Текст книги "Пять ран Христовых"
Автор книги: Юлия Ли-Тутолмина
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
Джаелл замолчала. Она долго отсутствующе глядела куда-то в сторону, затем прошептала:
– Черт раздери этого Мантуари!.. Не сегодня, завтра из-за него многие поплатятся жизнью. Эта вражда между ним и Гарсиласо, похоже, закончится лишь смертью одного из них.
К счастью, Гарсиласо вернулся на следующий день, и с его появлением в таборе воцарился порядок. Все притихли мгновенно: такой тишины Мадлен не слышала никогда…
А дело заключалось лишь в том, что цыгане готовились к сэндо – суду. Его проводили ночью в свете многочисленных факелов, но Мадлен на нем не принимала участия. Она сидела в повозке вместе с Жозе, который упорно молчал, глядя тупым, опустошенным взглядом на рваные гобелены. С тех пор, как уселся у входа в повозку, он не удостоил Мадлен ни взглядом, ни словом. Застыл, словно истукан, и даже руки ни разу не поднял, чтобы отмахнуться от жужжащих вокруг насекомых.
Девушка надеялась хоть его расспросить о подробностях цыганских споров, ведь она была прямой «зачинщицей». Возможно, решалась ее судьба и судьба пленного испанца. Боже милостивый! О чем же они там так громко говорят, о чем кричат в негодовании? И как было унизительно сидеть здесь, запертой в тот момент, когда эти полулюди осмелились судить ее, но точно в насмешку позабыли пригласить на судилище.
Более часа до нее доносились слабые голоса, шум, похожий на драку. Но наконец цыгане стали расходиться. Чем все закончилось? На чем порешили цыгане? Мадлен вряд ли узнала бы это раньше наступления утра, потому решила провести остаток ночи во сне.
Очнулась она за полдень. Жозе все еще сидел рядом с ней, даже не сменив позы.
– Почему вы всегда молчите? – раздраженно спросила Мадлен.
Жозе не ответил, лишь сонно зевнув.
– Вы не понимаете французского? – девушка дернула его за рукав.
– Он нем, – у входа в повозку появился Гарсиласо. – Давным-давно инквизиторы отрезали ему язык и его мужское достоинство. Думаешь, легко мужчине следить за пленницей, которая предпочитает каждый вечер купаться нагишом. Для тебя не нашлось лучшего стража, чем он.
Мадлен вздрогнула и перевела взгляд на Жозе, который смутился, закряхтел, поднялся и поспешил удалиться.
Гарсиласо расхохотался.
– Вы – мерзкий тип. Зачем же вы его обидели? Ненавижу! Ненавижу вас.
Тот продолжал смеяться, но смех вдруг ожесточился, стал искусственным, как звон разбитого стекла, как скрежет металла, но с ноткой заметной горечи.
– Вы столь же прекрасны, сколь неблагодарны! – сказал он наконец. – Я пришел по делу – направляйтесь к мальчишке, попытайтесь его разговорить.
– А что же вам не удалось раскрыть ему рта? Вы ведь так хорошо умеете входить в доверие, – съязвила Мадлен. – Или он испугался одного вашего вида? Боюсь, вы сами перепугаетесь, когда случайно встретите свое отражение в зеркале…
Мадлен подбоченившись смело глядела на Гарсиласо. Не удержавшись, она дала волю накипевшему гневу. Но гнев этот был подан столь обильно приправленным сарказмом, что вожак тотчас почувствовал острые колики. Его глаза налились кровью. Мадлен, заметив это, в инстинктивном порыве страха отступила на шаг, но пространство повозки было слишком мало. Гарсиласо тотчас кинулся на девушку, словно голодный хищник, и вцепился рукой в горло. Мадлен успела только открыть рот, но крик застыл у нее на губах. Она успела вцепиться в его руку, пытаясь оттянуть от себя. Но цыган не рассчитал силы – пальцы девушки судорожно сжимавшие его напряженное запястье, затрепетали, щеки помертвели, а на висках вздулись тонкие жилки.
– Как же я хотел бы… как хочу убить тебя! – прохрипел он.
Веки ее отяжелели, взгляд помутился: Мадлен уже теряла сознание. Заметив это, он ослабил хватку. Девушка медленно опустилась на пол повозки и закашлялась. Рука ее потянулась к пылающей, точно после прикосновения крапивы, шее.
