Текст книги "Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов"

Телеграмма № 1895

16 декабря 1917 г., 9.15. Получено: 16 декабря, 9.50

Дело улажено[260]260
  То есть соглашение между армией и МИДом о предварительных условиях для мирных переговоров между Германией и Россией.


[Закрыть]. После заседаний 6 и 7 декабря в Берлине генерал Людендорф передал командованию Восточного фронта следующие условия переговоров о мире:

1. Никакого вмешательства во внутренние дела России.

2. Никаких денежных военных репараций, только финансовая компенсация за содержание военнопленных, численность которых превышает 1 млн. Немецкие аннексии Литвы и Курляндии (включая Ригу и острова), поскольку нам необходима земля для прокорма народа. Мы намерены до определенной степени в смысле условий аннексий уважать национальные требования литовцев и курляндцев. Это имеет силу в том случае, если англичане не оккупируют Аландские острова, Финляндию, Эстонию или Ливонию.

3. Обмен военнопленными, признав, что их работа важна для Германии до заключения всеобщего мира. Обмен гражданскими пленными.

4. Независимость Польши и ее объединение с центральными державами. Определение восточных границ Польши, включая возвращение оккупированных территорий России.

5. Признание права народов на самоопределение. Эвакуация русских из Финляндии, Эстонии, Ливонии, Молдавии, Восточной Галиции и Армении.

6. Предложение помощи в решении вопроса о Дарданеллах и других проблем вне Европы.

7. Реорганизация русской системы коммуникаций с немецкой помощью. Финансовая поддержка восстановления России и тесные экономические связи. Установление торговых отношений. Поставки зерна, нефти и т. д. в Германию по сниженным ценам.

8. Восстановление законных прав представителей другой национальности на немецкой или русской территории. Возмещение потерь частной собственности, случившееся не по вине пострадавшего.

9. В случае, если русские представители выразят страх перед угрозой нападения Японии на Россию, гарантировать, что Германия не нападет на Россию со спины, если ей придется защищаться от Японии.

10. Мы готовы вступить в союз с Россией по прошествии некоторого времени.

Лерснер

Телеграмма № 956

Берлин, 17 декабря 1917 г.

Парвус должен приехать сюда как можно скорее. По дороге он должен явиться к Вашему превосходительству[261]261
  тот же день Бусше послал телеграмму (№ 1736) посланнику в Стокгольм с просьбой попросить Гельфанда поехать в Копенгаген, а затем в Берлин.


[Закрыть]. Пожалуйста, попросите его, посредством влияния на его друзей, срочно помочь успеху мирных переговоров, которые начнутся через несколько дней. Большевики, согласно надежным источникам, борются против растущих внутренних трудностей и поэтому всячески заинтересованы в укреплении своих позиций путем заключения мира как можно раньше.

Бусше

Телеграмма № 2065

Стокгольм, 18 декабря 1917 г., 19.15.

Получено: 18 декабря, 21.55

Парвус хотел бы, если нет особой срочности, остаться здесь до Рождества из-за переговоров с Радеком и Фюрстенбергом, которые вернутся из Петрограда. Пожалуйста, телеграфируйте инструкции.

Рицлер

Люциус

Телеграмма № 1750

Берлин, 19 декабря 1917 г.

На телеграмму № 2065

Для Рицлера

Очень важно немедленно выдворить Парвуса из Стокгольма в связи с предварительными переговорами, которые начнутся через несколько дней. Пожалуйста, еще раз попробуйте обеспечить его проезд сюда через Копенгаген.

Бусше

Стокгольм, 24 декабря 1917 г.

Дорогой господин фон Берген!

Парвус в течение нескольких дней не мог достать билет, поэтому он уезжает только сегодня. Прилагаю меморандум о его участии в развитии событий.

В настоящий момент, когда наши с ним интересы вновь совпадают, он снова приобрел для нас большое значение, и я настоятельно рекомендовал бы Вам конфиденциально попросить его о неофициальной встрече в Берлине, чтобы посоветоваться, в частности, по румынскому вопросу (будущая роль Раковского и пр.). Он действительно очень значительный человек, и у него бывают блестящие идеи. Вполне вероятно, что мы вскоре поймем, что нам выгодно закрепиться в России в более широких кругах, чем непосредственное окружение Ленина, и в этом случае он будет для нас очень важен.

Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он заподозрил, что в Стокгольме мы просто хотели отделаться от него.

