Текст книги "Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов"

Эта новая ситуация наступила после передачи условий заключения мира в Версале 7 мая 1919 г. С этого момента началось рассмотрение возможностей переориентации немецкой внешней политики, и тогда понадобились отчеты Моора. Очевидно, он ничего не сообщил посланнику фон Люциусу (von Lucius). Зато стокгольмскому представителю франкфуртской газеты «Франкфуртер цайтунг», д-ру Фрицу Деку, он дал ценные сведения, которые тот переработал для второй статьи в серии публикаций своей газеты о положении в Советском Союзе. Эту еще не напечатанную статью он послал вместе с подробным письмом посланнику Науманну в Берлин, который, очевидно, благодаря этому и обратил внимание на Карла Моора (док. 4)[358]358
  По поручению Социал-демократической партии Норвегии адвокат М. Пунтервольд (правый социалист) и адвокат Верховного суда в Христиании Эмиль Штанг (левый социалист) предприняли ознакомительную поездку по Советскому Союзу. Они освещали эту поездку в прессе в марте – апреле 1919 г. Штранг писал об этой поездке и в письмах к знакомому ему сотруднику немецкой миссии в Христиании д-ру Вольгасту. Д-р Дек использовал статьи этих норвежских социалистов для своей серии во франкфуртской газете «Франкфуртер цайтунг». Они появились в номерах 364 (18 мая 1919 г.), 383 (25 мая), 410 (5 июня) и 434 (15 июня). Статья со сведениями Моора, посланная д-ру Науманну, за исключением двух начальных предложений, полностью соответствует второй статье во «Франкфуртер цайтунг». Контакт д-ра Дека с Карлом Моором мог произойти через шведского левого социалиста, депутата рейхстага и журналиста Фредрика Стрема. В своем отчете от 25 августа 1917 г. Моор причислял главного редактора «Фолкец дагблад политикен» (Folkets Dagblad Politiken) к крайне левым в Швеции. Некоторое время после Октябрьской революции Стрем был официальным представителем Советского Союза в Швеции. Немецкий посланник в Стокгольме в своем отчете от 27 мая 1919 г. называет Стрема «хорошо информированным» в отношении советской внешней политики. Стрем подписал также известную «декларацию чести» (Ehrenerklarung) от 7 апреля 1917 г. для проезжавших через Германию большевиков, а в 1917 г. некоторое время выпускал информационный бюллетень, очевидно, в тесном сотрудничестве с Радеком и Ганецким. Отчеты Пунтервольда – Штанга шли из посольства в Стокгольме через Берлин рейхсминистру иностранных дел.


[Закрыть].

Ход рассуждений Карла Моора во многом близок соображениям Науманна, которые он в частных письмах сообщал рейхсминистру иностранных дел в Версаль. В конце мая, когда Науманн уже получил отчет д-ра Дека из Стокгольма, он с большим пессимизмом ждал решения в Версале. При 50%, которые еще нужно было выторговать, договор все равно оставался неприемлемым. Однако все шаги немецкой стороны в этом направлении до сих пор не принесли результатов. Поэтому Науманн был принципиально против подписания договора. Аргументы, подобные тем, которые Науманн излагал в своем письме графу Брокдорф-Рантцау от 4 июня 1919 г. (док. 5), содержатся и в более ранних письмах[359]359
  Письмо Науманна рейхсминистру иностранных дел от 24 мая 1919 г.


[Закрыть]. Затем он продолжал: «По моему мнению, не надо пугаться того, чтобы – нет, не заключить союз с советским правительством, – но, проведя обмен радиограммами с Москвой о точном соблюдении перемирия, каковой должен быть выдержан в дружелюбном тоне, нагнать на противников страх, что представляется необходимым. Ибо в этом не может быть никакого сомнения: ужас от возможного союза Германии с Россией и тем самым со славянским миром будет огромен. Само собой разумеется – я еще раз подчеркиваю это – я совсем не думаю о союзе, я думаю только о предварительном предупредительном выстреле». Четырьмя днями позднее он сообщил министру иностранных дел среди прочего о заседании кабинета по поводу известного опроса командования сухопутными войсками в связи с возможным возобновлением боевых действий[360]360
  Письмо Науманна рейхсминистру иностранных дел от 28 мая 1919 г. Об «опросе» командования сухопутными войсками в мае 1919 г. см. док. № 30 в моей книге: Das Heer und die Republik. Quellen zur Politik der Rechswehrführung, 1918 bis 1933. Hannover; Frankfurt a. M., 1955. S. 92.


