Текст книги "Опять 25!"

Зато поиск по имени Лихолетовой в Интернете выдал неожиданные результаты, и Аполлинария приободрилась. Оказалось, Лихолетова известна своим тяжелым нравом – то скандал в магазине закатит, то фотографа поколотит. Неудивительно, если Стас устал ее терпеть и на вечеринку к другу‐диджею вчера пришел один. Ему бы сейчас такую спокойную и мягкую девочку, как Ксюша… Вот бы устроить им свидание! Только как? Стас не оставил своего номера телефона, хотя ее взял. Но ведь не звонит! Не у телецентра же его караулить? Мужчины не любят, когда им навязываются…

Она снова уткнулась в смартфон, когда ее окликнула хорошенькая блондинка с каскадным каре до плеч.

– Не скучаешь?

Что за бесцеремонность, поразилась Аполлинария, отворачиваясь. Кстати, что‐то Ксюша задерживается. Поры бы ей уже не только с прической, но и с маникюром закончить… Она медленно повернулась и ахнула, вскакивая с места.

– Ксюша! Неужели это ты?

Внучка была похожа на голливудскую звезду, только что вернувшуюся из отпуска в Майями. Мелкое мелирование дало эффект выгоревших на солнце волос, а за счет каскадной стрижки каре тонкие волосы казались объемней.

– Нет. – Ксюша улыбнулась и провела пальчиками с гелевым французским маникюром по переливающимся золотом волосам. – Это уже не я. Это новая Ксюша.

– Какая же ты красавица, – умильно восхитилась Аполлинария и благодарно кивнула Ларочке. – Ларочка, вы – волшебница!

– Чего уж там. – Парикмахерша польщенно зарделась. – Приятно иметь дело с такими природными данными. Только, чур, себя больше не запускать! – Она погрозила Ксюше.

– Через месяц буду как штык, – пообещала та.

– И ко мне тоже, – подмигнула маникюрша Эльвира, подходя к стойке администратора.

Пока Ксюша расплачивалась с добрыми феями, Аполлинария накинула пальто и тихонько выскользнула наружу. Она боялась, что Эльвира может узнать ее по маникюру, который делала сама на днях, и заподозрит неладное.

Пока Аполлинария ждала Ксюшу снаружи, зазвонил телефон. Номер был незнакомым, и она с досадой подумала, что это звонят с какими‐то рекламными предложениями. Опять обижать будут, о возрасте напоминать! Обычно ее звали проверить сердце или суставы, сдать анализы в каком‐нибудь частном медицинском центре, где потом поставят несуществующий диагноз и раскрутят на крупную сумму денег. Фрося как‐то так попала, по своей наивности, и дочке потом пришлось выплачивать кредит за бесполезный магнитный аппарат.

– Алло! – не очень любезно ответила она на звонок.

Однако из динамика полился такой родной, не изменившийся за годы молодой голос, что Аполлинария, охнув, перебила:

– Миша?

– Нет, – обиделся ее собеседник. – Это Стас. Мы вчера в клубе танцевали. Или уже забыла?

– Склероза у меня, слава богу, нет, – возмущенно возразила Аполлинария, которая больше всего на свете не любила намеки на старческие хвори.

Стас рассмеялся – весело и от души, как когда‐то Миша.

– А ты забавная, Полина.

Мишу она тоже в молодости часто смешила, и он говорил ей, что с ней легко и радостно… Задумавшись о прошлом, Аполлинария не сразу поняла, о чем ей говорит Стас.

– Так что? – нетерпеливо спросил он.

– А что? – очнулась она. Это же ее шанс устроить свидание детей!

– Мы можем увидеться?

– Да, конечно! – обрадовалась она. – Только я с Ксюшей приду, можно?

Как удачно, что Стас позвонил именно сейчас. Ксюша после салона выглядит, как звезда, и точно произведет на него впечатление!

– С сестрой? – недовольно уточнил Стас. У него явно были планы на двоих.

У Аполлинарии тоже. Она отправит Ксюшу к Стасу, а сама не пойдет. Тогда молодому человеку ничего не останется, как прогуляться с Ксюшей.

– Мы сейчас вместе гуляем, – объяснила она. – Не бросать же мне ее!

