Текст книги "Скользящий по лезвию"

Глава 4
Рассвет нового мира

Поначалу Соки отказалась копать. Когда Ричард вручил ей тяжелую ржавую лопату, она только фыркнула и по-лисьи ощерилась.

– С какой стати? Я что, в землекопы тебе нанялась?

Огрызалась она скорей по привычке, потому что так между ними было принято. На самом деле Соки совсем уже не злилась на своего психа. Ну ни капли.

Ричард, как всегда равнодушно пожав плечами, закурил и покосился на крыльцо дома. Там валялось тело, завернутое в пожелтевшие простыни. Простыни были покрыты темными пятнышками, словно человек, спавший на них, метался во тьме и давил насосавшихся комаров. Или клопов. Соки поспешно отвела взгляд.

Когда Ричард только вытащил труп на крыльцо, она подошла посмотреть, но ковбой не пустил. И правильно. Девушка чувствовала смутную вину. Человек-пугало лежал сейчас в этом тюке, мертвый и маленький. И хотя он стрелял в Соки отравленным дротиком, все же его было немного жалко. Джорджа ей не было жалко ничуть.

Соки почесала плечо и снова обернулась к ковбою. Шляпа ему шла. Не хватало только лассо и кобуры на поясе. В зябком сумраке он один казался надежным, словно каменный менгир, отмеряющий время в пустыне. Или как резной индейский тотем.

– Не хочу, чтобы эта падаль валялась в доме, – сказал Ричард. – А если я буду копать один, провозимся до полудня.

– Какая разница, – пожала плечами Соки. – Дом-то все равно заброшенный?

В ответ ее спаситель достал из кармана куртки связку ключей и выразительно позвенел ими.

– И что? Это должно что-то значить?

– Что это мой дом, – просто ответил Ричард. – Моя ферма. Родители перебрались сюда из Техаса после пожара.

Девушка ощутила, как к щекам прилила краска. Конечно! Вот почему он так ловко открывал-закрывал замки и вот откуда заранее знал про конюшню. Ну и дура же она…

Скрывая смущение, Соки буркнула:

– Не слишком-то ты следишь за своим наследством.

Ковбой хмыкнул.

– Как раз слежу. Как видишь, чищу от трупов. И потом, нехорошо это.

– Нехорошо что?

Ричард смерил ее долгим взглядом.

– Вряд ли тебе бы понравилось, если бы после смерти у тебя по лицу ползали жуки, а кожу и мясо глодали крысы.

– После смерти мне будет уже все равно, – вздохнула Соки и все-таки взялась за лопату.

Земля на заднем дворе, где Ричард решил выкопать могилу, была сухой и неподатливой. Швыряя ее рыжие комья за край медленно углублявшейся ямы, Соки изрядно запыхалась. Снова начало зудеть плечо. Ковбой, напротив, работал мерно, как машина, поднимая и опуская лопату. Только под мышками у него выступили темные пятна.

Девушка смахнула со лба пот и почесала ранку под свитером. К пальцам пристало что-то – какие-то мелкие кожистые чешуйки, но не кровь. Соки как раз с удивлением их разглядывала, когда Ричард, бросив лопату, объявил:

– Хватит.

Яма получилась глубиной фута три. Соки с сомнением уставилась на неглубокую могилу.

– Койотов в этих краях не водится, – продолжил ковбой, – а больше тут некому рыться.

И они похоронили человека-пугало на глубине трех футов, забросав яму рыжей землей. Ричард постоял у могилы, склонив голову. Может, он читал молитву. Может, просто думал о том, что делать дальше.

Когда ковбой поднял глаза, солнце как раз выкарабкалось из-за крыши дома. Соки подставила лицо щекотке лучей, радуясь теплу. Пусть весело брызжущий свет изгонит из нее холод этой ночи, как будто ничего и не было. Солнце сидело на самой шляпе Ричарда. Казалось, что ковбой выше дома, выше гор, выше самого неба. И только ворон Йель, пляшущий в багровом сумраке под веками, продолжал насмешливо каркать. Он каркал и каркал на языке, который помнили разве что рассыпанные по Великим Равнинам камни: «Ррроди мне воррроненка, сестррра!»

«Пошел прочь», – мысленно приказала ему Соки, и ворон убрался.