Я ничего не имею против его возвращения, особенно при благоприятном развитии дел в Бресте. Однако я думаю, что за пределами Стокгольма мы можем использовать его лучше, так как Стокгольм вскоре перестанет иметь какое-либо значение в связи с Россией из-за плохого сообщения с Петроградом – то есть это опять же при благоприятном развитии дел в Бресте. Будем надеяться, что все пойдет как надо. Отсюда трудно судить, но похоже, что Радек и К° плетут какую-то собственную международную революционную паутину.

С наилучшими рождественскими пожеланиями,

Ваш Рицлер

Прибыв сюда в середине ноября, Парвус сначала был уверен в возможности и необходимости социалистической конференции. Датское предложение созвать такую конференцию, которое пока что не дало никаких результатов и о котором забыли, следует считать плодом его усилий. Этим же объясняется и первоначальная готовность немецких социал-демократов работать над созывом конференции. Различные аспекты его деятельности не ясны нам до сих пор. Кроме желания созвать социалистическую конференцию, он также надеялся, что переговоры будут вестись здесь или в Копенгагене и он сможет использовать свое влияние, чтобы контролировать их с обеих сторон. Насколько сильно его влияние на русских социалистов – не ясно. Он сам поначалу страстно ждал сообщений на этот предмет, а теперь он полагает, что Троцкий активно и открыто выступает против него, Ленин занимает нейтральную позицию, а деятели более мелкого масштаба – на его стороне. Его предположение относительно Троцкого абсолютно верно, но не исключено, что и Ленин тоже против него и что он переоценивает свое влияние на других, точно так же как он переоценил доверие Воровского и Радека к нему. Он говорит, что эти двое ничего не предпринимают, не сообщив ему. Но я абсолютно точно выяснил, что он ошибается. Боровский относится к нему с величайшим подозрением и говорит, что верить Парвусу нельзя. Сейчас доктор Гельфанд работает над укреплением своей позиции в России с помощью «унтер-офицеров», вопреки Ленину и Троцкому и даже, при необходимости, против них. В этих обстоятельствах, всячески стараясь сохранить с ним доверительные отношения, я был вынужден отстранить его от всех вопросов, касающихся способов переговоров.

По всем другим вопросам, там, где его интересы совпадают с нашими, он исключительно ценен для нас, поскольку обладает большим практическим политическим талантом, исключительным знанием революционной России и является сильной личностью. Его совет и помощь могут иметь для нас огромную ценность.

Берлин, 26 декабря 1917 г.

Несомненно, в нынешнем русском правительстве есть силы, которые стараются всячески помешать тому, чтобы начавшиеся мирные переговоры закончились слишком быстро. Одна из причин – это желание не слишком обострять отношения с Антантой, вторая – надежда на революцию в Германии, которая может поставить вопрос о мире на более выгодную для большевиков основу.

Желание сохранить приличные отношения с Антантой в последнее время усилилось по нескольким причинам: это влияние Антанты среди русской буржуазии и отчасти также среди правых социалистов.

Следует постоянно указывать русским, что в этом отношении Антанта тоже преследует эгоистические цели и что только Германия, в силу своего географического положения, способна помочь России быстро и эффективно восстановить хозяйство.

Далее, русскому правительству надо дать понять, что оно только повредит себе, если будет колебаться и затягивать переговоры, поскольку все вышеупомянутые мероприятия Антанты будут проводиться параллельно с реставрацией буржуазного правительства. Во всяком случае, большевистское правительство понимает, что кадеты и правые социалисты ведут против них активную подрывную деятельность. Радек в Стокгольме сказал моему агенту, что они знают все об их деятельности и что в нужный момент они непременно примут жесткие меры, слабость Керенского им несвойственна. Правительство понимает, что такие движения могут нанести ему огромный вред даже при хорошо организованной полиции и твердой воле подавить контрреволюцию, особенно если внешнеполитическое положение не слишком надежно.

Второй фактор, который заставляет их затягивать время, – это надежда на скорую революцию в Германии. Трудно сказать, насколько большевики действительно верят в эту возможность. Кое-какие высказывания Радека о немецких независимых могут свидетельствовать о том, что сам он не слишком на них полагается. Но даже здесь они могут принимать желаемое за действительное. Не следует забывать, что большевики часто провозглашали мир своей целью, однако не мир с буржуазными правительствами, заключенный путем переговоров, но путь разжигания революции в нашей стране, что тоже, естественно, приведет к миру. Согласно моей информации, независимым удалось переслать в Стокгольм послание, в котором они настаивают, что переговоры о мире окажут разрушительное воздействие на их надежды на революцию и поэтому их надо отменить. И если Радек и его друзья расценят эту попытку как признак слабости, невозможно предвидеть, какой эффект это может оказать на решения русского правительства.

