Текст книги "Полярный альманах № 2"

Гнучева В. Ф. 1946. Географический департамент Академии наук XVIII века. М.-Л. С. 12.

Кордт В. А. 1906. Материалы по истории русской картографии. Вторая серия. Вып. I. Киев. Карта XXIV.

Миллер Г.-Ф. 1761. Известие о ландкартах, касающихся до Российского государства с пограничными землями… // Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие. СПб, 1761, декабрь. С. 487.

Новлянская М. Г. 1966. Филипп Иоганн Страленберг. Его работы по исследованию Сибири. М.-Л.

Павлов-Сильванский Н. П. 1897. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. СПб. С. 34.

Перипл Эритрейского моря // Древний Восток в античной и раннехристианской традиции / Подбор текстов, пер. Г. А. Тароняна. М., 2007… С. 151.

Плиний Старший. Естествознание. Кн. VI // Древний Восток в античной и раннехристианской традиции / Подбор текстов, пер. Г. А. Тароняна. М., 2007. С. 106.

Подосинов А. В. 2002. Восточная Европа в римской картографической традиции. М. С. 287 и слл.

Помпоний Мела. 1953. О положении земли // Античная география. Сост. М. С. Боднарский. М. С. 231.

Постников А. В. 2000. Русская Америка в географических описаниях и на картах 1741–1867 гг. СПб. С. 26.

Словарь русского языка XI–XVII веков. 1980. Вып. 7. М., «Наука». С. 48, 50.

Юркин И. Н. 2007. Андрей Андреевич Виниус. М. С. 408–410.

Broecke, Marcel van den. Ortelius Atlas Maps. An illustrated Guide. 1996. P. 214. № 163.

Broecke, P. 281–285. №№ 227–230.

Broecke, P. 52. № 12. Kenneth Nebenzahl. Mapping the Silk Road and Beyond: 2,000 years of exploring the East. Phaidon Press, 2004. P. 70.

Nebenzahl Kenneth, Р. 126; Атлас Курильских островов. Ред. Комедчиков Н. Н. и др. М.-Владивосток, 2009. С. 52–53.

Ruland, Harold L. 1962. A Survey of the Double-page Maps in Thirty-five Editions of the «Comographia Universalis» 1544–1628 of Sebastian Munster and in His Editions of Ptolemy's «Geographia» 1540–1552 // Imago Mundi, № 16. С. 84–97.

В. М. Липатов
Из истории сибирских кабаков

История потребления алкоголя в России систематически не изучалась. Обычно исследователи ограничивались анализом экономической стороны вопроса: подсчетом прибылей от продажи спиртного, или наоборот, убытков, отмечая многочисленные социальные проблемы, возникающие на этой почве. Одним из немногих, кто обратился к столь щекотливой теме, был историк-любитель И. Г. Прыжов, написавший в XIX в. труд «История кабаков в России, в связи с историей русского народа» (Прыжов 1868). Ещё менее изучена история кабаков в Сибири, где имелись свои региональные особенности.

История кабаков в России началась во времена царствования Иоанна IV. Именно при нём были запрещены корчмы – заведения, куда приходили поесть, выпить, и, конечно же, поговорить и повеселиться. В корчмах творился суд и разбирательства между приезжими, объявлялись княжеские распоряжения. В общем, корчма была многофункциональным заведением. Слово «кабак» по происхождению татарское, оно означает постоялый двор. Царь Иоанн IV стал насаждать в стране кабаки вскоре после взятия Казани в 1545 году. Первый кабак открылся в Москве в 1552 году, в это же время по всем наместникам были разосланы грамоты, где приказывалось уничтожать корчемные дворы, а вместо них заводить царёвы кабаки.

Основным различием между кабаком и русской корчмой стало то, что в новых питейных заведениях разрешалось только пить, тогда как у татар кабак выполнял целый ряд функций – это был постоялый двор, где продавались кушанья и напитки.

Сначала водку в кабаках продавали лишь приближённым Иоанна IV – опричникам (Прыжов, 1868). Но очень скоро кабаки гостеприимно открыли двери для всех страждущих. Можно сказать, что именно с царствования Иоанна Васильевича с пьянством на Руси практически перестали бороться.

В 1598 году в Сибири был построен первый городок – Верхотурье{3}3
  В 1593 г. в сибири был основан г. Берёзово, в 1595 г. – Обдорск. (Прим. ред.)


[Закрыть], ставший на долгие годы главными воротами во вновь присоединённые «землицы». И уже через три года там появился первый кабак. Оттуда и началось победное шествие «зелёного змия» по просторам Сибири. До этого местные жители употребляли свои, исконные напитки: татары пили «бузу» – брагу на основе проросшего проса, а северные племена предпочитали настойки из мухоморов. Но новый напиток быстро пришёлся всем по вкусу.

