Текст книги "Статьи и интервью"

Дмитрий Коледин: Сейчас ещё в обществе мода такая: а что здесь спасать? Здесь нет ничего интересного, нет ничего ценного; здесь, смотрите, коррупция, смотрите, тут одна какая-то партия всё время у власти, тут и народ, и ему ничего не надо… А вот эта книга, на мой взгляд, как раз позволяет путём самопознания понять, кто мы и полюбить себя. Потому что многие не любят себя, не любят себя, потому что именно это Россия, потому что мы русские. То есть люди не понимают себя и поэтому не любят себя.

Юрий Мамлеев: Ну, я не думаю, чтобы это так уж было распространено, но всё же это имеет место. Во-первых, это внедрялось в 90-е годы. Такая пропаганда была, такой негативизм по отношению к России, что понятно, что все эти катастрофы 90-х годов, экономические и социальные, конечно, сказались. Потому что народ, действительно, устал. Пережить такие войны, включая гражданскую, несколько революций в XX веке и, наконец, всю эту резкую смену власти и строя в 90-е годы, всё это пережить – я не знаю, какой народ это выдержит. Но я считаю, что всё-таки выдержали. Все эти негативные явления могут быть изжиты при многих условиях, но одно из условий – чтобы государство пошло навстречу народу, чтобы было восстановлено доверие. И чтобы телевидение работало на позитив, а не на негатив – нельзя бесконечно изображать людей уголовниками и убийцами. Детективы, понятно, нужны – для развлечения, но должно быть что-то позитивное. А позитивного в жизни очень много: сама жизнь, само бытие – это полный позитив. Почему люди были жизнерадостными при «ненавистном царском режиме»? Да очень просто – потому что само бытие, сама жизнь – это прекрасно, а люди знали, что после смерти жизнь продолжается, и они не обречены. И, кстати, отношения между людьми были очень добрыми, христианскими. А это знаете, как помогает, когда человек к человеку, действительно, как брат и сестра относились? Когда люди относятся друг к другу, как брат и сестра – это совершенно другая жизнь, чем когда человек человеку бревно или человек человеку волк.

А всё это разрушалось в 90-е годы, просто разрушалось, и велось к одному – к саморазрушению. И народ, который удалось убедить, что он обречён или что он плох, это означает, что такой народ, в данном случае российский народ – кончает жизнь самоубийством. Потому что народ, который не любит себя, он просто гибнет. Он или ассимилируется, или бывает покорён внешне. Но этого не случилось. Поэтому в России сейчас моральный хаос, и не только моральный. Сейчас очень важно то, что на Западе называют «моральным перевооружением». Это западный термин, но он несёт позитивный смысл – это означает, что когда народ и общество уже буквально находятся на грани какого-то морального упадка, очень важно опять поднять дух народа, его самоощущение, его самоорганизацию и восстановить ту древнюю мораль (тут нечего изобретать), которая всегда помогала людям существовать. И эта мораль – мораль любви, мораль добра, мораль, когда человек другому брат или сестра, и когда духовное начало живёт, всё-таки, в человеке. И тогда постепенно человек начинает любить свой народ и, собственно, любить свою страну. Мы просто оказались в хаосе. Это тяжелейший период в истории России, такого никогда не было. Конечно, 1917 год и 1990-е – это самые тяжёлые периоды в истории России, которые когда-либо были. Даже татарское иго полегче было, потому что татарское иго не трогало основы России, её дух, её религию. А в 1917 году что творилось? И поэтому важно восстановить позитивную духовную основу. И восстановить любовь друг у другу и любовь к себе – не эгоистическую, не торжество звериного эгоизма, а любовь христианскую. Когда человек любит себя, он любит себя как существо, созданное Богом, в котором заложен сам Бог фактически. И любить также и других, которые так же созданы. Тем более, мы все говорим на одном языке, имеем одну культуру, одну поэзию и так далее – ну как не любить друг друга? Ну, и все другие позитивные свойства – взаимопомощи, самоорганизации, помощи друг другу, которой отличались люди и в советское время, потому что тогда мораль всё-таки сохранялась, и когда человек попадал в беду, стремились ему помочь. Никогда с этим не было никаких особых проблем. И плюс вот это духовное богатство, которое есть в России. Вообще моральный упадок, духовный распад – он сейчас везде, просто принимает разные формы и касается даже Востока. Индия сохраняет более или менее уровень, с моей точки зрения, достаточно мощный. А нам важно возвратить то, что у нас украли. Вот и всё. Украли у нас великую страну, украли великую культуру, украли православие, я имею в виду, начиная с 1917 года…

Дмитрий Коледин: Самосознание великой страны. Ведь мы раньше были великороссами, а потом стали русскими.