До поры.

* * *

Ненависть Джорджа, пометавшись, как голодный зверь, наконец-то нашла объект приложения. Девчонка Дороти. Он чисто, искренне и страстно возненавидел девчонку. Несомненно, она была виновата во всем. С Железного Дровосека взятки гладки – он делал то, что делал всегда. Братец-пугало был мертв и лежал в сухой и равнодушной земле. Но девчонка, девчонка. Она переплюнула даже Катю. Джордж всегда был уверен, что бабы те еще сволочи. Их интересовало только внешнее – смазливое лицо, спортивная фигура, размер члена и счета. Они притворялись, притворялись до последнего, а потом били по самому больному. С Катей он просчитался. Надо было сразу зажать ей ладонью рот и завалить на койку. Он позволил ей заорать – и результатом стали пять часов унижения. Сейчас было еще хуже. Он позволил девчонке сбежать. Дважды. Позволил этим бегством предупредить убийцу. И теперь Генри мертв, а он, Джордж, едва способен ковылять, опираясь на самодельный костыль.

И она еще перевязала его! Перевязывая, неумело, как всё, что делают бабы, смотрела снизу вверх. Искательным таким взглядом, типично сучьим. Очень хотелось ударить ее по лицу. Но рядом стоял Железный Дровосек, стоял и лыбился так, что сразу становилось ясно – тронь Джордж девку хотя бы пальцем, лишится руки.

* * *

Поначалу, очнувшись в пыльной и темной комнате мордой в ковер, с такой болью в руке и ноге, что хотелось выкрошить зубы в крике, Джордж подумал о пытках. Он не сомневался – его будут допрашивать, пытать. Как же иначе? Он пленник. Убийца прикует его ржавыми цепями к стене и станет жечь железом, выпытывая все об отце и о шефе. Чтобы забыть о боли, Джордж представлял, как убийца тычет ему в лицо раскаленным прутом, может, даже выжигает глаз, а он мужественно хохочет в лицо смерти. И плюет в лицо ненавистной девчонке кровавой слюной.

Однако реальность оказалась куда проще и горше. Стоило Железному Дровосеку присесть рядом с Джорджем и, ласково взяв его за рыхлый подбородок, сказать: «А теперь ты, клоун, объяснишь мне, что вам было от меня надо, или останешься лежать здесь, пока не сгниешь», – как рот открылся словно бы сам по себе, и слова полились захлебывающимся потоком.

Он рассказал о Машине. Об отце. И о шефе. И про маленький, совсем незаметный разъем в виске, сквозь который Машину можно подключить напрямую. И что после прорыва отец через него, Джорджа, передал шефу параметры нового поиска, но шеф не решился использовать только их с Хиггинсом. Велел отыскать третьего. А остальные погибли. Их использовали военные. Остались они трое.

Джордж с готовностью сунул бы в капкан еще и голову, потому что предательский рот уже почти рассказал о том, что вообще-то остаться должен только один. И об этом не знает даже шеф – только отец и он. К счастью, убийца перебил его, спросив: «Как вы нашли меня?»

Джордж объяснил, что чип отслеживается по маячку. Когда тех, других, казнили, чипы возвращали отцу, а тот возвращал их Машине, но без человека чип уже не то…

Лицо Железного Дровосека было бесстрастным, как и подобает железу. Джордж понимал, что говорит бессвязно – он всегда путался в словах, когда нервничал, но убийца ни о чем не переспрашивал. Только один раз: «Где работает твой шеф?» – «На факультете биохимии», – поспешно выдохнул Джордж. Ему показалось, что в глазах Железного мелькнуло разочарование, и предательский рот снова зачастил:

– Еще восемь лет назад Машина показала, что прорыв будет связан с биологией, с генами, и тогда отец стал работать с шефом…

– «Центр футурологии при Университете Небраски», – перебил его брат-убийца. – Что это значит?

Заморгав и облизнув искусанные до крови губы, Джордж ответил:

– Там работал отец. До того как… до…

– Тощий человек с черной бородкой. Козлиное лицо, очки, пальцы, как паучьи лапки, несвежее дыхание. Это он?