– Идем, – коротко приказал Гарсиласо.
Сквозь гул в ушах Мадлен едва ли могла что-либо услышать. Повинуясь скорее жесту, чем голосу, она все же превозмогла слабость, поднялась и последовала за ним.
Яркий солнечный свет заставил зажмуриться. Но когда перед глазами перестали мелькать разноцветные пятна, девушка в ужасе заметила вдали на самом берегу четырех всадников в окружении толпы и привязанного руками и ногами к седлам человека.
– Кто это? – вырвалось у нее.
– Мантуари, – ответил Гарсиласо, с довольным видом бросив взгляд на приготовления к казни давнего врага.
Девушка не стала вдаваться в дальнейшие расспросы; было очевидно, Гарсиласо все подстроил так, что очередной из мешавших ему сегодня отправится прямиком в ад.
Она отвела взгляд и поднялась в повозку Джаелл.
Самой цыганки не было – видать ушла созерцать смерть Мантуари. Испанец же сидел на одеялах, прислонившись спиной к жердям и, запрокинув голову, глядел в потолок. Взлохмаченные черные пряди по-прежнему лежали в беспорядке, оттеняя мертвенно-бледные щеки и тонкие, тронутые глубокой скорбью и ноткой отрешенного безразличия черты лица. Раненный стан его был аккуратно перебинтован чистым голландским полотном, а на плечи накинута холщевая сорочка. Мрачный и погруженный в свои думы, он и не пошевелился при появлении Мадлен.
– Вам уже лучше?
Тот, не отрывая затылка от стенки, лениво повернул голову в сторону вошедшего. В его глазах, столь же черных, как и волосы, вдруг загорелся слабый огонек, огонек удивления, или даже недоумения, поскольку он тут же подскочил на месте и горячо воскликнул:
– Вы здесь? Я думал, вы были видением!
– Как видите, нет.
– О сударь, прошу простить меня, – испанец, говорящий по-французски с легким фламандским акцентом, что Мадлен заставило призадуматься над его истинным происхождением, попытался приподняться, – вы спасли мне жизнь, а я принял вас за призрак… Среди этих… цыган редко встретишь… Простите, я боюсь наговорить глупостей! Я ваш должник навеки… Как мне благодарить?
Мадлен смущенно улыбнулась.
– О, придет час, и я верну долг! Клянусь, что всегда вы можете на меня рассчитывать. Но имя моего спасителя?
– Серафим де Мер, – поспешила ответить Мадлен. Гарсиласо, по всей вероятности, стоял сейчас у повозки и слушал. Девушка собрала все силы, чтобы быть как можно более сдержанной и убедительной, но вместе с тем дать понять, что и сама здесь такая же пленница.
– Мне очень жаль, но необходимо сообщить вам неприятную новость, – начала она и, подбирая нужные слова, по старой монастырской привычке закусила губу. – Дело в том, что цыгане желают получить с вас выкуп.
– Выкуп? – молодой человек расхохотался. – Да, у меня ничего нет, кроме жизни и чести. Я беден, как Иов, как Лазарь, как мышь церковная!.. Теперь очень жаль мне, поскольку я должен вас разочаровать, хоть мне этого смертельно не хочется. С выкупом ничего не выйдет. Отца моего казнил Альба шесть лет назад, а имущество конфисковали. Я стал гёзом…
– Гёзом? – выдохнула удивленная Мадлен.
– Нет ничего печальней… – отозвался он. – Вы знаете, что означает это слово? Оно означает – «нищий».
– Но ведь на вас был испанский нагрудник!
– О да… ну и что с того? Его я снял еще в апреле в битве у Мооки с того, кто стрелял в принца Людовика. Тогда господин мой погиб. Он не чета своему брату! Воистину рыцарь… Шлем тоже принадлежал убийце. Их мне не вернут, ведь так? – юноша горько вздохнул. Вновь взор его стал невидящим, на скулах померк румянец. Мадлен слушала, и сердце переполнялось жалостью.
– Я скитался по морю и суше, – продолжал он. – Но эта проклятая война отобрала всех, кто мне дорог. Сколько времени прошло с тех пор, как вы меня нашли? Что стало с моими товарищами? Старуха, что смотрит за мной, отказывается отвечать мне.