– Ну ладно, – неохотно согласился Стас. – Где встретимся?

Аполлинария назначила Стасу встречу у памятника Пушкину и только потом поняла, что по старой привычке выбрала место, в котором она частенько встречалась с Мишей.

Она как раз простилась с ведущим, когда с крыльца салона спустилась обновленная Ксюша.

– С кем говорила?

Аполлинария еще раз оглядела довольным взглядом Ксюшину прическу и маникюр и торжественно объявила:

– Чебурашка, ты идешь на свидание со Стасом!

Она думала, что Ксюша обрадуется. Ведь внучка так вчера смотрела на Стаса! Но Ксюша внезапно заупрямилась:

– Я не пойду! У меня завтра защита проекта, мне подготовиться надо…

– Чебурашка, – нетерпеливо перебила Аполлинария, – послушай меня, старую мудрую бабку. Я чувствую, вы созданы друг для друга!

– Ба, кого ты хочешь обмануть? Он на меня вчера даже не смотрел.

– Просто он тебя сегодня не видел. – Она ласково поправила выбившийся из прически золотой внучкин локон. – Ты же теперь просто фея.

– Он ведь тебе назначил свидание, а не мне? – догадалась Ксюша и внезапно улыбнулась. – Иди, ба. Я же вижу, как тебе хочется.

– И ничего мне не хочется! – сердито возразила Аполлинария. – Я просто хочу устроить твою судьбу, дурочка!

– Сначала разберись со своей. – Ксюша мягко тронула ее за плечо. – Я домой. Мне правда нужно подготовиться на завтра. Будешь задерживаться, позвони, чтобы я не волновалась.

Аполлинария посмотрела на внучку и кивнула. Пусть Ксюша считает, что она сдалась, а она в это время придумает, как поближе познакомить ее со Стасом.

Глава 8

Колдунья сразу внушила доверие Лене Щегловой. Если кто и может помочь в ее деликатном деле, так только старая высохшая мумия с бородавкой на носу. Вчера, поостыв и хорошенько все обдумав, Лена решила, что не уступит мужа кобыле в черных кружевах и не оставит Павлика без отца. И хотя Женя клялся, что видел кобылу впервые в жизни, а любит только Лену и никто на всем белом свете ему больше не нужен, она выставила мужа из супружеской спальни и сослала на гостевой диван. Пусть пока помучается! А сама записалась на прием к известной колдунье Ульяне, о которой с восторгом отзывалась ее лучшая подруга.

– Фотографию принесли? – проскрипела мумия.

– Фотографии нет, – призналась Лена и выложила на стол свой главный козырь – черный комок кружев. – Вот.

– Хм! – Колдунья изогнула брови и брезгливо подцепила кружевную полоску желтым когтем. – Ее?

Щеглова закивала. Какая удача, что вчера в суматохе кобыла выронила свою обновку, а Лена догадалась их прихватить.

Колдунья заметила бумажную бирку, нахмурилась.

– Они что же, новые?

– А что, – расстроилась Лена, – это плохо?

Колдунья как‐то странно взглянула на нее и успокаивающе улыбнулась:

– Но она ведь держала их в руках?

– Да, конечно! – поспешно заверила Лена.

Как кобыла держала бельишко в руках, она не видела. Но раз выбирала его в магазине, значит, держала, правильно же?

– Вот и чудесно, – обрадовалась колдунья и сгребла в ящик стола кружевную тряпочку вместе с конвертом денег.

Щеглова безропотно пожертвовала деньгами, которые копила на модные сапоги. В конце концов, старый муж важнее пары новых сапог! В последние годы Лена расслабилась, привыкла к Евгению, как к удобному домашнему дивану, и воспринимала его присутствие как должное. Встреча с кобылой просто раскрыла ей глаза! А ее муж‐то – еще привлекательный молодой мужчина, раз на него молодые и, чего уж скрывать, симпатичные кобылы бросаются. Неловко признаться, Лена заново влюбилась в собственного мужа! И, хотя сначала жутко взбесилась и требовала развода, после бессонной ночи на пустом без супруга брачном ложе поняла, как много он для нее значит. Для возвращения блудного мужа в лоно семьи было решено задействовать тяжелую артиллерию. Первым делом – поход к колдунье, пусть отворожит разлучницу от Женьки и вернет любовь в семью.

