Текст книги "Чудовищ нет"

3

Мы сидели в гараже: Лорка на алом капоте «Волги», я – на верстаке, Стасик – на сейфе, по-прежнему обмотанном покрывалом с кровати полковника-демона. Рядом со мной горела настольная лампа, от нее было тепло и уютно, но меня мелко трясло. Ситуация складывалась фиговая до охренения: если раньше я думал, что за Лоркой стоят некие серьезные силы в лице хотя бы папы-мамы, то теперь все изменилось: ребенок захотел поиграть в борца со злыми демонами самостоятельно. Да еще и нас приплел.

– Вот что ты имела в виду, когда говорила, что вы не воюете, а только бежите и прячетесь, – сказал я. – Твои родители и не подозревают, что ты затеяла здесь гражданскую войну за освобождение негров, и ты в итоге всех подставила. И их, и нас. Никому этот чертов Пах не мешал – просто тебе захотелось прославиться, да?

– Зачем-то ведь он призвал алуку… – тихо промолвила Лорка.

Размазывая слезы по лицу и тихо всхлипывая, она сидела на капоте, и в любом другом случае мне стало бы ее жалко, но только не в данный момент.

В шахматы играть! Огород копать! Да пускай даже сожрать кого-то, башку оторвать, пасть порвать и глаз на жопу натянуть – тебе не все равно?! Не ты ли говорила, что все ваше племя этим занимается? Нет, нужно было вызвать огонь на себя!

– Попали мы, Лехман, – обреченно сказал Стасик.

– Он знает, что вы здесь? – спросил я, спрыгивая с верстака.

– Кто?! – выпучил глаза Стасик.

– Да я не тебе… Лора, Пах знает, что вы здесь?

– Не знаю… Может, чувствует… Но не обязательно.

Она снова всхлипнула, и я с трудом подавил желание обнять ее и утешить. Взяв с верстака отвертку, я нажал на ее острие большим пальцем так, чтобы стало больно. Помогло – отвлекся.

– Получается, до тех пор, пока мы не полезли к нему в дом, он сидел себе спокойно и никого не трогал?

– А милиционеры? – напомнила Лорка.

– Да, милиционеры. Ничего не попишешь, я уж и сам думал в свое время, что зверьки и прохожие здесь ни при чем.

– Зачем ему это могло понадобиться?

– Не знаю. Я правда не знаю. Но это неспроста.

– Конечно, что бы ты еще сказала… – буркнул я. – Я вот вообще не понимаю теперь, в каком месте тебе еще верить, а в каком – уже переставать.

– Да, попали мы, Лехман, – вздохнул Стасик.

– Твои спят или на охоту пошли? – спросил я. Стасик вздрогнул – про кровь он тоже не знал, не сказали.

– Спят…

– Давай, что ли, сейф откроем. Не назад же его везти.

– А это мысль, – оживился Стасик. – Отвезем назад, занесем в дом, дверь прикроем – и ходу.

– Ага, и пол подотрем. Молчи уж.

Стасик не знал, как я опозорился возле холодильника с «продуктами» полковника Бурова, и недоуменно развел руками. По улице снаружи проехала запоздавшая машина, грохоча и постреливая глушителем. Жизнь вокруг продолжалась как ни в чем не бывало: хитрый водила вез небось пассажиров с дискотеки в ДК машиностроителей, а может, и девку какую подснял… Я вздохнул.

– Разматывай.

В свете лампы на бетонном гаражном полу сейф выглядел совсем простенько, не то что жуткие банковские монстры в фильмах типа «Одиннадцать друзей Оушена». Вот только я все равно не представлял, с какого бока к нему подступиться. Высверлить замок через отверстие для ключа? Так тут еще и код… Петли – внутри… Просто тупо распилить или рассверлить стенку? Не взрывать же его, в конце концов!

– В чем проблема? – раздался голос в дверях.

Я выронил отвертку, которую держал в руке, и она звонко ускакала в смотровую яму.

– Добрый вечер, – сказал Стефан. Он был в темно-красном махровом халате, распахнувшемся на волосатой груди. – Что вы здесь делаете так поздно?

– Папа, мы… Мы немного задержались. – Лорка соскочила с капота «Волги». – Это Стае, друг Леши.

