Текст книги "Рождение и гибель цивилизаций"

Появление первых элементов абсолютной монархии относят к правлению французского короля Людовика XI (1461–1483). Однако развитие абсолютизма во Франции вплоть до середины XVI века было прервано кровопролитными религиозными войнами, в ходе которых сотни тысяч гугенотов были вырезаны или изгнаны из страны. Страна не сумела в полной степени ощутить выгоды от экономической политики абсолютизма, восторжествовавшего в 1594 году, так как с 1618 года она оказалась вовлеченной в разорительную Тридцатилетнюю войну. Расцвет французского абсолютизма относят лишь к правлению Людовика XIV (1643–1715).

Развитие абсолютизма в Англии ярко проявилось в правление Генриха VIII (1509–1547). Усилению королевской власти способствовали разрыв Генриха с Ватиканом и провозглашение себя главой английской церкви. Однако непоследовательная политика короля в ограничении прав феодалов и католическая реакция во времена Марии Кровавой затормозили освобождение Англии от пережитков феодальной эпохи.

Парадоксальным образом расширение географических пределов власти королей Испании и Португалии не сопровождалось усилением их реальной власти в обществе, сильно связанном феодальными порядками. Феодальное государство, мало изменившее свой военно-иерархический характер (чему не в малой степени способствовали восьмивековые войны с арабами), оказалось не подготовленным к переменам, необходимым для держав, вставших на путь глобальной экспансии. Как подчеркивал К. Маркс, в Испании «монархия… сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить возникновения общих интересов, обусловленных разделением труда в национальном масштабе и многообразием внутреннего обмена, которые и являются единственно возможной основой для установления единообразной системы управления и общего законодательства». По мнению Маркса, испанская монархия имела «лишь внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы».

Открытия португальских и испанских мореплавателей требовали пересмотра основ общественного порядка, хозяйственной деятельности и мировоззрения. Однако правители этих стран были больше озабочены собственным обогащением. Они считали, что сожжение «еретиков» поможет им укрепить отживший строй. Устами маркиза де Поза из драмы «Дон Карлос» Ф. Шиллер так обличал Испанию времен короля Филиппа II и самого монарха: «Вымните, сир, – один во всей Европе, – истории всемирной колесо остановить в безудержном вращенье? О, не надейтесь! Тысячи бегут из ваших стран».

Судя по размерам бедствий, пережитым Испанией и Португалией, они оказались в наименьшей степени подготовлены к тому богатству, которое на них свалилось. Ни одну европейскую страну «революция цен» не затронула так сильно, как страны Пиренейского полуострова. Со второй трети XVI века до начала XVII века цены в Испании выросли в 3,5–4 раза. Это привело к разорению крестьян, ремесленников, частичному возвращению к натуральному хозяйству. Бурное процветание на Пиренейском полуострове сменилось спадом и обнищанием.

Аналогичные процессы происходили в Португалии. Разорение страны было еще более сильным и стремительным. В 1581 году, воспользовавшись ослаблением Португалии, король Испании Филипп II провозгласил себя королем этой страны. Колониальные впадения Португалии перешли под власть Испании, многие из которых последняя не смогла удержать. Поражение же Испании в войне против Англии и гибель «Непобедимой армады» в 1588 году ознаменовали начало заката великой Испанской империи.

Единственной территорией Испанской империи, где произошли общественные изменения, в наибольшей степени отвечавшие эпохе трансокеанских путешествий, были Нидерланды. Революция 1566–1609 годов привела к освобождению от иностранного владычества и ликвидации господства католицизма. Хотя феодальный строй не был до конца ликвидирован, в стране была провозглашена республика, а власть перешла в руки парламента (Генеральные штаты), в котором решающую роль играла торговая буржуазия.

Укреплению международных связей голландской торговой буржуазии в значительной степени способствовало то обстоятельство, что многие евреи, изгнанные из Португалии, осели в Нидерландах. Как и во времена господства морских цивилизаций, представителей торговых народов, пребывавших в «межмировом пространстве», притягивали мощные потоки международной трансокеанской коммерции. В своем романе «Еврей Зюсс» Лион Фейхтвангер ярко описал положение представителей еврейской торговой буржуазии в развивавшейся трансокеанской торговле.

