Текст книги "Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн"

ДОЖДЬ

 
Войти в поток и выйти обновленным.
Забыть, чтоб вспомнить. Окружить себя
безмолвным колоколом. И в этой
безмятежности забыться,
как в чувственном прибежище экстаза,
название которому дано не мною,
но сотнями таких же, как и я, взволнованных
предчувствием рождения чего-то большего,
чем крохотное я. Космического, может быть, рожденья.
Тримурти. Троица. Вот сокровенная загадка бытия,
где в каждом вдохе ключ. Но где та дверь,
готовая открыться добротой и пониманьем
истинного знака, достойного и чистоты, и веры.
ПРОРОКИ ТАК ЛЕГКИ, но все же след их стоп
гораздо легче собирает слезы,
чем талый снег или осенний дождь.
 

С. К.

ИЗНАЧАЛЬНОЕ ЛИЦО

Это – нечто, случающееся спонтанно,

когда вы не делаете ничего, когда вы в

состоянии полного неделания.

Бхагаван Шри Раджниш

Мне всегда хотелось написать нечто большое, монументальное и удивительное – наподобие «Войны и мира» или «Саги о Форсайтах». Но как только находило вдохновение и идея, тут же обнаруживалось отсутствие под рукой должного количества нормальной бумаги или пишущих ручек, или срочность бежать куда-то.

Однажды, взяв отпуск, я запасся бумагой, заготовил дюжину ручек расписанных и нетекущих и стал ждать вдохновения. Вдохновение не приходило, и на четвертый день я решил пойти на пляж, так как на дворе стоял июнь, и погода не оставляла желать лучшего. Набрав еды и питья, «летящей походкой я вышел из»… дома (хотел сказать «из мая», – как певал Ю. Антонов) и через полчаса троллейбусной духоты уже подходил к берегу реки. И вот в этот самый момент оно нечаянно нагрянуло, «когда его совсем не ждешь», – как пел о любви незабвенный Л. Утесов. Это было Ее Величество Вдохновение. Шикарнейший сюжет с ярко выделенной основной линией, глубочайшие по философскому содержанию мысли, остроумные мондо и диалоги – все это, как вспышка, возникло в моей голове. Не долго рассуждая, я бросился к запасам бумаги и ручкам, но увы: ворвавшись в квартиру, изрядно напугав домочадцев, понял, что от ярких образов, глубоких мыслей и прочего осталось лишь одно настроение, а сюжет можно было только скучно пересказывать, как делают некоторые, утомительно пытаясь пересказать понравившийся им фильм.

Еще раз нечто подобное случилось со мною на пути то ли в магазин, то ли на базар. Я шел мимо какой-то стройки, огороженной снарядонепробиваемыми бетонными заборами, которые способны вам напомнить о чем угодно, только не о стройплощадке, когда Это началось. Помню: вдруг ясно возникла идея описания жизни японского дзэнского монастыря, типа Эйхеджи, и великолепные диалоги между уже просветленным, но еще не укрепившимся в этом состоянии учеником и его наставником. Машинально схватив половинку кирпича, я начал упорно царапать ею по белому бугристому бетону забора эти великолепные, наполненные тонким философским юмором, легкие и чистые, как сверкающие снежинки на солнце, диалоги. Но как можно было качественно изобразить на неровной поверхности кирпичом столь тонкие вещи, да еще в словах! Рука с кирпичом просто не поспевала за мыслью. Много раз пальцы срывались, роняли кирпич и больно, до крови, бились о забор. Под рукой, как на зло, не было маленьких обломков, а все половинки или целые, но дефектные кирпичи, а искать что-то другое не было времени. Забор кончился, но мыслей и кирпичей оставалось еще много. В тот момент мне необходимо было срочно бежать домой продезинфицировать раненные пальцы, взять тетрадь и ручку и срочно все списать с забора длиною почти в квартал. Но тут природа сыграла злую шутку: стоило мне добежать до дома, как пошел дождь, да, «просто летний дождь прошел – нормальный летний дождь», – как пел юный Н. Михалков в незабываемой киноленте «Я шагаю по Москве».

