Текст книги "Я шкурой помню наползавший танк"
![](/books_files/covers/thumbs_240/ya-shkuroy-pomnyu-napolzavshiy-tank-302535.jpg)
Автор книги: Юрий Хоба
Жанр: Книги о войне, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Часть шестнадцатая
Прятки с тридцатым калибром
ОБЛАПИЛ БАБУ СНЕГОВУЮ
Причин, по которым жители прифронтовой зоны отказываются спускаться в бомбоубежище – великое множество. Это – лень, извечная надежда на «авось», отсутствие подходящего укрытия и тому подобное.
Меня, например, пренебречь мерами личной безопасности заставила кошка. Не пожелала, видите ли, разделить местечко в подвале. Чтобы не выглядеть в глазах животного трусливым существом, следом выбрался и я.
Нет, я вовсе не призываю равняться на братьев меньших. Они тоже попадают под раздачу. Но об этом в следующей главе, а сейчас вернусь к правилам поведения при обстрелах.
Так вот, имеются все основания подозревать, что писаны они теми, кого жареный петух в одно местечко ещё не клюнул. То есть диванными стратегами. В противном случае они бы знали, что человеком зачастую руководит не разум, а инстинкты.
Это уже после всего начинаешь понимать, что эффективность выбранного в качестве укрытия ветхого штакетника ничтожно мала и что придорожная канава дает значительно больше шансов для спасения. Однако я целиком доверил свою шкуру хлипкой ограде переулка, где был застигнут бомбардировкой.
Ещё в более пикантной ситуации оказался мой приятель, обладатель ста килограммов мышечной массы.
– Бежал под шрапнелью почище преследуемого гончими псами зайцами, – признавался он. – А потом и вовсе утратил соображалку. Спрятался за слепленной детишками снеговой бабой. Облапил её и не дышу…
Представив совершенно трезвого мужика в обнимку со снеговиком, я ехидно хихикнул. Рассмеялся и соблазнитель снежной бабы. Разумеется, после того, как узнал о моём убежище под ветхим штакетником.
Словом, повеселились мы над собственными приключениями от души. Впрочем, иначе и быть не должно. Если полностью отказаться от шуток, жизнь в прифронтовой зоне и вовсе покажется невыносимой.
КОНТУЖЕН В МУСОРНОМ БАКЕ
По сравнению со снеговиком железобетонный столб – сверхнадёжное укрытие. Да и венчающий его фонарь уличного освещения тоже способен прикрыть от осколков дозволенных Минскими соглашениями снарядов тридцатого калибра. С виду они безобидные и даже чуточку симпатичны. Эти «игрушки» в великом множестве я видел на околице Старобешево. Их охранял от посягательств местной детворы ополченец в штатском, но с автоматом на ремне.
И тем не менее эти симпатичные творения рук человеческих способны наводить смертный ужас на людей и братьев меньших.
Пяток находящихся на моём иждивении кошек при первых же разрывах бросились врассыпную, а я машинально отступил под электроопору. Не среагировал на рукотворную грозу лишь предводитель стаи, чёрный с несколько искривленной шеей кот.
Он невозмутимо продолжал трапезничать. И, кажется, испытывал удовольствие от переполоха, по милости которого ему досталась тройная порция.
Думаю, если бы в эти минуты на улице появился прохожий, он бы обратил внимание на завтракающего под бомбардировкой кота. И, возможно, восхитился его бесстрашием.
Однако не следует приписывать животине то, чего нет. Это самый обычный зверь, который по милости войны остался бесхозным. Хозяйка, скорее всего – старушка, или эвакуировалась, или отошла в мир иной под музыку канонады.
Да и откровенное пренебрежение опасностью – всего лишь видимость. На самом деле виной всему контузия, которую предводитель стаи заработал. Он не только полностью оглох, но и получил повреждения шейных позвонков, когда был распят взрывной волной мины восемьдесят второго калибра.