– Очень приятно. – Стефан поздоровался со мной и Стасом. – Почему не в доме? Все же не лето… А это что вы притащили?

– Я успел дернуть Стефана за рукав и едва не завалился вместе с ним, но оба удержались на ногах.

– Не понимаю, – строго сказал Стефан, поворачиваясь.

– Папа, только пообещай, что ты ничего не сделаешь Леше и Стасу, – крикнула Лорка, становясь между нами.

Это, наверное, и называется «закрыть собственной грудью», хотя Стефан грозным не выглядел, скорее растерянным.

– С какой стати я должен что-то им сделать?

– Я им все рассказала, – выдохнула Лорка.

Отец потер подбородок, побарабанил пальцами по крылу машины. Посмотрел на меня, затем – на Стасика, потом опять на меня. Уточнил:

– Все?

– Все… Почти все. Все, что было можно, – сказала Лорка. – Но не это главное, папа. Этот сейф… В нем – Жезл.

Стефан подозрительно уставился на ящик.

– Жезл? Не хочешь ли ты сказать…

– Мы только что были в гостях у Паха, Стефан Антонович. Я не знаю, что там внутри, но Ларисе было больно, когда она дотронулась до сейфа. Поэтому я вас удержал, – признался я.

Если бы Стефан оторвал мне после этого голову, я бы не удивился, хотя продолжал считать его симпатичным дядькой, как и Лорку – красивой и умной девчонкой, а вовсе никаким не демоном. Стефан, однако, ничего мне не оторвал. Он нагнулся, поводил ладонью над сейфом, нахмурился:

– Зачем ты это сделала?

– Но папа… Это ведь Жезл!

– Я не о нем. Зачем ты втянула в это своих друзей?

– Пах призвал алуку, папа. Ты ведь сам знаешь, я слышала, как ты разговаривал с мамой. И я была на кладбище…

– Все это касается только нас. Ты еще слишком молода, чтобы совершать подобные ошибки! Право совершать их приходит с годами! Что теперь делать, скажи на милость? И ты, Алексей, – он снова повернулся ко мне, – ты, надеюсь, понимаешь, что происходит? Я мог бы, конечно, сказать, что моя дочь – сумасшедшая, нагородила черт знает что и верить ей не следует, но, мне кажется, теперь что-то скрывать – лишь к худшему.

– Я так понимаю, что будет война, – сказал я.

Стефан улыбнулся, запахнул халат и засмеялся, словно думал в паузе, стоит это делать или же нет. Смеялся он печально, словно старый клоун.

– Это не война, Алексей. Нас прихлопнут мимоходом. Мы не воюем…

– …Вы только бежите и прячетесь, знаю. А что делать нам?

– Я не знаю, что тебе посоветовать. Бежать и прятаться, как и нам? Но люди вовсе не склонны к перемене мест, они не любят изменений в жизни. Вы можете уехать в другой город, и Пах не станет вас искать. Скорее всего – не станет, вы для него мелки, уж не обижайся, что я так говорю. На всякий случай запомните: Паха могут задержать слова: «а-пах нишбар, ве-анахну нимлатну», – что в переводе означает «кувшин разбит, а мы убежали».

– То есть я ему скажу, а он придет в ужас и не станет меня трогать?

– Не совсем так, но это поможет.

– А Саббаот?

– Что? – не понял Стефан. – Откуда ты знаешь?

– Он много что знает. Его прапрадедушка…

Тут Лорка заговорила по-французски. Отец внимательно слушал, иногда поднимал брови, морщился, кивал… Я слушал журчащую непонятную речь, где лишь изредка мелькали знакомые слова; наконец Стефан сказал:

– Все это интересно, но не подскажет нам выхода из ситуации. Предлагаю сделать знаете что?

– Что? – спросил я.

– Открыть сейф, раз уж он здесь. А там посмотрим. Сейф мы открыли быстро, потому что Стефан знал, что и как делать. Сам он, естественно, ни к чему не прикасался, работал в основном я, а Стасик, пребывающий в «перепуганном ступоре» (я сам придумал термин), помогал по мелочи – подержать, подать… В книгах открытые сейфы обычно отворяются «с характерным щелчком» или «с мелодичным звоном», но из этого просто вывалился высверленный замок и запрыгали по бетону пружинки и винтики. Ничего красивого. Я открыл дверцу и достал завернутый в оранжевую ткань – кажется, в шелк – продолговатый предмет.