Первый сибирский кабак сразу стал приносить немалые доходы, но одновременно возникли большие проблемы. Например, в августе 1623 года местные воеводы писали в Москву, что с тех пор, как у них был поставлен кабак, многие пропились, бросили службу и обнищали. Но закрыть кабак местные власти не могли, так как он исправно пополнял царскую казну. В царском ответе было ещё пояснение, объясняющее причину отказа: в Верхотурье «много приезжих из разных мест Сибири, поэтому кабак уничтожать нельзя. И как к вам наша грамота придет, вы бы заказали крепко, чтоб служилые люди, ямские охотники и пашенные крестьяне не пропивались» (Прыжов, 1868, с. 100). Так что кабак официально предназначался для заезжих гостей.

В архивах сохранились указы, чтоб «питухов» (пьяниц – Прим. автора) не обижали и не отваживали от кабаков. Целые сёла порой умоляли: лучше обложите нас дополнительным оброком, только закройте кабаки (Петрищев, 1990). Иногда власти прислушивались к подобным челобитным, например, в Тобольске кабак был официально закрыт, так как «тобольские служилые и всякие жилецкие люди учали пить безпрестанно, и … потому велено снесть кабак, чтоб сберечь наших служилых и торговых людей» (Прыжов, 1868, с. 100). Впрочем, через несколько лет он снова гостеприимно распахнул свои двери (Раев, 2004).

Одно из первых упоминаний о продаже водки в Берёзовском крае встречается в документе, датируемом 1610 г., где описывается Мангазея. Там уже было «две церкви, 20 лавок и до 200 частных домов, пороховой и винный подвалы и два питейных дома» (Шемановский, 2005, с. 131).

И ещё одна интересная экономическая особенность того времени – каждый кабак обязан был сдавать выручку больше, чем за прошедший год. Доход от продажи «огненной воды», начиная с эпохи Иоанна Васильевича и заканчивая XX в., приносил в среднем около трети государственного дохода. В итоге активные реформаторы, и Пётр I, насильно насаждавший пьянство, и Михаил Горбачёв, не менее деятельно боровшийся с этой бедой, получили неразрешимую проблему. С одной стороны, неумеренное потребление спиртного подданными пополняло казну, а с другой – народ терял трудоспособность, начинал нищать, что в свою очередь негативно сказывалось на поступлениях в бюджет.

В феврале 1699 г., чтобы упорядочить торговлю спиртным, в Сибири была установлена единая цена – теперь ведро вина (около двенадцати литров) стоило 1 рубль 20 копеек. А чтобы уж совсем пресечь беззакония, заведывание кабаками у воевод отобрали и передали таможенным головам, видимо, на местную власть надежды было совсем мало.

А народ тем временем спивался, нищал, естественно, падала выручка, казна несла ущерб. Тогда принимались меры прямо противоположные. Кстати, одновременно с казённой монополией на производство и продажу алкоголя, в Сибири процветало и тайное винокурение. За такие дела государство наказывало строго, на первый раз ограничиваясь конфискацией аппарата и штрафом, но при повторном покушении на монополию вполне могли наказать телесно и посадить в тюрьму. Наказывали и «питухов», если они не торопились отдавать долги – пить в долг было обычным делом, а так как весь доход шёл в казну, то и разбирались с ними беспощадно.

Позже, перепробовав разные способы борьбы с теневой экономикой, правительство разрешило торговать всем, даже инородцам (местным народам – Прим. автора), лишь бы платили налоги. Произошло это с отменой крепостного права в середине XIX века, тогда же ввелись и акцизные сборы.

Но все меры помогали мало, например, в 1892 г. Обдорский акцизный надсмотрщик г. Белич, гроза беспатентных виноторговцев, нашёл тайное винокурение, организованное двумя рыбопромышленниками из евреев (Шемановский, 2005. С. 244). Чем закончилось для них дело – неизвестно, но по законам Российской империи кроме штрафа вполне могли посадить на несколько месяцев.

Сохранились документы о протоиерее Вергунове, активно торговавшем сукном, холстом, чаем, сахаром, хлебом, табаком и другими товарами. В 1810 г. его причётники разъезжали по всему Берёзовскому уезду, куда входило село Обдорск (сейчас Салехард). Помимо товаров повседневного спроса, инородцам продавали и водку – по сорок рублей за ведро, которое в Берёзове стоило пять рублей. Если представлялась удобная возможность, пьяных обирали. Другие купцы и чиновники также не отставали. С этим беспределом пытались бороться, хотя, например, берёзовский исправник, отвечая на справедливую критику, писал, что «того не только в обыкновении никогда не было, но едва ли и мыслью кто осмеливался мнить о том» (Шемановский, 2005, с. 186–187).