– Так значит, вы мне поможете? – с надеждой спросила Лена.

Колдунья достала из ящичка, в котором пропали черные кружева и конверт с деньгами, стеклянный пузыречек с пульверизатором.

– Возьмите.

Лена с разочарованием повертела склянку, ничем не отличавшуюся от пробников духов в парфюмерном магазине. Только названия на ней не было. Она бы еще больше разочаровалась, если бы узнала, что это обычные духи и есть. И ни к какой магии колдунья прибегать не собирается, ибо, выслушав историю Щегловой, решила, что дело даже простенького приворота не стоит. Все ясно как дважды два: муж – любящий олух, жена – ревнивая дура. Хорошо хоть, пришла к ней, а не к другой ведьме, которая взяла бы грех на душу и навела порчу на ни в чем не повинную девчонку.

– Это особенные духи, – душевно улыбнулась колдунья. – Воспользуйтесь ими, и ваш муж полюбит вас без памяти.

– Спасибо! – горячо поблагодарила Лена и торопливо попрощалась.

Впереди было еще одно важное дело. Сразу из магического салона она направилась в салон нижнего белья. Увидев, какие кружева носит кобыла, Щеглова поняла, что с соперницей надо бороться ее же средствами. В салоне она воспользовалась волшебной кредитной картой и купила себе сногсшибательный комплект красного цвета – еще одно чудесное средство для обольщения собственного мужа.

К памятнику Пушкина Аполлинария пришла на полчаса раньше, но решила никуда не уходить, чтобы убить время, а лучше понаблюдать за молодежью, которая здесь собралась. Пока она работала учительницей, перед ее глазами постоянно находились десятки учеников, но там их поведение и внешний вид были ограничены школьными правилами. В неформальной обстановке, будучи старушкой, разглядывать молодых было неловко, да и видела она плохо. Сейчас же она слилась с толпой и могла сполна утолить свое любопытство, наблюдая и сравнивая.

– Хай, гайз!.. Выглядишь улетно! – то и дело раздавалось вокруг.

Ничего общего со временами ее юности. Девушки в джинсах и ярких пуховичках похожи на стайку птичек. Почти все много курят и ярко накрашены, с распущенными волосами и без шапок. Юноши – тоже представители другого поколения, бесконечно далекого от своих дедушек‐комсомольцев. Во времена ее молодости ребята носили рубашки и заправляли их в брюки с высокой посадкой. Теперь же, на кого ни глянь, растрепанные стрижки, не редкость длинные космы, те же джинсы, у некоторых – полуспущенные, так что видно резинку от трусов. Срам‐то какой!

Аполлинария смущенно отвернулась. Одно дело – видеть такое по телевизору, и совсем другое – оказаться в молодежной среде «засланным казачком». Она почувствовала себя безнадежно устаревшей и подумала, что встреться два поколения молодежи, ее и нынешнее, лоб в лоб, они бы вытаращились друг на друга, как на инопланетян. У нее всегда была живая фантазия, вот и сейчас представилось, как пространство у памятника Пушкину разделилось на две реальности: черно‐белый мир ее молодости и цветной нынешний. В черно‐белом пили газировку, в цветном – пиво. В черно‐белом нетерпеливо поглядывали на уличные часы, гадая, почему задерживается приятель, в цветном – звонили по сотовому и интересовались, где находится собеседник. В черно‐белом говорили при встрече «Привет», а в цветном целовались взасос. В черно‐белом гордились трудовыми подвигами, а в цветном – модными гаджетами. В черно‐белом мечтали о светлом будущем, а в цветном – о новых сапожках. А потом вдруг кто‐то заметил бы стеклянную перегородку между мирами, и юные лица прильнули к стеклу, в изумлении разглядывая своих предков, а те – людей светлого будущего… Не таким оно представлялось, когда ей самой было двадцать и она ждала у этого памятника Мишу.

Аполлинария задрала голову, рассматривая бронзового Пушкина. Уж если ей так чудно, каково же ему, видавшему еще благородных царских офицеров и аристократичных барышень дореволюционной эпохи? Интересно, какие бы стихи написал великий поэт о современной эпохе? Кого бы сделал героем нового времени? Был бы опальным поэтом или выбился в звезды соцсетей и стал желанным гостем телеэфиров? Писал бы высокохудожественные поэмы или простые, как три копейки, рекламные слоганы и попсовые песенки?