– Жезл… – пробормотал Стефан. – Думал ли я, что увижу его, что возьму в руки? Как все просто оказалось!

– Стефан Антонович, вы уверены, что вам можно дотрагиваться до этой штуки? – спросил я.

– Уверен…

Он смело взял сверток, отбросил в сторону шелк, и мы увидели Жезл. Мне он напомнил оловянный подсвечник, побывавший в печке, – довольно безобразный и оплавленный. Я ожидал увидеть камни и золото (как-никак Жезл!), Стасик, судя по всему, тоже (он тихонько протянул: «Фигня какая…»), а вот Лорка и ее папундель взирали на непонятный предмет с благоговением. Я немного подождал, пока им надоест умиляться, и уточнил:

– Это нам как-то поможет?

– Да нет, не слишком… – сказал Стефан, продолжая вертеть Жезл в руках.

Вот тебе раз! Еще одна Лоркина ложь, хотя я не знаю, что там наплел ей де Гурси, – черт их, духов, ведает, что им со скуки взбредет в голову. У них и головы-то нету.

– За каким чертом мы тогда ломились в дом к этому Князю уродскому?! Стефан Антонович!

– Спроси у моей дочери, Алексей. – Стефан посмотрел на Лорку так, что она сжалась в комочек. – По-моему, нам нужно собираться.

– Что?!

Я не поверил своим ушам.

– Нам нужно собираться, – повторил Стефан. – Лариса, иди в свою комнату и скажи по пути маме, чтобы начинала складывать вещи. Самое необходимое. Остальное заберем позже или бросим, в зависимости от того, как будет складываться ситуация. С тобой я предметно поговорю потом, позже… А вам, ребята, лучше отсюда уйти.

– Вы что, бросаете нас?! – воскликнул Стасик. Голос у него сорвался, и получилось смешно, но мне было не до смеха.

– Пах вас не тронет, – сказал Стефан, и я сразу же понял, что он врет.

Я уже раньше замечал, когда он врет, когда в первый день знакомства пивом угощал и про Киев рассказывал. Тогда он мне все равно показался хорошим дядькой, а сегодня я понял, что он, наверное, чмо. Все бросать, бежать, спасаться, а на нас ему плевать. Загрузит в свою красную «Волгу» шмотки, деньги и документы и – валить.

– Я их не брошу, – сказала Лорка.

Она стояла напротив отца, заложив руки за спину и с вызовом задрав подбородок. Стало тихо-тихо, я даже слышал, как внизу, под досками пола, что-то грызет крыса. Стефан переложил Жезл в руке поудобнее, словно примериваясь кого-то им ударить.

– Ты вообще понимаешь, о чем идет речь? – спросил он. – Каковы могут быть последствия?

– Я их не брошу! – твердо повторила Лорка. – Как хочешь. Оставайтесь, уезжайте – мне все равно! Не ищи меня!!!

Одним прыжком она метнулась к двери. Стефан бросился к дочери, но запутался в полах халата, а мне ничего не оставалось, как схватить Стасика за руку и потащить прочь, пока чертов папа-демон ничего не удумал в наш адрес. Проскочив мимо Стефана (он так и не выпустил из руки Жезл), я захлопнул железную дверь гаража и загнал в петлю толстый болт, свисающий рядом на цепочке. Лорки нигде не было, но оставаться во дворе и искать ее я ни в коем случае не собирался. Спустя несколько секунд мы уже были на улице. Первой мыслью было рвануть к бабке, но подставлять бабку не хотелось – я не был уверен, что Стефан такой добрый и пушистый, как представлялся раньше. Не нужно было во все это впутываться, сколько уж раз себе твердил, но что теперь поделаешь…

Стасик покорно бежал за мной в сторону гаражного кооператива «Мичуринец». Не знаю, почему именно туда. В принципе, там был старый наш гараж, а у меня имелся ключ, висел уже несколько лет на связке вместе с остальными. Я выпустил его руку и, тяжело дыша, крикнул на бегу:

– Затаиться надо!