– Увы, живым мы нашли только вас, – Мадлен опустила глаза.
– Эти проклятые дали залп… Мы были беспомощны против двух десятков дул. Хотя нас было втрое больше. Кто оказался не задетым или, по счастливой случайности, надел панцирь, те похватали, что было под рукой… А потом… я не помню!
– Вы не оставили в живых ни одного испанца! – восхищенно проронила Мадлен. – Но откуда у вас взялась мортира, откуда столько арбалетов и копий?
– Мы должны были переправить оружие в Роттердам. Но теперь все потерянно! Осаду несчастного Лейдена не снять без оружия, на которое возлагались большие надежды. Простите, я не представился – Филипп Эгмонт.
В этот самый момент, в повозку ворвался Гарсиласо.
– Сын графа д'Эгмонта? – с полувопросом, полуутверждением обратился к юноше вожак. – Филипп Эгмонт! Так-так. А я терялся в догадках, знакомые черты.
– Немало ли людей, носящих эту фамилию, – грустно ответил Филипп.
– Однако немного столь похожих на своего отца – Ламораля д'Эгмонта, – потирая руки, ввернул цыган с ухмылкой и, обернувшись к Мадлен, добавил: – Серафим, ты свободен, можешь идти. Дальше я сам.
Девушка кинула тревожный взгляд на юношу и вышла. Однако при выходе ее уже подстерегал Жозе, должный по распоряжению вожака препроводить пленника в повозку.
– Прошу вас, одну минуту, – прошептала Мадлен, желая остаться и послушать, о чем будут говорить Гарсиласо и д'Эгмонт. Жозе, отрицательно покачав головой, взял девушку за руку.
– Ну, пожалуйста! – взмолилась Мадлен слезным шепотом.
Жозе щелкнул челюстями – он волновался и не знал, как поступить: выполнять приказ господина или просьбу девушки. Наконец он отпустил ее руку и, сделав пару шагов назад, протянул указательный палец к небу, дав тем самым понять, что ровно через минуту придется вернуться в повозку.
Мадлен, не теряя времени, прижалась ухом к брезенту. Вот что ей удалось услышать:
– …после казни отца, моя мать осталась без ничего. Она живет в Антверпене в доме торговца материи, с десятью моими младшими братьями с сестрами, – гневный голос Эгмонта перешел на хриплый шепот.
– Дочь курфюрста пфальцграфа Иоанна фон Циммерн бедствует в доме торговца? – в хорошо разыгранном недоумении воскликнул Гарсиласо, который оказался как всегда блестяще осведомленным в тонкостях фамильного древа пленника. – Не пытайся провести меня, сопляк!
– Как вы смеете мне не верить?!
– Ах, эти царские замашки! Ими славился и покойный граф, – сыронизировал цыган. – И ты гёз? А ведомо тебе, что отец твой гонял этих самых гёзов, как поганых овец?
– Видать, за это и лишился головы на Рыночной площади, – с горечью ответил Филипп. – Если хотите меня убить – убейте сейчас и будьте милостивы – поскорей! Но, ни флорина вам за меня не видать!
– Это мы еще посмотрим, ваша светлость. На случай если твоя мать откажется платить, испанцы уж точно будут рады заполучить такого выродка, как ты… Хм… Испанцы… Хм… Мой старый друг Альба был бы чрезвычайно доволен, ежели бы к его ногам бросили одного из мятежных сыновей казненного им графа. Да вы просто находка, сударь!
Тяжелые шаги Гарсиласо возвестили о том, что он собрался покинуть допрашиваемого. Мадлен в момент достигла фургона и быстро юркнула вовнутрь, не преминув поглядеть подоспел ли бедный Жозе за ней, чтобы не получить добрую порку от вожака за неподчинение и доброту, проявленную к ней. По счастью, Гарсиласо остался очень довольным после беседы с пленником, и ничего не заметив, прямиком направился к месту, где его ожидал готовый к четвертованию Мантуари.
Спустя час Мадлен услышала страшный вопль, который еще долго продолжал эхом отдаваться над долиной Строго Рейна: Мантуари отхватили все четыре конечности и оставили умирать на берегу. Но после того как Джаелл определила, что приговоренный не дышит, его спихнули в реку и вскоре разошлись. Только родные несчастного остались у воды, чтобы петь заупокойные песни.
