса тоже все складывалось удачно. В двадцать два года он женился на первой красавице курса Тамаре Грушевской, сумев разглядеть за яркой внешностью девушки тонкую нежную душу, легкий неконфликтный характер и удивительную преданность семье. Чутье и на этот раз не подвело Бориса – Тамара оказалась для него идеальной женой, терпеливой, любящей, благодарной. Она не стремилась к лидерству, не твердила о равноправии, предпочитая действовать лаской и женской хитростью. Получив диплом педиатра, Тома устроилась участковым врачом в ближайшую к дому детскую поликлинику, но работа не слишком занимала ее мысли, ей хотелось заботиться об одном-единственном человеке, и только его здоровье по-настоящему тревожило и волновало ее. «У Боречки гастрит», – говорила ей Мария Соломоновна, и Тамара вскакивала ни свет ни заря, чтобы сварить любимому мужу полезный овсяный отвар и сделать паровые котлеты на завтрак. «У Бориса слабое горло, в детстве он часто болел ангинами», – по секрету сообщала ей заботливая свекровь. И Тома тут же неслась за лимонами и гречишным медом, покупала у старушек на рынке мясистый сочный алоэ и делала из всего этого чудодейственное снадобье, которое следовало принимать по столовой ложке трижды в день. И даже когда у Нейманов родился долгожданный сын, ничего не изменилось в их семейном укладе, Борис и его интересы по-прежнему оставались для Тамары на первом месте. Она создала для мужа теплый уютный дом, пахнущий пирогами и накрахмаленными простынями, дом, в котором его всегда ждали и куда ему хотелось возвращаться. Именно такая тихая гавань и нужна была Нейману, ведь он очень много работал, его карьера стремительно набирала обороты. Уже в тридцать Борис Францевич занял место ушедшего на пенсию заведующего гинекологическим отделением в одной из крупнейших московских больниц.

«Это ненадолго, – шушукались за его спиной коллеги-злопыхатели, – посидит наш Боренька тут годок-другой, наберется опыта, обрастет полезными связями – и дальше на повышение. С такой-то хваткой, глядишь, и до министра здравоохранения дорастет».

Однако сам Борис Францевич не разделял общих настроений, место заведующего отделением пришлось ему по вкусу, он внутренне успокоился и решил осесть тут. Похоже, снова сработало знаменитое неймановское чутье.

– Если и дальше буду скакать по скользким ступенькам карьерной лестницы, – объяснял он свой выбор Марии Соломоновне, – то неизбежно превращусь в администратора, министерского чинушу, который с умным видом рассуждает о перспективах современной гинекологии, а сам толком простую резекцию яичников сделать уже не может. Не, мам, это не по мне. Мои руки будут скучать по скальпелю, мне живая работа нужна, а не кресло с портфелем.

– Все верно говоришь, сынок, – снова поддержала сына Мария Соломоновна. – Руки-то у тебя золотые, и голова светлая, грех с таким богатством в кабинетах штаны просиживать.

Вот так Борис Францевич и жил, в любви и гармонии. Дом – полная чаша, интересная работа, успешный сын и рядом две заботливые женщины, готовые в любой момент выслушать, поддержать, а если надо, понять и простить. Казалось, что идиллия в семье Нейманов будет длиться вечно, пока вдруг не заболела Мария Соломоновна. Приступ случился, как это часто бывает у сердечников, под утро. Бориса не оказалась дома, он улетел на медицинскую конференцию в Париж; Митя, у которого на носу были выпускные экзамены, остался ночевать у друга. Тамара растерянно металась по пустой квартире в поисках телефона и аптечки. Приехавшая «скорая» констатировала обширный инфаркт миокарда. Борис вылетел в Москву первым же рейсом, созвал консилиум, привлек лучших врачей и сам неотступно находился возле постели матери.

– Мы справимся, мамочка, обязательно справимся, – нашептывал он на ухо Марии Соломоновне, – ты же у меня борец и просто так не сдашься.

Коллеги кардиологи беспомощно разводили руками и советовали не питать напрасных иллюзий.

– Ты, Борь, пойми, семьдесят девять лет – возраст критический, – словно оправдываясь, объяснял ему заведующий кардиологическим отделением Виталик Клетинский, – мы и так сделали все, что в наших силах, теперь остается только ждать!

Борис кивал, соглашаясь с коллегами, но в глубине души надеялся на чудо… Однако чуда не произошло, в больнице Мария Соломоновна прожила еще трое суток и скончалась на руках у сына, так и не придя в сознание. Борис очень тяжело переживал потерю матери, ему казалось, что мир вокруг него рухнул и жизнь никогда больше не войдет в привычное русло. Только любовь и бережная забота Тамары спасли его от глубокой депрессии. Почти месяц Томочка не отходила от мужа ни на шаг, ухаживала за ним, как за малым ребенком, а ночами, когда тоска становилась невыносимой, вела долгие душеспасительные беседы. И Борис стал потихонечку оживать. Он вернулся на работу, в нем вновь проснулся интерес к жизни, и улыбка все чаще озаряла его похудевшее лицо.