[Закрыть] и о близком к отчаянию настроении широких кругов офицерского корпуса, вынуждающем начать действовать. «Я остаюсь при том мнении, – продолжал Науманн, – что единственно правильный метод – это метод Троцкого: если не будут достигнуты желательные изменения, не подписывать и сказать: воевать мы не можем, так что вводите войска! Тогда мы должны будем сконцентрировать наши усилия на восточном направлении и ждать, пока Антанта не расколется, что продлится, вероятно, не слишком долго, учитывая настроение в ее собственных войсках». Переписка с министром иностранных дел закончилась 9 июня 1919 г., когда Науманн резюмировал свои размышления: «После заключения мира нам придется начать очень осторожную, но очень умную игру, которая должна будет подготовить окончательное решение. Ибо – и в этом отношении нельзя себя обманывать – этот мир не решит ни одной проблемы, но создаст еще сотню новых, а значит, каким бы он ни был, его надо рассматривать только как временный»[361]361
  Письмо Науманна от 9 июня 1919 г. графу Брокдорф-Рантцау.


[Закрыть]. В этом смысле, который принципиально совпадал с мнением правительства Советского Союза о характере Версальского мира, Науманн просил Брокдорфа-Рантцау хотя бы ознакомиться с советами Моора. До этого дело не дошло, так как 20 июня министр иностранных дел подал в отставку, а 23 июня новое правительство немецкой республики безоговорочно приняло договор. Тем самым потеряли смысл прежде всего усилия по немецко-русскому примирению, которые видны из приводимых здесь документов о деятельности Карла Моора летом 1919 г. Но спустя короткое время, хотя вначале и при более скромных предпосылках, этим усилиям суждено было возобновиться и привести к заключению договора в Рапалло 16 апреля 1922 г.

Внешнеполитическая деятельность Карла Моора была с этого момента закончена. Он жил, не имея поля деятельности, почти до 76 лет в доме отдыха ветеранов революции в Москве. В 1924 г. о нем отзываются как о «старом, подавленном человеке»[362]362
  Национальный советник Вальтер Брингольф, председатель городского общинного совета Шаффгаузена, о своей встрече с Моором в 1924 г. в Москве (сообщение В. Келлера автору от 30 августа 1962 г.). Последние известные действия Карл Моор предпринял летом 1919 г. в Берлине, чтобы облегчить положение Карла Радека в тюрьме Моабит и помочь ему наладить связи с внешним миром.


[Закрыть], которому достаются только официальные почести режима[363]363
  Альфред Курелла приводит в своем некрологе факсимиле поздравления Исполнительного комитета Коминтерна от 11 декабря 1926 г. по поводу празднования в Москве 74-летней годовщины со дня рождения Карла Моора. В поздравлении говорится: «Товарищу Карлу Моору, испытанному передовому борцу швейцарского и международного пролетариата, верному, беззаветному другу русской революции – самые сердечные поздравления и приветы в день его 74-летия». В числе прочих «с партийным приветом» подписались Бухарин, Клара Цеткин, Реммель, Джон Пеппер, Бирк, Тельман и Сталин.


[Закрыть]. В 1927 г. из-за болезни глаз он возвращается на свою старую родину, в Германию, чтобы поселиться в берлинском санатории, где он и умер 14 июня 1932 г.

О Стокгольмском конгрессе

Подготовительные работы и предварительные дискуссии, которые проводятся в целях созыва конгресса, длятся уже несколько месяцев. Издалека невозможно составить себе представление о колоссальных трудностях, противостоящих удачному проведению конгресса. Едва удается с непередаваемыми усилиями и терпением устранить одни препятствия, тут же возникают новые и еще большие. Голландско-скандинавский комитет и особенно генеральный секретарь Международного социалистического бюро (Брюссель – Гаага), бельгийский депутат Камилл Гюисман, имеют большие заслуги перед делом мира и перед человечеством, потому что они с неизменным терпением, настойчивостью и неутомимостью преследуют и пытаются приблизить к осуществлению идею объединения социалистических партий всех стран на общем съезде в целях ускорения мира. И их заслуги не стали бы меньше, даже если их благородным стремлениям не суждено увенчаться успехом, чего, как я надеюсь, не произойдет. In magna et voluisse sat est [в больших делах достаточно желания. (лат.)].