Размах официальной торговли спиртным со временем приобрёл немалые размеры. Например, в 1900 г. в Берёзовский уезд Тобольской губернии было привезено сто пятьдесят девять бочек спирта, то есть более семидесяти восьми тысяч литров. Много это или мало? Сейчас трудно сказать, сколько людей обитало в Обдорской волости, входившей тогда в Берёзовский уезд. Первая перепись населения состоялась лишь в 1891 г., и то это проходило на общественных началах, в итоге выяснилось, что в селе проживало 876 человек, а сколько номадов, так называли тогда кочевников, кочевало по тундрам Ямала, власти знали лишь приблизительно.

В это же время исследователи Сибири делали тревожные доклады в научных обществах, писали письма во все государственные инстанции, доказывая, что среди кочевников резко увеличилась смертность, и в качестве одной из причин этого они видели спаивание коренного населения: «самоеды так пристрастились к водке, что без нее не сделают никакого торгового дела; за водку же, которую, обыкновенно, русские и зырянские скупщики всегда оценивают гораздо выше настоящей её стоимости, они готовы отдать все и заключить какие угодно условия» (Православный Благовестник, 1914, № 12, с. 129–130).

Прислушавшись к мнению обеспокоенных учёных, тобольский губернатор Богданович обещал, что с 1896 года в Берёзовский уезд будет запрещён ввоз спиртных напитков. Но решение это так и осталось только благим порывом – слишком выгодна была торговля водкой, чтобы её запретить (Шемановский, 2005, с. 186–187).

Со временем алкоголь добрался и до низовьев Оби, его широко употребляли и аборигены, и новопоселенцы. К середине XIX в. в Обдорске уже вовсю функционировала зимняя ярмарка. Благодаря торговле с самоедами и остяками село активно развивалось. И, естественно, одним из главных товаров была водка. Предприимчивые купцы покупали по нескольку вёдер водки в Берёзове и перепродавали её в Обдорске. Её разбавляли водой, а чтобы крепость не уменьшалась, добавляли табак, перец и другие специи и суррогаты. Употребление такого продукта могло нанести вред здоровью, но это мало кого интересовало, ведь полученного дохода хватало на безбедную жизнь в течение года.

В конце концов такое положение вещей надоело обдорянам. Поэтому в 1889 г. Обдорское сельское общество открыло в селе свой кабак. Сразу же многое изменилось в лучшую сторону. Инородцы стали покупать водку прямо в селе, народ перестал травиться, а с доходов кабака Общество уплачивало государственные налоги и сборы, содержало школу и больницу.

Здесь надо вспомнить, что в дореволюционной России школы часто финансировались недостаточно, особенно это касалось окраин империи. Поэтому на местах изыскивали самые различные источники для поддержания начального образования. Например, журналист с Дальнего Востока с грустью отмечал:

«Главный, а в некоторых местах почти единственный, источник станичных доходов составляет прибыль или аренда от общественной продажи спиртных напитков. А так как школьные расходы покрываются всецело из станичных средств, то отсюда и вытекает своеобразное взаимоотношение между школой и кабаком… Где население больше пьет водки, там школы обеспечены лучше и, наоборот, где оно пьянствует меньше, там школы влачат нищенское существование… В самом деле: просвещёние и пьянство – две вещи диаметрально противоположные. Но из положения дела народного образования в казачьих войсках вытекает, что эти две противоположности должны иметь нечто большее: будучи по природе своей врагами, они, в то же время, обязаны быть и друзьями. Получается какой-то заколдованный круг: с одного края созидание, с другого – разрушение, и так без конца».

(Православный Благовестник, 1915, № 5, с. 72–78.)

Благие начинания обдорян не радовали чиновников и купцов Берёзова. Сохранился документ, в котором они жаловались, что с открытием в Обдорске и в других местах кабаков жизнь в уездном городе пришла в полный упадок. Народ обнищал, дороги в ужасном состоянии, потому необходимо «оставить одну винную лавку в Берёзове». Жители утверждали, что это поможет «сократить пьянство, дать небольшой доход за винный груз». Если же их ходатайства не будут удовлетворены, то «город превратится в село – чем виноваты жители его, что создалось такое положение, при котором город нужен только жителям» (Шемановский, 2005, с. 282). Проще говоря, берёзовские чиновники просили компенсировать их убытки. Впрочем, понять их можно, бюджет любого города Российской империи во многом зависел от кабацких сборов, ведь часть этих доходов оставалась на месте, например, в виде жалованья чиновникам.

Но, возможно, дело здесь было в другом: многочисленные чиновники лишились левых доходов, ведь к ним перестали ездить на поклон. А суммы, судя по всему, были немалые. Например, в 1895 г. только обдорский кабак за год выручил более 41 тыс. рублей, что в нынешних ценах составляет более 10 млн. рублей. Чиновники в Тобольске, устав от жалоб жителей Берёзова и не спеша компенсировать их мнимые убытки, поступили просто и без затей: в 1896 г. закрыли кабак в Обдорске и центр продаж снова оказался в Берёзове, принося неплохие барыши. Например, из местного винного склада только инородцами было вывезено 4450 ведёр водки (Шемановский, 2005, с. 258). Обдорское купечество набирало всё больший вес, и отмахиваться от их мнения было всё сложнее. Поэтому позже, пойдя навстречу настойчивым пожеланиям обдорского общества, губернское начальство разрешило открыть винную лавку. За четыре месяца 1904 г. она принесла около 60 тыс. рублей. Но жители села по-прежнему настаивали на открытии у них кабака.

