Текст книги "Рождение и гибель цивилизаций"

Как и всегда усовершенствования в одном производстве вызвали цепную реакцию изобретений и открытий в других отраслях науки и техники. Когда возникла потребность в совершенствовании качества тканей, были придуманы способы применения химии для отбеливания и окраски тканей. Внедрение все большего числа механизмов в текстильном производстве повысило необходимость в металлических изделиях. В 70-х годах XVIII века в Англии стали применять (давно известный способ в Китае) каменный уголь для плавки чугуна. В 1783–1784 годы был разработан способ переплавки чугуна в ковкое железо.

Развитие промышленности тормозилось тем, что для работы механизмов использовалась лишь энергия человеческой силы, домашних животных и воды. Так сложились условия для изобретения в 60-х голах XVIII века Д. Уаттом паровой машины. Хотя первые паровые машины были созданы еще в Древней Греции, а также в раде других стран, лишь в Англии с ее быстро развивающейся промышленностью эти машины нашли широкое применение и стали предметами серийного производства. Англию стали называть «мастерской мира».

Грабеж колоний и рост промышленного производства сделали Англию к концу XVIII века самой процветающей страной Европы. И хотя наибольшие выгоды от этого процветания перепадали правящим классам, верхи научились вовремя предпринимать меры для предотвращения острого социального взрыва. Поэтому, когда в 1780 году некоторая часть английской буржуазии, имевшая тесные связи с международными финансовыми кругами и направляемая масонскими организациями, предприняла попытку изменить существующий строй, это выступление провалилось. Правда, организаторы выступления сумели создать массовый «Союз протестантов» под предлогом борьбы с попытками католиков возродить репрессии времен Марии Кровавой. Участникам «Союза» даже на время удалось взять в осаду парламент, захватить все лондонские тюрьмы, освободив заключенных, а также устроить погромы католических домов и пожары в английской столице. Однако мятеж не получил массовой поддержки. Восстание было подавлено, а его вождь лорд Гордон был посажен в тюрьму.

По-иному развивались схожие события в соседней Франции, верхи которой проявили чрезмерную медлительность в осуществлении общественных реформ. Началу восстания в Париже в июле 1789 года способствовали сохранение привилегий феодалов, расточительность королевского двора, обнищание крестьянства и недовольство национальной буржуазии. Если захват городских тюрем в Лондоне и освобождение сотен заключенных членами «Союза протестантов» были последними успехами восстания, руководимого масонами, то падение Бастилии 14 июля 1789 года послужило сигналом для Великой французской революции. Как и во время мятежа Гордона, к организации французской революции были причастны масонские ложи. Однако здесь в их состав входили не только политические авантюристы, но и видные деятели французского Просвещения, которые ставили задачи глубоких общественных преобразований. Острая необходимость в них была доказана широкой всенародной поддержкой революционным переменам со стороны самых широких слоев французского общества.

Возникновение революционной Франции было своевременно расценено в Лондоне как угроза английской мировой гегемонии. Поэтому Англия стала активным организатором всевозможных антифранцузских коалиций. Приход к власти Наполеона был прямым вызовом претензиям Англии на господство в Мировом океане. Об этом свидетельствовали французская экспедиция в Египет, военно-морские сражения между флотами Англии и Франции, планы французского прорыва в Индию, подготовка французского десанта в Англию через Ла-Манш. Превращение Мирового океана в поле боя отразилось в стихотворении Ф. Шиллера «Начало нового века», в котором поэт описывал, как «два народа, молнии бросая и трезубцем двигая, шумят и, дележ всемирный совершая, над свободой Страшный суд творят».

В то же время в ходе наполеоновских войн проявился конфликт между океанской цивилизацией Англии и морскими цивилизациями континентальной Западной Европы. Франция, оккупировав Западную Европу, пыталась защититься от главного орудия английской экспансии – трансокеанской торговли континентальной блокадой. Однако Британия не сдавалась, уверенно зашитая свое владычество над Мировым океаном. Используя для обозначения Мирового океана мифологический образ морской наяды Амфитриты, Шиллер писал: «Как полип тысячерукий бритты цепкий флот раскинули кругом и владенья вольной Амфитриты запереть мечтают, как свой дом».