IV
. Откровение Гарсиласо
Миновало еще несколько долгих тягостных дней с тех пор, как табор остановился у берега Старого Рейна. В Утрехте уже поговаривали о цыганах. Слухи, будто они обосновались надолго, привели солдат архиепископа. Но, несмотря на приказ разобраться с «этими нехристями», солдаты отчего-то опасались посещать лагерь Гарсиласо. Они кружили вокруг, подобно стае стервятников, присматривая, что творилось внутри. А Мадлен молила Бога об одном, лишь бы Гарсиласо не продал им несчастного Филиппа. Разумеется, тот желал получить за пленника, который с одной стороны был благородным и именитым дворянином, а с другой – мятежным гёзом, гораздо большую цену, но приходилось жертвовать желаниями, когда на карту была поставлена жизнь и свобода стольких людей. Что именно замыслил Гарсиласо, Мадлен было неизвестно, но девушка достаточно хорошо изучила этого человека, чтобы простодушно ожидать снисхождения.
Ее же положение мало изменилось. Мадлен продолжала коротать время в обществе Жозе, который тем не менее позволял выходить наружу подышать воздухом, или погреться у костра. Она с досадой глядела на повозку Джаелл, где томился Эгмонт, и ругала себя за бессилие. Но внешне покорная судьбе, лелеяла надежду, что будущее подарит шанс на спасение.
Гарсиласо между тем успел исчезнуть на целые сутки, вернуться, причем в расположении духа весьма скверном, затем вновь пропасть на три дня. Все племя пребывало в ожидании. Каждый день для них был словно последним на сем пристанище. Цыгане собирали вещи, седлали коней, ждали приказа трогаться, но приказа не следовало. С досадой они вновь раскладывались на берегу, разжигали костер и под печальные песни готовились к ужину и сну.
Так текло время, пока вожак пребывал в местах никому, кроме него самого, неизвестных. Ничего доброго это не предвещало. Зато в отсутствие Гарсиласо гораздо легче было бы осуществить побег. Жозе уже не представлял для Мадлен тяжелой преграды. Она и уловить не успела перемену в его поведении, это случилось почти мгновенно, точно цыгана подменили. Неизвестно кому с большим рвением он был верен теперь: Гарсиласо, или же пленнице, на которую смотрел, как на бедное измученное дитя. И наверняка с превеликой печалью, но потворствовал бы бегству ее и бедного юноши. Задуманный план вставал в тупик, ибо никто не знал, что с Филиппом. Мадлен ни разу не видела его снаружи в лагере, не слышала, чтобы он подавал голос из фургона. Прошло достаточно времени, чтобы рана несчастного затянулась. Так отчего же он замер? Или, быть может, его уже там давно нет?
Мадлен пыталась расспросить Жозе, но тот бессвязно мычал, качал головой и пожимал плечами.
– Ты видел его? – приставала девушка.
«Нет», мотал головой Жозе.
– Господи, неужели Гарсиласо отдал его на растерзание испанцам?
Жозе взволнованно сопел и вновь продолжал мотать головой.
– Тогда, где же он?
Цыган упрямо указывал на фургон колдуньи, но проводить туда Мадлен отказывался, объясняя, что это строго запрещено, да и все равно незамеченными они не останутся.
Мадлен пришла в крайнюю степень изумления. Но не дала воли тревоге. Лишь бросила короткий взор на Жозе и приняла окончательное решение дождаться предрассветного часа, – тогда цыгана сморит дрема – по обыкновению так всегда и происходило, и девушке не составит труда выбраться наружу и навестить фургон Джаелл самой.
Лагерь уже давно погрузился в сон. До зари оставалось часа два, когда вдали раздался конский топот. Девушка встревожено подняла голову. Жозе громко храпел, свернувшись у самого входа; казалось, в эту минуту его не смог бы разбудить и пушечный выстрел.
Мадлен осторожно подтянулась к бреши в обивке – так ни кем незамеченной до сих пор – и выглянула наружу. Небольшой туман спустился на землю, потухающий костер плохо освещал палатки, обозы и пространство лагеря, но полная луна, однако сокрытая рваными облаками иногда давала возможность лучше разглядеть все вокруг.