Действительно, это великая цель – вернуть голодающему и истекающему кровью человечеству, отчаявшимся, страдающим народам давно желанный мир. Но спрашивается, является ли планируемый Стокгольмский конгресс пригодным средством для достижения этой цели, и если да, состоится ли он? Что касается второго вопроса, то я убежден – и уже давно был убежден в том, что он состоится. Он должен состояться. Вот уже несколько месяцев со всей энергией и волей я стараюсь содействовать, насколько это в моих силах, созыву конгресса: устно и письменно, а главным образом благодаря личному влиянию на выдающихся и авторитетных руководителей социалистического большинства и меньшинства различных стран (на руководителей, с большей частью которых я десятки лет хорошо знаком или даже дружен); я стремлюсь к тому, чтобы ускорить распространение и усиление идеи о заключении мира и способствовать проведению Мирного конгресса.

Противниками созыва этого конгресса являются с одной стороны социалисты Циммервальдского направления с очень строгой партийной дисциплиной, а с другой стороны – правительства западных государств, входящих в Антанту.

К этим ортодоксальным циммервальдцам относятся главным образом большинство Швейцарской социал-демократической партии, болгарские «тесные» социалисты, шведские крайние левые и русские большевики. Все эти группы бойкотируют Стокгольмский конгресс, потому что они заранее решили дискредитировать его, с одной стороны, как мероприятие, дружеское по отношению к союзу стран Центральной Европы, и с другой стороны, потому что они осудили и заклеймили его как орган, который в союзе с империалистическими правительствами вообще намерен работать на достижение опасного мира, вредного интересам народов. Эти группы хотят созвать за несколько дней до всеобщего Стокгольмского конгресса Циммервальдскую конференцию и послать на нее, и только на нее, своих делегатов, в то время как другие многочисленные и сильные Циммервальдские группы и партии будут участвовать в обоих съездах или решат в зависимости от решения Циммервальдской конференции, имеют ли они право участвовать в общем конгрессе или нет.

Швейцарские циммервальдцы – очень фанатичная, сектантски ожесточенная группа – образуют большинство Швейцарской социал-демократической партии. Они не хотят иметь дела с общим Стокгольмским конгрессом, потому что они с ужасом отвергают сотрудничество с империалистическими правительствами, представленными правительственными социалистами, и все еще ожидают осуществления своей Циммервальдской догмы, по которой мир должен наступить благодаря революционному восстанию народов, революционному восстанию, которое произошло в марте в России, но не нашло подражателей в остальной Европе, даже в Италии, которую знатоки итальянских условий объявили «перезревшей для революции». Наряду с редактором Робертом Гриммом, чья международная роль уже сыграна, а позиция и во внутренней, и во внешней политике остается такой же двусмысленной и противоречивой, главарями здесь выступают в основном партийный секретарь Ф. Платтен, редактор цюрихской «Фольксрехт» Нобс и т. д. Представителем швейцарской партии в Международном социалистическом бюро (Брюссель – Гаага) является бывший редактор бернской «Тагвахт» Карл Моор, который не принадлежит к циммервальдцам и заменить которого одним из своих «радикальные» горячие головы не решаются. Не решаются в первую очередь потому, что он открыто высказывает свое мнение и отстаивает его, в то время как Грейлих, гораздо более правый, чем Моор, подвергается нападкам за Циммервальдскую конференцию главным образом не из-за того, что он правый, а потому, что он, отступив от прямого пути, хочет доказать, будто он настоящий циммервальдец, каковым он на самом деле не является. Из-за этого, несмотря на его большие заслуги перед партией, «радикалы» больше не принимают его всерьез, а его авторитет падает.