На страницах журнала «Православный Благовестник» всё чаще писали, что одним из главных пороков многих сибирских жителей стало пьянство. Проблема касалась взрослых и детей, не делила людей на православных и язычников, принося всем много непоправимых бед. Водка разрушала семьи и здоровье, уносила благосостояние и жизни. Спасенье от неё было только одно: полный запрет на продажу алкоголя в Сибири. Во всяком случае, так советовали бороться с «бичом божьим» миссионеры, воочию увидевшие всю его пагубность. Обдорский священник Лебедев в своём цикле статей привёл отрывок из журнала «Живописная Россия»:

«По свидетельству всех, кому приводилось иметь дела с самоедами, водка, это – для самоедина самое величайшее наслаждение. Он пьет её или сосет, когда замерзает на морозе, с замиранием сердца. Быть пьяным для самоедина это – настоящее блаженство. „Вино, – говорит он, – вкуснее мяса, как напьешься, продолжает он философствовать, так и разбогатеешь. У тебя вдруг появится много оленей и делаешься купцом. А как проснешься, так и узнаешь, что беден и пропит последний олень“».

(Православный Благовестник, 1914, № 12, с. 111–151)

Об этом же писали исследователи Севера, путешественники и даже промышленники. Например, на одном из съездов рыбопромышленников во Владивостоке возбудили ходатайство о полном запрещении ввоза спирта в Анадырский и Охотско-Камчатский край, не исключая и города Петропавловска. К тому времени все уже убедились в негативном влиянии алкоголя: местное население вымирало, а на рыбных промыслах пьяные рабочие наносили огромные убытки. Промышленники доказывали, что только полный запрет ввоза водки может исправить ситуацию, и добавляли, «чтобы такое воспрещение касалось не только торговцев, пароходов и частных лиц, но и всех должностных лиц» (Православный Благовестник, 1908, № 24, с. 352–354).

В Обдорске не все одобряли такое положение дел. В 1905 г. купец и первый обдорский фотограф Иван Рочев, за свой неугомонный характер получивший прозвище Моторов, решил вести торговлю с инородцами без предварительного угощения водкой, но через пять лет, потеряв более половины торговых партнёров среди местного населения, был вынужден вернуться к освящённым временем обычаям.

Иногда спаивание инородцев происходило спонтанно. Яркий пример имел место в 1909 г., когда в мае ожидалась комета Галлея. Оптимисты и весельчаки обдоряне так напугали местных кочевников и рыбаков неминуемым столкновением её с Землёй, что те скупили всю водку в кабаке, чтобы напиться и не видеть последствий вселенской катастрофы. Вот только шутники не рассчитали, что водки может не хватить самим. В результате неудачной шутки обдоряне полтора месяца вели практически трезвый образ жизни, так как огненной воды на всех не хватило (Шемановский, 2005, с. 287–288).

К сожалению, в данной статье невозможно осветить всю историю спиртного в Сибири. Например, в Своде законов Российской империи, выпущенном в XIX в. даже были отдельные статьи посвящённые именно сибирскому винокурению, а также продаже, хранению и потреблению сих напитков сибиряками, ведь Сибирь всегда стояла особняком в истории России.

Bibliography

Pryzhov I. G.1868. Istoria Kabakov v Rossii v Sviazi s Istoriej Russkogo Naroda. Izdanie Kinoprodavtsa – tipografa M.O. Vol’fa. St. Peterburg, Moskva, Gostiny Dvor b№ 18, 19 и 20. Kuznetskiy most, Dom Rudakova.

Petrischev A. B. 1990. Iz Istorii Kabakov Rossii. «Russkaia Skoropechatnia.» St. Pet. Ekaterin.m kan. 95. Vladivostok P. 12. 15.

Raev D. V. 2004. Tobol’skoe Kabaki v Kontse XVII – nachale XVIII вв. /Istoricheskii Opyt Khoziajstvennogo i Kul’turnogo Osvoeniia Zapadnoii Sibiri XVII – Pervoi Polovini XIX в. // Altaiskii Gosudarstvennii Universitet. P. 98–99.

Schemanovkiy I. S. 2005.Khronologicheskii Obzor Dostopamiatnikh Sobitii v Beriozovskom Krae Tobol’skoi Gubernii (1032–1910) // Izbrannie Trudy [Text] / Sostavitel’ L. F. Lipatova; GU «Iamalo-Nenetskii Okruzhnoi Muzeino-Vystavochhnii Komplex im. I. S. Schemanovskogo»– М.: Sovetskii Sport. 304. [32] с.: il.