Конечно, я потрудился разъяснить моему личному агенту, что он должен употребить в этом вопросе все свое влияние и не только показать, что эти попытки независимых вредны для истинных интересов петроградского правительства, но также объяснить, что согласно его сведениям ситуация в Германии не оставляет никаких надежд на революцию в скором времени.

Радек сказал моему агенту, что Германия настаивает на мире по двум причинам: она хочет начать крупное наступление на Западном фронте в феврале 1918 г. и разом освободить весь свой тыл, но главная причина – она понимает безнадежность своего положения. Это стало ясно не только из факта, что Центральные державы так охотно вступили в переговоры с большевистским правительством, но и по тому, как они присоединились к переговорам. Работники министерства иностранных дел прибыли в Брест-Литовск в больших количествах, уже из этого факта большевики могут сделать важные выводы. Австрийцы в особенности были так милы, так вежливы и так старались услужить, что даже вызвали подозрение своих немецких друзей. За каждым австрийцем встало по пруссаку, чтобы удостовериться, что союзники не зайдут слишком далеко в своих предложениях и обещаниях.

Возобновившиеся попытки русских перенести переговоры из Брест-Литовска в какую-нибудь нейтральную страну объясняются главным образом влиянием Радека и его друзей, которые преследуют тут две цели. С одной стороны, они надеются, что если, например, будет выбран Стокгольм, то они смогут иметь большее влияние, потому что тогда те люди, которые на протяжении многих месяцев были представителями большевиков в Стокгольме, смогут играть более значительную роль в переговорах. С другой стороны, они, вероятно, надеются на затягивание переговоров, в Стокгольме влияние революционной социал-демократии, особенно немецкой группы, будет чувствоваться сильнее, чем в Петрограде, не говоря уже о Брест-Литовске. В этой связи стоит упомянуть, что интерес Радека в разжигании революции совсем иного сорта, чем у Ленина или Троцкого.

Интересно отметить следующее высказывание Радека: он сказал, что знает, что было обещано литовской делегации в Берлине не министерством иностранных дел, но каким-то генералом, который прочитал делегации телеграмму от Гинденбурга, где выражалось согласие на предоставление независимости Литве, но предлагалось иметь совместные армию и железные дороги[262]262
  На полях замечание Бергена: «Переслать заместителю статс-секретаря иностранных дел. Я отослал копию Розенбергу». Розенберг в это время был в Брест-Литовске.


[Закрыть].

1918 год

Телеграмма № 20

Берлин, 4 января 1918 г.

Для Рицлера

Последние сообщения Петербургского телеграфного агентства вынуждают к серьезному разговору с Воровским. В них содержатся призывы к нашему народу, затрагивающие тему революции, и призывы к нашим солдатам не подчиняться приказам и сложить оружие. Это следует рассматривать как грубое и нетерпимое вмешательство в наши внутренние дела. В то же самое время на нас наклеиваются ярлыки, нас изображают рабовладельцами и угнетателями рабочих. Нас обвиняют в том, что мы засадили лидеров немецких рабочих в концлагеря, что мы утоляем голод женщин и стариков свинцом и оружием. Источник этой лжи, очевидно, австриец Радек. Разумеется, правительство, ведущее с нами мирные переговоры, не может прибегать в своей печати к таким выражениям о нас, поэтому напрашиваются сомнения, действительно ли большевистское правительство желает достичь взаимопонимания с нами.

Вместо того чтобы обеспечить мир для России и необходимые условия для дальнейшего развития, большевики, затягивая заключение мира, попросту работают на Антанту и наносят вред своей собственной стране, тратя драгоценное время на бесплодную революционную агитацию[263]263
  Этот же текст был послан Розенбергу в Брест-Литовск в телеграмме № 18.


[Закрыть].

Телеграмма № 114

Берлин, 9 января 1918 г.