Хотя Англия долго избегала направлять свои сухопутные войска на европейский континент и предпочитала наблюдать издалека за ходом внутриевропейской борьбы, возвращение императора с острова Эльбы и возобновление им военных действий!вставило Англию активно вмешаться в дела континента. Поражение Наполеона под Ватерлоо в 1815 году означало победу Англии не только над Францией, а торжество владычицы Мирового океана над континентальными странами. Доказав преимущество океанской цивилизации, Англия на целый век закрепила свое господствующее положение в мире. Заботясь о сохранении своей гегемонии, Англия в последующем прилагала немалые усилия для того, чтобы помешать возвышению какой-либо европейской державе и объединению европейских стран под чьей-либо властью.

Борьба с Францией и континентальной Европой способствовала консолидации английского общества и еще более активизировала его хозяйственное развитие. Внедрение всевозможных механизмов в промышленном производстве осуществлялось все более быстрыми темпами. Только За период наполеоновских войн английская промышленная продукция за счет внедрения машин возросла в 15–20 раз. Такими же бурными темпами распространялась английская товарная продукция на колониальных рынках. Так, экспорт английских хлопчатобумажных тканей в Индию только с 1814 по 1835 год вырос в 65 раз. Развитию внешней торговли способствовало укрепление связей английской буржуазии с кругами древних международных коммерсантов. В «БСЭ» отмечалось: «Роль евреев в экономической жизни страны продолжала неуклонно расти. Во время наполеоновских войн взошла звезда Майера Ротшильда, одного из членов банкирской династии, игравшей в последующие десятилетия такую огромную роль в финансовой жизни европейских государств».

Значительная часть английской международной торговли направлялась в колонии, в которых производились наиболее прибыльные товары. Цейлон был превращен в фабрику по производству каучука и чая. Индия специализировалась на производстве хлопка, джута и опия, страны Африки производили какао, кофе, арахис и т. д. Индийский опий вывозился в Китай, что приносило огромные прибыли, хотя ценой этого являлось массовое распространение наркомании в огромной стране.

В то же время промышленная революция оказывала сильное воздействие на сельское хозяйство самой Англии. Применение эффективных механизмов и специализация сельскохозяйственного производства существенно повысили его продуктивность и позволили обеспечить снабжение растущего городского населения. Уже к концу XIX века большинство англичан (свыше 75 процентов) проживало в городах (во Франции в это время в городах жило меньше половины населения страны), а Лондон стал самым крупным городом планеты.

Новые изобретения сокращали расстояния между городами и странами. В 1825 году первый английский паровоз, построенный Стифенсоном, проехал от Стоктона до Дарлингтона, развив скорость свыше 80 километров в час. Еще раньше в 1802 году воды Клайда стал бороздить первый пароход. В 1835 году был создан электрический телеграф, а в 1851 году по дну Ла-Манша был проложен первый в мире подводный телеграфный кабель, соединивший Англию и Францию.

Великобритания превращалась в подобие комфортабельного океанского лайнера, на борту которого создавались удобные искусственные условия для жизни. Англия первой создавала урбанизированный образ жизни с присущим для него приоритетом материального комфорта; практицизма, но одновременно с растущей отчужденностью между людьми и поверхностным отношением к духовным ценностям. Оказавшись в Англии в середине XIX века, русский писатель Иван Гончаров отмечал, что «все здесь стремится к тому, чтоб устроить образ жизни как можно. проще, удобнее и комфортабельнее. Сколько выдумки для этого, сколько потрачено гения изобретательности на машинки, пружинки, таблицы и другие остроумные способы, чтоб человеку было просто и хорошо жить!»

Однако возведение практической пользы в основной жизненный принцип имело свои побочные последствия. Гончаров иронически замечал, что в Англии «кажется, честность, справедливость, сострадание добываются как каменный уголь, так что в статистических таблицах можно, рядом с итогом стальных вещей, бумажных тканей, показывать, что вот таким-то законом, для той провинции или колонии добыто столько-то правосудия или для такого дела подбавлено в общественную массу материала для выработки тишины, смягчения нравов и т. п.».