Юрий Мамлеев: Ну да, но это не важно. Важно то, что все наши народы должны быть едины, должны быть соединены вокруг русского народа и быть братьями, тогда они все будут великими, они все будут гражданами Великой России. В Советском Союзе всё-таки был какой-то «полёт», Отечественная война доказала это. Это действительно парадоксально, как американцы писали, когда кончился СССР, что «это была страна великих достижений и великих катастроф». Нам надо так: великие достижения, но без великих катастроф. Вот в чём дело. Не надо великих катастроф, которые были в Советском Союзе и которые так нелепо кончились.

Дмитрий Коледин: Для этого нужно заниматься самопознанием, познать, в конце концов, кто мы такие. Собственно говоря, эта книга – о самопознании русского начала в нас.

Юрий Мамлеев: Нет, я имею в виду всё в целом, то есть здесь моральное превышение – это воздвижение и вообще человеческого начала, это нормальное общечеловеческое состояние, то, какими люди должны быть, как их задумал Господь. И в то же время – это развитие и сохранение нашего великого российского начала. И это предполагает крайне дружественное отношение ко всем народам, и я считаю, что мы должны, в том числе, дружить с Западом. Важно, чтобы они так же к нам относились, и тогда на Земле будет мир. Недаром, кажется, Никсон сказал, что от нормальных отношений между Соединёнными Штатами и Россией зависит судьба всего мира.

Дмитрий Коледин: Ещё в вашей книге, в начале, такое интересное понятие «русский». Что вы считаете «русским»?

Юрий Мамлеев: То, что является русским, изложено во всей русской литературе, изложено в этой книге; это лежит в нашей душе. Я там только подчеркнул, что это не обязательно этническое понятие, что к понятию «русский», кроме собственно русских, принадлежат все те люди, народы, которые любят Россию, которые живут в русской культуре и в русском языке, причём не только те, которые живут в России – я приводил пример такой, когда люди, по своему рождению совершенно не имеющие никакого отношения к России, вдруг становились людьми, которые как бы «вживлялись» в Россию. Там я приводил примеры людей, про которых говорили, что они – с русской душой. Это были иностранцы. Например, Сьюзен Мэсси, которая написала замечательные книги о России и не имела никакого отношения по рождению к русскому народу, но тем не менее стала русской по душе. Она, по-моему, ещё девочкой была в семье русской княгини, эмигрантки, и та сказал ей: «Ты знаешь, Сьюзен, у тебя русская душа». Поэтому это уже имеет некое вселенское начало.

Дмитрий Коледин: Юрий Витальевич, ещё раз поздравляю вас с выходом нового издания книги «Россия Вечная».

Юрий Мамлеев: Благодарю вас и желаю всем своим читателям самого лучшего, самого высшего!

Что в России вечного?

«Сине Фантом», 2013

Юрий Витальевич, вот вы недавно рассказывали про озарение, которое с вами было. Какова природа этого озарения? Что это такое? Вы можете описать свое физическое состояние?

Довольно трудно описать, потому что это не было, скажем, каким-то видением. Если бы это было видение, это было бы плохо, да"? Потому что мало ли, какие видения могут быть… Было просто такое открытие, чисто духовное. Как какая-то догадка, возникшая в сознании ученого, как у Ньютона, например. Это и есть озарение. Это некая идея подхода к реальности более глубокой, чем обычно, туннель в другой уровень реальности.

То есть природа этого достаточно рациональна?

В какой-то мере рациональна, но одновременно и иррациональна. То есть я не пришел к этому путем какого-то анализа. Это внезапно открывшееся человеку видение о том, как можно писать о реальности. Это озарение, касающееся мира идей. То есть возникла идея, как описывать реальность. Считается, что настоящие озарения как раз связаны с миром идей, тогда как возникающие образы могут быть чем-то фальшивым. Это известно из крестьянской религиозной практики, где самая высшая молитва проходит без слов, так называемая «умная молитва» или «молитва молчания», при ней возникают какие-то обманные лжеобразы.