Для статс-секретаря иностранных дел в Брест-Литовске

Имперский посланник в Копенгагене сообщил нам о содержании письма русского социал-революционера, близкого к Чернову, к другу в Копенгагене. В этом письме сказано, что большевики сейчас находятся в моральной и политической изоляции. Вся экономическая система и государственный аппарат полностью дезорганизованы. Заключение мира не поможет большевикам удержать власть. Силы, на которые они могут положиться, насчитывают всего несколько сотен тысяч солдат. Более того, у них нет поддержки ни среди интеллигенции, ни среди демократических партий. Ленин пытался в последний момент провести объединение, приняв на вооружение существующую уже 60 лет земельную программу партии эсеров. Однако эсеры остались верны своим старым принципам и убеждены, что социальные реформы во всех аспектах русской системы невозможно проводить путем насилия. По этой причине эсеры открыто выступят против большевиков, как только у них будут моральные и физические возможности для этого.

Россию может спасти только Учредительное собрание, и по поводу этого самого собрания возник конфликт. Интеллигенция, эсеры и даже часть солдат пойдут в этом конфликте до конца, даже армия, во всяком случае, социально сознательное ее ядро оставит Ленина.

Людей, проведших по тридцать – сорок лет в русских тюрьмах и сибирской ссылке, большевики снова бросают в тюрьмы из-за политических убеждений. Даже члены Учредительного собрания, которое сейчас выбрано и которые, разумеется, должны пользоваться правом неприкосновенности, были в тюрьме. Законы объявлены недействительными, в России сейчас нет уголовного кодекса. В качестве судов выступают трибуналы, состоящие из большевиков. Вся пресса находится под давлением. Те газеты, что еще выходят, подвергаются цензуре до публикации, это относится даже к органам крайне левых. Многие газеты были просто закрыты, а их типографии, бумага и капиталы конфискованы.

Чернов придерживается точно таких же взглядов и стоит в центре движения, которое готовится к выступлению против большевиков. Следующая задача партии эсеров и всех русских, кроме большевиков, – это провести собрания солдат, и это уже по возможности делается. Кроме того, следует выпускать специальные газеты, листовки и еженедельные бюллетени.

Вся Россия с живым интересом следит за ходом переговоров в Брест-Литовске, но согласия с руководством нет. Немецкая интерпретация формулы «мир без аннексий и репараций» неприемлема для всех неленинских элементов в России, потому что думающие демократы, то есть демократы будущего, понимают подтекст диктата пораженной России на переговорах.

Организация плебисцита на оккупированных территориях рассматривается как часть внутренних дел России, а не Германии. У русских сложилось впечатление, что делегации из Литвы и Прибалтики просто выполняют приказы.

Заключение мира на существующих сейчас условиях может означать для русских демократов только одну цель – а именно мобилизацию, так как Россия не может существовать без прибалтийских провинций. Сами прибалты тоже хотят остаться русскими, и 9% немцев не могут играть решающую роль в этом вопросе.

Демократический мир должен быть заключен не одним только Лениным, он может быть альтернативно заключен им (то есть Лениным как олицетворением социалистической демагогии) в сотрудничестве с демократическими элементами.

Если немецкий народ действительно хочет установить братские отношения с русским народом, ему надо отказаться от всех дипломатических и эгоистических интересов и заключить честный мир. Иначе Россия будет вынуждена объявить повторную мобилизацию и через тридцать лет вспыхнет новая война.

Автор письма, старый эсер, понимает, что немцы не согласятся с его взглядами, так как он не на стороне большевиков. Поэтому он думает, что в настоящий момент он не может сделать ничего, что бы отражало одновременно пожелания немцев и его собственные устремления.

Если мы разделим его взгляды, этот эсер, вероятно, будет готов предпринять активную попытку помочь осуществлению наших общих целей. По его мнению, большевики слетят при первом же ударе и ему не нужны крупные суммы для осуществления этого удара.

В связи с высказываниями этого человека следует заметить, что после подъема левого крыла эсеров во главе со Спиридоновой Чернов утратил значительную часть своего влияния. Если Ваше высочество одобрит, я намереваюсь сказать ему, что в настоящий момент, находясь на стадии переговоров с большевиками, мы, к сожалению, не можем завязать отношения с другими русскими партиями. Пожалуйста, сообщите свою точку зрения телеграммой[264]264
  Ответ статс-секретаря иностранных дел: «Согласен. Кюльман» (телеграмма № 74 от 10 января 1918 г.).


[Закрыть].

Бусше

Телеграмма №37

Копенгаген, 11 января 1918, 0.30. Получено: 11 января, 5.18

Сегодня сюда прибыла телеграмма от датского посланника в Петрограде приблизительно такого содержания.

В понедельник английский посол уехал, сказав, что больше не в состоянии что-либо понять и что он совершенно конченый человек.