ОСКОЛОК НА ПАМЯТЬ
Обычно под раздачу попадают те, кто нарушает правило предков «Бережённого бог бережёт» и кто проявляет излишнее любопытство. Моя землячка Ирина заинтересовалась хлопками снарядов тридцатого калибра и выглянула в окно, за которым на все голоса перекликались противоугонные системы припаркованных во дворе пятиэтажки автомобилей, однако тут же оказалась на пятой точке.
– Вот она, моя несостоявшаяся погибель, – молвила Ирина, демонстрируя завёрнутый в салфетку обрывок металла. – Доктору пришлось помучиться, чтобы извлечь эту штуковину из моего ребра. А ещё он сказал, что я родилась в рубашке.
Слова хирурга соответствуют действительности. Всё могло бы оказаться значительно печальнее, не окажись на пути железного «гостинца» двойная рама стеклопакета.
– Знать бы, что так произойдёт, ни за какие коврижки не подошла к окну, – посетовала молодая женщина. И тут же разразилась хвалебной одой в адрес доктора, который во время операции прикрыл её спиной от разлетающихся оконных стёкол, однако вложенную в конверт благодарность так и не принял.
– Я просто делал своё дело…
Что ж, скромность украшает всякого, в том числе доктора. Ведь он, в отличие от нас, смертных, не имеет права покинуть рабочее место, чтобы схорониться от бомбардировки в подвале или за ветхим штакетником.
Но в то же время не следует без особой нужды подвергать собственную жизнь риску. Как выразился по этому поводу соблазнитель снежной бабы, лучше иногда показаться смешным, чем быть убитым.
ЗЮЙД-ВЕСТ – ТЁПЛАЯ ДУША. КЛЫКАСТЫЕ СОСУЛЬКИ
Ночь была наполнена шорохами, как рогожный мешок раками. Они скрипели друг о дружку шершавыми клешнями, булькали и никак не могли выбраться наружу. А ещё в воздухе утвердилась пьянящая свежесть. Так бывает, когда в комнату занесут ворох напитавшегося морозом белья.
Накануне ничто не сулило оттепель. Даже полуденное солнце не могло смягчить свирепую душу норд-оста. Холодный, как нож убийцы, ветер звенел о наледь тротуаров и об остов сожжённых усадеб.
Лишь ближе к вечеру небесному светилу удалось отогреть сосульки. Однако из-за норд-оста они получились кривобокие и клыкастые.
Но пришла ночь и с ней – оттепель. Хищно облетевший вначале ятаган полумесяца подернулся лёгкой паутиной, а затем и вовсе исчез в небесном омуте. И тут же потянуло оттаявшим бельём.
Чтобы удобнее слушать ночь, я спрятался под козырёк крыльца. И правильно сделал. Залп гаубичной батареи разбудил сосульки на козырьке и они, выждав несколько мгновений, вонзили клыки в тротуарную плитку у моих ног. Казалось ничего сверхъестественного не произошло. Холодный норд-ост был просто изгнан за горизонт. Однако человеку порой достаточно и такой малости. Правда, понять его едва ли сможет житель страны с мягким климатом. Ведь ему, бедолаге, не дано знать, как шуршит и чем пахнет ночь прифронтовой зоны.
СЛУШАЯ ПЕСНЮ СИНИЦЫ
Зимняя рыбалка то же самое, что и летняя. Только кастрированная. А зачехлённые во сто одежд рыбаки на льду кажутся принесенными сюда с огородов пугалами. Они настолько убого смотрятся, что возникает желание дать им милостыньку.
То ли дело утро в канун Троицыного дня, когда прибрежный камыш ещё не обрел жестяную строгость. Восседаешь под кустом серебристого лоха, весь осыпанный золотой пыльцой, чей аромат во сто раз превосходит самые изысканные духи, и ловишь щекой первый солнечный луч.