Но, как писатель, вы же создаете образы?

А! Это уже другое. Это конкретизация открытия, здесь уже работает, так сказать, сила искусства. А искусство, конечно, связано с образами. И идеи могут проходить через образы, но в искусстве образы могут быть выше идей. Когда речь идет об искусстве – это какая-то тайна, мистерия. Тут как раз могут возникать образы, в которых заложена некая идея. И эти образы гораздо глубже, чем идея, пришедшая в голову автора, идея этого образа, идея этого человека, его характера… В отличие от рационального мышления, образ может быть глубже идей. И если это не потустороннее видение, а оно связанно именно с произведением искусства, тогда может получиться так, что сам автор может не знать, какую глубочайшую реальность он изобразил. Частично, возможно, так было с Чеховым. Потому что Чехов был странным образом не такого уж высокого мнения о своем собственном искусстве рассказчика. И впоследствии чеховскую прозу оценили, по-моему, гораздо глубже, чем он сам это понимал. Писатель может выходить за пределы своего разума и входить в сферу совершенно новую, как это было с Чеховым. Изображая обыденную жизнь, он копнул так глубоко. А как это получилось, даже непонятно. Вот это и есть озарение. Сомерсет Моэм писал, что многие английские писатели, впервые переводившие Чехова, были настолько поражены воздействием его рассказов и их простотой, что пытались имитировать – так же просто писать об обыденной жизни, и у них абсолютно ничего не получалось. Все вроде, как у Чехова, а Чехова нет. Вопрос – почему? Потому что отсутствовала вот эта глубина чеховская. Ее даже пытались объяснить на буддистском уровне, но как воссоздать эту глубину, скрывающуюся за обыденной жизнью – это совершенно непонятно. Недаром в книге под названием «Как стать писателем» (такая толстенная английская книга, в которой все расписано – от композиции, сюжета до создания образов) под конец были такие слова: «Если вы хотите стать крупным писателем, забудьте о том, что тут написано». Поэтому в искусстве все-таки работает какая-то тайна. Ученый или философ-рационалист, как обычно это бывает в западной философии, может объяснить все, что он думает, все, что он создал. А в искусстве писатель, поэт может выходить за рамки и своего разума, и человеческого разума вообще. Так, например, считают в исламе и потому так почитают своих великих поэтов.

Чтобы написать рассказ или роман, я должен войти в определенное состояние, и только тогда я могу писать. Потом я заканчиваю, выхожу из этого состояния, начинаю перечитывать и часто прихожу в ужас от того, что написал. Особенно это касается ранних рассказов – циклы 60-х годов. Они наполнены изображением человеческого ада. Иногда у меня даже возникало желание перечеркнуть все это.

И то состояние… Оно необъяснимо совершенно. Совершенно необъяснимо. Ну, можно сравнить с тем, когда слушаешь музыку без слов – Чайковского, Скрябина, Моцарта – и под влиянием этой музыки впадаешь в какое-то состояние определенное. Это влияние без слов. Сначала я входил из обычного, человеческого состояния в это состояние, писательское, с определенным усилием, а потом автоматически стал входить в это состояние, в котором рождались именно те образы, которые я и хотел, которые для меня характерны.

Все-таки проза, она требует такого… Особенно русская проза связана с философией очень сильно, как у Толстого, Достоевского, Гоголя. Кажется, я ответил на вопрос, который не поддается чисто рациональному толкованию…

Скажите, за время вашей жизни реальность менялась?

Окружающий мир менялся.

А есть ли разница между реальностью и окружающим миром?