– Какого хрена? Я тут уже минут двадцать задницу морожу. – Следом раздался такой отборный мат, что Аполлинария неодобрительно покосилась на сутулую девочку лет пятнадцати, которая жадно прихлебывала пиво из жестяной банки и серчала на кого‐то в мобильник. Аполлинарии стало мучительно неловко перед поэтом, написавшим стихи про чудное мгновение и очей очарованье, за эту невоспитанную грубиянку. Куда только родители смотрят? И знает ли девочка наизусть хотя бы одно стихотворение великого русского поэта? Скорее нет, чем да.

– Ну здравствуй! – К Аполлинарии ринулся полный прыщавый парень лет двадцати трех, от которого так сильно разило потом, что ей захотелось зажать нос.

Обознался паренек, она равнодушно скользнула по его лоснящемуся, как блин, некрасивому лицу и глазам навыкате, не обнаружив в них ни единого проблеска интеллекта. Надо же, ведь к кому‐то же он пришел, кто‐то его ждет, в этих его мешковатых несвежих джинсах и засаленной куртке, с этой его кривой улыбкой!

– Я тебя столько искал, где же ты была все это время? – требовательно осведомился он, пятерней цапнув ее за плечо.

– Вы обознались, юноша, – холодно произнесла Аполлинария, сбрасывая его руку. На пальцах остались следы масла и крошек. Похоже, этот обжора явился на свидание после сытного обеда в ресторане фастфуда.

Она нащупала в кармане пальто платок и вытерла ладошку, борясь с желанием прижать к носу платок. От парня нещадно разило застарелым потом, у нее даже заслезились глаза.

– Не помнишь меня? – Обжора и не думал уходить. – Ну же, посмотри повнимательней!

Аполлинария раздраженно взглянула в пустые водянистые глаза, заметила воспаленные щеки и зреющий на лбу прыщ, вспомнила, как страдала в школьные годы от прыщей Ксюшка. Тогда от напасти помогло одно народное средство…

Дай бог памяти! Надо бы записать мальчонке рецепт.

– Ну, вспомнила? – продолжал напирать тот. – Мы встречались в твоих снах!

– Где? – изумилась Аполлинария.

В последнее время ей снились времена ее молодости, явившийся с повинной Миша Медовников и друзья‐комсомольцы, осуждавшие его за то, как он поступил с Аполлинарией. А этого паяца не приняли бы даже в октябрята.

– Правда, тогда я был в шлеме и на белом коне, – горделиво добавил он, изображая из себя рыцаря из девичьих грез.

От изумления Аполлинария потеряла дар речи. Невероятно, но, кажется, этот паяц знакомится с ней таким оригинальным способом. Она мысленно поставила парню пятерку за полет фантазии. Однако пока от него разит потом, как от футболиста после матча, рассчитывать на взаимность ему не приходится. Она уже собиралась прочитать ему лекцию о личной гигиене в духе Мойдодыра, как тот ее перебил.

– Ты что, думаешь, что можешь смотреть на меня как на сексуальный объект и тебе это сойдет с рук? – Воодушевленный ее молчанием, он самодовольно выгнул бровь, так что прыщ взмыл к неопрятной челке, всем своим видом взывающей о головомойке.

– Повтори, что ты сказал? – начала закипать Аполлинария.

Сейчас она выскажет этому малолетнему грубияну все, что о нем думает! Сначала хоть бы руки вымыл, прыщи свел и хорошим манерам поучился, прежде чем приставать к порядочным девушкам! Ей показалось, что даже бронзовый Пушкин покраснел, отчаянно стыдясь за мужской род в лице прыщавого нахала.

– Ты очень красивая, – прогундосил нахал, плотоядно таращась на ее пышную грудь. И тоном покупателя на выставке породистых лошадей произнес: – А красивых девушек надо размножать.