Pravoslavniy Blagovestnik. 1914. № 12.

Pravoslavniy Blagovestnik. 1915. № 5. Nachal’naia Schkola na Dal’nem Vostoke (Okonchanie.)

Pravoslavniy Blagovestnik.1914. № 12. Sviashennik Nikolai Lebedev. Samoedy Krainego Russkogo Severa I Istoria ikh Khristianskogo Prosveschenia. (Etnograficheskii i Tserkovno-Istoricheskii Ocherk. Prodolzhenie).

Pravoslavniy Blagovestnik. 1908. № 24, December. Vol III. Book 2. Izvestia i Zametki (Zapreschenie Torgovli Spirtnym na Kamchatke. Zavisimost’ Priamurskih Inorodtsev ot Kitaitsev).

А. С. Леонова, Р. А. Алиев
Экскурсия в ад: образ ГУЛАГа в пропаганде 30-х

Освоение советского Севера в 30-е годы в значительной мере происходило силами тех, кто попал туда не по своей воле. Принято считать, что тема ГУЛАГа перестала быть полностью запретной после XX-го съезда, однако и в сталинские годы она регулярно оказывалась в центре общественного внимания. О лагерях снимали документальные и художественные фильмы, писали пьесы и статьи. Нашему современнику доступно множество документов об истории репрессий в СССР, однако масштаб и бесчеловечная неизбежность насилия сталинской эпохи так и не стали фактом в массовом сознании. Закаленное советской пропагандой и выработавшее к ней иммунитет, оно с недоверием относится также и к свидетельствам эпохи тотального насилия и страха. Говорят, что среди причин этого – сложность конструкции исторического знания, необходимость специальной компетенции и культурного багажа, чтобы разобраться в достоверности представленных документов. Но один тип свидетельств – визуальные – обладает для человека мультимедийного века особой убедительностью, даже если профессиональные историки сомневаются в достоверности того или иного источника. В работе рассмотрены три фильма, изображающие жизнь концлагерей, снятые в разные периоды развития репрессивной системы.

С конца 1920-х и до начала Второй мировой войны в СССР был реализован ряд масштабных проектов, в которых идеологическая составляющая была не менее важна, чем экономическая, а часто и преобладала. Правительство большевиков остро нуждалось в легитимации – в глазах мирового сообщества и значительной части населения страны они выглядели узурпаторами. В этой ситуации особенно выигрышно смотрелись проекты, связанные с масштабным преобразованием природы, покорением пространства, подчинением стихии человеку.[45]45
  Большевики взялись преобразовывать не только пространство, но и время: здесь можно вспомнить не только о существовавшей в ранние пореволюционные годы традиции начинать новое летоисчисление с 1917 г. и о сохранившемся на весь советский период дроблении времени на пятилетки разной продолжительности, но и об экспериментах по организации рабочего времени, например, введенный в 1929 г. советский календарь с шестидневной рабочей неделей. Введенное же в 1930 г. декретное время существует и по сей день.


[Закрыть] Они были призваны создать ощущение всесилия большевиков и незыблемости новой власти. Именно поэтому в те годы в центре внимания находились такие темы, как освоение Арктики, развитие авиации, строительство подземных дворцов метро. Ряд проектов был направлен на преобразование географии страны – создание плотин и водохранилищ (Днепрогэс), прокладка новых водных путей (Беломорско-Балтийский канал и канал Волга – Москва). Эти проекты сопровождались колоссальной пропагандистской поддержкой: для их освещения был создан специальный иллюстрированный журнал «СССР на стройке», во многом ориентированный именно на западную аудиторию.[46]46
  Журнал «СССР на стройке» издавался с 1930 по 1941 год. Сначала он выходил на русском, английском, немецком и французском, а с 1938-го – ещё и на испанском языке. Эрика Вольф (Wolf, 2000) рассматривает экономические проблемы издания журнала (он был убыточным – подписка стоила втрое меньше себестоимости) и схему распространения за рубежом. Любопытно, что журнал издавался в двух версиях разного формата и качества полиграфии – для разных целевых аудиторий.


[Закрыть] У истоков журнала стоял сам Максим Горький, в оформлении принимали участие такие мастера, как А. Родченко, В. Степанова и Эль Лисицкий. Пост главного редактора в разные годы занимали представители советской партийной и хозяйственной элиты.[47]47
  Главным редактором был Г. Л. Пятаков (с 1930 по июнь 1936 г.), заместителем – жена наркома внутренних дел Е. С. Ежова (с 1935 по 1938 г.). После – В. И. Межлаук и А. В. Косарев.