Джордж кивнул, хотя кивать, лежа на полу, было сложновато. Нахмурившись, Железный пробормотал: «Я помню. После конюшни. Меня возили к какому-то новому мозгоправу. А потом мы переехали сюда. Ма говорила, что надо быть поближе к доктору Харперу».

Джордж не понял, но на всякий случай искательно улыбнулся. Убийца встал, встряхнулся, как пес, и тихо произнес:

– Ты отведешь меня туда. Мне есть о чем поболтать с твоим папашей и шефом.

Несмотря на зубья капкана, вцепившиеся в запястье и лодыжку, Джордж чуть не рассмеялся от радости. Его не будут убивать. Ему опять повезло.

* * *

Железный сделал костыль из черенка старых вил, а после того, как девка перевязала раны, помог Джорджу спуститься на первый этаж и сойти с крыльца. И вот тут-то возникла заминка. «Форд» оказался слишком тесен. Как ни пихали Джорджа убийца и девчонка, чуть не сломав спинку водительского сиденья, машина напрочь отказывалась вместить семь футов и без малого пятьсот фунтов его исстрадавшейся плоти. А фургон они с Генри Хиггинсом оставили ночью у ворот, чтобы не тревожить шумом двигателя хозяев фермы. И вот Железному пришлось решать классическую задачу о волке, козе и кочане капусты.

Насупившись и уперев руки в бока, девчонка твердила:

– Я посторожу его, а ты пригони фургон.

Железный Дровосек смотрел на свою малолетнюю подружку с сомнением. Джорджу, если честно, тоже не хотелось оставаться с ней наедине. Слишком недобрые огоньки горели в глазах маленькой мерзавки. Как бы она чего не учудила. Боль в поврежденных капканом руке и ноге и так была адской.

С другой стороны, отпускать девку за фургоном братец-убийца тоже не хотел. Они вполголоса препирались, пока Джордж, сидя на крыльце, с плаксивым выражением лица поглаживал больную лодыжку. Спустя пару минут Железный громко фыркнул, кивнул и скрылся в доме. Вернулся он довольно скоро с мотком толстой веревки. Когда Джордж понял, что задумали его мучители, то чуть не взвыл снова. Это было похуже пыток. И конечно, идея принадлежала проклятущей притворщице Дороти.

Не прошло и нескольких минут, как стонущего, подвывающего и причитающего Джорджа взгромоздили на багажник, примотав к кузову протянутой через задние окна автомобиля веревкой. Веревку пропустили несколько раз, перетянув ее поперек груди Джорджа, отчего он стал смахивать на гигантскую сардельку.

– Я что вам, шкаф? Холодильник? – орал он, но мучители были беспощадны.

Солнце уже подбиралось к полудню, когда «Форд», наконец, тронулся, подняв облако пыли. Джордж трясся на багажнике, кашляя от выхлопов и отчаянно труся. Что, если веревка порвется? Машина тащилась по грунтовке медленно, и все же ее то и дело подбрасывало на выбоинах. Ногу и руку пронзала острая боль. Вдобавок засаднил затылок, к которому приложился ботинок Железного. Джордж кричал и плакал. Грязные дорожки от слез тянулись по его лицу, как татуировки мертвого Генри Хиггинса. Однако настоящие проблемы начались чуть позже, когда, преодолев две страшных мили, «Форд» подкатился к воротам и фургону.

Джордж сидел спиной по направлению движения и поэтому не мог видеть, что творится у фургона. Сперва его неприятно поразило надсадное карканье. Вороны. Много ворон. Они кружились над дорогой, полем и забором, словно кто-то схватил да искромсал гигантскими ножницами черные шелковые простыни. Джордж почти оглох от тарахтенья двигателя, но карканье ворон было еще громче. Потом птицы начали снижаться. По лицу ударил ветер, поднятый их крыльями, бензиновую вонь перебил сладковато-кислый вороний запах. Этим пах Генри Хиггинс. Джордж заметался, чувствуя себя приманкой в гигантских силках и отчаянно дергая веревку. А потом вороны упали на него тяжелым и душным комом и заработали десятками клювов так, что прежняя боль мгновенно забылась.