– А Лорка?!

– О нас думай! Она сама о себе позаботится!

Я опасался, что приржавевший замок гаража не откроется, но он открылся. Свет внутри, конечно же, не горел, и Стасик сразу врезался в сложенную на полу арматуру, которую батя зачем-то туда натащил. Машины в гараже не было – дедову «Победу» мы продали еще в девяностых, а новую батя так и не купил. Поэтому в гараже валялся разный мусор: два древних велосипеда, кирпичи, вышеупомянутая арматура, резиновая лодка, батины рыболовные цацки, тряпичный хлам…

– Зажигалка есть?

– Есть.

Стасик щелкнул и посветил колеблющимся желто-синим огоньком. Я притворил дверь, закрыл на засов и пробрался вдоль разверстого жерла ямы к куче старых пальто и курток. Стасик прополз следом и уселся рядом со мной. Было сыро, пахло мокрым цементом, машинным маслом и чем-то тухлым – наверное, мышь сдохла. Но здесь я себя чувствовал спокойнее, чем на улице, хотя, с другой стороны, мы тут были как в клетке. Черт с ним, с Пахом. Его все равно пока нету, в отъезде, если верить Лорке. Можно было бы и домой пойти, но почему-то не хотелось.

– Пожрать бы, – буркнул Стасик.

– У меня немного денег с собой есть. Тут ночник не очень далеко…

– У меня тоже. Сходим? А то забились и сидим, как крысы.

– В самом деле, чего это мы? До утра еще долго, никакого смысла прятаться пока нет. Как дети, честное слово.

– Щелкай обратно своей зажигалкой, – велел я.

Мы пробрались к двери, а за ней обнаружили Лорку. Обняв себя за плечи, она стояла, прислонившись к кирпичной стенке возле гаражных ворот.

– Я за вами шла, – сказала она.

– Шпионила, – уточнил Стасик.

– Просто шла. Не домой же мне возвращаться.

Возвращайся, нам-то что. Собирай вещи, к утру будете у канадской границы, – сказал я, запирая гараж. На закрытие замок почему-то работал гораздо туже, пришлось вставить в ушко ключа валявшийся у порога гвоздь и использовать его как рычаг. – Пошли, Стас, за жратвой.

– Ребята, вы меня не простили?

Она смотрела на меня с надеждой, но я покачал головой:

– А за что тебя прощать? Да и какое мы, низшие существа, имеем право прощать или не прощать таких, как ты или твой папанька? Мы расходный материал, игрушки. Вот ты поигралась-поигралась и бросила. Теперь Князь-полковник будет играться. Езжай уже в свой Псков или Киев.

Я повернулся и пошел. За мной двинулся Стасик, которому, кажется, было жалко девчонку, но все ж он ее больше боялся, чем жалел. Да и потом, меня-то он знал с детства! К тому же я был человек.

На повороте я оглянулся: Лорка следовала за нами сзади, метрах в тридцати. Зря я ее так, наверное. Могла в самом деле спокойно собрать шмотки и уехать от греха, батя надавал бы ей подзатыльников, или как у них там заведено наказывать детей, а потом бы все уладилось. А она осталась с нами. Втянула нас в дерьмо, но сама осталась.

Тем не менее звать Лорку я не стал, прикинув, что все равно никуда не денется, подождет здесь. А вот плавленых сырка взял три. И сосисок шесть. Пива брать не стал, хотя Стасик и намеревался купить, – надо находиться в здравом уме и трезвой памяти, военное положение как-никак. Попросив продавщицу ночника нарезать половинку черного, что она сделала с явным неудовольствием (а мне было пофиг, потому что над кассой висела табличка «Мы можем нарезать хлеб и мясопродукты»), мы вернулись на улицу. Лорка с потерянным видом маялась у ярко освещенной витрины с большими неоновыми буквами «25 ЧАСОВ В СУТКИ». Ведь знает же, что мы ее не бросим, а делает такой жалкий вид. И я знаю, что мы ее не бросим, но тоже делаю гордый вид. Бросать надо все это, вот в чем правда.