И не беда, коль в твоем садке ничего нет, кроме пары случайно забредших туда пиявок. Зато душа полна тихим восторгом и созерцанием. Скрипнула кашовка, беззвучно орудуя лопатой, проплыла в гнезде-плоту востроглазая чомга, ужик, приняв твой башмак за береговой голыш, перевалил через него и пополз дальше по своим делам.
Впрочем, зимняя рыбалка тоже сулит общение с природой. По крайней мере, так считает гражданин пенсионного возраста, с которым я разговорился на льду водоёма, дамба которого подверстана в трассу Донецк – Новоазовск.
Гражданин тоже был похож на огородное пугало. Только слегка потрёпанное. Наверное, ещё ноябрьским штормом. Или обстрелами, которые в этих местах обычное явление.
«Уж не помер ли?» – шевельнулась тревожная мыслишка.
Какой там. Рыбак на поверку оказался живее всех живых. Услышав за спиной шлёпающие шаги, выкуклил из капюшона чуток припухшее лицо.
– Вздремнул малость, – признался гражданин. – Принял из фляжки… А как не принять для храбрости. Линия фронта не за горами ведь. Слышь, как гремит без передыху… Да и благодать на пруду. Синичка песню запела, теремок на берегу в талой воде церковной иконой мерцает… Уютно на душе сделалось, забылось о войне…
Разумеется, после общения с местным философом я не побежал сломя голову записываться в клуб любителей рыбалки. Но песню синицы услышал. А ещё мне показалось симпатичным мерцающее отражение теремка и облитые солнцем прибрежные ивы.
![](i_033.jpg)
ФУГАС НА КОТЛОВОМ ДОВОЛЬСТВИИ
То, что человек – существо в высшей степени эгоистичное, можно судить по фронтовым сводкам. Обязательно назовут число павших врагов (конечно, преувеличенное), укажут собственные потери (естественно, самые скромные), но нигде не найдете вы сведения о попутно погибших братьях меньших. А они, как считает защитница бездомного зверья и хирург милостью Божьей Светлана Татаринцева, огромны.
Значительное количество кошек и собак, чьи хозяева сгинули в буреломе военного времени, сегодня рыщет в поисках новых источников питания. Часть разбрелась по соседям, часть присоединилась к военным, часть рыщет по полям, где полно остатков солдатского хлеба и мёртвых.
За истекшие месяцы я проехал вдоль линии боевого соприкосновения не одну сотню километров, десятки раз предъявлял багажник нашей машинёшки на блокпостах для досмотра, где в обязательном порядке несли службу четвероногие помощники. Причём у смышленых псов, судя по всему, сложилось мнение, что проезжающие через блокпосты автомобили служат исключительно для перевозки хлебных корочек и мятных пряников.
К сожалению, не нашлось чем угостить лохматого громилу с глазами брата милосердия на въезде в Дебальцево, который принимал посильное участие в проверке документов. Космически был пуст и рюкзачок худенькой представительницы журналистской братии Елены Костюченко, с которой наши дороги пересеклись полтора часа назад на околице отбитого города. Ярко выраженная сорвиголова двадцати с небольшим лет от роду, похоже, считала, что бутерброды с колбасой брать в пекло не обязательно.
– Вы особо не огорчайтесь, – утешил пожилой ополченец в очках с линзами невероятной толщины. – Он у нас на полном котловом довольствии. Даже с походом. Как кличут… Перебрали полсотни этих самых кличек, более охотно откликается на Фугаса. А настоящая погремуха неизвестна, он ведь к нам без паспорта прибился…
![](i_034.jpg)
Что ж, обретшие новых хозяев псы вынуждены привыкать к взятым из военного обихода именам. Как это, скажем, и произошло с лохматым волкодавом.
– Фугаса, – сказал на прощание пожилой ополченец, – чисто по-человечески жаль. Хотя и путается под ногами, однако пнуть совесть не позволяет. Прогоним, а куда он пойдет? В чисто поле? Так там и без него голодных ртов хватает. Закусывают всем, что на зуб попадётся. Зайцами, полёвками, а попадётся убитый – мимо не пройдут.