Влекомый каким-то примитивным инстинктом, я все же вернулся к стройке, открыл зонтик, взял его зубами за ручку и, спасаясь таким образом от дождя, попытался списать сцены из монастырской жизни. Все было против рождения литературного шедевра. Даже противотанковый забор наклонился почему-то внутрь, и вода, смешиваясь с кирпичной пылью, красивыми потеками расходилась по нему.

Мне оставалось только стоять и смотреть на то, как безликий, длинный, серый урод превращался в оранжевого в разводах дракона. Это поистине казалось чудом, то, что происходило на моих глазах, и я продолжал стоять под дождем, опустив зонтик, и, завороженный, наблюдал за великим превращением.

Все было смыто, но забор, высохнув, стал необычайно колоритным. Многие прохожие, конечно, с чувством прекрасного в душе, даже останавливались и удивленно разглядывали причудливые оранжевые узоры, выполненные в форме письма на заборе почти в квартал длиною. И многие, наверняка, подсознательно улавливали в его оранжевых разводах чье-либо Изначальное Лицо, и, возможно, даже свое, но, не воспринимая этого сознательно, шли дальше, лишь улыбаясь новому незнакомому чувству.

Ю. Х.

ЛИСТАЕТ СТРАННИК

 
листает странник
страницы «OMNI».
Как это странно:
себя не помнить,
 

 
как это важно —
быть частью века,
листом бумажным
в порыве ветра,
 

 
окном на капле,
скользящей в сени,
как Чарли Чаплин
или Есенин,
 

 
быть меньше эго
и больше тела,
как память эха,
что пролетела.
 

 
Как это много,
когда нас нету.
В ладонях бога
влечет всех к свету,
 

 
по миру носит
и нижет в бусы.
А мне бы в осень
босым в Тарусы!
 

С. К.

ПОЖАЛУЙСТА, ЗОВИ МЕНЯ МОИМИ ВСЕМИ ИМЕНАМИ

Малому знанию не достичь большого знания;

удел петуха – кухонный котел, разве не так?

Мин – Цзяо

 
Не говори, что завтра мне будто суждено уйти —
сегодня я все время возвращаюсь.
 

 
Взгляни-ка лучше – каждый миг я возвращаюсь:
то почкой на весенней ветке,
а то птенцом, что слабенькие крылышки имеет,
и учится петь птицею в моем гнезде,
то гусеницею на цветке,
то бриллиантом, спрятавшимся в камне.
 

 
Я возвращаюсь в смехе и в рыданье,
от страха или же надежды.
Биенье сердца моего – рождение и смерть
всего того, что живо.
 

 
Я – та веснянка в метаморфозе,
что у поверхности реки.
И птица, что сорвалась камнем и
проглотила ту веснянку.
 

 
Я – тот счастливый лягушонок,
плывущий в чистоте пруда.
И та змея, которая неслышно
крадется, чтобы съесть его.
 

 
Я – те сплошные кожа-кости ребенка
из страны Уганды,
с ногами тонкими как веточки бамбука.
И я же – продавец оружия,
который смерть шлет в ту страну Уганду.
 

 
Я беженкой двенадцати годов от роду
из лодки маленькой
бросаюсь в океан, чтоб утонуть,
не пережив пирата надругательств.
И я же – тот пират, чье сердце до сих пор
не в состоянии ни видеть ни любить.
 

 
Я – член политбюро,
с огромной властию в руках.
Но я и тот, кто должен отплатить
свой «долг кровавый» моим же людям,
тихонько мрущим в лагере от непосильного труда.
От радости моей, такой же теплой как весна,
по всей земле цветы цветут.
 

 
А горестью моей, которая как реки слез,
наполниться могли б четыре океана.
Пожалуйста, зови меня всеми моими именами,
чтоб слышал я в единый миг мои и плач и смех.
 

 
Чтоб чувствовал единство радости и горя.
Пожалуйста, зови меня всеми моими именами,
чтоб был я пробужден!
И сердца дверь, чтоб смог я распахнуть,
Великую ту состраданья дверь.
 

Thich Nhat Hanh.

(перевод Холина Ю.)