Болгарских радикальных социалистов, так называемых «тесных», на предварительных дискуссиях в Стокгольме представляли Кырков и Коларов. Но они ни разу не явились в голландско-скандинавский комитет, держались полностью в стороне, общались только в среде шведских левых и хотят участвовать только в Циммервальдской конференции, а не в Общем конгрессе. Так называемые правительственные социалисты, «широкие», через своих представителей Сакизова, Янулова и д-ра Сакарова очень активно участвовали в предварительных дискуссиях голландско-скандинавского комитета. Шведское крайне левое направление стоит на той же позиции, что и болгарские «тесняки». Это – Хеглунд, редактор стокгольмской «Политикен» Стрем, Карлсон Линдхаген. Последний является пожизненным бургомистром Стокгольма и, как и остальные, членом первой и второй палат. В оппозиции к ним стоит Брантинг со своей социалистической партийной группой и газетой «Социал-демократ». К социал-демократической партии принадлежат в шведской второй палате 87 депутатов из 230; из них 20 относятся к крайним левым, примерно 63 поддерживают Брантинга. Брантинг – один из главных инициаторов и активных сторонников общего Стокгольмского конгресса. До недавнего времени даже открытой враждебности западных государств – членов Антанты к Стокгольмскому конгрессу, выражавшейся в первую очередь в бесстыдном отказе выдать паспорта социалистическим делегатам, не удалось поколебать его точку зрения и уменьшить его очень ярко выраженные симпатии к Антанте.

По этому поводу я хотел бы здесь рассказать, что мне сообщили относительно осенних выборов в Швеции в этом году Брантинг и его товарищ по партии и близкий личный друг барон Палмстерна. (En passant[365]365
  Кстати. (Примеч. Ю. Ф.)


[Закрыть]: барон – отпрыск старого дворянского рода, его отец был предводителем дворянства; портрет отца, написанный маслом, висит в ратуше на Ридерхольмен; барон – очень богатый человек, депутат от социал-демократической партии, который оказал очень большое влияние на Гиальмара Брантинга.) Шведское правительство консервативно и, как и эта партия, симпатизирует Германии. Либералы и социал-демократы Брантинга в целом симпатизируют Антанте. Теперь возникает вопрос, какое влияние оказала бы возможная победа на предстоящих выборах социал-демократов и либералов на внешнюю политику Швеции. Я знал, что такая победа очень возможна, шансы левых партий в Швеции, как и во всех странах, очень велики. В случае победы на выборах очень вероятно, что Брантинг войдет в правительство. Поэтому для меня было естественно расспросить Брантинга, с которым я достаточно часто общался самым дружеским образом, а также Палмстерна, который при моем первом посещении второй палаты чрезвычайно любезно меня принял и seance tenant[366]366
  Сразу же. (Примеч. Ю. Ф.)


[Закрыть] показал мне все здание, о том, какие последствия будет иметь изменение кабинета министров в смысле дружественного к Антанте «полевения» во внешней политике и в частности нейтралитета Швеции. Оба социал-демократических лидера ответили самым определенным и решительным образом, что победа левых партий на выборах и изменение кабинета министров совершенно ничего не изменят в нейтральной позиции Швеции. В любом случае, как мне дали понять, не может быть и речи о том, чтобы Швеция вдруг вступила в войну и начала воевать на стороне Антанты.

После этого экскурса я возвращаюсь к теме, от которой я отступил на предыдущей странице. Осталось еще сказать о русских большевиках как о противниках проведения конгресса. Они из всех русских партийных направлений являются партией, наиболее энергично выступающей за мир. Но они хотят мира путем революционного восстания народов. Они хотят заключать мир только с демократическим правительством. Тем не менее их пропаганда в России и вся их партийная деятельность таковы, что способствуют миру и вынуждают руководящие круги избрать в интересах самосохранения скорейший мир.

Итак, циммервальдские строго дисциплинированные партии и группы, рассмотренные до сих пор (начиная со с. 2), не хотят участвовать в Общем конгрессе или, может быть, поставят свое участие в зависимость от четкого решения Циммервальдской конференции.

Но есть еще 10 других циммервальдских партий и групп, которые уже приняли решение участвовать в общем Стокгольмском конгрессе и открыто об этом заявили, так что диссидентские группы образуют не слишком большую кучку.