Эти тенденции, проявившиеся не только в Англии, но и во многих странах океанской цивилизации, позволили О. Шпенглеру говорить об умирании европейской культуры сначала XIX века и ее постепенном «окостенении». Живая культура Европы, по мнению Шпенглера, исчезала и была заменена «механизмом». Противопоставляя живой «культуре» мертвую «цивилизацию», Шпенглер писал: «Человек культуры живет внутренней жизнью, цивилизованный человек – внешней, в пространстве, среди тел и «фактов». В конечном счете подмена живого и творческого мировосприятия механическими стереотипами ослабляла наступательную энергию океанской цивилизации, но в середине XIX века никто еще не мог бы поверить в грядущий упадок мировой роли Англии. Британский корабль уверенно плыл по всемирной истории.

Как и на борту многопалубного океанского судна, блага цивилизованной жизни XIX века распределялись в английском обществе далеко неравномерно. Как и океанский лайнер Англия была разделена на классы, одни из которых пользовались преимуществами пребывания на верхних палубах, а другие находились в социальном трюме. Как и в цивилизациях Средиземноморья английские «патриции» оберегли свое привилегированное положение, хотя и делясь с «плебеями» «хлебом» и устраивая для них «зрелища», в том числе и в виде выборов в парламент с искусно разыгранными страстями межпартийной борьбы. В то же время, как и в Древнем Риме, устойчивый рост процветания, защищенность страны, безупречная работа механизма капиталистических отношений ослабляли нужду в высокой требовательности к верхам общества. Низшие же слои, хотя и подкармливаемые верхами, оставались на положении, схожем с плебеями Рима. Сохранение в английском обществе такого разделения убедило Герберта Уэллса в том, что общество эволюционирует в направлении все большего размежевания и это может даже привести к возникновению двух антагонистических рас – беспомощных элоев, ведущих паразитический образ жизни, и трудящихся морлоков, кормящих элоев, чтобы затем насытиться ими.

Чтобы предотвратить эрозию социальной ткани, верхи Великобритании действовали тактично, но были готовы в случае бунта применить силу, подобно тому как капитан и офицеры поддерживают порядок на океанском корабле. На протяжении XIX века правящие классы страны полагались в основном на мирные методы решения социальных конфликтов, но порой прибегали к репрессиям. Они сумели остановить движение социального протеста чартистов, принявшее наиболее серьезные формы, не прибегая к кровавым репрессиям. Однако десятки тысяч активных чартистов были постепенно высланы в Австралию. Правда, одновременно были сделаны экономические и политические уступки трудящимся.

Укреплению внутриполитического влияния Англии способствовало внедренное в общественное сознание представления об общности судеб англичан вне зависимости от их социального положения. Великобритания представлялась кораблем, одиноко плывущим среди волн опасной стихии. Объявив, что Англия к середине XIX века достигла идеального состояния, ее премьер-министр Г. Д. Пальмерстон провозгласил, что миссией страны является распространение конституционных свобод во всем мире. На практике это означало намерение Англии всемерно расширять сферу своего господства над земным шаром.

За три столетия колониальной экспансии Англия постепенно осуществляла идею Генриха Мореплавателя, завоевывая периферию цивилизованного пояса и подчиняя своей власти страны Востока. По всему пути Васко да Гамы и других португальских мореходов в Азию Англия создала колонии, служившие базами английского флота и опорными пунктами Британской трансокеанской империи: Гамбия, Сьерра-Леоне, Золотой Берег, Нигерия, острова Вознесения и Святой Елены, Южная Африка, острова Маврикий, Занзибар, Родригес, Амирантские, Сейшельские, Чатам, Чагос, Мальдивские, Лаккадивские, Никобарские, Андаманские.

Эта цепь английских владений на трансокеанской дороге была дополнена другой цепью, достигавшей Индии через Средиземное море: от Гибралтара, через Мальту, Кипр к древним цивилизованным государствам, далее вокруг берегов Азии через Красное море до британской колонии Аден, Омана и британских владений в Персидском заливе.