СНЕГОПАДА ХМЕЛЬНОЕ ВИНО. НАКРОЙТЕ СТОЛ ДЛЯ СРОДСТВЕННОЙ ДУШИ
Если посадить у крыльца хвойное деревцо, то потом можно снисходительно поглядывать на бедолаг, которые в канун Нового года рыщут по ёлочным базарам. Но главное – ты до конца дней своих свободен от упреков: «Послезавтра Восьмое марта, моя мама приезжает, а ёлка до сих пор посреди комнаты торчит».
Правда, есть риск повторить ошибку жителя волновахского посёлка Еленовка. Мужик позабыл освободить маковку одолженного у вечнозелёного бора саженца от звезды. Так прошёл один год, второй, третий… Ну, а спустя полтора десятка лет дерево вознеслось на такую высоту, что впору вызывать машину с выдвижной лестницей.
Впрочем, насколько известно, мужик не планирует звонить по телефону экстренной службы. Да и спасатели едва ли возьмут грех на душу. Ведь разлапистая звезда теперь не просто новогодняя игрушка, а основание гнезда сорокопута-жулана.
Поэтому свою дворовую ель я не отягощаю излишествами. И потом, разве могут быть украшения лучше парочки лазоревок, телесного цвета шишек и атмосферных осадков? Порой мне даже кажется, что зелёные иглы специально нанизывают косо летящие снежинки, чтобы явить миру гармонию зимней свежести.
А в качестве дополнения к ёлке вполне достаточно столика штучной работы, сквозь ласковое покрытие которого погасшими уголками проступают кругляшки сучков. Скучавшее целый год под крышей творение кустаря-одиночки обретает возможность побывать на вольном воздухе и заодно сгодится в качестве пьедестала для вазы с яблоками, графинчика сухого вина и вздрагивающих от прикосновения озябших пальцев стаканов тонкого литья.
И конечно же, для полноты счастья остается лишь дождаться приезда сродственной души, а если повезёт – то целой дюжины, чтобы было с кем зачерпнуть певучим стаканом толику снегопада.
ТАРАНЬ С ПОЛУОСТРОВА КАМЧАТКА
К сожалению, война наставила рогаток на дорогах, которыми стекались к крыльцу эти самые сродственные души. Только две, да и то проездом, прибыли к Новому году.
Но зато гости с самого полуострова Камчатка, земляки известного путешественника Фёдора Конюхова, самые что ни есть сродственные души Антонина и Пётр. Правда, Камчатка не та, лежащая за тридевять земель, а ближняя, с берега которой можно разглядеть дымки идущих к Керченскому проливу судов.
Привезли гости, помимо вязанки тарани, новогодний гостинец от Фёдора – роскошное издание репродукций его картин с дарственной надписью.
– Извини, – сказал Пётр, – книга несколько месяцев пролежала рядом с Библией под иконой Николы Мирликийского. Ждали, но ты всё не едешь…
Альбом излучал запах моря и степной полыни. Впрочем, в прибрежном селе Атманай так пахнет решительно всё. Начиная с часовенки (её Пётр возводил на пару со знаменитым путешественником) и заканчивая рассохшимся баркасом, который, словно старый пёс, доживает дни во дворе родительской усадьбы покорителя всех полюсов планеты Земля.
![](i_035.jpg)
– Чем сейчас Фёдор занимается? – спросил я. – Не знаешь?
– Приблизительно, – рассмеялся гость, поглаживая точную копию бороды Громовержца ладонью железобетонной прочности. – Коль наш общий друг прошёл все моря-океаны, дважды побывал на Эльбрусе, можно предположить, что готовит собачью упряжку для погружения в Марианскую впадину. Там он наверняка не побывал.
Ещё одна сродственная душа – Антонина. Далеко не молода, но обаятельна. А ещё она излучает свет, который держится в безветренную погоду над полем цветущего подсолнечника.