* * *

Птицы, рассевшись на крыше фургона, энергично клевали сталь, сдирая краску. Соки прижалась к спинке сиденья. Вороны вились над дорогой и трейлером, как рой черных ос, причем чем ближе к фургону, тем гуще был этот рой. Девушка вспомнила чаек из городка рядом с Бостоном. Фаррингтон? Фармингтон? А, неважно.

– Вот проклятие, – тихо ругнулся ковбой рядом с ней и вытащил пистолет.

При этом он не смотрел на фургон, а почему-то, вывернув голову, пялился за плечо. Все заднее окно машины закрывала объемистая туша Джорджа. Сейчас оттуда доносились приглушенные вопли и стук. Сунув пистолет в руки Соки, Ричард выхватил из-за голенища нож и полоснул по веревке, которой привязал толстяка. Прежде чем девушка успела понять, что происходит, ковбой уже жал на кнопку закрытия окон.

– Сиди в машине! – рявкнул он и, вырвав «Глок» у нее из пальцев, выскочил наружу.

Спустя секунду там прозвучали три выстрела. Соки с ужасом смотрела на черное месиво, облепившее багажник и задние дверцы машины. Вороны бились о стекло, но забраться внутрь пока не пробовали. Похоже, им и без того хватало добычи. Будь это обычные птицы, грохот выстрелов вспугнул бы их и заставил разлететься, однако эти разлетаться даже не думали. В висках Соки нарастал тонкий комариный звон, не имевший ничего общего с карканьем стаи.

«Сестрра-сестррра, – насмешливо прокричал Йель, пляшущий под небом Больших Равнин. – Кррровь за кррровь! Кррасное мясо!»

Девушка прижала ладони к ушам, чтобы не слышать ни его призыва, ни мягких ударов крыльев о кузов машины. Но тут часть ворон, оторвавшись от мясной трапезы на багажнике, вспорхнула и налетела на Ричарда.

Время растянулось, и в этом звенящем тягучем времени Соки осознала, что плечо у нее больше не болит. Ей было вольно и весело, черные крылья упруго обнимали ветер, а крики подруг заставляли пуститься в победный пляс над полем седой травы. Только сначала надо было насытиться. Мир заволокло теплым и красным, соблазнительно свежим…

– Прочь! – вслух заорала Соки. – Пррочь!

Голос ее рассыпался вороньим карканьем. С пальцев срывались чешуйки и слипшиеся пушинки. Она плясала вместе со стаей, и совсем рядом блестели голубые глаза, которые ужасно хотелось выклевать…

– Соки!

Чей-то голос пробился сквозь вой вихря и стук крови в ушах, чьи-то пальцы сжались у нее на плечах и резко тряхнули.

– Соки, очнись! Какого хрена ты творишь?

И она очнулась.

Она стояла рядом с машиной, и ковбой, исцарапанный и бледный, тряс ее за плечи. Птицы продолжали метаться вокруг, то и дело хлеща по лицу жесткими крыльями.

– Помоги мне! – выкрикнул Ричард.

Он голыми руками зарылся в вороний клубок на багажнике, расшвыривая хищниц в стороны. Из-под черного копошащегося месива показалась окровавленная туша Джорджа.

– Проверь, нет ли птиц внутри.

Девушка запрыгнула в открытую дверь фургона. Птиц внутри не было. Ящик, куда Джордж и Хиггинс бросали мертвых ворон, стоял распахнутый. Ни одного трупика не осталось, только темнели рассыпанные по полу перья, да заливалась тревожная сигнализация. Соки бросила взгляд на приборную панель. Экран тиви налился красным, на нем мерцала надпись: «Опасность! Опасность!»

– Здесь чисто!

Дверной проем заслонила тень – это Ричард, кряхтя от натуги, втащил внутрь Джорджа. Швырнув толстяка на пол, он ударил кулаком по кнопке закрытия дверей. Карканье стало тише, хотя птицы продолжали орать и биться о крышу и борта фургона.

– Заводи, – рявкнул ковбой, швырнув ей ключи.

Толстяк заворочался на полу. Все лицо у него было залито кровью, один глаз выклеван. Второй, дико и зло таращившийся сквозь красно-бурую маску, снизу вверх уставился на Соки.

– Видел, что она сделала? Видел? – проорал Джордж, пуская кровавые пузыри. – Эти твари ее не тронули! Она заразилась, пока валялась в ящике! Сучка уже не человек, она чертова ворона, ворона!