Всадник – а это был Гарсиласо, Мадлен тотчас узнала его по небывалому росту – спешился и быстрыми шагами направился к повозке Джаелл, на ходу затыкая за пояс тонкий стилет, который он прежде держал в левой руке за лезвие. У Мадлен перехватило дыхание: цыган, судя по нервной походке, был как всегда зол и вне себя, и шел с такой решимостью, точно имел намерение кого-нибудь зарезать.
– Где она? – приблизившись к повозке, спросил Гарсиласо по-цыгански; тон его был резок.
Из-за прорези в брезенте фургона выглянула черная голова одного из цыган, каковой, по всей видимости, присматривал за пленником.
– У реки, господин. Уже ждет вас.
Гарсиласо резко развернулся и, пройдя в футе мимо повозки Мадлен, двинулся к реке.
Мадлен, которая кое-как начинала разбираться в цыганском наречии, поняла, что колдунья вызвала вожака на весьма важный разговор, и тот, быть может, будет касаться и ее… Почувствовав острое желание двинуться вслед за Гарсиласо, она осторожно поднялась. С дрожью во всем теле она подкралась к спящему Жозе. Поглядев на него, она, почти не дыша, переступила через его длинные обутые в войлок ноги, и легкая, точно тень, неслышная, точно кошка, выскользнула наружу.
Холод пробежал по коже, но, поежившись слегка, она бросилась к реке и бежала до тех пор, пока не услышала шорох шагов Гарсиласо. Цыган шел вдоль берега, но едва достиг самого кустистого места, остановился. Оглядевшись кругом, он тихо засвистел, точно делал кому-то знак. Девушка тоже остановилась, выбрав себе место потемнее, где кусты росли повыше и, затаив дыхание, стала ждать.
– Ну, что, Гарсиласо Суарес де Фигероа из Мантильи, ничего не хочешь наконец мне сказать? – Мадлен внезапно услышала голос Джаелл: та сидела у берега в нескольких шагах от нее, опершись спиной о ствол ивы. Из-за тумана, который у реки был еще гуще. Девушка не сразу разглядела цыганку. Но каким именем она назвала Гарсиласо?..
Фигероа?
Именем заставившим затрепетать все существо Мадлен при одном лишь его звучании.
– Что тебе? – резко отозвался Гарсиласо.
– Тебя выбрали вожаком не для того, чтобы ты грубо воспользовался этим и слинял.
– Право!?
– Забывать добро – большая ошибка, Гарсиласо!
– Добро одного человека влечет за собой растление всего общества, – ввернул цыган.
– Ах, вот оно как! Но помни, я-то знаю, как тебе удалось запудрить мозги племени этой байкой о происхождении от великих богов земли, не имеющей, ни конца, ни начала. Явившись к нам с заверением, что ты какой-то там перуанский принц, будто посланник наших далеких предков, обещал показать дорогу к заморским землям, ты позабыл – никто бы тебе не поверил, пока совет старейшин не провозгласил, что сие сказанное тобой истина. В противном случае тебя ждала бы смерть. Ты знал это, но шел на риск. Кого же ты теперь должен благодарить за то, что риск твой был оправдан с лихвой? Кто помог тебе избавиться от отца Мантуари – вождя Мудрого Мейо, и самому стать вожаком?
– Неужто ты и твое племя прогадало?
Джаелл промолчала. Мадлен услышала, как чиркнуло огниво, и до нее донеся едкий аромат тлеющих трав – цыганка закурила трубку.
– Или ты, моя дорогая Джаелл, – вскричал он в бешенстве, – Брюссель, Нуайон, Антуана д'Эстэ забыла, девяносто ударов плетью, это унизительное наказание, которому меня подверг жалкий Эгмонт, ты забыла? Вы жили и крали с вольготностью, какая могла только сниться. Я рисковал жизнью и свободой ради вашего спокойствия, ходил по лезвию, и каждый день мой мог быть последним.
– Твоя находчивость и актерское мастерство, душа лгуна и пройдохи позволяла тебе вытворять все это. Ты также крал, лгал и убивал, умеючи прикрываясь благородным испанским именем. Не ради нас, но ради самого себя.