Однако Пётр, несмотря на жесткие ладони и бороду Громовержца, лишней сигареты или чарки при жене не позволяет. Поэтому я предлагаю ему «подышать» свежим воздухом.
– Правильно, – одобрила хозяйка. – Попутно машину во двор загоните. И нам мешать не будете. Гуляйте, пока к ужину не позовём.
ГОРСТЬ РЕПЬЁВ НА ПАМЯТЬ О ВОЙНЕ
Словом, ждать милостыню от дам мы не стали. Воспользовавшись бесконтрольностью, я приволок под дворовую ель столик, разместил на нём яблоки, вино и сигареты, а гость благословил всё это торжественным крестом.
Отведав даров виноградной лозы, закурили. Облачка лёгкого табака застревали в еловых ветках и бороде камчадала, словно потерявшаяся паутина. Казалось, что они, а не периодически срывающийся снег издают слабый шорох.
– Я думал, у вас, на Донбассе, грохочет, как в кузнечном цеху, а оно вышло наоборот, – подивился Пётр. – В Атманае, когда низовка играет с морем, и то шума поболее.
Лучше бы гость промолчал или сказал что-нибудь другое. Впрочем, чего требовать от человека, сон которого тревожат петухи да треск ворочающихся у берега льдин.
А здесь уже не треск припая, а кашляющая очередь разбудили тишину.
– Ну вот, – виновато молвил Пётр, – накликал… Что это было?
– Война, – ответил я. И тут же уточнил: – Скорострельная пушка боевой машины пехоты. Пойдем-ка в дом от греха подальше.
– Так опасно?
– Как сказать… Иногда гостинцы и сюда залетают. Сейчас я один такой продемонстрирую.
– Подари. Соседям дома буду показывать.
– Только спрячь хорошенько. Иначе на блокпосте отнимут.
К великому изумлению, замечаю, что борода камчадала трясется от беззвучного смеха.
– Смешное вспомнил?
– Антонину. На блокпосте три часа промордовали. Антонина, чтобы согреться, термос чая выдула. Ну и подалась по малой нужде за какую-то будку. Да и скатилась колобком в окоп. Я её оттуда, как рака из норы, за ворот тащил. А как отъехали с километр, вновь на обочину попросилась. Жаловалась по возвращении: «Горсть репьёв из колгот вытряхнула. В окопе нахваталась».
– Плох твой смех.
– Пугаешь?
– Предупреждаю на будущее. Обочины уже не одну жизнь забрали. А сколько всего на минах подорвалось, только травматологам известно.
ТОСТ ПОД ГРОМ КАНОНАДЫ
Смешинки тут же соскользнули с бороды Громовержца:
– Ты, наверное, прав, как ни печально, – молвил, баюкая в ладони розовощёкое яблоко. – Я сам, дурень старый, на блокпостах дважды облажался. С солдатом общался на русском, с ополченцем – на мове, что, мне сдается, им сильно не понравилось.
– Надо было на языке прадеда-немца.
– Кроме «Хенде хох» и «Нихтс форштевень», ничего не знаю… Хотя Антонина утверждает, что после возлияния во сне не по-нашенски лопочу. А на каком…
Завершить фразу помешала всё та же боевая машина пехоты. А сдвоенный шлепок мин о сугробы за околицей и вовсе перевёл разговор в другое русло.
– Постукивает что-то? – гадательно произнёс камчадал.
– Где?
– За калиткой.
– Соседка Ираида вечернюю пробежку совершает. С лыжными палками… Тётка не без юмора. Особо любопытным встречным жалуется на склероз: «Палки взяла, но лыжи дома забыла». А потом при этом хихикает. Бегает каждый вечер. Без скидки на погоду и бомбардировки.
– С головой у неё всё в порядке?