Крики перешли в клекочущий смех, похожий на рыдания. Соки с ужасом поднесла руку к правой лопатке, туда, где осталась царапина от дротика. Пальцы нащупали кожистые бугорки и мокрые, мягкие кончики пробивавшихся перьев.

Глава 5
Линкольн

Ужас рос в Соки постепенно, словно птенец, созревающий в яйце и готовый расколоть хрупкую скорлупу. Сначала ужас был зародышем, уродливым, под стать жирному Джорджу после того, как над ним поработали птицы. Перемотанный бинтами толстяк валялся на нижних нарах в жилой части трейлера и орал, чтобы Ричард пристрелил Соки. Ричарда он отчего-то называл Железным Дровосеком, а Соки – Дороти, в общем, совершенно съехал с катушек, через слово поминая ворон с железными клювами и летучих обезьян.

– Она не человек! – вопил Джордж, смеясь и булькая. – Она ворона! Ворона с железным клювом! Она выклюет тебе глаза! Убей ее, удуши, все равно сдохнет.

При каждом крике Соки вздрагивала. Кончилось тем, что Ричард, передав ей руль, отправился в заднюю часть фургона, нашел там грязную рубашку и, скатав ее в комок, запихнул Джорджу в рот. После этого великан только мычал и сдавленно хихикал или, может, икал.

Пока Джордж кричал, Соки боялась, что Ричард его послушается. Она ведь видела, как ковбой прикончил человека-собаку в Дэнвилле и даже не дрогнул – безо всяких колебаний. А она была теперь девчонка-ворона. Конечно, Ричард ее только что спас. И мог тут же спокойно убить, не моргнув глазом, – так вопил нелепый зародыш-ужас в обличье Джорджа. Верить в это не хотелось, тем более сейчас, когда ковбой сидел рядом, временами успокоительно поглаживая ее левое плечо. О правом Соки старалась не думать.

Затем воцарилась тишина, и в скорлупу яйца изнутри постучался другой, куда более сильный страх. Он мокрым птенцом рвался наружу. Соки не хотела превращаться в птицу. Девушку знобило, сознание плыло, и от этого то и дело казалось, что она все еще заперта в сундуке. Вороны возились под ней, что-то шептали, щекоча крыльями, и в груди постепенно разрасталось новое чувство, горячее, хищное и красное – хотелось откинуть крышку сундука и, вонзив клюв в теплую плоть, растерзать добычу.

Вздрогнув, Соки приходила в себя и лихорадочно потирала руки, стараясь согреться. Зубы клацали от озноба. На левом плече лежала ладонь Ричарда. На правом прорастали жесткие черные перья.

– Ричард, – жалобно спрашивала Соки, – ты ведь не бросишь меня? Мы ведь найдем, как это вылечить?

– Конечно, крошка, – твердо отвечал ковбой, но лицо его оставалось злым и хмурым.

А потом дорога вильнула, вливаясь в федеральное шоссе номер 80, и на синих щитах указателей замаячили надписи «Линкольн». Их фургон обгоняли пятнистые грузовики Национальной Гвардии, а легковушки, напротив, спешили из города. Ричард снова поручил ей руль и избавил Джорджа от кляпа. Через полмили дорога сворачивала на север, прямиком к новому университетскому кампусу, но, похоже, так просто в город было не пробраться. Местный новостной канал показывал блок-посты из полиции и военных, перекрывшие съезды с шоссе. С момента Бостонской Катастрофы, как все чаще называли 11 сентября по тиви, прошло всего восемь дней, однако паника уже охватила Центральные Штаты. Ковбой снова оказался прав – проблема была не в крысах.

Фургон тихо катился по улице. Под колесами хрустело битое стекло. Эта северная окраина была застроена в основном складами, частично превращенными в клубы, с редкими вкраплениями супермаркетов и автомобильных салонов. Сейчас окна в супермаркетах были выбиты – похоже, толпа штурмовала полки со съестным. Сквозь зияющую витрину одного из салонов торчало тупое рыло «Доджа». Здесь было подозрительно тихо и тревожно – даже ветер не звенел полуопущенными шторами магазинов. Лишь по стенам кривились ряды граффити. На перекрестке стояли, уткнувшись друг в друга, два столкнувшихся внедорожника, словно быки, не сумевшие разойтись на узком мосту.