– Есть хочешь, Лор? – спросил я.

– Хочу…

– Пойдем тогда.

До гаража мы шли молча, но уже рядом, а затем случилась неприятность: ключ сломался, как только я вставил его в скважину и попытался повернуть. Причем сломался прямо там, внутри скважины, у самой бородки. Шепотом матюгнувшись, я бросил обломок через плечо и сказал:

– Все, тут закрыто. Идем ко мне домой? Два часа ночи почти…

– Сомневаюсь… – сказала Лорка.

Я обернулся и увидел в десяти шагах от нас алуку.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
ГОД 1880-й

– Вы меня убьете?

– Почему?

– Но я священник…

– И что же?

– А вы – монстр.

– А вы – нет?

Клайв Баркер. Ночной народ

1

Утром Ивана Ивановича разбудил мажордом Трофимыч и поведал, что приехал губернский полицмейстер и желает видеть Рязанова.

– Что полицмейстер-то, серьезный? – спросил Иван Иванович, одеваясь.

– Серьезный, серьезный! – закивал Трофимыч с напуганным видом.

Полицмейстер ожидал на веранде, где несколько дней тому Иван Иванович в первый раз беседовал с Армалинским. Это оказался низкорослый плотный мужчина лет пятидесяти, с темным суровым лицом, на котором особенно ярко выделялась щетка молочно-седых усов.

– Господин Рязанов? – осведомился полицмейстер, оборачиваясь.

– К вашим услугам, – кивнул Иван Иванович. – С кем имею честь?

– Здешний полицмейстер, Свиньин Федор Ермиевич.

– Извольте, господин Свиньин…

И Рязанов подал полицмейстеру заранее приготовленные бумаги, подписанные самим Лорис-Меликовым. Свиньин внимательно с ними ознакомился, вернул и произнес будничным тоном:

– Удивительно, что столь высокой персоне понадобилось в сем захолустье… Но расспрашивать о том не стану, ибо дело не мое; меня же интересуют лишь события, связанные со смертью штабс-капитана Вильманстрандского полка Шкирятова, при коей вы присутствовали.

Грозные верительные грамоты Рязанова полицмейстера, казалось, вовсе не поколебали. Впрочем, Иван Иванович и не планировал с ним как-то ссориться, куда полезнее иметь Свиньина в союзниках и соратниках…

– Я готов ответить на вопросы, коли таковые имеются.

– Эх… – махнул рукою полицмейстер, неожиданно переменившись в лице от суровости к растерянности. – Верите ли, сударь, я и так с самого начала не знал, к чему что приставить, а тут еще вы со своими бумагами… Поверьте, в медведя этого до самого конца не верил, а теперь верить приходится, когда вот оно – мертвое тело, да теперь уже говорят, что…

Свиньин замолчал, огляделся и, приблизив свое лицо к Рязанову (для чего пришлось несолидно встать на цыпочки), завершил:

– …говорят, что вовсе и не медведь это!

– Кто же, помилуйте, говорит?

– Да все. Мужики, бабы, в городе, опять же… Угораздило же вас соорудить экспедицию, да еще со столь плачевным исходом.

– Экспедицию, коли на то пошло, организовал сам покойный штабс-капитан, – поспешил уточнить Рязанов.

– Да знаю я, знаю… К вам никаких претензий не имею, не затем и приходил, а теперь уж и подавно, после того, что показали-то мне… Смею ли надеяться на помощь, или у вас какие иные дела, не терпящие отлагательств?

Если бы Иван Иванович мог, то рассмеялся бы от души. Ситуация в самом деле получалась комичная: несчастный полицмейстер спрашивал помощи у человека, который сам эту помощь искал везде, где лишь возможно, дойдя до старика еврея.

– Разумеется, Федор Ермиевич.

– Вы-то сами… что скажете, сударь? Медведь ли то был?

Что бы взять и рассказать Свиньину все, как оно и есть на деле? Так ведь не поверит, подумает, свихнулся петербургский чиновник, со страху, к примеру, после того, как медведя увидал… А если и поверит – что же выйдет тогда? Отрядит городовых алуку по лесам ловить? Дурь, бред… С другой стороны, человек (демон?), который призвал алуку и велел убить де Гурси, пребывал еще где-то здесь – чего и боялся арап, причем это скорее всего был человек новый в местных палестинах, так что от Свиньина мог быть толк.