ДЕТИ СОЛНЦА

Wдr nicht Auqe sonnenhaft

Die Sonne Kцnnt’es nie erblieken

Goethe[8]8
Глаз никогда не увидел бы солнца,если бы не был солнцеподобным  Гёте


[Закрыть]

Мы же солнце не видим, потому

что не солнцу подобен наш взгляд,

а оловянной пуговице

Д. Морежковский

1

 
Нам имя– Свет. Мы многолики.
и каждый, кто готов к борьбе,
встречает радужные блики,
иных причастий смысл великий,
в своей душе, в самом себе.
 

 
Мы строим храмы из молчанья,
и в тишине незримых рощ
их робкий след, их незвучанье,
скрывают шаткие преданья
как прежде мезозойский хвощ.
 

 
Как приоткрыть нам ниши знаний,
в которых скрыты имена
седых времен и толкований?
Всё обнажит лишь сумрак ранний,
когда спадает пелена
 

 
целебных свойств и нашей веры,
способной подвести черту
под промыслом господней меры,
что разделяет разум серый
на белый свет и темноту.
 

 
Манящей веры в провиденье,
в судьбу достойную богов.
Но так ли мы крепки в раденье
за здравый смысл своих видений,
когда нам слышен бой часов?
 

2

 
Когда мы чувствуем движенье,
на циферблате – ход теней.
ПРЕОДОЛИМО ЛИ РОЖДЕНЬЕ?
Лик смерти только отраженье
гонца бегущего за ней.
 

 
Мы собираем оригами
из омутов, дорог, пустот,
играем в салки с небесами
и распростертыми руками
пространство скручиваем в код.
 

 
Мы дети света. Мы предтечи,
готовые открыть секрет.
Но наши сладостные речи
услышит только тот, кто вечен,
кто может оценить совет.
 

 
И мысли наши словно семя,
готовое произрасти
сквозь истончившееся темя
побегами своими всеми
за вожделенное: «Прости!»
 

 
За ваши слезы, покаянье,
потворство чаяньям души,
за медитацию деянья
и благотворное слиянье
с своею самостью, в тиши.
 

3

 
Мы бредим вашими словами,
мы проживаем ваши сны,
и ваши домыслы меж нами
свивают сеть свою ночами,
в которой застреваем мы.
 

 
Как безрассудна ваша стая!
Как беспощадны вы и злы.
Как жизнь свою порой листая,
пороками лишь обрастая,
готовы горстью стать золы!
 

 
О господи! Как бездуховны
созданья глупые твои!
Бараны блеющие, овны,
в морях узревшие лишь волны,
а в бесконечности-слои.
 

 
Как нам смотреть на это стадо
детей, упрятанных в вертеп
недопустимого уклада?
Им так безумно много надо
вещей, чтобы построить склеп.
 

 
Порабощенные вещами,
отягощенные мечтой,
униженные, мстят костями,
мостя коленями, кистями
дорогу в странный свой покой.
 

4

 
Прикованы мы к этим стонам,
могилам, капищам, кострам.
В Содоме том неугомонном
раскидистым, церковным звоном
мы умираем по частям.
 

 
Мы таем, свечкой оплываем,
как искры гаснем в облаках.
Мы ничего не понимаем!
Меж вашим адом или раем
различий нет. Есть только страх.
 

 
Боязнь утраты и разлуки,
гниющей плоти благодать.
Когда вмещают ваши руки
лишь только боль, болезнь и муки —
тогда мы можем уповать,
надеяться ещё на чудо,
что совесть ваша вновь чиста,
что свят был в помыслах Иуда,
смотря, как человечья груда
вздымала на кресте Христа.
 

 
Мы всем и всё давно простили,
нам наше дорого родство
с наивным ведомством мессии;
ведь чаяния, мечты и силы
от света полнились его.
 

5

 
Создатель! Срок предуготовь,
людей величьем надели,
чтоб всеобъятная любовь
смогла предостеречь их вновь,
рассеять стыд и срам Земли.
 

 
Богатых надели теплом,
а нищего – блаженным духом.
И в милосердии своем
дай смерти саваны потом
стелить нежнейшим, легким пухом.
 

 
Пусть страх исчезнет перед ней,
смерть, как и новое рожденье,
зачата в суматохе дней.
Она – как сома, как елей
сулит достойным пробужденье.
 

 
Достойным ветхий небосклон
рассечь своим последним даром
и вспыхнуть в шепоте времен
как яркокрылый махаон
безукоризненным пожаром.
 