Другим противником проведения Общего конгресса, упомянутым на с. 2, являются западные государства – члены Антанты. До сих пор они действительно препятствовали созыву конгресса. Россия приветствовала созыв конгресса, социалистические партии, за исключением большевиков, доказали свою заинтересованность в проведении конгресса. Совет рабочих и солдатских депутатов взял в свои руки созыв конгресса и объединился для этой цели с голландско-скандинавским комитетом и секретариатом Международного социалистического бюро. Также правительство России – скорее реакционное – не чинит препятствий на пути созыва конгресса, а, напротив, придает ему большое значение, а Керенский, диктатор и слепое орудие реакционных сил, только что заявил представителю «Дейли ньюс», что он ничего не имеет против конгресса, что нельзя препятствовать его проведению, что любое сопротивление правительств союзников проведению конгресса и все сложности, которые они могут создать для делегатов, – все это означает играть на руку Германии.

Не то западные державы и Америка. Оттуда идут бесчисленные трудности, каверзы и издевательства, которые позволяют себе «демократические» правительства Франции и Англии по отношению к голландско-скандинавскому Комитету. Если бы социалисты Англии, Франции и Америки получили от своих правительств паспорта для поездки в Стокгольм, то враждебность строго дисциплинированных циммервальдцев не имела бы значения и не могла бы помешать проведению конгресса. Многочисленные фазы, которые прошла история участия в конгрессе социалистов Антанты, очень поучительны интригами, лицемерием, двурушничеством и грубым цинизмом, которым подвергались социалисты Антанты со стороны своих правительств. Социалисты вполне заслужили эти унижения и оскорбления той собачьей преданностью, с которой они верноподданнейше принимали все пощечины и пинки от своих правительств. Когда министр Гендерсон, возвращаясь из Петербурга, был в Стокгольме, я имел с ним беседу и резко упрекал его за то, что английское правительство не выдало паспорта. При этом я обвинил английских социалистов, позволяющих так с собой обращаться, в измене социализму. Так вот Гендерсон торжественно мне пообещал, что теперь английское правительство выдаст паспорта. Когда я сказал, что автократические правительства союза стран Центральной Европы выдают паспорта, а «демократические» правительства стран – членов Антанты на это не решаются, так как, вероятно, у них есть причины бояться социалистического мирного конгресса, Гендерсон подал мне руку и заверил меня: «Слово чести! Англия выдаст паспорта». Так что Гендерсон по крайней мере хорошо держался. Только что он был выбран депутатом на Стокгольмский конгресс наряду с Перди от синдиката кораблестроителей Ланкашира, Робинсоном, президентом союза техников, Тэрнером от синдиката рабочих-шерстянщиков Йоркшира, Картером от синдиката докеров Суонси и Гатчинсоном от союза техников. Джордж, fou furieux[367]367
  Буйный сумасшедший. (Примеч. Ю. Ф.)


[Закрыть] этой войны, вероятно, уверен, что может безнаказанно навязать все, что угодно, вождям английского рабочего класса. Тем не менее недавно 1 800 000 человек высказались за участие в Конгрессе против 500 000.

Соединенные Штаты также недемократически воспротивились предоставлению паспортов делегатам Стокгольмского конгресса. Сегодня, как и в июне, Лансинг отказывает в паспортах руководителю социалистов адвокату Гилквиту, члену Международного социалистического бюро (Брюссель – Гаага) и другим делегатам от социал-демократической партии. Два месяца тому назад социалисты перехитрили правительство славной демократической республики и оставили его в дураках. Каким-то авантюрным и забавным путем, о котором и сегодня ничего не сообщается, социалисты Рейнштейн, Давидович и Гольдфарб ускользнули из свободного демократического пространства звездного флага и неожиданно появились к общему изумлению с настоящими мандатами американской рабочей организации в Стокгольме. Рейнштейн, который описывал мне свою полную приключений поездку, знаком мне еще по взрыву на Цюрихберг (1888 или 1887 г.) и по своему парижскому процессу.

Хотя у этих американских делегатов не самые англосаксонские фамилии, но мандаты у Гольдфарба и компании настоящие англосаксонские, а это главное.

Отрицание элементарнейших демократических принципов западными правительствами стран Антанты постепенно сделало их подозрительными даже в глазах друзей Антанты, тем более что ведь эти правительства и их парламентские и журналистские адвокаты и пособники при любой подходящей и неподходящей возможности лицемерно афишируют свои якобы демократические институты и принципы и требуют от стран Центральной Европы, прежде чем они смогут заключить с ними мир, «демократии», которой у них самих тоже нет и принципы которой они каждый день попирают.