На смену гневу пришла брезгливая жалость. Нет, на таких убогих чудиков, важно вещающих отвратительные пошлости, даже обижаться нельзя. Их можно только пожалеть и исключительно в педагогических целях устроить им хорошую порку. Авось поумнеют. Это даже хорошо, что он пристал к ней, а не к стоящей по соседству голубоглазой блондиночке. Та, в силу юного возраста, только и смогла бы похлопать ресничками или сбежать от нахала, не сумев дать ему отпора.

– Улыбаешься – значит, согласна? – обрадовался паяц, затем полез в карман за потертым блокнотом, зашуршал страницами и торжественно изрек: – Я тут проверил свое расписание – я могу сделать тебя беременной к 8 марта.

А потом он растянул масляные губы в самодовольной улыбке, и Аполлинария заметила брешь в его желтоватой улыбке.

– Тут у меня парочки зубов нет, – ничуть не смутился он, – зато больше места для твоего языка. Ну что, красотка, – он наклонился к ней, – хочешь увидеть ступни своих ног в зеркале заднего вида моей машины?

– А ремнем по заднице не хочешь, паршивец? – ласково спросила она.

– Ролевые игры? – оживился паяц. – Типа ты госпожа, а я раб? Да мне с тобой повезло, детка! А по тебе нипочем не скажешь, что ты уважаешь садомазо.

– Сейчас я тебе устрою и садо, и мазо, – пообещала Аполлинария и схватила малолетнего паршивца за ухо.

– Ай‐ай‐ай! – тоненько завизжал он. – Отпусти, психованная!

– А что, размножаться ты уже не хочешь? Чтобы завтра же в школу с родителями, – вырвалось у нее.

– Припадочная! – выкрикнул тот, вырываясь, и унесся со всех ног, расталкивая прохожих.

– Так его, – одобрительно кивнула та самая нежная блондиночка, похожая на Снегурочку, – пикапера этого недоделанного.

– Он что, болен? – ужаснулась Аполлинария, услышав слово, похожее на диагноз.

Неужели она приняла за хулигана умственно отсталого парня, которого следовало пожалеть? Неудивительно, что он себя вел так, как не будет себя вести ни один нормальный человек. Ей сделалось мучительно стыдно, а тут еще девушка подтвердила.

– Болен, на всю голову, – безжалостно, безо всякого сочувствия кивнула она. – Хорошо, что ты ему мозги вправила.

– Так ему стало лучше? – растерялась Аполлинария.

– Боюсь, ему поможет только лоботомия, – ответила жестокая Снегурочка и махнула рукой куда‐то в сторону. – Вон он уже следующую телочку окучивает.

– Вызовите «Скорую»! – донесся истошный вопль пикапера. – Меня только что Амур подстрелил! Девушка, ну куда же вы! Не оставьте смертельно раненного, ну девушка!

– Телочку? – в недоумении переспросила Аполлинария.

– Это они нас так называют на своих пикаперских форумах, – сердито объяснила Снегурочка. – У них там целые конференции «Как соблазнить девушку на первом свидании», «Как знакомиться на улице, на пляже, в клубе, на кладбище…»

Значит, пикапер – это все‐таки не болезнь, сообразила Аполлинария. Хотя если дело обстоит так, как вещает Снегурочка, это самая что ни на есть душевная болезнь современной молодежи, всякое отсутствие такта, совести и способности по‐настоящему любить… Чего удивляться, что Ксюша не нашла себе пары. Уж лучше быть одной, чем стать очередной телочкой для прыщавого пикапера.

– Кстати, фразочки, которыми он тебя клеил, тоже оттуда, – поведала словоохотливая Снегурочка. – Там целая подборка для начала знакомства.

По ее воинственному виду и взволнованно дрожащему голосу Аполлинария поняла, что бедной девочке в прошлом не повезло повстречать представителя породы бессовестных пикаперов.