Свернув, фургон поехал мимо длинной чугунной ограды общественного парка. Над верхушками деревьев маячили высокие стеклянные корпуса университетского кампуса. Оттуда доносился шум, становившийся все громче по мере приближения. Взвыла сирена, послышались редкие выстрелы и собачье тявканье мегафона. Над головой протарахтел полицейский вертолет. Соки, все это время просидевшая, скорчившись и обняв плечи руками, вскинула голову.

Напротив парка, у ограды университета, колыхалась толпа. Похоже, все началось с мирной демонстрации, потому что над головами людей раскачивались транспаранты и лозунги, многие с характерной символикой чистомировцев: земной шар, прикрытый снизу и сверху заботливыми ладонями. Но сейчас демонстрация переросла в потасовку. Проходную перегораживали полицейские в черной униформе, охлаждавшие пыл самых рьяных активистов резиновыми дубинками. Тут же стоял огненно-красный джип, с крыши которого кричал в мегафон человек в сером костюме – возможно, чин из городской администрации или, напротив, глава местной ячейки «Чистого мира». Люди лезли на решетку. Кое-где толпа прорвалась, и драка кипела уже у самых университетских корпусов, окруженных зарослями сирени и жимолости. Над всем этим кружилась пара полицейских вертолетов и журналистские камеры-беспилотники. Соки привстала на сиденье, и тут над дальним зданием из черного матового стекла поднялся в воздух еще один вертолет: тяжелый двухвинтовой транспортник цвета хаки. «Чинук» грузно набрал высоту и полетел на юг. Толпа разразилась криками.

– Бегут, – спокойно сказал Джордж. – Улепетывают, собаки.

Нажевавшись кляпа, он, кажется, пришел в себя – по крайней мере, не буйствовал больше и не призывал летучих обезьян, а кратко и толково объяснял, куда ехать. Но даже с помощью его объяснений пробраться на территорию кампуса было невозможно.

Джордж, сидевший на опустевшем рефрижераторе, осклабился. Опухшая, разорванная щека вздернулась вверх, обнажая десны и розоватые зубы.

– Опоздали, любовнички, – довольно заявил он. – Видите ту стрекозку? Скорей всего, шеф сделал ноги на ней. Или грузится сейчас на следующую. Он ценный научный работник. Его эвакуируют. Спасут. А мы сдохнем. Вот ты, ворона…

Тут он резко крутанулся, едва не свалившись с ящика.

– …ты первой и сдохнешь. Скорчишься, порастешь перьями, будешь кричать «кагги-кар» и жрать трупы, пока твой сраный Ромео не прибьет тебя из жалос…

Договорить он не успел, потому что кулак Ричарда врезался ему в губы. Брызнула кровь. Толстяк рухнул, как подрубленный. Трейлер содрогнулся от грохота падения и удара.

Ковбой посмотрел на собственный кулак с легким удивлением, будто не ожидал от него такой прыти. Костяшки среднего и указательного пальцев были ободраны. Джордж на полу давился криком и осколками зубов.

– Если до твоего шефа пока добраться нельзя, – ровно, словно ничего не случилось, произнес Ричард, – навестим твоего папашу. Возможно, он успел позабыть обо мне с последнего визита, но я ему напомню.

Толстяк заколыхался, мелко и зло хихикая.

– Папа Харпер в клинике. В шапито для розовых слонов. В раю для малахольных. В психушке. Его там охраняют не хуже, чем этот драный университет.

Ковбой прищурился. На секунду Соки показалось, что он снова ударит Джорджа или даже убьет, но Ричард только сказал:

– А мы нанесем ему родственный визит.

* * *

Соки думала, что в центре города будет так же, как на севере, – разбитые витрины, призрачная тишина улиц или толпы демонстрантов, но Линкольн снова ее удивил. Его деловая часть жила повседневной жизнью: работали магазины и банки, сновали пешеходы, разве что полицейских машин было чуть больше, чем обычно. Золотой купол легендарного Капитолия горел в солнечных лучах. Над ним кружилось несколько вертолетов, а в остальном никаких признаков тревоги девушка не заметила.