 
Господь! Создатель! Властелин!
Владыка хроники Акаши.
НАМ ЧУЖДА ТЬМА ТВОИХ ГЛУБИН.
Пока сгорает стеарин
дно заполняется у чаши.
 

С. К.

ИНЬ-ЯН

Не будь полярности, не было бы и гармонии,

где нет противоречия, там нет и согласия.

Сорен Янагия

Простой незамысловатый рисунок: круг, поделенный волнистой линией, одна половина которого белая – «ян», другая контрастно черная – «инь». Два основных цвета, воспринимаемые всеми существующими, даже несовершенными, органами зрения.

Знаку этому тысячи лет. Так мудро обозначали древние взаимодействие и борьбу противоположностей: движение и покой, активное и пассивное, мужское и женское, свет и тьму, усмотрев, что именно во взаимодействии и борьбе противоположностей – реальная основа существующего и совершающегося.

За простотой визуального восприятия знака кроется сложная и бесконечная для познания внутренняя борьба сил, совершающаяся и проявляющаяся в каждом явлении природы; борьба, обеспечивающая ее движение и развитие и являющаяся формой проявления энергии жизни.

Древняя монада, несущая знак высшей истины, представляет собой реальность вселенной, реальность, динамически управляемую бесконечным потоком различных и уникальных в своей сути взаимозависимых систем, существующих в единстве взаимодействия. Полярность же, обозначенная черным и белым цветами, не означает, однако, существования чего-либо самого по себе. В этом контрасте классического сочетания цветов отражены отношения взаимозависимых элементов, кажущаяся расчлененность которых, в действительности и есть сосуществование во взаимодействии. И все эти сложные понятия заключены в маленьком кружке, поделенном волнистой линией.

Глубокий смысл символа включает в себя представление гармонии – уравновешенности противоположных явлений. Нарушить гармонию может только избыток и давление одного полюса на другой. И с этого момента согласие прекращается, и порядок и гармония оборачиваются хаосом. Происходит захлестывание одного цвета другим. Все как бы распадается на мельчайшие белые и черные частицы, перемешивающиеся в буре неистовых сил, приведенных в яростное движение мельчайшей избыточной частичкой, нарушившей закон равновесия…

Но серый цвет хаоса со временем рассеивается, как туман, распадаясь на составные – белый и черный. И снова гармонично сосуществуют свет и тьма, небо и земля, жизнь и смерть, добро и зло, и снова мудрец, познавший великую сущность бытия, чертит круг с белой и черной половинками и радуется удачно найденному символу.

Ю. Х.

GSM-МОНДО (разминка перед дза-дзэн)

Учитель Хо: Зубочистки упали в пропасть. Завтра облако растает.

Ученик Рындин: Кони ушли и деревья потянулись к солнцу.

Учитель Хо: Do no spoil the air. Dr. Ling.

Ученик Рындин: Вчера еще не было. Мо.

Учитель Хо: Zen must go on! Good night.

Ученик Рындин: Хана радио!

Учитель Хо: Where is the road to Moscow? Сусанин масдай.

Ученик Рындин: Снегурочка не будет браться за утюг. Брат Jo!

Учитель Хо: Никогда обезьяны не будут рабами! Ч. П. Дарвин.

Ученик Рындин: Паранойя не тяготит кротов, играющих в войну. Карлсон.

Учитель Хо: Безмолвие дерев мне обесцвечивает очи. Мастер Хо.

Ученик Рындин: Ночь залепила мне глаза, мозги остались без присмотра. Никто.

Учитель Хо: Станет хуже шли бандероли с ушами.

Ученик Рындин: Слоники не любят пьяных скинхедов.

Учитель Хо: Дантистом я могу не стать, но кэмпуном я быть обязан! Алейхм Рындин. Наскальная живопись. Махенджодаро 21 век до н. э.

Ученик Рындин: Роял-Канин – писща для здоровых крыс. Nightmare.

Учитель Хо: Скученность молчания повышает степень мигрени. Великий Припуций.

Ученик Рындин: Тени слов образуют смысл. Калиостро.

Учитель Хо: Подними мне веки.

Ученик Рындин: В сентябре подниму. Брат Jo.