Цепи английских владений были подобны орбитам электронов, охватившим весь земной шар. От Индии трансокеанские владения тянулись через остальную часть Земли. Цепь британских владений включала Малайю, Саравак, Бруней, Гонконг. К югу от Индонезии Англии принадлежал целый Австралийский континент и соседние острова Новой Зеландии. На землях Австралии и Новой Зеландии располагался еще один регион с идеальными условиями для получения обильных и устойчивых урожаев. В Тихом океане находились британские острова: Соломоновы, Гилберта, Феникс. Даже в Антарктике англичане имели владения на островах Южная Георгия и Южных Сандвичевых островах и объявили часть Антарктического континента своей собственностью. Близко, от них были расположены Фолклендские острова, право на обладание которыми Англия вновь отстояла в 1982 году. Несмотря на провозглашение независимости, большей частью американских стран еще в начале XIX века Англия вплоть до недавнего времени сохраняла свои колонии в Гайане, Британском Гондурасе и на части островов Вест-Индии… Значительная же часть Северной Америки, входившая в границы Канады, также принадлежала британской короне.

Не ограничиваясь созданием цепей, сковавших Мировой океан, Англия продвигалась в глубь различных континентов. В конце XIX века она завершила свой марш по Африке от ее крайнего юга до крайнего северо-востока. Следуя плану Сесиля Родса, англичане постепенно завладели большинством земель, расположенных вдоль восточной трансафриканской сухопутной дороги. Лишь Танганьика, оказавшаяся в руках Германии, прерывала непрерывный пояс английских владений, протянувшийся от зоны Суэцкого канала до Кейптауна. После Первой мировой войны

Англия добилась устранения разрыва в поясе своих владений, овладев Танганьикой по мандату Лиги наций.

Колонии по-прежнему являлись важным источником доходов Великобритании. Здесь было сосредоточено более 45 процентов всех ее зарубежных капиталовложений. Британия взяла под свой контроль земли во всех частях планета, и общая территория Британской империи составила четверть всей поверхности земной суши. Теперь уже не испанцы, а англичане говорили о глобальном характере своей империи, замечая, что солнце всегда освещает британский флаг. Английская национальная песня, в которой провозглашалось: «Правь Британия! Британия правит на волнах!» – и заявлялось, что «британцы никогда, никогда не будут рабами», выражала гордую уверенность народа в том, что, овладев океанскими просторами, страна навсегда обеспечила себе прочное положение в мире.

Как и средиморские государства, ощущавшие себя изолированными в окружении варваров, для этой страны стало характерным преувеличенно отчужденное отношение к небританцам, перераставшее в откровенный расизм по отношению к «цветным» жителям заокеанских континентов. Эти настроения, широко распространенные в самых широких слоях английского общества XIX века, высмеял Ч. Диккенс в своем романе «Крошка Доррит». Об отношении лондонской бедноты к иностранцам он писал: «Во-первых, среди них господствовало смутное убеждение, что у каждого иностранца припрятан нож за пазухой; во-вторых, они придерживались мнения, считавшегося здравой национальной аксиомой, что каждому иностранцу следовало бы вернуться на родину… В-третьих, они были убеждены, что иностранец не создан англичанином за свои грехи, а страна его подвергается всевозможным бедствиям за то, что поступает не так, как Англия… Они считали всех иностранцев нищими, и хотя сами жили в такой нищете, какая редко бывает, но это обстоятельство ничуть не уменьшило силу аргумента. Они считали иностранцев бунтовщиками, которых усмиряли штыками и пулями, и хотя им порой самим разбивали головы при первой попытке выразить неудовольствие, но это делалось холодным оружием и потому не шло в счет. Они считали всех иностранцев рабами, неспособными к свободе, потому что их, иностранцев, лорд Децимус Тит Полип никогда не водил целым стадом в избирательный пункт с развевающимися знаменами под звуки «Правь Британия!».