«В городах на побережье Атлантического океана жили евреи вольно и богато. Они сосредоточили в своих руках обмен товарами между Востоком и Западом. Они простирали свою власть за океан. Они помогли снаряжать первые корабли в Вест-Индию. Они наладили торговлю с Южной и Центральной Америкой. Открыли путь в Бразилию. Положили начало сахарной промышленности в Западном полушарии. Заложили основу для развития Нью-Йорка». По направлениям миграции представителей еврейского народа из одной страны в другую можно было судить, куда смещались основные Центры трансокеанской торговли.

Как отмечалось в «БСЭ», в XVI веке «поток еврейской эмиграции направляется прежде всего в первую колониальную державу нового времени – в Нидерланды». В последующем «евреи принимали там широкое участие в колониальной торговле, основывали свои фактории в Бразилии, Суринаме, Индии, выступали в качестве владельцев крупнейших банков (Пинтос и др.)». Рост международных торговых связей маленькой европейской страны превратил ее в сильного конкурента на недавно открытых рынках Востока.

Малая приатлантическая страна не только освободилась от испанского владычества, но первой бросила вызов господству иберийских стран на океанах и Б заокеанских землях. Ко всему прочему голландцы в неменьшей степени, чем португальцы и испанцы, имели опыт мореплавания. Более того, Нидерланды имели самый крупный в Европе морской флот, который они могли превратить в трансокеанский. Там имелась самая развитая в Европе судостроительная промышленность. Торговый флот Голландии в середине XVII века превосходил в 2 раза флоты Англии и Франции. К началу эпохи Великих географических открытий голландцы научились строить наиболее совершенные парусные суда, способные преодолевать океаны. В XVII веке голландский торговый флот, насчитывавший 15 тысяч судов, стал главным морским перевозчиком в Европе. В результате к середине XVII века голландцы сосредоточили в своих руках почти всю торговлю между северными и южными странами Европы. Таким образом голландцы имели технические, интеллектуальные и организационные возможности, чтобы создать «атомную структуру» с глобальным полем притяжения.

Нидерланды первыми вторглись в части света, отданные Тордесильясским договором Испании и Португалии, и добились значительных успехов в своей экспансии. В конце XVI века голландские суда достигли берегов Западной и Южной Африки. Позже в течение XVII века здесь были основаны голландские колонии, в том числе Капстад, откуда позже началось активное расселение голландцев и их потомков по югу Африки.

Одновременно голландцы, преодолевая сопротивление португальцев, создали свои колонии на Яве, Молуккских островах, Малаккском полуострове, захватили Цейлон (Шри Ланку), Тайвань, земли на крайнем юге Индостана, проникли в Бирму и Индокитай. В начале XVII века голландцы оказались и в другой части «португальской зоны» – в Южной Америке.

В XVII веке Нидерланды осуществили свой раздел неевропейского мира на две части. Однако насей раз мир был поделен между двумя торговыми голландскими компаниями – Ост-Индской и Вест-Индской. В сферу первой входили земли от мыса Доброй Надежды до Китая и Японии. Деятельность Вест-Индской компании распространялась на Америку.

Вскоре в битву за передел мира вступили и другие европейские страны. Степень их вовлеченности в покорение неевропейского мира и время начала их колониальных экспедиций соответствовали их географическому положению на побережье Атлантического океана. Так, Дания, удаленная от океана, ограничила свои колониальные приобретения лишь несколькими островами в Карибском море. Столь же далеко отстоявшая от океана Швеция удовольствовалась созданием небольшой колонии в Северной Америке, которая была вскоре захвачена голландцами, а затем англичанами.