Они почти привыкли к новой жизни втроем, без Марии Соломоновны, и Тамара уже была готова вздохнуть с облегчением, как новая напасть обрушилась на семью. Их единственный сын Дмитрий, домашний мальчик, умница, красавец, гордость и надежда родителей, по уши влюбился в соседку с первого этажа Лидочку Зернову. Семья Зерновых издавна считалась неблагополучной. Родители девочки в перерывах между запоями подрабатывали в местном ДЭЗе, папа числился сантехником, а мама мыла подъезды, времени на воспитание собственной дочери у них не оставалось. С самого раннего детства Лида была предоставлена самой себе. С горем пополам окончив девятый класс, она устроилась официанткой в привокзальное кафе и теперь жила самостоятельной взрослой жизнью. Возможно, именно эта независимость и не по годам ранняя самостоятельность привлекли к шустрой соседке домашнего, интеллигентного Дмитрия Неймана. От первой любви он буквально потерял голову, забросил друзей, учебу и все вечера напролет просиживал за липким столиком в привокзальной забегаловке, только ради того, чтобы ночью проводить свою ненаглядную девочку до дверей квартиры, потому что дальше Лидочка его никогда не пускала – то ли блюла свою девичью честь, то ли стеснялась вечно пьяных родителей. И все было бы не так страшно, Нейманы никогда не считали себя снобами и вполне могли смириться с плебейским происхождением избранницы единственного сына, но девочка оказалась с червоточинкой. Соседи все чаще стали замечать, что и Лидочка не прочь приложиться к бутылке. В подъезде пошли разговоры о пагубной среде привокзальной забегаловки, о плохих родительских генах и о том, что дочку Зерновых неизбежно ждет участь родителей-пропойц. Наслушавшись сплетен, Тамара, которая долгое время не вмешивалась в отношения Дмитрия, решила, что пора наконец серьезно поговорить с сыном.

– Митенька, мальчик мой, а почему ты никогда не приглашаешь к нам в гости своих одногруппниц? У вас на курсе так много хороших девочек, – аккуратно начала она щекотливый разговор, – неужели тебе никто из них не нравится?

– Неа, – беззаботно бросил Димка, не отрывая глаз от «Контр Страйк», – все они бестолковые болтушки, помешанные на бабках и фирменных шмотках, мне с такими неинтересно.

– А с какими тебе интересно? – Тамара присела рядышком с сыном и закрыла крышку ноутбука.

– Ну ма-а-ам, зачем! – недовольно взвыл Митя. – Всего два террориста остались!

– Ничего, подождут твои террористы. Так с кем тебе интересно, с Лидой из пятнадцатой квартиры?

– Ну, предположим, с ней! – Митя тут же внутренне напрягся и приготовился к обороне. – А что?

– Да нет, ничего. – Тамара пожала плечами, понимая, что в таком деликатном деле торопиться и действовать силой нельзя. – Просто ты ее совсем не знаешь…

– Знаю, мамочка, отлично знаю! – горячо воскликнул Митя. – Лида добрая, простая, честная, мне с ней легко и комфортно! А главное, она настоящая, понимаешь, мам?! Настоящая. Без этих дурацких ужимок и ухмылочек, говорит в лицо то, что думает, не льстит, не притворяется! Вот увидишь, вам с отцом она очень понравится.

– Вполне возможно, Митенька, но соседи говорят…

– Соседи?! Да они врут! Бессовестно врут! – Дмитрий в возмущении вскочил со стула и сделал полный круг по комнате. Немного успокоившись, он взглянул на мать с укоризной. – С каких это пор, мамочка, ты стала верить сплетням? Ведь ты лучше меня знаешь, как сильны в нашем обществе стереотипы! У пьющих родителей дочь просто обязана быть алкоголичкой.

Тамара виновато потупила глаза.

– Вот видишь, – усмехнулся Митя, – и ты так считаешь! А Лида не такая, она водку на дух не переносит, даже шампанское в Новый год не пьет! Только сок и минеральную воду. Знаешь, мам, – вдруг голос Мити задрожал, и Тамара поняла, насколько важен для сына этот разговор, – мне кажется, я встретил своего человека, того единственного, с которым хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь. И поэтому мне очень важно, чтобы ты в нее поверила…

И Тамара поверила, вопреки стройному шепотку соседок и гулу подъездных сплетниц, поверила полностью и безоговорочно, ведь слово сына значило для нее куда больше, чем досужие слухи и пустая болтовня недоброжелателей. Тома стала привечать Лидочку и даже пригласила ее на семейное торжество в честь дня рождения Бориса Францевича. Но буквально за два дня до праздника случилось событие, которое открыло Нейманам истинное лицо Лидии Зерновой.