Правящие классы Англии убеждали население своей страны в исключительности своего положения в мире. Роль английской нации в мире представлялась наиболее угодной Богу, а угнетение и ограбление колониальных народов – «бременем белого человека», тяжелым, но благородным долгом перед человечеством. Редьярд Киплинг призывал англичан нести «это гордое бремя» и посылать своих сыновей «на каторгу ради угрюмых мятущихся дикарей, наполовину бесов, наполовину людей». Однако, несмотря на усилия многих англичан, добросовестно несших «бремя белого человека», господствующее положение Великобритании в мире XIX века стало казаться не столь уж неоспоримым к началу XX столетия.

Глава 32
Америка для американцев

Удовлетворить стремление к мировой гегемонии, возникшее еще на заре человеческой истории, становилось все более реальным по мере роста материальных возможностей наиболее развитых стран мира. В то время как Великобритания предпринимала усилия для того, чтобы сохранить и упрочить свое господствующее положение в мире, появлялось все больше новых недовольных британской гегемонией и претендентов на мировое владычество. Одной из первых бросила вызов британскому владычеству ее бывшая колония – Соединенные Штаты Америки.

Поскольку в середине II тысячелетия Британия опоздала к дележу Америки, ей достались земли, расположенные далеко от богатых государств трансамериканской магистрали. Однако впоследствии выяснилось, что британцы и их потомки не прогадали от своей скромной доли американского пирога. Территория, на которой разместились восточные штаты США и южная Канада, от Галифакса и Милуоки до восточного Техаса (исключая Флориду), относится к регионам наиболее удобным для ведения сельского хозяйства. Как и в средней полосе Западной Европы здесь можно было получать большие и устойчивые урожаи. Поскольку же голландские колонии в Северной Америке и принадлежавшая сначала французам Канада также вскоре перешли в руки англичан, то весь регион, где можно было собирать идеальные урожаи, оказался под контролем Великобритании.

Другой регион, столь же благоприятный для ведения сельскою хозяйства, был расположен на восточном побережье Южной Америки, от южных границ Бразилии и включал Уругвай и северную часть Аргентины. Эти земли входили в португальские и испанские владения, а поскольку эти страны были больше озабочены охотой за золотом и серебром, их природные богатства долгое время оставались невостребованными. Кроме того, именно в этих областях испанцы встретили наиболее ожесточенное сопротивление со стороны индейского населения. Так как испанцы уничтожали всех, кого не могли обратить в рабство, то индейцы гуарани предпочитали душить своих детей, только чтобы они не стали рабами испанцев. Вплоть до 1871 года провинция Буэнос-Айрес подвергалась нападениям индейцев, и последнее индейское племя в этих краях было покорено в 1879 году.

Тотальный геноцид против индейского населения проводился и на землях британских колоний в Северной Америки. Американский этнограф Рут Бенедикт замечала: «Англичане хотели получить земли индейцев, но без самих индейцев. Первые королевские дарственные грамоты на землю в Новом Свете даже не содержали упоминания о коренном населении, жившем на этой земле, словно речь шла о совершенно необитаемых пространствах. Поселенцы всячески старались как можно скорее создать для себя такое приятное положение». Политика истребления местного населения исходила из принципа, который впоследствии сформулировал американский генерал Фил Шеридан: «Хороший индеец – это мертвый индеец». Граница, отделявшая поселения белых колонистов от краснокожих «туземцев», постоянно сдвигалась на запад, пока исконные обитатели Америки не стали пленниками резерваций.

Освоение земель, «освобожденных» от индейцев, в одном из пяти регионов планеты с исключительно благоприятным климатом способствовало обогащению английских колоний в Северной Америке. Еще белее важным обстоятельством для укрепления их позиций явилось их положение на Атлантическом побережье. Выходцы из Европы стали таким же приокеанским цивилизованным народом, как испанцы, португальцы, французы, голландцы и англичане. Американцы получили место на бурно развивавшихся трансокеанских путях. Поэтому хозяйственный подъем североамериканских колоний покоился на гораздо более надежном фундаменте, чем ограбление богатств древних цивилизаций и беспощадная эксплуатация рабов на серебряных рудниках в испанских владениях Америки. Богатеющие колонисты тяготились зависимостью от Англии, точно так же как в свое время голландцы страдали от владычества Испании, и это привело к провозглашению в 1776 году независимости Соединенных Штатов Америки. Через несколько десятилетий независимость провозгласили и испанские колонии.