Казалось бы, вступление в битву за мировое господство Франции должно было обеспечить самой развитой западноевропейской стране преимущество в разделе мира. Однако предпринятые в середине XVI века попытки французских экспедиций закрепиться в бассейне реки Святого Лаврентия, на Флориде, в Бразилии успеха не имели. Лишь в середине XVII века французы создали свою колонию в Канаде, а оттуда стали продвигаться к бассейну реки Миссисипи и побережью Мексиканского залива, что привело к возникновению в конце XVII века колонии Луизиана. В том же веке Франция завладела колониями в Вест-Индии, включая западную часть острова Гаити. С XVI века французы стали создавать первые колонии в Африке (между устьем реки Сенегал и Гвинейским заливом), а с XVII века – в Индии. С одной стороны, Франция была слишком связана с делами европейского континента, а с другой стороны, ее общественный строй сдерживал развитие, способствовавшее превращению в крупную океанскую державу.

Действия же Англии, которая, как и Франция, включилась в раздел мира позже Испании, Португалии и Нидерландов, оказались гораздо более успешными. В ходе нескольких англо-голландских войн в XVII веке Англия вытеснила Голландию из Северной Америки, отняла у нее ряд колоний в Африке. Позже англичане отобрали у голландцев Малакку, Капскую провинцию, Цейлон и ряд других колоний. В дальнейшем Англия стала величайшей колониальной державой мира. Первоначально флот Англии не был столь велик, как у Нидерландов. Англия уступала Франции по численности населения и своему экономическому потенциалу. Чем же объяснялись успехи Англии?

Глава 31
Британия правит на волнах

Вероятно, успехи Англии в значительной степени обеспечивались ее географическим положением. Подобно Криту, который несколько столетий стоял во главе могущественного государства в бассейне Эгейского моря и на востоке Средиземноморья, Англия обеспечила свою гегемонию в Мировом океане благодаря своему островному положению. Это позволило Британии не опасаться вторжений с суши, которым были подвержены многие государства Средиземноморья. Правда, Англия могла опасаться новых повторений нашествий, подобных норманнскому или датскому, или вторжения испанской «Непобедимой армады», но такие происшествия были сравнительно редки. Находясь на островах, Англия сумела избежать вовлечения в войны на европейском континенте. Удаленность же от Ватикана и католических стран позволила английской церкви обрести самостоятельность. В то время как Франция и Нидерланды оказались втянутыми в Тридцатилетнюю войну (1618–1648), в войны друг с другом (1672–1678, 1688–1697, 1702–1713) на суше, Англия могла вести боевые действия на океанских просторах и заокеанских землях. Она могла уверенно создавать на дальних рубежах линии своих фронтов против первобытных племен или древних цивилизованных стран, будучи уверенной, что они никогда не доберутся до нее, стремясь взять реванш. Задача Британии сводилась к укреплению своего силового поля над всем Мировом океаном. Для этого было необходимо всемерно укреплять ядро этой глобальной атомной структуры.

Поэтому Британия стала создавать прочную централизованную королевскую власть. Классическим периодом абсолютизма в Англии считается почти полувековое правление Елизаветы I (1558–1603). Ее царствование приходится на то время, когда Франция была погружена во внутренние распри, а Нидерланды были вынуждены вести затяжную войну за независимость. В правление этой королевы были сделаны первые решительные шаги для поощрения национальной экономики, чтобы Англия могла стать полновластной хозяйкой морей и океанов. Прежде всего, как и Рим во времена своей борьбы за гегемонию в Средиземноморье, Англия постаралась максимально использовать передовой опыт других европейских держав.

Великобритания открыла двери для всех изгнанников европейских стран. Здесь оседали марраны (крещеные евреи из иберийских стран). В Англии спасались от резни французские гугеноты, которые занялись производством шелка и трикотажных изделий. Множество фламандских ткачей эмигрировали от преследований испанских властей во время Нидерландской революции в Англию, принеся с собой секреты производства лучших сортов сукон, их отделки и окраски. Во второй половине XVI века в Англию была приглашена из южной Германии большая группа рудокопов и мастеров по обработке металлов.