Ну, это философский вопрос. Окружающий мир – это, конечно, реальность, но в философии реальность имеет несколько другой смысл. Скажем, в индийской философии реальностью называется только то, что неуничтожимо. А окружающий мир как раз все время меняется, гибнет… В нем происходят вот эти процессы исчезновения и возникновения. Ну а то, что неуничтожимо – это уже другой вопрос, это уже целая лекция должна быть. В моей жизни, конечно, окружающий мир менялся. Тридцатые годы, годы детства – это было одно, там что-то еще было от прежней России. Я родился в 1931 году, а большая часть населения страны родилась до революции. Это были люди, несущие менталитет дореволюционной России, немножко другой менталитет. Они были более мягкими, душевными. Во всяком случае, больше напоминали героев классики в этом отношении. Война и сталинские годы были очень напряженными. Это было что-то такое необычное, такой деспотизм… А потом уже эти советские периоды – бытовая жизнь, и в быту люди жили еще по традиционным представлениям. То есть сохранилось христианство, несмотря на то, что люди уже потеряли веру в Бога, но действовали они все равно по каким-то христианским принципам, просто исходя из любви, порядочности, честности. Сохранилось понятие, что человек есть образ и подобие Божие. Конечно, такие слова не употреблялись, но по существу… Отношения были все-таки нормальные, человеческие в советское время. А власть была чудовищно деспотическая. Довольно странная картина. То есть люди были хорошие, а строй был плохой. Я часто разговаривал с коммунистами, и они сами ругали свой коммунистический строй, особенно когда выпьют. Многие из них тайно верили в Бога. Было такое известное понятие, как двоемыслие. На официальном уровне люди говорили одно, а на неофициальном, в жизни – совершенно другое. Но это уже, пожалуй, веяния конца 60-х. Потом эмиграция. И совершенно другой мир – возвращение в совершенно другую Россию. В конце 8090-х люди изменили свою социальную ориентацию, стали бороться за деньги, за выживание. Такая психология буржуазного общества, накопительская. И удивительно, что все равно был облегченный сталинский строй, такой полулиберальный советский строй Брежнева. И, наконец, такой ожесточенный хаос 90-х. Сейчас существует несколько типов социальной психологии, но внутренне люди не изменились. 14 лет я не был в России, приехал в другую Россию, но все равно чувствовал, что приехал в Россию. Нечто в людях остается неизменным, и именно это характеризует российскую цивилизацию, российского человека и русскую культуру. Это какое-то внутреннее ядро, остающееся совершенным.

Не могли бы вы, несмотря на волюнтаризм этого вопроса, сформулировать, о чем вы пишете?

О! Это колеблется от одного произведения к другому. Но в общем – это человек, не просто как биологическое или социальное существо, а как существо мистическое, существо вселенское, ищущее бессмертия, прикасающееся к нему, и вместе с тем существо, в котором может поселиться дьявол.

А для вас важно, что вы русский писатель?

Исключительно важно. Я, конечно же, вижу себя наследником русской литературной традиции, которая заключается в поисках человека: «Кто ты такое? Полубог или демон, или просто животное?»

Мы сейчас находимся в некоем центре скопления туристов, я смотрю на них и на вас, и в них не чувствуется такой инфернальной глубины, а есть ощущение декорации…

Вы говорите о глубине экзистенциальной, а инфернальный мир, он очень низок, да, и такой инфернальности, о которой люди просто не подозревают, полно в обыденной жизни. Уровень всего этого демонизма, по сравнению с теми глубинами, которые открываются в Абсолюте, в Боге – это мелкие глубины, так называемые сатанинские глубины, которые, конечно, меня никогда не интересовали. А вот то, что заключено в Боге, и, следовательно, в человеке – вот это действительно чудовищная глубина. Но вы совершенно точно сказали, что это отсутствует, и это естественно, потому что мы не в Сорбонне, мы не в Москве, не на философских кружках каких-то и не в Ватикане на богословском факультете, а в обычной толпе туристов, торговцев… Тут уже ничего не скажешь, таков современный мир. Хотя раньше, например, святого Серафима Саровского любой крестьянин из деревни понимал, потому что он жил этим. Простые люди были вовлечены в эту доктрину, в традицию православия, не было принципиального разрыва между народом и святым или мудрецом. Сейчас общество потеряло традиции, оно разделено. Кстати, Водолей, в котором мы живем – это, по некоторым представлениям, тысячелетие разделения. И будут люди, которых не будет интересовать даже собственная смерть, они будут жить только бытом. Связь между высокой культурой (я уж не говорю о философии) и людьми исчезает.

А как вы считаете, насколько этим миром управляет сознание?