Больница, куда привели их путаные объяснения Джорджа, тоже мало походила на клинику для особо опасных преступников. Белое четырехэтажное здание поднималось над деревьями парка. Перед входом пестрели клумбы с оранжевыми и желтыми цветами. Ричард загнал машину на парковку, после чего, склонившись над Джорджем – того снова затолкали на нары и для надежности приковали собственными наручниками, – вполголоса долго его о чем-то выспрашивал. Соки не слушала. Откинув голову на кожаную спинку сиденья, она прикрыла глаза. Под веками было багрово и сухо, и даже ворон Йель покинул ее. Может, нашел себе другую сестру, поумнее и поудачливее.

Соки вспомнила, что уже два дня не звонила Ма и Ба. А потом решила – ну и пусть. Зачем Ба внучка-ворона? А уж Ма наверняка раскричится: что за гадость, где ты это подцепила, в застройках? Так, словно лезущие из плеча перья были чем-то вроде сифилиса, и использование презервативов могло его предотвратить. Эта мысль даже развеселила девушку. Хмыкнув, она открыла глаза. И вовремя, потому что на водительское сиденье как раз опустился Ричард и протянул ей пистолет – тот самый «Вальтер», который отобрал у рыжего крыса.

– Возьми и поглядывай на него, – ковбой кивнул на заднюю часть фургона, где, постанывая, валялся Джордж. – И смотри по сторонам. Я постараюсь не задерживаться.

– Но я…

Соки остро ощутила, что не хочет оставаться одна, а тем более с Джорджем. Совсем. Как будто вороны, незримо следовавшие за машиной, набросятся на нее, едва уйдет Ричард, обратят в такую же птицу и утащат в белое беспощадное небо. По телу пробежала дрожь, пальцы сжались птичьими когтями.

Ричард ничего не сказал, но, кажется, понял. Его рука бережно легла на затылок Соки. Девушка вжалась в эту твердую, теплую ладонь. Только Ба могла ее успокоить, когда в детстве Соки боялась пауков, или темноты, или того, кто приходит в темноте. Только Ба, и вот этот ковбой сейчас. Почему-то Соки верила, что, пока он рядом, ничего плохого случиться не может.

– Смотри сюда, – тихо сказал Ричард, и заляпанный экранчик древнего тиви засветился.

На нем появилась приборная панель их фургона, ветровое стекло и больничная стена за стеклом, как будто снимавшая панораму камера находилась над плечом Соки. Девушка встрепенулась.

– Это…

– Помнишь, что я сделал в Дэнвилле?

Соки обернулась с неуверенной улыбкой.

– Ты можешь передавать картинку с глаз на экран? Да?

Ковбой кивнул и снова потрепал ее по затылку.

– Ты все увидишь. Не бойся. Я вернусь.

* * *

Жирный чернокожий охранник, потеющий на проходной, был изрядно раздосадован тем, что его оторвали от просмотра новостей. Рядом с университетским кампусом творилось что-то несусветное, однако посетитель – высокий сухопарый мужчина в ковбойской шляпе и куртке – вел себя весьма настойчиво и упрямо стучал по стеклу.

– Ну, в чем дело? – рявкнул охранник, отворачиваясь от экрана тиви. – Ясно написано – прием посетителей по средам и пятницам, с одиннадцати до трех.

Ковбой притиснул к стеклу магнитную карточку удостоверения. Прищурившись, дежурный прочел: «Федеральный маршал Оливер Мэттьюс, служба маршалов США, номер удостоверения…»

– И что? – хмуро спросил он. – Я не получал никаких распоряжений.

– Проверьте компьютер, – сказал маршал. – Вам должен был поступить запрос от ФБР. Мне поручено сопроводить вашего пациента, доктора Джеймса Харпера, в бостонский офис для допроса и очной ставки.

– Что за куча дерьма… – проворчал охранник и все же залез в компьютер.

Как ни странно, запрос там был. Толстяк растерянно моргнул. Только утром он проверял расписание посещений, и никакого маршала Оливера Мэттьюса в нем не значилось. Сменщик напортачил? Или сбила с толку необычная для конца сентября жара и проклятые репортеры, умеющие раздуть из мухи слона?