Результаты привлечения лучших специалистов Европы и поощрения национальной промышленности не заставили себя ждать. Венецианский посол писал: «Выделкой сукна занимаются здесь по всему королевству, в небольших городах и в крохотных деревнях и хуторах». Если еще недавно Англия вывозила в основном шерсть, которая шла на переработку на фламандские фабрики, то к середине XVI века вывоз шерсти был сведен к минимуму, а Англия стала крупным производителем и экспортером сукна. На долю сукна и шерстяных изделий приходилось более 80 процентов экспорта страны.

В отличие от властей Нидерландов, которые находились под контролем торговой буржуазии, а потому не столь активно помогали отечественной промышленности, английская монархия, руководствуясь государственными интересами, поощряла развитие различных отраслей промышленного производства. За 100 лет (1551–1651) добыча угля возросла в 14 раз. Англия производила 80 процентов всего каменного угля, добывавшегося в Европе. За эти же 100 лет добыча железной руды увеличилось в 3 раза, добыча свинца, меди, олова, соли – в 6–8 раз. Быстро развивалась отечественная металлургия.

Количественные успехи отражали и качественные превращения английского хозяйства. Англия производила самые разнообразные изделия, находившие широкий спрос за пределами своей страны. Об этом свидетельствуют некоторые перечни товаров, предназначенных для внешней торговли. На корабли, отправленные в 1580 году лондонскими купцами на поиски северо-восточного прохода в Китай, были погружены образцы важнейших товаров, производившихся тогда в Англии: сукна различных сортов и расцветок, шерстяные вещи, чулки шерстяные и шелковые, обувь из различных сортов кожи и бархата, стекло, зеркала, очки, ножи, иголки, замки, ключи, пружины, болты, железная и медная проволока, свинец, железо, чугун.

Под покровительством Елизаветы I в Англии возникали компании, осваивавшие рынки недавно открытых земель. В 1585 году была образована Марокканская торговая компания, в 1581 году – Левантийская, в 1588 году – Африканская, в 1600 году – Ост-Индская.

Быстрое развитие капиталистического производства и капиталистических отношений в Англии потребовало дальнейших перемен в государственной организации. В гораздо большей степени, чем морские страны античности, нуждавшиеся в республиканских и демократических институтах, чтобы энергично откликаться на быстро изменявшуюся хозяйственную конъюнктуру и социальные перемены, Англия нуждалась в строе, подходящем для динамичного характера английской экономики и всего общества. Абсолютизм перестал отвечать интересам страны. Развитие ее промышленности и торговли требовало освобождения от случайных решений неограниченного монарха и интриг королевского двора. Конфликт укреплявшейся буржуазии с двором и правящей аристократией в конечном счете привел к революции 1640–1649 годов, свержению и казни короля Карла I и провозглашению республики.

Диктатура Кромвеля, реставрация королевской власти и, наконец, установление конституционной монархии, когда решающую рель стал играть парламент, – эти события, занявшие значительную часть в XVII и XVIII веках, отразили непростой поиск британским обществом наиболее подходящего государственного и политического строя. Этот строй должен был охранять общественные порядки; основанные на кооперации и специализации, классовом и социальном неравенстве. Он должен был всемерно укреплять ядро национального государства и его способность быть мощным центром притяжения в глобальных масштабах. В то же время такой строй должен был обеспечивать максимальный динамизм и гибкость общественного развития.

Устойчивые формы государственной организации умело дополнялись политическими действиями правящих верхов. Как древние греческие аристократы и римские патриции английские верхи могли извлечь из своего мореходного опыта понимание того, как важна высокая требовательность к себе. Воспитание «английского джентльмена» в элитарных школах стало явлением культуры британского общества. На протяжении нескольких веков верхи Британии служили надежными гарантами стабильного и уверенного развития своей страны.

Можно даже предположить, что виртуозная политика, сочетавшая открытые и гласные действия с тайными, невидимыми обществу, была следствием опыта, обретенного английскими мореплавателями в своих трансокеанских походах. Английские правящие классы нередко добивались осуществления своих целей неожиданными маневрами, то срезая путь к решению проблемы, то заходя к ней с тыла, словно действуя на сферической поверхности планеты.