Даже страстные друзья Антанты, кажется, постепенно – достаточно поздно – поняли, что державы – члены Антанты преследуют империалистические захватнические цели и поэтому не хотят мира; не потому, что (как они пытаются доказать) они хотят заключать мир только с государствами, имеющими демократические, парламентские правительства. Нет, теперь даже ранее слепым приверженцам Антанты совершенно очевидно, что страны Антанты при всех условиях стремятся к полному подавлению стран Центральной Европы, главным образом Германии. Даже Гиальмар Брантинг, фанатичный сторонник Антанты, до сих пор бывший верным защитником всех происков, козней, интриг, жестокостей и силовых приемов правительств Антанты, сейчас настроен против них. Еще несколько недель назад он с большим возбуждением спорил со мной, когда я в заключение дискуссии по «столь излюбленному» вопросу о долге сказал ему: «Об этом мы не договоримся. Оставим пока в стороне вопрос, кто виноват в войне, но совершенно ясно, что только Англия и другие страны Антанты виноваты в продолжении войны, в бессмысленном уничтожении многих миллионов людей и в том, что у страдающего человечества нет сегодня и еще длительное время не будет мира».

Если еще несколько недель тому назад Брантинг не хотел этого признавать, сегодня он настойчиво пытается взывать к совести правительств Антанты. В резких выражениях он указывает на негативное моральное впечатление, которое произведет на общественное мнение и на рабочий класс всех стран упорный отказ в паспортах делегатам Стокгольмского конгресса, и на то, что везде возникает мнение, что у Англии, Франции и других стран Антанты, должно быть, есть причины бояться мирной встречи делегатов рабочего класса воюющих и нейтральных стран.

Но, несмотря на эти сложности и сопротивление злобных, античеловеческих, враждебных культуре элементов в Англии, Франции и Америке, Стокгольмский конгресс состоится. Не важно, где будут проходить его заседания: в Стокгольме, Христиании или где-то еще. Воля народов к миру сильна и становится день ото дня сильнее. В чем она должна проявиться, в чем она может проявиться легитимнее, целесообразнее и плодотворнее, чем в общем совещании братьев, которые до этого момента грабили и убивали друг друга в угаре безумия, в состоянии невменяемости, в какое военный психоз привел все народы?! И в дискуссии с теми братьями, которые в качестве так называемых нейтралов должны были выносить страдания войны в экономической области, в виде голодания больших народных масс?!

Правда, с одной стороны нас достаточно грубым образом предостерегают, что от подобных дискуссий нечего ждать и что все надежды на мир надо связывать только с «революционным восстанием народов». И хотя в соответствии с моим темпераментом эта перспектива для меня лично не имеет ничего отталкивающего, но мой опыт, мое знание обстоятельств и условий в различных странах, мой взгляд, обострившийся в долгие десятилетия, полные практических и социальных изменений, говорят о реальном положении дел: ни в Центральной, ни в Западной, ни в Южной Европе – нигде я не вижу революционного восстания народов. И я не верю, что оно может произойти до заключения мира, а что произойдет после войны – другой вопрос. Но для достижения мира это не важно.

Конечно, для человечества было бы благодеянием, если бы народы Англии, Франции и России, подняв революционные восстания, вынудили свои правительства заключить мир. Потому что именно правительства Англии и Франции не хотят мира. Они даже силой мешают представителям огромных народных масс объединиться для совместных мирных переговоров со своими иностранными братьями. Но народы до сих пор не вынуждают свои якобы демократические, а на деле деспотические империалистические правительства, не желающие мира, к заключению мира. Поэтому не остается ничего другого, как попытаться содействовать установлению мира в ходе совместной дискуссии представителей рабочего класса всех стран.

Насколько точно то, что такой конгресс обязательно состоится, настолько же точно и то, что он является пригодным средством для того, чтобы придать идее о мире импонирующий вид, чтобы усилить эту идею. Не надо думать, что я предаюсь иллюзии, будто бы конгресс непосредственно повлечет за собой мир. Нельзя требовать или ожидать невозможного. Но мирный конгресс междунар[одного] пролетариата выразит тоску о мире, которая живет в миллионах истекающих кровью рабочих сердец, в миллионах страдающих женщин и терпящих лишения детей. Этот конгресс явится сильным и концентрированным выражением воли к миру отдельных, не связанных друг с другом людей, и благодаря их живому взаимодействию придаст мощный импульс этой тоске и этой воле и сделает их непобедимыми.