Сознание делает этот мир таким, каким мы его видим, и человек фактически творит этот мир. То, что создано на Земле – создано сознательно, создано мыслью человека. Весь комплекс человека, способность мыслить создает этот мир. Другое дело – воля. Мысль как бы творит возможность создания любого мира – техногенного или основанного на магии, но свобода воли важнее, потому что человек может превратить мир в ад, а может создать более достойное существование. То есть направление воли играет решающую роль – что хочет человек, куда он стремится. Если он стремится к господству одних над другими, то мы имеем то, что имеем. Бог дал человеку свободу воли: человек может быть дьяволом, а может быть богоподобным существом.

То есть у времени есть некое сознание, которое наделяет общество определенными желаниями. И сейчас время желает быта… То, где мы сейчас находимся – магазины, бары, солнце, такси – это же такой общественный рай в представлении современного общества. Насколько такое представление о рае может измениться, как вы считаете?

Такой общественный рай, общественный муравейник – это, в общем, было и раньше. Дворянские классы Европы и России, выражаясь современным языком, жили в обществе изобилия, и тем не менее это не мешало им творить высокое искусство. Богатство было только средством. Фактически, дворянство создало культуру. И дело не в том, что люди заняты бытовой жизнью, а в том, заняты ли они кроме быта еще чем-то. Совершенно очевидно, что существует слой людей, которых по-прежнему интересует искусство, литература, религия, философия – духовная жизнь. В конце концов, и в искусстве, и в литературе, и в политике, и в науке всегда все решает меньшинство. Сегодня изменились какие-то координаты и соотношения, но в общем-то многое осталось по-прежнему. Стремление человека к преодолению смерти, к вечности, оно существовало всегда, как и всегда существовал быт. Но главное, что кроме быта, даже в обычной жизни, существовало еще что-то другое. В русских деревнях XIX века, когда крестьяне встречались друг с другом, они кланялись. Почему? Потому что видели в другом образ и подобие Божие. Они кланялись друг другу как иконе. Но цивилизация меняется. Какие открытия ждут впереди? И эти открытия могут определить сознание масс…

Беседовал Андрей Сильвестров.

Почему Россия вечна?

Газета «Завтра», 2014

Только что вышло переиздание моей книги «Россия Вечная». Название это – не просто метафора, книга эта философская и вместе с тем вполне доступная широкому читателю. Она посвящена русской культуре, русской истории и русской душе.

Сразу возникает вопрос: что в России вечного? И отвечая на него, начну с такого важного момента, что одна из глубинных национальных идей в России – это идея сохранения православия до самого конца мира, до конца времён. Сохранения в чистом виде, без искажений. Настоящая проблема в том, что со временем религиозное сознание падает и, следовательно, деградирует и профанируется учение, данное свыше. Это обычное явление. Мы видим, как в протестантизме происходит явное искажение евангельских истин. И это касается практически всех религий.

Поэтому одна из важнейших задач – сохранить очаги православия, сберечь истину. Когда наступит конец времён, это будет тяжёлое время для духовной жизни. И поскольку православие как религия, сохранившая первоисточник, является наиболее полным выражением христианства, его задача в том, чтобы даже в конце мира – во времена Антихриста – сохранить возможность спасения души после смерти. Именно в этом заключается великая формула «Москва – третий Рим, а четвёртому не бывать». Это не агрессивная формула. Это совершенно не касается политики, завоеваний или чего-то в этом духе. Это чисто духовная формула, так как два Рима были источниками христианства – Рим времён христианства, потом Византия, и Москва – третий Рим. Истинная задача сохранения православия выражается этой формулой.

В моей книге главным объектом исследования является русская идея, русская душа и Россия, как выражение этой души. Анализ поэзии Есенина, Блока, Пушкина, Тютчева, проведённый мной, показывает, что Россия хранит некую тайну своего бытия, некий высший смысл своего существования. Надеюсь, я довольно убедительно показал это для читателя. Ведь классическая русская литература явилась буквальным отражением русской истории и русской души. А русская душа и Россия – это в высшем смысле одно и то же. Россия – это макромир, русская душа, индивидуальная у каждого человека – микромир. Они связаны между собой. Эта тайна, это стремление к запредельному, выраженное в русской поэзии и в русской душе, как раз и является тем, что, я надеюсь, сохранится не только во всё историческое время, но и во всё время земное.