Слухи об отъезде французского посла пока, по крайней мере, преждевременны. Однако, действительно, между представителями Франции и большевиками возник конфликт. Молодой французский офицер распустил слух, что немцы потребовали сдачи Черноморского флота, и это сообщение вызвало большое оживление. Французский посол заявил, что офицер будет снят с должности.

Возникли разногласия также с румынскими представителями. Троцкий жалуется на суровые меры, предпринятые румынским правительством против большевистской пропаганды.

За представителями Германии и Австрии осуществляется непрерывная слежка. По улицам они могут передвигаться лишь в сопровождении солдат, а их письма просматриваются цензурой[265]265
  Германские экономическая и военно-морская миссии, возглавляемые Мирбахом и вице-адмиралом Кейзерлингом, прибыли в Петроград 29 декабря 1917 г. Они должны были обсудить и уладить вопрос об интернированных штатских лицах, обмене военнопленных-калек и другие аналогичные вопросы. Время от времени Мирбах сообщал о хаосе в русской столице и предсказывал скорое падение большевистского правительства. Миссии покинули Петроград 18 февраля, и 23 февраля Мирбах и Кейзерлинг доложились кайзеру в Ставке. Мирбах вернулся в Россию в качестве немецкого посла в конце апреля. 26 апреля он вручил Свердлову свои верительные грамоты. (Примеч. Ю. Ф.)


[Закрыть]. Объясняется это, вероятно, опасениями Троцкого, что немецкие представители войдут в контакт с контрреволюционными кругами, которые определенно симпатизируют немцам.

Австро-немецкая комиссия не имеет намерений достичь каких-либо позитивных результатов. Переговоры здесь приняли форму собраний, на которых обсуждаются всевозможные вопросы.

Брокдорф-Ранцау

Отчет № 26

Петроград, 24 января 1918 г.

Аналогичный отчет послан статс-секретарю иностранных дел

Судя по чисто внешним признакам, власть большевиков за последние несколько дней до некоторой степени укрепилась. Сколько времени просуществует эта позитивная тенденция – непонятно. Поскольку политическая жизнь осуществляется здесь исключительно конвульсиями, не следует загадывать на будущее.

Однако в настоящий момент крупные запланированные меры правительства в Смольном принесли успех. Поскольку оно зависит от поддержки Красной гвардии и моряков – больше, чем от поддержки собственно армии, – и они осуществляют контроль на улицах, правительству было не слишком трудно распустить Учредительное собрание немногим более, чем через сутки после открытия, тем более это становилось похоже уже на фарс, и взамен этого неприемлемого для них органа создать Совет, безоговорочно поддерживающий правительство.

Во всех прочих областях правительство тоже следует испытанной формуле: «Кто не с нами – тот против нас». Пресса принуждена к молчанию. За исключением партийных органов «Правды» и «Известий» все газеты подвергаются строгой цензуре и при необходимости строгим наказаниям[266]266
  Замечание кайзера на полях: «Нам надо бы сделать то же самое с нашей бульварной прессой».


[Закрыть]. С политическими противниками тоже разговор короткий. Политические деятели, депутаты, редакторы и другие члены оппозиции живут в постоянном страхе лишиться свободы или чего-нибудь похуже. В числе арестованных на прошлой неделе – председатель Красного Креста Шаманский. Невозможно узнать, сколько народу разделило эту судьбу, так как общественности становится известна только небольшая часть случаев и вся работа правительства, судя по всему, держится в секрете.

Большой сенсацией последних нескольких дней было убийство бывших министров Шингарева[267]267
  А.И. Шингарев (1869 – 1918) – земский деятель, врач, публицист, один из лидеров партии кадетов. Депутат 2, 3 и 4-й Государственной думы. В 1917 г. – министр во Временном правительстве. Вскоре после большевистского переворота зверски убит матросами. (Примеч. Ю. Ф.)


[Закрыть] и Кокошкина[268]268
  Ф.Ф. Кокошкин (1871 – 1918) – русский юрист, публицист, лидер партии кадетов. Депутат 1-й Государственной думы. В 1917 г. – государственный контролер Временного правительства. Убит матросами вместе с Шингаревым. (Примеч. Ю. Ф.)


[Закрыть]. По состоянию здоровья их перевели из Петропавловской крепости в больницу, где в ту же ночь их расстреляли матросы. Кокошкина они застрелили сразу, но Шингарев умер лишь через несколько часов. На первый взгляд это типичное политическое убийство, но правительство заявило, что не имеет к этому никакого отношения и что оно дело рук оппозиции, которая хочет таким образом получить оружие против большевиков.