– Более чем. И у соседа напротив крыша тоже на месте… У которого гирлянда за окошком мерцает… Это тебе, свежему человеку, кажется диким: как можно совершать вечерний променад и наряжать ёлку под визг осколков.
– Истину глаголешь.
– А разве сам не втянулся? В километре отсюда мины хряпают, а мы с тобой грызём яблоки да за жизнь толкуем. И Антонина туда же. Слышишь, как щебечет с хозяйкой?..
Наконец скорострельная пушка угомонилась. Наверное, выпуляла весь боезапас. А может, пушкари решили больше не поганить благостный вечер чужеродными звуками.
– Погодка действительно чудо, – согласился гость. – Чистая тебе невеста во время венчания… Знаешь, – добавил после непродолжительного раздумья, – я иногда удивляюсь нашему Фёдору. Ездит, летает, плавает. Как будто есть на белом свете места краше наших…
Мы выпили за здоровье Фёдора, за предоставленную возможность наполнить стаканы тонкого литья вином и снегопадом, за дам. И конечно же – за праздник, который всякий раз приходит в твой дом вместе со сродственной душой.
РЕКВИЕМ ПОВЕРЖЕННЫХ ОБЕЛИСКОВ
Мамаев курган, Сапун-гора, Митридат, Саур-Могила в силу своих скромных размеров едва ли смогут представить интерес даже для начинающих альпинистов. Однако я затрудняюсь назвать какую-либо иную точку на земле, куда бы приносили столько цветов.
Памятные места принято готовить задолго до всеобщего праздника Победы. Уберут принесённый зимними вьюгами хлам, подстригут обмороженные стебли циркусов, заасфальтируют колдобины. Последнее особенно важно, ведь штурмовавшим огневые высоты ветеранам сегодня проблематично одолеть даже едва приметный глазу бугорок.
![](i_036.jpg)
Так будет происходить на Мамаевом кургане, Сапун-горе, Митридате. Исключение составит лишь Саур-Могила. Чтобы освободить ступени ведущей наверх лестницы от разбитых в прах обелисков, потребуется дивизион дворников и полсотни тяжёлых самосвалов.
НЕТ ПОКОЯ МЁРТВЫМ И ЖИВЫМ
Тёплые ветра Азовского моря прежде срока очистили от сугробов Саур-Могилу и другие высоты Донецкого кряжа. Ошмётки снега сохранились лишь в покинутых землянках, на дне окопов и под венками, которыми укрыты могилы полегших здесь ополченцев.
Их мало. Значительно больше было осенью сорок третьего года прошлого века. По словам умершей зимой уроженки здешних мест Полины Марковны, убитых хоронили где придется: в оставленных тяжёлыми авиабомбами воронках, блиндажах и траншеях.
Земля Донецкого кряжа одинаково неподатлива лемеху оратая и малой сапёрной лопатке. Два пальца скудной почвы, а под ней неугрызимая твердь. Но убитых было столько, что каменистая почва и спустя годы продолжала пружинить под ногами.
![](i_037.jpg)
Попытка разглядеть визуально село Полины Марковны не удалось из-за смога. Его можно принять за испарения просыпающейся земли, если бы не запах гари. Запах усиливается, когда ниспадающий поток воздуха роняет на вершину Саур-Могилы струпья сгоревших камышей. Они непрочны, как и объявленное по второму кругу перемирие.
Всё время преследуют звуки. Они меняются по мере восхождения к вершине. Лестница сплошь усыпана каменной крошкой и осколками. Вначале шепелявили хвоинки поверженных снарядами голубых елей. Они чем-то напоминают павших на поле боя воинов.
Чуть позже, примерно на середине лестничного марша, ухо улавливает лёгкий ропот. Это заплутавшие в изувеченных конструкциях мемориала сквозняки пытают выбраться наружу.
Ну а на самой верхотуре властвуют флаги. Они похожи на пришпиленных к листу неба ещё живых бабочек-махаонов.