[Закрыть]

На многих стройках социализма применялся принудительный труд заключенных (Кокурин и Моруков, 2005). Как ни парадоксально, этот факт не пытались скрыть – его даже использовала советская пропагандистская машина. Про лагеря снимали фильмы, писали книги, ставили пьесы. Тема «перековки бывших врагов пролетариата» была одной из значимых в советской пропаганде. Предполагалось, что параллельно со строительством новой реальности происходит перерождение человека, одновременно с покорением стихии происходит и формирование нового «человеческого материала».

Концлагерь на киноэкране

Ярчайший документ ранней истории репрессивной системы в СССР – фильм режиссера Андрея Черкасова «Соловки (Соловецкие лагеря особого назначения)» – пропагандистская лента, снятая в 1927–28 гг. студией «Совкино» по заказу ОГПУ.[48]48
  «Соловки (Соловецкие лагеря особого назначения)». В 7 частях. Выпуск Совкино. 1928. Режиссер А. А. Черкасов, оператор С. Г. Савенко, художник Р. Ф. Банцан. Существуют разные мнения относительно даты создания этого фильма. По некоторым сведениям, содержащимся в отрывочных мемуарных свидетельствах, съемки картины проходили в два этапа и отражают две разные эпохи в жизни Соловецкого лагеря, см., например, (Розанов, 1979).


[Закрыть]

Этот уникальный кинодокумент знаменателен не только своим содержанием, но и историей появления. Считается, что причиной создания официальной презентации соловецкой системы лагерей стала международная кампания, осудившая использование рабского труда заключенных в СССР. Скандал разразился в связи с началом публикаций на Западе воспоминаний бывших узников Соловецких лагерей, в частности, участников группового побега из Кемского пересыльного пункта в Финляндию. В 1925 г. увидела свет книга Созерко Мальсагова (Мальсагов, 1996) – сначала в рижской газете «Сегодня» под авторским названием «Соловки – остров пыток и смерти»; вскоре она была издана на нескольких европейских языках.[49]49
  Вскоре вышли воспоминания товарища Мальсагова по побегу – Безсонова Ю. Д. «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков» (Beszonov, 1928). Любопытно, что в годы Второй мировой войны Мальсагов совершил ещё один побег, на этот раз из немецкого концлагеря.


[Закрыть] Повсеместная практика издевательств, пыток и убийств бессудно заключенных людей была впервые предана гласности. Серьезный ущерб был нанесен международному престижу страны, отчаянно пытавшейся добиться признания ведущими державами и восстановить доходы от внешней торговли. Заметную часть экспорта составлял лес, заготовленный узниками концлагерей ОГПУ. Советские власти были вынуждены развернуть кампанию опровержения: за границей распространялись парадные альбомы, демонстрировавшие гуманную хозяйственно-рациональную систему исправления преступников.[50]50
  Об эффективности этой пропагандистской тактики упоминает, в частности, А. Солженицын – в несправедливости поклепов на Советскую страну были убеждены даже жившие за границей родные осужденных (Солженицын, 2006).


[Закрыть] В рамках этой же пропагандистской кампании в 1929 г. состоялся визит Горького на Соловки. Об этой поездке он опубликовал в им же созданном журнале «Наши достижения» очерк, в котором восхвалял советскую карательную систему (Горький, 1929).[51]51
  Об этом визите вспоминали многие, в частности Д. С. Лихачев (Лихачев, 1995), очевидец событий, утверждал, что Горький был вполне осведомлен об истинном положении заключенных в лагере. См. подборку воспоминаний о посещении СЛОН Горьким в 1929 г. http://www.solovki.ca/writers_023/maxim_gorky_solovki/maxim_gorky_solovki.php


[Закрыть]

Завтрак заключенных. Кадр из фильма «Соловки»

Конвоирование партии заключенных, прибывших в Кемский пересыльный пункт. Кадр из фильма «Соловки»

Достижению этой цели должен был помочь и пропагандистский фильм о гуманной системе трудового перевоспитания классовых врагов и превращения их в лояльных граждан советской страны. Лагерь был показан как идеально организованная на рациональных началах трудовая коммуна. её жители ведут здоровую размеренную жизнь: их день поделен между приносящим удовлетворение и полезным для общества трудом на свежем воздухе и развивающим ум и тело досугом. Внутренний распорядок не кажется зрителю жестким, нигде не заметно ни тени принуждения, недовольства, болезней и лишений. Вероятно, именно перегиб создателей фильма, перестаравшихся с демонстрацией гуманности методов чекистского перевоспитания врагов сыграл злую шутку с его экранной судьбой: в СССР фильм широкого проката не получил.[52]52
  Нам удалось обнаружить лишь скудные упоминания о фильме в мемуарных источниках, причем часто обстоятельства, при которых мемуаристы видели картину, не ясны. Вероятно, фильм Черкасова использовался как элемент «внутрилагерной» пропаганды в течение нескольких довоенных лет (см. Солоневич Б., Молодежь и ГПУ…). Кроме того, сохранились отрывочные свидетельства открытых показов в московском кинотеатре Арс, просмотрах-обсуждениях в рабочих коллективах, персонального киносеанса для М. Горького. Обстоятельства просмотров и реакции на них разных категорий публики нуждаются в дополнительном исследовании.