Внезапно Снегурочка радостно вскрикнула и бросилась на шею высокому парню – белокурому и пригожему, что сказочный Лель. Что ж, хоть с этим ей повезло, Аполлинария улыбнулась, но уже в следующий миг стыдливо отвела глаза. Парочка жадно поцеловалась, никого не стесняясь. Да никто и не обращал на них никакого внимания, только Аполлинария чувствовала себя гостьей из прошлого. Уж сколько раз она заставала целующихся старшеклассников, пока работала в школе, сколько раз видела милующиеся парочки в метро! Пора бы уже и привыкнуть к нынешним нравам, да только никак не получается. В ее молодости такое поведение считалось аморальным, с Мишей они дружили год и только за руки держались. Лишь в их последнюю встречу, когда Миша провожал ее на поезд, она осмелилась его поцеловать. И то не в губы – в щеку! Тот порыв смутил их обоих, Аполлинария заскочила в вагон, а Миша еще долго бежал за поездом и махал вслед рукой… Тогда она видела его в последний раз.

Снегурочка со своим Лелем прошли мимо, из кармана парня выпал какой‐то цветной квадратик. Аполлинария подобрала его и нагнала парочку:

– Извините, вы обронили.

Лель насмешливо взглянул на нее, Снегурочка прыснула. Только сейчас Аполлинария разглядела надпись на яркой целлофановой упаковке и брезгливо уронила ее в протянутую ладонь парня. А затем в смятении зашагала к прежнему месту. Похоже, у этих двоих совершенно определенные планы на вечер. Такое тоже невозможно было представить в ее молодые годы. Девушки и парни дружили годами, находили радость в общении друг с другом, обсуждали новые стихи и передовицы, гуляли по парку, взявшись за руки, о постели даже не думали. Они были совсем другими… Впервые Аполлинария подумала о том, что ей повезло родиться в ее времени и прожить молодость тогда, а не сейчас.

Однако Стасу пора бы уже появиться! Она завертела головой в поисках знакомого и остолбенела. Навстречу ей стремительно шла вампирша – с белым как мел страшным лицом, черными провалами глаз, хищно подрагивающим кроваво‐красным ртом и черными, как деготь, распущенными волосами. Аполлинария испуганно перекрестилась и попятилась, вампирша в длинном черном пальто зыркнула на нее, как на полоумную, и насмешливо приподняла верхнюю губу, обнажив хищные клыки. Сзади на плечи легли чьи‐то руки. Аполлинария в ужасе обернулась.

– Привет! – Стас осекся, обеспокоенно заглянул в глаза. – Все в порядке?

Аполлинария взглядом указала на вампиршу и увидела, как та метнулась к какому‐то щуплому парню в черной куртке и присосалась к нему с укусом. При всем честном народе!

– А, готы! – Стас усмехнулся, не выразив никакого беспокойства. – Никогда не видела, что ли?

Готов Аполлинария видела несколько раз по телевизору, а в жизни – только однажды. В последний год работы в школе одна из учениц, тихоня и скромница Оля Бобрикова, внезапно увлеклась готическим течением: выкрасила длинные рыжие от природы волосы в черный цвет, стала рядиться в траурные одежды очень откровенных фасонов, густо подводить глаза и грубить. Когда это случилось впервые, Аполлинария отволокла девочку в туалет и смыла с нее тонну черной краски. Оля так горестно рыдала, что у Аполлинарии сжалось сердце. А когда Бобрикова на следующий день снова пришла на урок с мертвецкой физиономией и мрачным вызовом в глазах, она махнула на нее рукой. Пусть ходит как хочет. И все же, глядя на ученицу во время уроков, Аполлинария не могла отделаться от ощущения, что в ее классе поселилось привидение. А однажды она по вине Оли чуть концы не отдала: засиделась допоздна в кабинете, проверяя диктанты, и вдруг слышит замогильный голос: «Я пришла». В первый миг ей померещилось, что по ее душу явилась смерть с косой! И только потом признала в страшной гостье Олю в какой‐то черной хламиде и со шваброй в руке, пришедшую на дежурство, чтобы убрать класс.

Но все‐таки Оля Бобрикова не была такой зловещей, как готка, встреченная сейчас.

– Ей бы Панночку в кино играть, – пробормотала она. – Фома умер бы от страха, не дождавшись Вия.

– А ты смешная, – Стас рассмеялся, обнял ее за плечи.

Аполлинария обиженно вырвалась:

– Ты что? Увидят же!

Она тут же осеклась, поняв, как нелепо выглядит. Это в ее молодости объятия были более чем смелой лаской. Сейчас же, в эпоху французских поцелуев, жест Стаса был так же невинен, как братский поцелуй. К тому же вчера он уже обнимал ее в танце. Но то было в клубе, в скрадывающей стыдливость темноте. К публичным объятиям на улице Аполлинария была не приучена и отреагировала как комсомолка.