ТЯЖЕЛА ЗЕМНАЯ НОША
Когда я достиг высшей точки Донецкого кряжа, за спиной послышался рёв мотора, и вскоре меня обошёл внедорожник. За рулём – девица, на пассажирском сиденье – молодой человек. Облачены в камуфляж – самую ходовую одежду на просторах моей малой родины.
Надо признаться, парочка не вызвала симпатий. У девицы щёки подобны райским яблочкам, так нет же, поленилась совершить пешее восхождение.
![](i_038.jpg)
В этой связи вспомнились слова моего старшего товарища, кавалера двух орденов Славы и медали «За отвагу» Фёдора Балакая. Уже лёжа на поданной водителем «скорой» каталке, он попросил меня об одолжении:
– Если я дотяну до праздника Победы, привези на моё последнее пристанище горсть земли с Саур-Могилы. И выпей там чарку, как мы это делали прежде.
С последним пришлось повременить. Маршрут не заканчивался высшей точкой кряжа. Предстояли встречи с авторами коллективной жалобы, а служивые блокпостов зачастую просто сатанели от запаха перегара.
Да и первый пункт просьбы дался со скрипом. Скрипели камешки, которые я безуспешно пытался зачерпнуть ладонью. Пришлось использовать в качестве подручного инструмента обломок песчаника, а из носового платка соорудить узелок.
Он мал, но тяжёл, словно котомка былинного богатыря-оратая Микулы Селяниновича. Чтобы подтвердить возникшее предположение, достаю из нагрудного кармана очки. Так и есть, в импровизированной котомке, помимо камешков, пяток увесистых осколков.
![](i_039.jpg)
ПОД ОГНЁМ МУЗЕЙНЫЙ ЭКСПОНАТ
За хлопотами проморгал отъезд моторизированный парочки. Обнаруживаю её спустя четверть часа у подножия Саур-Могилы. Молодой человек внимательно изучает образцы военной техники времён Великой Отечественной войны, девица наблюдает за ним из окошка автомобиля.
– Вот ведь какие дела, – молвил парень, обращаясь ко мне и своей спутнице, – дед Светланы воевал точно на таком же танке ИС-I, Иосиф Сталин значит… Ни сам он, ни его машина не были ранены, а эта, глядите, пострадала спустя много лет.
Я не силен в сухопутной технике, однако счёл нужным выразить:
– Пробит закрылок. С такими пустяковыми повреждениями поле боя не покидают. Послушайте, а почему ваша девушка столь не любопытна? Вместо того, чтобы сфотографироваться рядом с танком, возможно, дед Светланы именно на нём прокатился по Берлину, предпочитает любоваться музейным экспонатом на расстоянии?
– Светлана после ранения стесняется появиться на людях с ходунками. Да и я только из госпиталя. Вот и используем внеплановый отпуск с пользой для дела. А то, стыдно признаться, сами местные, но на Саур-Могиле впервые.
– Извините, – говорю, – ребята, что худо о вас подумал. На вершину даже деды-фронтовики пешим ходом взбираются, а вы – машиной.
– Как говорится в таких случаях, – улыбнулась девушка, – молодые – исправимся. Как только здоровье позволит… А что у вас, если не секрет, в узелке?
– Фронтовик, щедрой души товарищ, попросил привезти подарок с вершины Саур-Могилы. Коль уж человек не может сам приехать, то пусть горсть земли со святого места придёт к нему.
Прощаемся с молодыми людьми и ложимся курсом на линию фронта. По пути минуем дюжину сёл, в том числе многострадальное Никишино. Почти в каждом из них по изувеченной осколками братской могиле. Чуть позже на стене железнодорожного вокзала Дебальцево обнаруживаю памятную доску, которая гласит, что в начале прошлого века здесь был расстрелян большевик Николая Коняев. На доске свежие следы пуль. Они как бы подтверждают – человек приходит на эту землю исключительно, чтобы крушить плоды рук своих и убивать себе подобных.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.