[Закрыть] Тогда как для нас, отягощенных знанием о несказанном в фильме, сквозь показанное убожество лагерного быта проступают голод, унижения, страдания и гибель десятков и сотен тысяч жертв репрессивной системы. А зритель конца 20-х годов увидел на экране неоправданную мягкость и заботу о врагах режима. Форменная одежда заключенных, чистое постельное белье, белые скатерти в столовой вызвали раздражение среди рабочих, которым фильм был показан вскоре после его создания: они были возмущены «роскошью», которой пользовались узники, в то время как они, законопослушные граждане, ютились в бараках, голодали, перебивались случайными заработками (Goldovskaya, 2006). Стала ли такая реакция публики причиной запрета показа, или же чекисты не решились привлекать внимание народа к опасной теме? Несмотря на попытки приукрасить реальность, картина Черкасова все же оказалась красноречивым свидетельством соловецкой жизни для тех, кто хотел видеть – и фильм оказался на полке на долгие десятилетия.

Представление в Соловецком театре. Кадр из фильма «Соловки»

Ликвидация безграмотности в лагерной школе. Кадр из фильма «Соловки»

Заслуга возвращения этого уникального документа обществу принадлежит киноведу Виктору Листову (Листов, 1999). В начале 1980-х он случайно обнаружил забытую ленту в киноархиве подмосковного Красногорска. В то время он работал вместе с Д. С. Лихачевым, и узнал, что тот в юности прошел через Соловецкий лагерь. Тогда у Листова возникла идея снять новый фильм о СЛОН. По сценарию, созданному им в соавторстве с Д. Чуковским, известный кинодокументалист Марина Голдовская в 1988 г. сняла фильм «Власть Соловецкая. Свидетельства и документы».[53]53
  «Власть Соловецкая. Свидетельства и документы». Реж. М. Голдовская, авторы сценария: В. Листов, Д. Чуковский, оператор: М. Голдовская. Мосфильм: 1988 г.


[Закрыть] По сути, этот фильм является комментарием к забытой ленте 1928 г. Авторам посчастливилось застать в живых нескольких бесценных свидетелей той эпохи – выживших бывших узников Соловков – Д. С. Лихачева, Е. Д. Лагутина, О. Л. Адамову-Слиозберг, А. Е. Горелова и других. В фильме Голдовской они просматривают кадры кинохроники, которые возвращают их на 50 лет назад, и вспоминают, каковы были истинные условия «перевоспитания», узнают в кадре своих товарищей, рассказывают об их судьбах.

Итак, что может увидеть современный зритель в старой пропагандистской киноленте? Вначале кинодокументалист ОГПУ стремительно проводит нас по всей Советской стране, показывая её достижения и трудовой энтузиазм миллионов. Стройки и парады физкультурников находятся под надежной защитой: от внешнего врага – силами Красной армии и флота, а от внутренних вредителей их бережет «стоящее на страже Революции недремлющее око СССР» – Объединенное государственное политическое управление – в кадре появляются страница Конституции 1924 г. и здание на Лубянке.

Затем зритель совершает виртуальное путешествие из Москвы в Кемь, где наблюдает прием партии заключенных на Поповом острове – в Кемском пересыльном пункте.

Содержание заключенных на островах представлено в фильме как историческое предназначение этих мест – ведь сюда издавна ссылались враги царского режима. Однако, в отличие от «бессовестных монахов», которые «использовали безоплатный труд» узников и томили их в каменных мешках, советский концлагерь[54]54
  Нередко можно услышать неверное мнение о том, что употребление термина «концлагерь» имеет переносное значение, позаимствованное из немецкой репрессивной практики, тогда как такое название было официальным в Советской России. В 1930 г. вместо него было введено наименование ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря).


[Закрыть] предоставляет заключенным полноценные условия для созидательного труда и исправления.

Мы видим различные аспекты жизни лагеря: условия содержания, обеспечение основных жизненных функций заключенных – лазарет, почту, библиотеку и лекционные аудитории.