Поэтому слово «вечное» может иметь два значения. Одно обозначает длительное время, время до конца времён, до конца данного человеческого космического цикла. Другое употребляется для вечности в буквальном смысле этого слова. Когда мы говорим о последнем значении, здесь вступает в свои права высшая философия. И наиболее трудное в этой книге – это изложение русской идеи как всеобъемлющего космологического мировоззрения.

Одна из основных идей книги заключается в том, что русская идея не может быть полностью осуществлена в земной истории. Она настолько грандиозна, что неизбежно выходит за пределы земной истории. И поскольку, согласно Платону, все идеи должны найти свою реализацию, эта идея должна осуществиться в космологической России, в той России, где эта идея будет возможна. В каком виде – это уже другой вопрос.

В итоге, слово «вечное» относится уже к русской идее космогонического, духовного порядка. Под «космосом» я, конечно, имею в виду не физический космос, а весь космос духовный, невидимые миры, о которых говорит и православие, и любая религия. Там царит другое пространство, другое время, другая телесная оболочка. Это космологическая Россия.

Дальше, я вывожу её отношение к Абсолюту, к бесконечному Богу, который не дан как таковой в любом откровении, потому что в откровении даётся только один аспект – аспект спасения человеческой души. Сам же Бог настолько бесконечен, что выходит за любые пределы.

Отношение между Россией и Абсолютом раскрывается в этой книге как открытый аспект, проявляющийся, когда речь идёт об исследовании русской души, русской культуры, русской истории и всего того, что в ней вечно и сохранится до конца времён, так и аспект, относящийся к русской идее, как к всеобъемлющему мировоззрению, имеющем отношение уже и к небесным, и к космогоническим сферам.

Помимо всего прочего, в книге много статей, посвящённых Есенину, Достоевскому, Блоку, Толстому. Описываются даже такие личные моменты, каким образом на Западе, в Америке я пришёл к такому пониманию России, и почему это понимание возникло именно там. Можно сказать, большое видится на расстоянии, но дело, конечно, не только в этом.

И наконец, в моей работе есть главы «Великая Россия» и «Россия духа и земли», которые относятся непосредственно к нашей земной ситуации, конкретно к нашей России. В них я подробно расписываю, что, с моей точки зрения, делать и к чему стремиться. Описаны все аспекты нашего бытия. Начиная от отношения между людьми, когда в каждом человеке мы чувствуем свою Россию и самого себя, до других сложных моментов нашего существования. Таких, например, как критическое состояние в данный исторический период. Там не сказано, как выходить из этого. Для этого нужна полная информация, которой владеет руководство страны. Но указана цель, к которой, мне кажется, в ближайшие десятилетия должна идти наша Россия.

Эта книга очень дорога мне. Потому что эта книга о России, но эта книга и о нас, о русских людях, ведь это, в конечном счёте, одно и то же. Внутренняя Россия души нашей, и Россия – как страна.

«Россия вечная» – не национализм. Поскольку уважение к другим народам свойственно нам, это наша традиция. Когда русская империя расширилась от Польши до Тихого океана, к малым народам всегда было очень терпимое отношение. Насильственно не обращали в православие, в христианство, как это бывало у других народов, и даже присягу императору иногда давали под бубен шаманов. Терпимость была свойственна русской идее. Именно поэтому малые народы получили свою государственность в пределах Российской империи, а затем в границах Советского Союза.

Также эта книга, естественно, и не религия. Религия даётся свыше, религия – это откровение. А это – создание человеческого разума. Но эта книга – не просто патриотизм. Патриотизм, конечно, входит в это мировоззрение, но это только одна из его черт. Кроме того, аспект здесь делается на духовном патриотизме. Патриотизме, основанном на любви к России-духу, а не только к видимой России.

Я думаю, что в такое критическое время как наше, она очень актуальна. Несмотря на все трудности, есть всё же надежда, что Россия вновь станет великой страной. И духовно, и материально. Она всегда такой была. В нашей истории часто бывали моменты, когда казалось, что русское государство погибло, потонуло в противоречиях. Но вдруг Россия выходила опять ещё более сильной, чем была. Так было во многие периоды и в Смутное время, и после татарского ига, и после Октябрьской революции. Надеюсь, это будет и теперь, после того, как 90-е годы совершенно разрушили страну. Сейчас идёт процесс возрождения. Он будет, конечно, трудным, но возрождение есть возрождение.