– А не всё ли равно ради кого? Главное все при этом оставались довольными, – с горькой усмешкой ответил Гарсиласо. Затем он устало зевнул и недовольно осведомился. – Что ты хочешь знать? Говори скорее. Я чертовски устал, хочу спать.
– Где ты пропадал все это время? Ты вновь вернулся на службу гизарам, да? И кто эта девушка, которую ты выдаешь за мальчишку и таскаешь всюду с нами?
Гарсиласо поднялся. Он был раздражен и нервничал – голос его дрожал:
– Ты только за этим меня звала? Я не обязан ничего рассказывать. Дьявол с тобой! – крикнул он, и нетерпеливо зашагал к лагерю.
– Ты горько пожалеешь, что обходишься так со мной, – заговорила цыганка, вынудив его остановиться. – Если тебя не пугают тени духов, что я навлечь способна, то, вероятно, тебе не особо понравится, если я навлеку на тебя гнев племени. Ты знаешь, оно недовольно и без того. Ты ведешь нас неведомо куда, а обещанного не видать. Казнь одного Мантуари не остановит последующих вспышек недовольства. Кроме того, не одной мне известно, что под образом мальчишки ты скрываешь девицу. Нинар давеча предпринимал попытку проверить сию гипотезу. Только Жозе не дал ему это сделать.
У Мадлен волосы зашевелились на голове от изумления и страха. Оказывается, Жозе столь насторожен не напрасно.
– Все ждут, когда наконец покинут эти проклятые небом земли и отправятся в путь к Новому Свету, о котором ты так страстно рассказывал, – продолжала цыганка. – Дела наши очень плохи. Последняя затянувшаяся остановка у этого проклятого Утрехта унесла уже пятерых человек, не считая Маргариты, которая пала от твоей руки, а не поступила «весьма удачно» в горничные одной влиятельной особе, как ты нам наплел, и Мантуари, которого ты заставил замолчать навеки, только потому что он решился тебе противостоять. Жители точат на нас ножи, солдаты тиранят нас, грозятся прогнать. А племя негодует на тебя, хоть и по-прежнему считает тебя вожаком. Одно мое слово заставит перестать их это делать, и участь твоя будет куда печальней участи Мудрого Мейо и Мантуари.
– Не нужно меня стращать гневом племени! Ты такая же здесь самозванка, Джаелл, – горько бросил он. – Я-то тоже могу отправить тебя на суд, едва мне стоит сказать, кто ты на самом деле, и в чем заключаются секреты твоей ворожбы.
– Да, я служила ее величеству королеве-матери, но это только поднимет меня в глазах соплеменников. Я цыганка – чистой крови, в отличие от тебя, перуанский принц, – посмеялась она. – И служила ей только благодаря дару предвидеть!
– А я пустых обещаний не даю! – бросил он и замолчал. Затем после некоторой паузы, он вдруг заговорил так, словно стал рассказывать выученный урок, слова его были отрывисты, голос бесцветен. – Буссю должен прибыть в Утрехт к концу недели. Неделя кончается завтра. Я назначу хорошую цену – судно, полностью оснащенное… с командой. И вы… мы отплывем к Новому Свету. Буссю сделает все, что я захочу… иначе его изжарят, как барашка на вертеле. Я-то припасся одной вещицей, которая способна одеть его в сан-бенито.
– Гарсиласо, не пытайся пускать пыль в глаза! – проговорила Джаелл с ноткой сарказма. – Со мной этот фокус не пройдет.
– С чего ты взяла, что я пускаю пыль в глаза?.. А-а, слишком долго пояснять, ты все равно ничего не поймешь, – надменно огрызнулся Гарсиласо.
– Вот как? В таком случае я скажу прямо, ты вовсе не собираешься никого отправлять на костер, и вовсе не сан-бенито для Буссю является пределом твоих мечтаний. Значит, в Брюсселе ты виделся с мэтром Хохом? Никто кроме него не мог изготовить подделку столь искусно… Я прочла письмо, которое ты привез с собой из Брюсселя. Свеженькая подделка… отличная, я нахожу. Точно сам герцог его писал, да и печать – не отличишь. Хм… славные рекомендации тебя в качестве военачальника… Не могу поверить, что ты готов пойти на такой риск! Да, я согласна, единожды тебе удалось обвести вокруг пальца молоденького посла, который представил тебя кардиналу, но сейчас… Сейчас ты готов предстать пред наместником! Да таким зыбким способом – чтобы мессир Буссю, держа в руках поддельное рекомендационное письмо от герцога де Гиза, лотарингского принца, который одной ногой на престоле Франции, с сочиненными воинскими заслугами и целым букетом званий и медалей этого славного сеньора Фигероа, капитана Фигероа…
Цыганка, не сдержавшись, дала волю душившему ее смеху.