Кажется, что трансокеанские путешествия приучили английские верхи к необходимости внимательнейшим образом учитывать подводные течения, от которых зачастую зависело движение корабля. Точно так же государственные мужи стали придавать огромное значение изучению тех подспудных процессов, которые во многом определяли судьбу государственного корабля. Интересы укрепления государства требовали внимательного и часто негласного изучения настроений в обществе и адекватного реагирования на эти настроения. Одним из тех, кто создавал систему тотальной слежки за настроениями в обществе и проведения тайных профилактических мероприятий с целью добиться нужных государству целей, был известный английский писатель Даниель Дефо. Его деятельность, координировавшаяся правительством страны, помогла остановить рост сепаратистских настроений в Шотландии и обеспечила победу правительственной партии на выборах в парламент. В дальнейшем политика правящих кругов Англии осуществлялась не только через видимые институты, но в значительной степени и через скрытые от общественного ока структуры: всевозможные секретные государственные службы, закрытые элитарные клубы и тайные ложи.

Политика английского правительства строилась на сочетании репрессивных мер с практикой компромиссов. Проведение открытых или негласных переговоров с политическими оппонентами с целью добиться угодных им решений не раз помогало английским правящим кругам преодолевать острые кризисы, которые в других странах были причинами восстаний или революций.

Точно так же, как научились лавировать среди рифов и скал, а порой останавливаться на расстоянии от опасного берега, правящий класс научился виртуозно управлять политическими процессами. Устойчивости государственного корабля способствовала двухпартийная политическая система, с помощью которой создавалась иллюзия острого соперничества различных взглядов и сохранялся контроль верхов над управлением страны. Владение искусством политического маневра позволяло правителям страны сохранять свое привилегированное положение и многочисленные социальные барьеры, в то же время делая отдельные уступки низшим слоям общества.

Если долговременные плавания на океанских судах научили англичан тому, как важно сочетать неукоснительное соблюдение определенных правил с чисто интуитивными решениями, то опыт государственного управления трансокеанской державы убедил правящие слои в необходимости как соблюдения законов, так и обеспечения свободы действий для капитанов государственного корабля. Институты власти Британии опирались на нередко взаимоисключающие правовые нормы, отражавшие противоречивые события многовекового прошлого страны. Как и любимые английской аристократией парки, представлявшие собой участки лишь отчасти окультуренной природы, запутанное английское право и отсутствие писанного текста конституции позволяли правящим кругам сохранять до некоторой степени первозданную хаотичность в природе и в обществе. Умышленно сохраняемый беспорядок помогал маневрам правителей Англии. Сама сложившаяся государственная практика, отражавшая победы правящей элиты, становилась источником для правовых норм. «Прецедентное право» стало удобным инструментом для укрепления позиций верхов и стабильности строя.

Сложившаяся практика и существующие институты власти освящались традициями, которые всемерно культивировались. Торжественные ритуалы и нелепые обычаи, сохранение древних порядков и превращение сравнительно недавних случайно сложившихся процедур в незыблемые правила помогали правящему классу использовать те социально-психологические механизмы, которые так прочно скрепляют общество с первобытных времен.

Таким образом обеспечивалось единство Великобритании и подчеркивалось ее отличие от окружающего мира.

В своей внешней политике английская правящая элита научилась отстраняться от тягостных и обременительных обязательств (так называемый принцип «блистательной изоляции».) и одновременно вмешиваться в дела одних стран с помощью других. Как никто Англия умела «таскать каштаны из огня чужими руками» и следовать принципу Рима: «Разделяй и властвуй!» Позже премьер-министр Великобритании Г. Д. Пальмерстон так определил внешнеполитические принципы своей страны: «У Англии нет постоянных друзей, но есть свои постоянные интересы». Благодаря своей вероломной политике Англия заслужила репутацию «коварного Альбиона».