Тем ранним субботним утром Тамаре не спалось, и она решила побаловать своих мужчин блинами. Но когда горка румяных аппетитных блинчиков уже высилась на столе, хозяйка вдруг обнаружила, что дома нет ни ложки сметаны. «Ничего, – решила Тома, – пока все дрыхнут, успею сбегать в ближайший супермаркет». Наскоро накинув плащ, она выскочила из квартиры. Каково же было ее удивление, когда в подъезде она лицом к лицу столкнулось с Лидой Зерновой. Девушка, шатаясь из стороны в сторону, с трудом поднималась по лестнице, одной рукой она прижимала к себе пакет с непочатой бутылкой вина, а другой безуспешно пыталась ухватиться за скользкие перила.

– Лида, ты?! – Тамара как вкопанная замерла на лестничной площадке первого этажа, с ужасом наблюдая за этой жалкой картиной.

Услышав свое имя, девушка остановилась, подняла на Тамару пустые, словно остекленевшие глаза и медленно проговорила:

– Здрасьте, теть Том… А я вот из магазина иду…

В этот момент дверь пятнадцатой квартиры распахнулась, и оттуда послышался сердитый мужской бас:

– Где тебя, Лидка, черти носят? Говорил же – в ларек беги, туда ближе, а ты небось в «Пятерочку» потащилась! Опять, падла, решила мой червонец сэкономить!

Громкий крик и ругань вывели Тамару из оцепенения. Напрочь забыв о блинах и сметане, она пешком бросилась на четвертый этаж. Одна-единственная мысль билась у нее в голове: «Мальчика надо спасать, срочно спасать!»

Семейство Нейманов тут же развернуло бурную деятельность по вызволению любимого сына из лап юной алкоголички. Митя, сколько мог, сопротивлялся мощному напору родственников, утверждая, что его любовь сильнее зеленого змия и он обязательно избавит свою драгоценную Лидочку от пагубного пристрастия. Однако когда отец предложил ему поехать учиться в Штаты, пыл юного Ромео резко поостыл. Не прошло и двух месяцев, как Дмитрий Борисович Нейман стал студентом первого курса California State University и, не дожидаясь начала семестра, отбыл в студенческий городок, расположенный по адресу Лонг Бич, штат Калифорния.

С отъездом Мити в доме Нейманов стало непривычно тихо. Прекратил круглосуточно трезвонить телефон, и приятели-однокурсники уже не заваливались на ночь глядя, чтобы скачать киношку, перекинуть лекции на смартфон или просто попить чайку с фирменными Томочкиными пирожками. Борис сам не ожидал, что так тяжело будет привыкать к новой жизни вдвоем. Последние несколько месяцев он существовал в сумасшедшем ритме, все время звонил кому-то, искал нужных людей, договаривался, оформлял визу, паспорт, заказывал билеты… И вот наконец финиш, цель достигнута, между их Митькой и мерзкой девчонкой Зерновой тринадцать часов лёту и многие тысячи километров. Пора бы успокоиться и наслаждаться победой, но на душе почему-то было тяжело и пусто.

– Эх, Томочка, остались мы с тобой одни-одинешеньки, – вздыхал Борис, бродя по опустевшей квартире как неприкаянный. – Сидим теперь, будто сычи!

– Неправ ты, Боренька, ох, как неправ, – обнимая мужа, шептала ему на ухо Тамара, – мы с тобой не одни, а вдвоем, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. У тебя есть я, а у меня – ты, и это самое главное. А Митька… Митька вырос уже и рано или поздно все равно вылетел бы из гнезда.

– Мудрая ты у меня, Томка. – Борис притянул жену к себе, уткнулся носом в ее теплую шею и с наслаждением вдохнул такой родной и знакомый запах. – И что бы я без тебя делал? – слегка охрипшим голосом прошептал он, нежно касаясь губами ее губ.

– Пропал бы… – чуть слышно выдохнула Тома, еще теснее прижимаясь к мужу…

В отношениях Тамары и Бориса начался совершенно новый этап, они словно переживали второй медовый месяц, наслаждаясь общением друг с другом, полной гармонией и уединением. Томочка сменила прическу, накупила себе новых ярких нарядов и сразу помолодела лет на десять. Борис тоже как-то весь приосанился, записался в спортзал и стал тщательно следить за фигурой. Обновление отношений явно шло им на пользу. Беда, как обычно, подкралась к Нейманам неожиданно и грянула громом среди ясного неба. И не будь Борис сам врачом, он еще очень долго находился бы в состоянии счастливого неведения.