– Я, признаюсь, не разглядел, – сказал Рязанов. – Насилу сам уцелел, что там было разглядывать. Да и фонарь свой штабс-капитан выронил.

– Вот и снаружи кто был, примерно так же объясняют, – понуро сообщил Свиньин. – Выскочил-де зверь, страшный, черный, косматый, никто и рассмотреть не успел, как он шасть – и в кусты. Отец Савва в упор дуплетом стрелял, а он изрядно стреляет, и что? И ни-че-го!

Воздев палец, полицмейстер потряс им и печально вздохнул.

– Странное происходит, сударь, – пожаловался он. – Что бы в другой губернии завестись медведю сему? Так нет же… По мне, так пускай бы уж лучше политика, с ними-то знаем, как себя вести. Так политику тут же Константин Дмитрич пригребет, им-то медведь не надобен, им подавай господ карбонариев, а их, как назло, в наших краях-то и нету… И слухи еще эти богопротивные…

– Константин Дмитриевич – это Горбатов, жандармский полковник? Да вы садитесь вот на лавку, Федор Ермиевич, что стоять-то…

– Благодарю, – сказал полицмейстер, садясь.

О Горбатове Иван Иванович навел справки накануне отъезда – рекомендовали полковника как человека в общем дельного, но подзакисшего в здешней глуши. Про Свиньина Рязанов не ведал ничего, но простоватый полицмейстер ему понравился.

– Про Константина Дмитрича правильно угадали, полковник это наш. Искренне завидую человеку.

– Так что говорят-то про медведя, Федор Ермиевич? Можно немного подробнее?

– Да что там подробнее… – Полицмейстер встал и прошелся туда-сюда, скрипя половицами веранды. – Бормочут что ни попадя. Тут им и нечистый дух, и мальчонку муратовского вспомнили…

– А что за мальчонка? – заинтересовался Рязанов.

– Мальчонка? Да лет десять тому слух ходил, что в Муратове – это верст семь вон в ту сторону – баба мальчонку родила, всего в волосах, а вместо рта – пасть зверская. Увидали такое дело да в лесу его и кинули. Кто говорит – придушили прежде, другие – живьем бросили… Подтверждений тому рождению официальных нету, но мнится мне, все же правда, – вот и господин Армалинский якобы в своих книгах научных про такое читывал. Вот и говорят: мол, муратовский мальчонка вырос да пришел мамку искать.

– Чушь какая, – пробормотал Иван Иванович.

– Тут если по дальним деревням проехаться, еще не таких историй понарасскажут, – сказал полицмейстер. – Темный народ.

– Скажите, Федор Ермиевич, а происшествием в усадьбе Звановых… точнее, де Гурси – вы занимались? – спросил Иван Иванович.

– Кто ж еще. Нам вся грязь, сударь.

– Зовите меня, пожалуйста, Иваном Ивановичем, так оно проще.

– С удовольствием. А знаете, Иван Иванович, что мы тут словно бабы старые на лавке сидим. Едемте в город – я на коляске приехал, позавтракаем, как полагается приличным людям… – предложил полицмейстер.

Плохо замаскированное желание Свиньина испросить у петербургского гостя с внушающими страх бумагами хоть какой-то помощи заставило Ивана Ивановича слегка улыбнуться, но он согласился. В любом случае он собирался навестить на станции старого Цихеса, да и находиться у Миклашевских после гибели штабс-капитана было грустно и неприятно.

У ограды стояла видавшая виды, изрядно побитая коляска, и Миклашевский кузнец, присев на корточки у передней оси, о чем-то негромко переговаривался с возницею полицмейстера,

– Давай, Никита, поедем, – велел Свиньин.

Разместившись на одном с полицмейстером неуютном жестком сиденье, Иван Иванович вспомнил, что не взял с собою револьвер, однако возвращаться за ним не стал. По пути в город Федор Ермиевич рассказал Рязанову все, что тот уже знал об убийстве семьи де Гурси.