В известной степени различия судеб США и стран Латинской Америки повторили различные исторические пути, пройденные их основателями (Англией, Испанией и Португалией) в период колониальных завоеваний. Как и иберийские страны в период покорения Америки их бывшие американские колонии сохраняли феодальные порядки и полагались на рабский или полурабский труд индейцев и метисов. Во вновь образованных республиках Латинской Америки преобладающей формой хозяйства стали латифундии, в которых применялся полурабский труд сельскохозяйственных рабочих. Сохранение такого положения в течение долгих лет сдерживало развитие этих стран.

Напротив, в Соединенных Штатах, как и в Англии, были созданы благоприятные условия для развития капиталистических отношений. Сразу же после провозглашения независимости США избавились от обременительных ограничений на внешнюю торговлю и превратились во влиятельную торговую державу на океанских маршрутах. По внедрению передовой техники в промышленности США уже в 30-х годах XIX века уступали лишь Англии и Франции. Победа же капиталистических Северных штатов над рабовладельческим Югом в гражданской войне 1861–1865 гадов устранила последние препоны на пути для хозяйственного подъема, и вскоре США опередили остальные страны мира по уровню технического прогресса.

Подобно тому, как Карфаген повторил возвышение Финикии в Средиземном море в большем масштабе и усовершенствованном виде, история США во многом представляла собой укрупненный и усиленный вариант развития Англии как трансокеанской державы. Если Англия была защищена от внешнего вмешательства водами Северного моря, Ла-Манша и Па-де-Кале, которые неоднократно преодолевались еще во времена датских и норманнских нашествий на землю Альбиона, то США оказались закрытыми для вторжений извне двумя величайшими океанами Земли. После своего освобождения и отражения попыток англичан в 1812–1813 годы восстановить власть над бывшими колониями США не знали внешних вторжений. На протяжении дальнейшей истории США лишь один развое вал и с иностранцами на своих границах, да и то с целью их расширить за счет Мексики. В отличие от Англии даже в годы Второй мировой войны ни одна бомба противника не упала на землю американского континента.

В еще большей степени, чем Англия, США привлекали трудолюбивых, энергичных, предприимчивых и знающих людей из всей Европы, а затем и со всего света. Они приносили на богатые земли передовые технические и научные знания. Здесь они не были связаны архаическими порядками, косными правилами и нелепыми привычками. Поэтому они могли беспрепятственно применять самые современные достижения науки и техники, исходя из здравого смысла. Множество новых оригинальных изобретений и открытий стали возможными в стране, где их внедрение не сдерживалось, а всемерно поощрялось, особенно в материальном отношении. Труд и таланты американцев превратили край лесов и прерий в урбанизированную страну с современной промышленностью и сельским хозяйством.

В страну прибывали и представители древних торговых народов. Как отмечалось в «БСЭ», первые американские евреи «почти все были потомками испано-португальских евреев и в США прибыли либо из Южной Америки и американских островов, откуда их гнала инквизиция, либо из Голландии и отчасти Англии по соображениям торгового характера». Впоследствии эта иммиграция заметно увеличилась, что свидетельствовало о возрастании роли США в международной торговле и мировых финансах. В «БСЭ» отмечалось: «Слава о стране, где евреи не испытывают никаких стеснений, быстро росла… Многие посвятили себя торговле, пополняя по преимуществу ряды средней буржуазии… Сильно представлены евреи в финансовом мире. С 1882 до 1908 года переселилось в Америку 1830 тысяч евреев, то есть почти 1/5 часть всего еврейского народа, причем Россия дала 80 % всех эмигрантов». При этом до половины этого населения осело в Нью-Йорке, основанном при непосредственном участии еврейских торговцев. К началу XX века Нью-Йорк, как сказано в «БСЭ», стал «самым большим в мире еврейским центром». Такая массовая эмиграция представителей древнего торгового народа отражала превращение США в одну из ведущих торговых стран мира, а Нью-Иорка – в один из крупнейших центров мировой коммерции и финансов.