Гибкая внутренняя и внешняя политика английских верхов привела к тому, что после гражданской войны XVII века Британия больше не знала войн на своих островах, если не считать налетов германской авиации на ее территорию в годы Второй мировой войны. Зато Британия продолжала активно использовать свои вооруженные силы за пределами острова. В ходе войн за Испанское наследство (1701–1713), за Австрийское наследство (1741–1748), а также Семилетней войны (1756–1763) англичане нанесли ряд поражений Франции и существенно увеличили свои владения за счет Голландии, Испании и Португалии. Победа в каждой из войн знаменовала новый успех Англии в расширении своей доли в эксплуатации земель Азии, Африки и Америки, что способствовало ее процветанию.

Благополучие Англии нашло отражение в идеологии Просвещения. Для мыслящих людей страны становилось очевидным, что в основе процветания Англии лежит работа хорошо налаженного общественного, механизма, благодаря которому постоянное развитие хозяйства, науки, техники, культуры обеспечивается неравенством между классами и народами, эксплуатацией низов верхами, целых континентов богатыми странами. Один из идейных лидеров Просвещения философ А Шефстбери нашел этому моральное объяснение. Он утверждал, что эгоистический частный интерес отдельного человека совпадает со всеобщим благом. Его идеи были поддержаны писателями А Поупом, Д. Дефо и другими. Однако другие деятели Просвещения, Д. Свифт и Б. Мандевиль, выражали сомнения в гармоничном сочетании эгоистических мотивов с интересами человечества. Они подчеркивали, что в основе благосостояния Англии лежали пороки и преступления, и отказывались видеть в этом проявление совершенства человеческой природы. Кто же был прав?

Механизм общественного развития, стимулировавшийся трансокеанскими плаваниями, открыл невиданный прежде в мировой истории простор для развития товарно-денежных отношений. Волшебный преобразователь работал с коэффициентом полезного действия, которого прежде не знала ни одна цивилизация. В основе его лежало не одноразовое ограбление чужого народа, как это было во времена египетских фараонов или походов Кортеса и Писарро. Он работал не за счет использования подневольного труда рабов, как в Римской империи, или пеонов Испанской колониальной империи, а потому этот механизм не был ограничен простым воспроизводством. Хозяйственный механизм товарно-денежных отношений представлялся его апологетам в виде вечного двигателя, который постоянно увеличивает объем производимой продукции. Не имевшие особой ценности предметы, пройдя через механизм трансокеанской торговли, обретали утроенную, удесятеренную стоимость. Новые обороты увеличивали ценность товара еще и еще раз. Невероятная производительность волшебного преобразователя позволяла не только удовлетворять материальные потребности узкого круга людей, но и делиться прибылью с другими. По этой причине сознавалось впечатление, что эгоистические желания верхов в конечном счете совпадают с интересами всех членов общества.

С другой стороны, высокая производительность товарно-денежных отношений по мере развития океанских связей обеспечила им всевластие. Еще на заре развития торговли товаром могло стать все, что угодно: материальное изделие и труд, знания и профессиональные навыки, поведение людей и межличностные отношения. Однако в ту пору действие товарно-денежных отношений сдерживалось традицией и могуществом государства. Всевластие же капитала втянуло весь мир вещей и идей в товарооборот. Ценность любого предмета, физических или умственных усилий, морального долга или чувств людей определялась прежде всего с точки зрения состояния рыночной стихии, еще более могучей и страшной, капризной и зыбкой, чем Мировой океан. Вырвавшись на свободу, капитал получил возможность диктовать свою волю, пуская все на продажу. Являясь силой, способствовавшей производству товарных ценностей, капитал одновременно не мог не разрушать ценности, не имевшие товарной значимости, в том числе человеческие связи, нормы поведения, мораль, привязанность к ближним и природе. За свое процветание пользователи волшебным преобразователем могли заплатить разрушением общества, уничтожением людей, гибелью целых народов. Именно эти впечатления от капиталистической Англии заставляли Свифта и Мандевилля сокрушаться по поводу порочности ее общественного устройства.