– Арап еще этот чертов, – буркнул полицмейстер с неудовольствием. – Сердцем чую: знает что-то, образина обезьянская, а сказать не хочет.

– Или не может?

– Да все он может, Иван Иванович! – в возмущении воскликнул Свиньин. – Вот вам крест, притворяется, ангел! А что делать? Куда его такого? Прибился вот к господину Армалинскому, и слава богу, хоть одной заботой меньше, тот за ним присматривает…

В городе полицмейстер пригласил Ивана Ивановича откушать в заведение с названием «Биаррица», сказавши, что там кормят вполне недурно. В отдельный кабинет не пошли, да и зал был пуст. Только сели за стол, как торопливо подошел хозяин, опрятный толстячок, раскланялся и, с любопытством косясь на незнакомца, осведомился, чего угодно господину полицмейстеру и его гостю.

– Поставь-ка нам, Симеонович, соляночку, водочки… Или коньячку? – оглянулся на Рязанова полицмейстер.

– Пожалуй, водочки будет хорошо.

– Значит, водочки, ну и все там такое. Селедку не забудь.

– Как можно-с, Федор Ермиевич! – делано возмутился толстячок и убежал.

– Люблю селедку, есть такой грех… А вот Филипп Симеонович Канделаки, – поведал Свиньин, сгоняя со скатерти муху, – на самом деле никакой, конечно, не грек: русский совсем, Барабанов его фамилия, но хочется человеку быть греком – по мне, пускай себе и будет, раз уж никому от того вреда нету. Кстати, я, может быть, не совсем уважительно поступил – по-простому заказал, без устерсов, без ухи из осетров… – встрепенулся полицмейстер, но Иван Иванович его тут же успокоил:

– Поверьте, у Миклашевских столоваться уже устал, при их-то разнообразии. Как раз то, что нужно, – водочка, солянка. Просто и вкусно.

Свиньин разулыбался, но тут же словно стер улыбку со своего темного лица и спросил тихо, чуть нагнувшись над столом:

– Иван Иванович, так что же медведь? Вы скажите старику сразу, если что, но мне вот лично кажется, что не медведь то вовсе.

– Федор Ермиевич! – с укоризною протянул Рязанов. – Сами же говорили про темный народ!

– Народ, может, и темный, да не всегда сдуру городит. Иное и по делу говорит, – проворчал Свиньин. – Не бывает так, чтобы сначала семейство де Гурси, потом мужики эти, потом вот господин Шкирятов… Совпадения больно уж, простите, маловероятные. Что же выходит: господ де Гурси убил некий душегуб, мужиков – волки съели, штабс-капитана – медведь… Больно весело выходит.

Умозаключения полицмейстера были верными, хотя и не оригинальными. Рязанов побарабанил пальцами по столу, и тут кстати принесли завтрак (хотя по содержанию своему он вполне сходил за обед). Свиньин наполнил рюмки водкою и сказал, поднимая свою:

– Весьма рад с вами познакомиться, Иван Иванович.

Чокнулись, выпили, закусили селедочкой.

– Вижу, не хотите говорить, – аппетитно жуя, вернулся к теме Свиньин. – Ну и не говорите, обижаться никакого не имею права. Намекните хоть, правильно ли мыслю? А то, поверьте, душа иногда переворачивается – людей мертвых не вернешь, убийцу – не изловишь…

– Правильно мыслите, уважаемый Федор Ермиевич, – решительно сказал Рязанов. – Правильно. Но более ничего вам не могу рассказать.

– И то слава богу. – Полицмейстер налил еще водки. – Стало быть, и толку от нас никакого…

– Почему же никакого? Вполне возможно, я еще обращусь к вам.

– Буду рад помочь, – кивнул Свиньин. – Найти меня легко, у любого спросите, если только не уеду куда по делам. Кстати, коли обратно поедете, берите коляску мою.

– Благодарю вас, но у меня еще целый ряд дел в городе, раз уж выбрался. Возьму извозчика, – отказался Иван Иванович.

– Ну, как вам будет угодно.

Принесенная солянка в самом деле оказалась чудо как хороша; под горячее выпили еще по одной, и Рязанов сказал, что на этом, пожалуй, остановится.

– А я еще рюмочку выпью, – заключил Федор Ермиевич.