– Не бойся, тут нет папарацци. – Стас не понял ее и решил, что она боится попасть на страницы газет. Однако обнять больше не пытался, спросил: – Пойдем?

– Куда? – насторожилась Аполлинария и бросила подозрительный взгляд на карман его куртки. А вдруг он тоже вооружился изделием номер два и собирается ее совратить?

– Я тут припарковался неподалеку. – Он взял ее за руку и потянул к дороге.

Ой, мамочки! Неужели он собирается заняться этим прямо в машине? Как там говорил этот пикапер недоделанный: «Хочешь увидеть ступни своих ног в зеркале заднего вида моей машины?» Не может быть, чтобы и Стас…

– Как ты относишься к фахитос? – поинтересовался Стас.

«Наверное, это такое же извращение, как этот, как его, свинг», – смекнула она и с негодованием ахнула:

– Как ты можешь мне такое предлагать?

– Не хочешь? – расстроился парень, подводя ее к черному джипу с тонированными стеклами. Его машина была огромной, как танк, а на двери был искусно нарисован лев.

Аполлинария угрюмо покосилась на автомобиль. В таком танке заднее сиденье, пожалуй, шире, чем ее диван будет. Настоящий бордель на колесах!

– Нравится мой лёва? – Стас с нарочитой небрежностью кивнул на аэрографию. – Я Лев по гороскопу.

Какой же он еще ребенок, поразилась Аполлинария. Так гордится своей игрушкой‐машинкой, намалевал на ней царя зверей, чтобы покрасоваться перед девушками.

– Красивый, – сдержанно отозвалась она. – Как живой.

– А как насчет лазаньи? – продолжал уговаривать ее Стас, распахнув перед ней дверцу машины.

– Да за кого‐то меня принимаешь? – рассвирепела Аполлинария и собралась уже бежать вон. – Я девушка приличная.

– И что же едят приличные девушки?

Аполлинария почувствовала себя полной дурой.

– Едят? – переспросила она.

– Раз от мексиканской и итальянской еды ты отказываешься, в какой ресторан поедем ужинать? Предупреждаю, Полли, я голоден как волк и кусочком торта и чашкой кофе не наемся.

– А зачем в ресторан? – удивилась она, садясь в машину. – Поехали ко мне, я котлетки домашние пожарю, картошечки отварю.

Стас, занявший место за рулем, повернулся к ней с таким ошарашенным видом, что она прикусила язык и выпалила:

– Шутка.

– Очень смешно, Полли, – хмыкнул он. – Если бы я хотел домашних котлеток, то поехал бы к своей бабушке.

Аполлинария поникла, подумав про себя: «Я и есть бабушка».

– А давно ты у нее был? – вырвалось у нее.

– У кого? У бабушки? – Стас взъерошил темные волосы. – Недавно, с месяц назад.

– Целый месяц! – поразилась она и с укором спросила: – И ты считаешь, что это недавно? Она ведь ждет тебя, думает о тебе!

– Полли, – он удивленно взглянул на нее, – ты себя хорошо чувствуешь?

– Прекрасно, – натянуто улыбнулась она. – Может, покушаем суси?

Когда‐то давно о чудной еде из сырой рыбы им с Ксюшиным дедушкой Витей рассказывал друг семьи, побывавший в командировке в Японии. Потом японские рестораны расплодились в Москве, как грибы после кислотного дождя, но Аполлинарии так и не пришлось в них побывать. То денег было жалко, то стеснялась – куда ей, старухе, есть суси?

Тут настала пора удивляться Стасу.

– А это еще что за зверь?

– Японский. – Она улыбнулась, вспомнив, что в русском языке почему‐то прижилось переиначенное название.

– Суши, что ли? – догадался Стас. – Так бы сразу и сказала. Хорошо, поехали.

Стас завел мотор, и Аполлинария в восхищении уставилась на мигающую разными огоньками приборную панель.

– У тебя тут как в подводной лодке! – вырвалось у нее.

Стас самодовольно ухмыльнулся и крутанул руль.

– Надеюсь, что плавать сегодня не придется. Полетаем?