Сам конгресс не принесет мира, но он является безусловно необходимым первым шагом к нему. Пока не удастся собрать вместе приглашенных представителей междунар[одного] пролетариата для совместных дискуссий и для достижения добросердечного взаимопонимания в вопросе о мире, до тех пор и представители правительств не смогут собраться вместе. Одно с логической последовательностью влечет за собой другое.

Очень важно, чтобы междунар. пролетариат встретился в лице своих представителей. В последний раз это произошло в Мюнстере и на Мюнстерплац в Базеле, перед этим в большем объеме в 1910 г. в Копенгагене. Социалистические представители воюющих стран должны снова встретиться и посмотреть друг другу в глаза, они должны сидеть за одним столом друг с другом, они должны отчитаться друг перед другом. Они должны вспомнить десятилетия совместной работы, перенесенные вместе преследования своих буржуазий и правительств, плодотворную работу в области товарищества; они должны вспомнить все, что у них есть общего, объединяющего, примиряющего. Все это должно вновь ожить и расцвести в них. Благодаря этому исчезнут все недоразумения, ожесточенность, неприязнь и ненависть, вражда и злоба. Лед тронется. Они снова осознают естественную общность своих классовых интересов и солидарность в противовес искусственно созданным различиям, лжи, клевете, шовинизму. Может быть, не сразу удастся достичь взаимопонимания, даже очень может быть. Но это будет по крайней мере попыткой понять друг друга. И даже если конгресс закончится, не достигнув взаимопонимания, сам факт, что «враги» снова сидели и разговаривали друг с другом, оказал бы мощное моральное воздействие, которое было бы крайне полезно делу мира.

Я действительно не тешу себя иллюзиями о непосредственном, практическом результате этой международной встречи, но тем, кто считает ее бессмысленной, я хотел бы возразить: неужели вам не бросилось в глаза, какими силовыми средствами, с какой яростной злобой пытаются империалистические правительства и круги Англии и Франции не допустить осуществления этой пролетарской встречи? Неужели вы не видите того, что видит любой, кто не слеп? Неужели вы не видите за деспотическими насильственными методами, за издевательствами над тоской народов о мире смертельного страха империалистических поджигателей войны во Франции и Англии, что международный пролетариат, который сегодня разрознен и расколот, который сегодня все еще позволяет убивать себя на пользу и благо кумирам капитализма, может снова прийти к взаимопониманию! Руководящие политики Англии и Франции, ответственные за долгое продолжение ужасной бойни народов, испытывают невыразимый страх, бесконечный ужас, что пролетарии могут снова научиться понимать друг друга, что давние благородные чувства могут ожить, что может опять возникнуть обмен ясными мыслями, что сердца снова забьются с давней симпатией, что старая любовь даст новые плоды, что старая верность всегда будет молодой.

Этого боятся палачи, которые хотят вести войну еще многие годы, этого боятся изверги, которые хотят, чтобы народы, миллионы женщин и детей голодали и вымирали, чтобы будущие поколения чахли и гибли.

Представителям пролетариата нельзя позволить встретиться. Физическая встреча в одном месте, в одно время может повлечь за собой встречу духовную и душевную. Рибо, французский премьер-министр, только что очень явно выразил этот страх в своей речи. Не есть ли этот страх перед конгрессом убедительное доказательство его важности, его высокого назначения?

Не есть ли этот страх веское доказательство того, что конгресс является пригодным средством, чтобы укрепить, усилить и сделать непобедимой мысль о мире? Как ужас перед войной заставляет содрогаться простых людей, так поджигатели войны дрожат от ужаса перед миром.

Но мы хотим добиться того, чего они боятся: мира; мы хотим способствовать его достижению всеми средствами нашего разума и наших сердец. Бедные, истекающие кровью народы должны снова получить мир. И так как социалистический конгресс в Стокгольме является первым шагом к этому, он должен состояться, и он обязательно состоится.