Очень многое сейчас зависит от состояния русского народа: без его участия, без его энергии никакое восстановление России невозможно. Русофобия, распространенная в 90-е годы, была очень опасна. Она разрушала психологическое состояние русского человека и, если бы это получило распространение, это могло бы погубить страну. Поэтому восстановление духовного патриотизма, вера в свою страну, поиск источников энергии в самих себе – это то, что сегодня очень важно, несмотря на все трудности. Мы о них знаем. Надеюсь, они будут преодолены.

Обращаясь к нашим людям и, в особенности, к молодёжи, я бы хотел предложить совершенно понятную триаду: «Личность. Вера. Родина». Когда мы говорим о личности, надо понимать, что очень важно, чтобы молодёжь была образованна, чтобы было такое многоцветие в душе. Расцвет личности означает, что человек находит себя, своё место в жизни. Доступ к образованию и становится таким маленьким космосом, который отражает, по крайней мере, земное бытие. Поэтому становление личности – неимоверно важно. Очень возможно, что этому мешает современная система образования. Но есть великая вещь – самообразование, и сейчас оно доступно через Интернет.

Позитивным шагом в направлении улучшения нашей системы образования я считаю создание единого учебника русской истории. 50–70 % учебников, распространявшихся в 90-е годы, просто очерняли русскую историю. Это была наглая русофобия, иначе не сказать. Совершенно искажались факты. Поэтому новый единый учебник просто необходим. Учебник, где не будет приукрашивания, но будет подчёркнуто то, чем мы объективно должны гордиться. Представление, что мы живём в великой стране, всегда сопровождало русскую историю, и это чувство просто свойственно народу. Когда были опросы о том, чего России недостаёт сейчас, многие отвечали: социальной справедливости и ощущения того, что Россия – великая страна. Но объективно, мы уже сейчас великая страна, ведь великая страна – это, прежде всего, страна, великая духом, а Россия всегда, даже в 90-е годы, была таковой.

Второй момент, который важно подчеркнуть – это вера. Здесь можно просто подойти с прагматической точки зрения, потому что атеизм (отрицание веры вообще, материализм, индифферентность) означает только одно – торжество смерти над человеком. Это совершенно очевидно, потому что отрицается вечная жизнь. Атеизм превращает человека во что-то, что даже ниже животного. Вера просто необходима человеку, чтобы быть нормальным. А нормальный человек – это образ и подобие Божие. У нас есть Божий дух, Божье подобие, и нам нечего бояться смерти. Религия абсолютно необходима, потому что религия означает торжество жизни над смертью. Вот и выбирайте: или торжество смерти над жизнью, или торжество жизни над смертью. К сожалению, современная цивилизация в значительной мере погружена в смерть.

И последнее. О Родине. Важно понимать, что существует просто официальный патриотизм. Такой, слишком внешний. В России это всегда не особенно приветствовалось. Но есть и глубокий патриотизм, связанный с духовностью, с чувством Родины, что я и Родина – это одно и то же. Что Россия внутри нас. А если Россия внутри нас, то как можно не любить Россию? Пропаганда нелюбви к России, которая велась в девяностые годы – это путь к потере независимости страны. Исторически доказано, что народ, который не любит себя, свою Родину, рано или поздно ассимилируется или завоёвывается. Из этого становится понятно, почему велась такая пропаганда отрицания и негативного отношения к России как таковой. Всё это надо преодолеть и, слава Богу, это преодолевается.

Всем нам известен завет: «возлюби ближнего как самого себя», совершенно очевидна и формула «возлюби Родину как самого себя», потому что это и есть мы, это и есть самые ближние. Поэтому очень важно верить в это триединство «Личность. Вера. Родина». А ещё, не падать духом, а, наоборот, проявить ту силу духа, которую проявлял русский народ тогда, когда, казалось бы, Родина была на краю гибели. Она восстала после татарского ига, после Смутного времени, после революции и, надеюсь, восстановится и сейчас.