– Как ты посмела его вскрыть? – гневно вскричал Гарсиласо,
– Я не вскрывала его.
– Тогда откуда тебе известно его содержание?
– Ты же знаешь, сын мой, я могу читать письма, не вскрывая их.
– И ты прочла его? – кричал он, все еще не веря в то, что его тайные замыслы стали известны.
– Да, черт возьми, – смеялась цыганка.
Но Гарсиласо быстро возобладал над яростью.
– Тем лучше, – ответил он спокойным тоном. – Ты все знаешь, и примерно можешь представить какой это козырь. Граф де Буссю, с рекомендационным письмом к коему ты имела честь ознакомиться, – правитель трех провинций. Завтра мы двинемся в путь, и через пару суток достигнем цели. Прибудем в Лейден, оттуда в Гаагу. Вы сядете на судно…
– А ты останешься во Фландрии, дабы стать одним из капитанов Альбы? – в гневе бросила Джаелл.
– Да. Но я помогу вам переправиться через океан к земле обетованной, как и обещал.
Помолчав с минуту, цыганка проговорила:
– Не могу поверить, либо ты просто сошел с ума, либо считаешь, что я – темная остолопка, раз должна поверить в этот бред.
– Не стоит так перетруждать свой древний рассудок, – обиженно бросил Гарсиласо.
– Интересно мне знать, дорогой, – Джаелл сделал многозначительную паузу, —как же это его сиятельство граф де Буссю прибудет в город, коли он год, как в плену у оранжистов, а на месте его пребывает ни кто иной, как сам принц Оранский! И генерал Альба уже не занимает поста наместника, его сменил некий Рекесенс… Что? – цыганка зловеще усмехнулась. – Не ожидал того, что я лучше тебя осведомлена в подобных делах?
– Ах, ты знала об этом!? – цыган в бешенстве кинулся на нее. – Знала давно, и не сказала ничего? Черт возьми!
– А ты поведал мне, что собираешься остаться здесь? – вскричала цыганка. – Без тебя никто не ступит на борт ни одного судна, стоит мне только поведать тщедушным соплеменниками, сколь опасны такие путешествия. Вот история одного капитана, собравшегося в путь к Новому Свету. Он плыл сотни дней, кругом лишь изнурительное солнце и пустынный океан. Голод заставлял его и команду есть подошвы собственных сапог, а когда подошвы закончились, они ели друг друга, пока последний матрос не издох от одиночества. Решил избавиться от нас будто от крыс – запечатать в деревянный ящик? Не бывать этому! Попробуй только слинять, мы тебя из-под земли достанем.
Гарсиласо молчал. Верно сочтя сие молчание проявлением горечи, цыганка заговорила чуть сдержанней, в ее тоне скользили нотки жалости, а, быть может, и некой ласки:
– Боги проучили тебя. Тебя затмило нетерпение, ты позабыл все как следует проведать, разузнать. Ты, всегда такой осторожный и подозрительный, ничего не знал об отставке кровавого наместника, которому вдруг вознамерился служить? Это, быть может, года три назад он был великим и всемогущим, пред ним трепетала и испанская и фламандская знать, но последнее время он потерял контроль над еретиками, а те просто обезумели в попытке ему противостоять. Не могу поверить, Гарсиласо, что ты ничего не знал! Да уж, эта страна полна неожиданностей, и каждый день здесь будто последний. Ты опрометью помчался изготовлять письмо… а я-то думала, зачем ты носишь с собой слепок печати Гиза, и несколько коротких его записок! Интересно, когда же случилось оное просветление? Поди, только что. Судя по тому, какое у тебя сегодня скверное расположение духа.
– Почему ты молчала? – с надрывом проронил Гарсиласо. – Если бы ты удосужилась рассказать мне о тех переменах, что произошли столь внезапно, какой нелепой ошибки мне удалось бы избежать!