Учитель Хо: Протирай глаза селедке. Учитель уже выехал с юга. Ев. от Лукового 15:36

Ученик Рындин: Я сейчас в кино оно говно.

Учитель Хо: Sos! Sos! Нас отакуют белки!

Ученик Рындин: Крикните «желтки» – белки убегут!

Mr. Egg.

КОГДА НЕ ХВАТАЕТ СЛОВ

В общем, его спутница должна была чувствовать

его душу, но не лезть в нее слишком далеко.

В. Пелевин, «Числа»

 
Если everybody is for everyone,
То зачем мне trouble поиска, братан?
Я спокойно drinking кружку of cool beer,
И не надо looking for lady everywhere.
 

 
Все равно прилипнет та only of mine,
And I will satisfy her бесконечный – «дай!»
А пока don't worry, be calm and пей пивцо,
Всегда be now and here и будешь молодцом.
 

 
If, как говорится: «Каждому свое!»
Why should I возиться looking for a girl?
I just пью пиво, братцы, не считая jugs,
And I'm not in need now в девчонке N раз.
 

 
In any case she'll stick to me that только лишь моя.
И буду я тащить то счастье till I die.
But now не волнуйся and drink your jug of beer.
Сейчас будь здесь for ever and ever everywhere.
 

Ю. Х.

ЭРОТИЧЕСКИЕ ПЯТИСТИШИЯ

1

 
Мой упругий челн
рвет воды стекло,
но не знает он
самомненья полн,
днище потекло.
 

2

 
Оловянный солдатик
рвется в бой неустанно.
Как же право не кстати
снова выпачкан батик
белым с красным как рана.
 

3

 
Свеча всю ночь сияла,
когда же рассвело,
дно чаши заполняло
упругим одеялом
застывшее стекло.
 

4

 
Раскрыв две половины
у раковины, вдруг
за легкой пелериной
ныряльщик видит дивный
жемчужный полукруг.
 

5

 
Мой старый пень
весь мхом порос —
сгубила лень.
Но что за день:
столько стрекоз!
 

6

 
Между двух холмов
спрятался родник.
Приоткрыв альков,
чуя вечный зов,
я к нему приник.
 

7

 
Цветок, раскрыв уста,
сочит густой нектар.
На цыпочки привстав,
его лизать устав,
шмель чувствует, что стар.
 

С. К.

OLD STEED. СТАРЫЙ КОНЬ

Now be calm, old steed of mine,

Take the trouble easy

Though you can not copulate

You don't look like missing.

by Y. Holin

Ну, гуляй, мой старый конь!

Принимай все легче.

Борозды не портишь ты,

Потому что нечем.

перевод автора

Воскресенье конца марта. Весна уверенно вступает в свои права, зима также уверенно отвергает эти права, противопоставляя им свои, хотя и календарно неоправданные. Короче, один из тех ветрено-солнечных дней, когда вместе с температурой на дворе повышается трудовой энтузиазм работников кладбищ от нарастающего потока теперь уже бывших сердечников, гипертоников солидного возраста и суицидных шизофреников, неврозников, психоалкоголиков несолидного возраста.

Еле плетусь от остановки домой после трех занятий по восточным боевым искусствам и йоге. В конце последнего занятия давал мантра-лайям под магнитофон, и звуки Гайятри-мантры – сущности всех Упанишад, являющейся матерью Вед и разрушителем грехов, прочно стояли в ушах, как будто в них, то есть в ушах, торчали наушники недорогого, но надежного portable CD player D-EJ 750 Sony Corp. ОМ/БХУР БХУВАХ СВАХ/ТАТ САВИТУР ВАРЕНЙАМ… звучали в голове священные слоги, сулившие кроме прочих благ здоровье и силу.

Но напряжения дня и магнитная буря брали свое – ноги наливались свинцовой тяжестью внизу, а голова сверху. До дома оставался один маленький, но пыльный квартал, на конце которого был один маленький, но продовольственный магазин и одно большое, но желание расслабиться.