Позже, пытаясь объяснить работу механизма капиталистических производственных отношений, а заодно найти соотношение между нормой капиталистической прибыли и моралью, неизвестный автор статьи в журнале «Квотерли ревью», процитированной Т. Дж. Даннингом в книге «Профсоюзы и забастовки» (1860), писал: «Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение; при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает ногами все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы… Доказательство: контрабанда и торговля рабами». (Впоследствии эта цитата была приведена Карлом Марксом в «Капитале» и стала приписываться его авторству.)

Работорговля, пиратские налеты на испанские корабли, груженные золотом и серебром, откровенный грабеж покоренных стран обеспечивали английскому капиталу наибольшие прибыли, ради которых он готов был нарушить любой закон. Однако зачастую законы, в том числе нормы международного права, освящали преступную деятельность английского капитала. После того, как Утрехтский мир 1713 года закрепил за Англией монопольное право на поставку рабов из Африки в Америку, английские суда вывезли из Африки почти в четыре раза больше рабов, чем корабли всех остальных наций, взятых вместе. По оценке Маркса, работорговля дала толчок развитию капитализма в Англии. Одновременно охота на рабов нанесла огромный урон Африке. За четыре века работорговли Африка лишилась более 100 миллионов человек, включая убитых во время охоты за рабами и погибших в пути.

Победы над французами позволили Англии перейти к захвату одной из богатейших и древнейших стран Востока – Индии. Англичане умело использовали противоречия в стране, расколотой на отдельные княжества. С помощью индуистов англичане сокрушали власть мусульманских правителей, и наоборот. Укрепившись на землях Индостана, англичане и их индийские агенты навязывали населению втридорога английские товары и за бесценок или даром забирали у них ценные товары. Захватив Бенгалию, англичане насильно заставляли крестьян и ремесленников сдавать свою продукцию по расценке на 50 процентов ниже рыночной. Руководитель Ост-Индской компании Роберт Клайв впоследствии признавал: «Служащие компании накладывали контрибуцию и вымогали деньги у каждого, кто имел какую-нибудь власть… вмешивались в сбор налогов, смещали и назначали чиновников правительства, каждый из которых платил за оказанное ему предпочтение». Английский колониальный режим привел край к разорению. Из Бенгалии сообщали: «Рынки, пристани, оптовые рынки и зернохранилища полностью разрушены. В результате насилий торговцы со своими людьми, ремесленники и крестьяне бежали».

Только с 1757 по 1780 год англичане вывезли из одной Бенгалии товаров на 12 миллионов фунтов стерлингов практически бесплатно, а служащие Ост-Индской компании нажили за эти годы около 5 миллионов фунтов стерлингов. Обвиненный в чудовищных хищениях руководитель компании Р. Клайв, выступая перед судом палаты общин, заявил: «Богатый город был у моих ног, могущественное государство было в моей власти; мне одному были открыты подвалы сокровищницы, полной слитков золота и серебра и драгоценных камней. Я взял всего 200 тысяч фунтов стерлингов. Джентльмены, я до сих пор удивляюсь собственной скромности!» Клайв был оправдан. Он купил себе место в парламенте. Вскоре после того, как Клайв поднес драгоценные подарки английскому королю Георгу III, тот сделал его бароном и членом палаты лордов. Между тем ограбление Индии и других колоний продолжали преемники Клайва.

Однако постоянное ограбление колоний не только обогащало английские верхи, но являлось важным условием развития всей страны. Расширение колониальной империи и масштабов заморской торговли вызывало растущий спрос на промышленные изделия страны, а этот спрос, в свою очередь, служил стимулом для раскрытия изобретательских талантов английского народа. С техническими изобретениями в текстильной промышленности 60– 70-х годов XVIII века связывают начало промышленной революции. В 1765 году Д. Харгривс изобрел механическую самопрялку» Дженни», в 1767 году Т. Хай с создал другую машину для прядения, приводившуюся в движение силой воды. Созданная в 1779 году С. Кромптоном мюль-машина использовала принципы обоих изобретений и привела к механизации прядильного производства. В 1769 году стала работать первая прядильная фабрика Аркрайта, положившая начало фабричному производству. Несколько позднее было механизировано и ткацкое дело.