– Гарсиласо, – серьезно заявила та. – Я знаю, почему тебя вновь охватила эта страсть к военным походам и славе. Все дело в этой девчонке.
– Что за вздор! И не смей думать, что я решил избавиться от вас. Если б вы мне не были нужны, я и не стал бы вас разыскивать по всем Нидерландам. Я найду для вас лучший корабль, и дуйте в свою Америку сколько угодно.
– Но твои планы рухнули. Что же теперь ты намерен делать?
Гарсиласо на сей раз не ответил, он уселся напротив собеседницы, скрестил ноги и долго молчал.
– Дай мне самому разобраться во всем. Оставь меня. Я придумаю что-нибудь.
Джаелл ласково потрепала его за плечо.
– Нет, сын мой, выскажи все, что гложет. Станет легче. Ведь ты вернулся сюда не таким, как прежде. Ты словно сам не свой.
– Ох, Джаелл… какой же я олух, черт возьми, – тем же горестным тоном ответил Гарсиласо. – Должно быть, я начинаю дряхлеть… Я был ослеплен безумной идеей бросить службу этому чертову Гизу и отправиться на служение одному из могущественнейших ставленников католического величества. С самого начала, с тех пор как мы покинули Париж, я был уверен в удаче. Все благоволило мне, ведь граф Буссю хорошо меня знал, как раз в той степени, в какой мне и было нужно. И рекомендации от Гиза он бы принял, не подумав ни секунды, что они подложны. Граф считал меня одним их благороднейших слуг лотарингского принца, ибо не каждый удостаивался чести быть его тайным агентом в Брюсселе, и вполне естественно выглядело бы мое желание примкнуть к армии Альбы.
– Скорее Альба принял бы тебя за шпиона Франции.
– На первых порах – да. Но для него у меня был особый подарок, который затмил бы всю его пресловутую бдительность.
– Хм, что же это?
– Старший сын Ламораля д’Эгмонта, который, вместо того, чтобы пасть в ноги монарху, отправился на войну против него.
– Ты имеешь в виду этого юного раненного? Это сын графа Эгмонта? – с недоверием воскликнула Джаелл.
– А кто же еще! Ты не разглядела? Он чертовски похож на графа.
– Вот почему мне показалось его лицо знакомым… Но он черняв, как арап, в то время, как его отец бы светловолосым и ясноглазым.
– К чему мне столь ценный пленник теперь? Он никому не нужен… Увы, как ты сказала, фортуне надоело дарить мне одни благосклонности. Как же так могло произойти? Я был слишком ослеплен, ничего не видел вокруг себя и не слышал… а ведь, должно быть, об отставке генерала говорили в каждом трактире, у каждой подворотни…
– Все дело в этой девчонке. Это она заставила тебя растерять всю зоркость. Все мысли твои только о ней. Кто она?
– А девчонка… Все духи ада с ней! Скоро вы ее не увидите.
– Кто она? – упрямо повторила Джаелл.
Гарсиласо вновь замолк на короткое время, словно взвешивая, стоит ли рассказывать старой колдунье о приключении в Нанте.
– Помнишь ли ты поляка колдуна Кердея?
– О, разумеется! Я знала его лично, ибо королева часто заказывала у него снадобья…
– И яды, – добавил Гарсиласо, зло усмехнувшись.
– Ну, так что? Какое отношение имеет Кердей к этой девице?
– Воистину, сегодня ночь фамильных тайн! Ибо отношение имеет самое, что ни на есть прямое.
– Хм, неужто дочь?
– Именно. Ты как всегда догадлива. Более того – пансионерка мадам Монвилье, на которую возымела виды Анна д'Эсте. Поначалу желая заполучить ее в качестве фрейлины, но затем, должно быть, решила разжиться большей выгодой. Мне же приказано было вытащить из самой глубокой польской ямы братца красавицы, вручить ему послание герцогини, обращенное…
И Гарсиласо поведал во всех тонкостях то, о чем Мадлен давно догадалась сама. Отчасти сделав выводы из приказов своих господ, отчасти подслушав ее разговор с Михалем, смекнул и он, кто, что, против кого замышлял. Ибо Гарсиласо был тем самым посланником герцогини Немурской с испанским именем Фигероа. Сие откровение сразило Мадлен едва не намертво.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