– Куда ты так гонишь? – ахнула она, вжимаясь в кресло.

– Ты прям как моя бабушка. – Стас насмешливо взглянул на нее.

– Просто я не люблю скорость, – сердито сказала Аполлинария. – Мой муж, покойник, бывало…

Стас чертыхнулся, машина вильнула в сторону.

– Какой муж? – воскликнул он. – Какой покойник? Ты что, вдова?

– Ну конечно, нет, Стасик! – поспешно затараторила она. – Ты меня неправильно понял. Я про папу говорила!

Стас с подозрением покосился на нее:

– Мне жаль твоего отца, но не говори под руку, о’кей?

– О’кей, – закивала она и приказала себе молчать, дабы не ляпнуть лишнего. – Расскажи лучше ты, как день прошел.

Ведущего не пришлось просить дважды, он увлеченно рассказал об интервью модному журналу и о популярной телеигре, куда его пригласили сняться.

– Обожаю эту передачу! – живо откликнулась Аполлинария.

– Хочешь, возьму тебя в качестве группы поддержки? – предложил Стас.

– А что на это скажет Кристина Лихолетова? – Она строго взглянула на Стаса, но тот и бровью не повел.

– А что Кристина? Мы с ней разбежались, и я свободный человек.

– А она об этом знает? – уточнила Аполлинария. На страницах обоих телеведущих не было никаких комментариев на тему расставания. И еще несколько дней назад Стас выкладывал совместное фото с Кристиной у кинотеатра.

– Хочешь, я позвоню и получу ее благословение? – весело предложил он.

– Нет, это лишнее, – поспешно отказалась Аполлинария, в душе радуясь, что Стас не связан никакими отношениями, а значит, у Ксюши есть шансы. Сегодня она поближе узнает парня, постарается устроить его встречу с Ксюшей и подскажет внучке, чем его можно обаять. Один способ она уже знает наверняка: слушать, раскрыв рот, о его успехах.

– А самое главное, – торжественно сообщил он, – мне предложили сняться в рекламе йогурта!

– Да что ты говоришь! – прилежно восхитилась Аполлинария.

Стас был так же горд, как Миша, поделившийся с ней успехами своей летной бригады. От этого поразительного сходства сердце Аполлинарии сладко заныло, а в голову пришла совершенно невероятная мысль. Что, если Стас – это и есть Михаил, помолодевший чудесным образом, как и она сама? Вот было бы здорово! Тогда она бы могла обнять его безо всякого стеснения, как старого товарища, тогда не пришлось бы врать и терзаться угрызениями совести по случаю свидания с парнем, которому она годится в бабки. Она жадно разглядывала юношу. Профиль так похож! А если еще представить его с Мишиной короткой стрижкой…

Воодушевленный тем, что Аполлинария не сводит с него глаз, Стас все говорил и говорил. О вечеринке, на которой будут все звезды. О ссоре известной певицы с известным продюсером, из‐за которой все ее клипы пришлось снять с эфира. О том, что модный журнал включил его в сотню самых красивых людей Москвы. Да нет, осадила себя Аполлинария. Как‐то это мелко для Миши – придавать значение таким мелочам.

Чтобы окончательно избавиться от иллюзий, она решила спросить Стаса про любимого Мишиного поэта, стихи которого тот ей не раз увлеченно читал. Пришлось перебить парня, углубившегося в воспоминания о том, как на одной из вечеринок к нему клеился известный стилист.

– Стас, а Рождественского ты знаешь?

– Рождественский? – Тот задумался. – Может, и встречались на какой тусовке. А он кто?

Аполлинария разочарованно отвернулась к окну, за которым проносились украшенные к Новому году московские улицы.

– Он поэт.

– И что, хороший?

– Очень.

– А какие он песни написал? Ну‐ка, напой.

В понимании Стаса поэт может быть только песенником, но у Рождественского и впрямь было много стихов, положенных на музыку. Аполлинария напела свою любимую:

– «Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветви упруго, тебя я услышу за тысячу верст, мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга»…

– Какой‐то отстой, – скривился Стас. – Ничего хитового в ней нет. Неудивительно, что я ее не слышал никогда. А кто поет? Кто‐то из новичков?