Восточных традиций на тот день я уже имел предостаточно, а вот чисто русских (в здоровом смысле) не хватало. Посему, интуитивно отдаваясь зрелым защитным механизмам психики, заворачиваю в продмаг и приобретаю заветную чекушку «Григорьевской» DE LUXE, 300 г. варенки и батон хлеба…

Наконец: дом – милый дом! Снимаю усталость и напряжение незамысловатым обедом с охлажденными двумя сотнями миллилитров лучшего и наимудрейшего напитка в мире, в случаях, конечно, разумного употребления. Вспомнилась вульгарная латынь одного из сокурсников по университету, а ныне отечного алкоголика, предпочитавшего во время студенческих пьянок водку всем другим напиткам, который перед каждым стаканом торжественно произносил: In vino veritas, in vodka spiritus. Amin!..

Открыв книгу любимого современного автора, удобно умащиваюсь на мягком диванчике с твердым намерением уснуть под чтиво в тишине. Но тишина отступает под натиском шумов со стороны окна и соседской квартиры.

Шум со стороны окна представлял собой душещемящие пьяные всхлипы одного из алкашей, частенько собирающихся у гаража под домом. «Если бы я знал, мужики, что она такая б…, я бы никогда не женился на этой молодой суке».

По голосу я узнал Гену – вконец спитого синяка, бывшего преподавателя университета, который лет пять тому назад взял на квартиру студентку – шуструю девчушку из какого-то зачмуренного хутора, и, как водится, потом она взяла старого дуралея вместе с его квартирой. Гена был безобидным еще даже иногда бреющимся лет пятидесяти пяти типичным рафинированным субтилом с извечным «светом тайной свободы русских интеллигентов» в серых глазах. Кстати сказать, я долго не мог понять, что это такое – тайная свобода русских интеллигентов, пока однажды на вокзале в Лодзе мне не объяснил один румын. Он сказал, что это «когда сидишь между вонючих козлов и баранов и, тихо хихикая, показываешь пальцем наверх…»

Старый алкаш все материл свою молодую суку, которая ну ни как не желала принимать его реально, то есть таким как он есть, и, казалось, конца не будет этому пьяному базару…

Шум со стороны соседей состоял из постоянно повторяющихся трех-четырех нот и несложных рифмочек, наверное, придуманных неким гениальным детсадовцем про какого-то малыша, которому назидалось простить, по всей видимости, такую же по ментальной развитости малышку по имени или прозвищу Тум-тум или Дум-дум.

Все повышающиеся до фортиссимо пьяные завывания под окном в сопровождении аккомпанемента за стеной создавали момент подлинной музыкальной трагедии, проникнутой благородной простотой, драматизмом и героикой в духе реформатора европейской оперы 18 века Христофа Виллибальда Глюка…

Явно осознав тщетность попыток сконцентрировать внимание на любимом авторе, не говоря уже о попытках уснуть, я, чертыхаясь, взяв лист бумаги и карандаш, заперся в ванной комнате и излился следующим:

 
Ты прости меня малыш
Пук, пук-пук, пук-пук.
Я не знала, что ты ссышь
Под себя, мой друг.
 

 
Говорил, что возраст твой
Не помеха нам,
А теперь пердишь как конь,
Старый битломан.
 

 
Отвали ты от меня,
Сдохни где-нибудь.
Ртом беззубым не воняй
И про все забудь.
 

 
Много дурочек вокруг
Ком-плексу-ющих.
А тебе, дружок, сойдут
Их перхоть и прыщи.
 

 
Ну, не хнычь, тебя прошу:
Больно ведь смотреть.
В твоем возрасте и я
Буду так пердеть.
 

 
Порезвились мы с тобой,
Правда, хорошо!
А теперь меня конек
Молодой нашел.
 

 
Знаю – мудрости твоей
Нету у него.
Но не вечность же носить
Старое пальто.
 

 
Мудрости ему я дам —
Не его кенты.
Чтобы в старости он смог
Быть таким как ты.
 

 
И когда на равных мы
Будем: пук, пук, пук.
Нас не станет раздражать
Старых попок звук.
 

Рифмотерапия прошла удачно: я перестал обращать внимание на шумы, разгреб пространство между ними, как в куче хлама, погрузился в это пространство и отлично там выспался.

Ю. Х.

Нельзя научить старую лошадь новым трюкам, а попытки сделать это лишь погубят ее.

Мастер Хо