– Давайте удостоверение, – буркнул дежурный.

С удостоверением тоже все было чисто. Это уже становилось интересным.

– А с какой стати ФБР вдруг интересуется Добрым Доктором? Он что, разделал кого-то и в Массачусетсе?

– Я не уполномочен делиться деталями, – хмыкнул маршал, а затем, нагнувшись к окошку дежурного, продолжил уже потише: – Мне говорили, что этот маньяк вшил компьютерный чип в собственного сынка?

Толстяк расплылся в улыбке. Всегда приятней чувствовать себя на шаг впереди федералов.

– Нет, не в собственного. Там все куда веселее. Старый козел и его женушка усыновили одного придурка из приюта. Дебил был полный, ложку нес в ухо вместо рта. Начальство детдома, конечно, чуть от радости не описалось, это ж какая реклама: почтенный профессор, лауреат всяческих премий и его супруга усыновили их сироту. Сиротинка был, кстати, тот еще, настоящий слон. Жрал за десятерых, только на это и был способен. Короче, взяли они его к себе, парень вырос, с чего-то вдруг резко поумнел, даже в университет поступил. Репортеры вокруг докторца поначалу так и вились. Сенсация была в местной прессе: бережный уход и родительская любовь превратили дебила в нормального человека. А совсем недавно, в начале августа, бац – и всплывает, что доктор на своем сыночке эксперименты ставил. Вшил ему в мозги чип. Нарушил кучу законов, гражданские права и «бан Терминатора». Его, конечно, тут же арестовали, но вмешался адвокат какой-то белогалстучный из Нью-Йорка, типа крутой перец. Признали доктора невменяемым, и к нам. Он сначала бушевал, требовал пересмотра дела, но у нас все становятся тихими. Раньше или позже.

Тут он широко ухмыльнулся. Маршал ответил не менее понимающей улыбкой.

– И что самое-то гнусное в этой истории, – продолжал, доверительно склонившись к стеклу, толстяк, – это его жена и сыночек. Миссис Харпер повесилась сразу после суда. А сыночек, бывший дебил, все таскается к папаше, яблочки ему носит… Яблочки! Да после здешних снадобий старый пердун не отличит яблока от ежа!

Охранник добродушно расхохотался. На сей раз маршал его веселья не разделил, но и не остановил сплетника.

– Так что, – отсмеявшись, подмигнул толстяк, – наш доктор Франкенштейн и в других штатах успел поработать?

– Не имею полномочий разглашать информацию, – ответил Мэттьюс таким тоном, что сразу становилось ясно: еще как поработал.

Охранник удовлетворенно вздохнул. Новость ему перепала сочная, первоклассная. Будет чем поделиться вечерком со сменщиками и с надзирателями.

– Подождите там, в дежурке, – предложил он. – Сейчас оформим заключенного. Я пока распечатаю документы на перевозку.

* * *

Соки напряженно смотрела на заплеванный экранчик тиви. Один раз, когда охранник полез в компьютер, изображение подернулось сеткой помех и почти полностью исчезло. Наверное, именно в этот момент Ричард подделывал файл с запросом. Соки все еще не понимала, как это ему удается, хотя словечко «чип» насторожило. Кажется, отголоски августовского скандала долетели до Бостона. Девушка припомнила, как Ба, раскачиваясь в своем скрипучем кресле, громче обычного звенела спицами и возмущалась: «Ну надо же! Это какую совесть надо иметь, чтобы взять сиротку и изрезать ему голову для экспериментов! У этого доктора нет сердца, просто нет сердца».

Потом всплыло: тесная ванная мотеля, пар, капли воды на белой кафельной плитке, тонкий розовый шрам на правом виске глядящего на нее мужчины. Ричард тоже? У него тоже? Это объяснило бы фокусы с компьютерами и машинами, но почему тогда Джордж – ведь охранник, несомненно, говорил о нем – не умел делать то же самое? Почему не завел фургон без ключей, не заставил его въехать в стену больницы, чтобы убить или ранить Соки?

Девушка потерла лоб. Ей казалось, что она стремительно глупеет, что человеческий, сложный и многогранный разум заменяется простым птичьим. Зачем стараться? Зачем думать? Она все равно не разгадает…