Развитию деловой активности в Штатах способствовало соединение Атлантического и Тихоокеанского побережий страны сетью железных дорог. С 1877 по 1899 год общий объем промышленной продукции вырос в 3 раза; при этом производство стали возросло в 19 раз, добыча угля – в 5 раз, добыча нефти – в 6 раз. Еще быстрее развивались новые отрасли промышленности – химическая и электротехническая. В 1894 году США вышли на первое место в мире по объему промышленной продукции.

В то же время страна стала одной из крупнейших производителей товарной сельскохозяйственной продукции. Наличие огромных земельных просторов позволяло многим американцам обрести свои земельные наделы. Это обстоятельство заставляло владельцам заводов и фабрик удерживать заработную плату рабочих на более высоком уровне, чем в Западной Европе. К концу XIX века в США был достигнут самый высокий жизненный уровень в мире.

Стремление к производству массовых изделий и услуг, обеспечивавшее материальный комфорт и культивировавшееся в Англии, стало отличительной особенностью «американского образа жизни». В 1835 году Алексис Токвиль писал: «В Америке страсть к физическому благосостоянию не является чем-то исключительным, а разделяется всеми. Стремление удовлетворить все, даже малейшие желания тела и обеспечить даже самые малые удобства занимает ведущее место в уме каждого». Другим характерным его отличием стал откровенный культ наживы. Токвиль с удивлением замечал: «Странно наблюдать, с каким лихорадочным рвением американцы стремятся к материальному благополучию. Они постоянно терзаются смутным беспокойством от того, что они не нашли самый короткий путь к нему».

В США господство капиталистических отношений в сознании людей приняло гораздо большие размеры, чем в Англии. Засилье этих установок позволяло многим американцам воспринимать мир как скопление потенциальных товаров, которые можно реализовать на рынке. Энергии предприимчивых людей не мешали никакие ограничения, кроме рыночных. Высвобожденная энергия за пару десятилетий смела племена индейцев и стада бизонов, вековых обитателей трансамериканской магистрали в Северной Америке. Взрыв освобожденной энергии людей уничтожал бескрайние леса. На первых порах лишь немногие люди, такие как Фенимор Купер, увидели в уничтожении американской природы и первых жителей Америки проявление разрушительных черт новой цивилизации.

Другим следствием неограниченной власти товарно-денежных отношений было принижение роли культурной исторической традиции. Общество, процветание которого было в значительной степени связано с игнорированием опыта прошлого, не испытывало к нему особого уважения. Многие эмигранты рвали со своим прошлым, а поэтому страна создавалась как общество без глубоких исторических корней. На первых порах культура и история имели ограниченный спрос на американском рынке. В течение долгого времени культурный вакуум заполнялся главным образом протестантской церковью.

Как подчеркивал А. Токвиль, «влияние религии в Соединенных Штатах не ограничено сферой поведения людей, а распространяется на их сознание… Каждый принцип морального мира жестко определен. Поэтому человеческому уму не позволено блуждать, где он захочет; время от времени его останавливают барьеры, которые он не смеет преступить». Традиция жесткого церковного контроля над мыслями людей шла от первых переселенцев. Их стараниями в колонии Массачусетс даже был введен закон, по которому человек, отрицавший существование Святой Троицы, подлежал смертной казни. Впоследствии такая же непримиримость отразилась в расистских законах, борьбе против Дарвинизма и политического инакомыслия.

Заземленность жизненных целей и нетерпимость к «неортодоксальным» идеям в значительной части американского общества вызывала критику зарубежных наблюдателей. Говоря о разочаровании образованной Европы в Америке, первоначально вызывавшей всеобщее восхищение, А. С. Пушкин писал: «С изумлением увидели мы демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленно неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort)». Эти же явления вызывали горькое осуждение у многих деятелей американской культуры. Американские писатели нередко противопоставляли современной им Америке либо жизнь ранних колонистов и индейцев (как Фенимор Купер и Вашингтон Ирвинг), либо культуру Западной Европы (Генри Джеймс).