Труд показан как умеренно тяжелый, но четко регламентированный восьмичасовыми рамками, а до вечерней поверки заключенные вправе предаваться разнообразным занятиям – хозяйственным заботам, спорту или самообразованию. Акцент сделан на созидательности труда и его полезности для страны. При этом в фильме показаны в основном не самые тяжелые виды работ, а нетипичные для основной массы заключенных – швейное и кожевенное производство, рыболовное хозяйство, теплицы, пушная ферма. Рациональность производства и суровая простота жизни лагеря гармонируют с идиллическими видами соловецкой летней природы. Судя по всему, большая часть съемок проходила в период июня-августа 1927 г., и небольшие досъемки – на острове и материке – в самом конце навигации, вероятно – в начале октября. Несколько заключительных зимних кадров сняты в Кеми в начале 1928 г. – на Соловки в это время группа попасть не могла.[55]55
  Согласно воспоминаниям М. Розанова (Розанов, 1979) и некоторых других мемуаристов, съемки фильма начались не в 1927, а раньше – в 1925–26 гг. В результате, была создана первая версия фильма, которая демонстрировалась публике в 1926–27 гг., а затем подверглась переработке с добавлением досъемок 1927 – зимы 1928 гг. Из финальной версии, смонтированной в 1929 г., были исключены некоторые сцены, снятые в 1925–26 как «устаревшие» и не отражающие реалии соловецкого лагеря конца 1920-х гг.


[Закрыть]

Бывшие заключенные и сохранившиеся документы свидетельствуют, что лишь немногое в картине 1928 г. можно назвать достоверным.[56]56
  Так, например, один из узников Соловецкого лагеря рассказывает об организации спортивной жизни в СЛОН и том, как она была запечатлена в фильме Черкасова: «Так была создана на Соловках спорт-станция. Разумеется, ни о какой серьезной постановке спорта среди заключенных и речи не поднималось, но станция была нужна для чекистов и, главное, являлась прекрасным рекламным штрихом в общей картине СЛОНа. Когда в 1927 году Соловки были увековечены на кинопленке, наша спорт-станция фигурировала в качестве чуть ли не главного довода в доказательствах „счастливой жизни“ заключенных. Под видом заключенных подобранные красноармейцы демонстрировали „с радостной улыбкой“ упражнения и игры; площадки были окаймлены тысячами согнанных зрителей. Потом кинообъектив заснял все красоты и исторические достопримечательности острова, „полные энтузиазма и высокой производительности труда“ лагерные работы, счастливые сытые лица хорошо одетых заключенных (тоже переодетых красноармейцев и чекистов), и когда мне через несколько лет в Сибири довелось увидеть этот фильм, – я должен сознаться, что впечатление от него оставалось прекрасное: курорт, а не лагерь… Голодных лиц, истощенных, полураздетых людей и ям с трупами видно, конечно, не было…». (Солоневич, 1937)


[Закрыть] Участники фильма Марины Голдовской неоднократно указывали на тотальное несоответствие показного благополучия истинной картине бедствий и насилия. Быт заключенных иллюстрируется кадрами жизни лагерной охраны, а многие сцены были поставлены специально для кинокамеры. Нередко и сами заключенные принимали участие в инсценировках; иногда такое «сотрудничество» могло принести облегчение условий заключения.[57]57
  «В тоскливую жизнь лагерного кремля спорт-станция вносила свою капельку радости: в праздник усталые люди приходили сыграть в городки или просто поговорить друг с другом, не боясь на открытом воздухе вездесущих шпионских ушей, а зимой – отдохнуть от гама, скученности и спертого воздуха своих общежитий. Спортом занимались почти исключительно одни красноармейцы, что не помешало мне для укрепления своего положения написать целый советский „научный труд“: „Физическая культура, как метод пенитенциарии“.
  В нем я доказывал, что советская физкультура в лагере перековывает анархистские инстинкты уголовника и злобную враждебность контрреволюционера в светлый тип социалистического строителя, с соответствующим энтузиазмом, жертвенностью, дисциплиной, коллективным духом и другими необходимыми советскому гражданину качествами.
  Этот мой доклад был торжественно встречен начальством и напечатан в научном журнале „Криминологический Вестник“. Я приобрел репутацию „научного работника с советской точкой зрения“…» (Солоневич, 1937)


[Закрыть]

Разумеется, режиссер А. Черкасов ни словом не упоминает об уровне смертности среди заключенных, массовых расстрелах, голоде, издевательствах охраны, 16-часовом рабочем дне, о штрафниках, сброшенных со страшной Секирной горы.[58]58
  О страшных реалиях соловецкого лагеря дают представление мемуары бывшего охранника СЛОН Н. Киселева-Громова (Киселев-Громов, 1936)


[Закрыть]

В то время, как публике предлагался парадный портрет Соловецкого лагеря, реальное положение дел в СЛОН, не показанное широкой публике, вызывало сильную тревогу даже у руководства ОГПУ. Вскоре после визита съемочной группы «Совкино», которой было поручено сформировать благоприятный образ советской лагерной системы, в 1930 г. на Соловки была отправлена специальная комиссия Коллегии ОГПУ. её доклад свидетельствует о фактической утрате ведомством оперативного контроля над произволом, который творило лагерное начальство. Многое из увиденного в «кузнице будущего человека» повергает в оторопь даже чекистов.