Текст книги "Колесница (сборник)"

Глава седьмая

Татьяна Анатольевна Березина (в народе – Мастерок) не помнила своего детства. Сначала бабушка, пока была моложе, водила ее в спортзал. А класса с шестого Татьяна уже и сама ездила на трамвае в спортивную школу олимпийского резерва. Специализация – спортивная гимнастика. Пять раз в неделю тренировки. Ежегодно проходили большие сборы (в итоге несколько месяцев набегало за год), как правило, в Сочи или в Пятигорске. И сами соревнования: первенства города, области, зональные, отборочные, спартакиады, российские и союзные. С восьмого класса Татьяну стали «обкатывать» на уровне европейских и мировых соревнований.

У девчонки был какой-то всеми ощутимый на соревнованиях кураж и настрой на победу. Она любила своих болельщиков, частенько, не в ущерб своему выступлению, подыгрывала им. Когда она выступала на соревнованиях, русые волосы легкими крыльями взлетали над головой, вытянутый овал лица, абсолютная симметрия в расположении носа, глаз и рта делали ее лицо невероятно красивым, что сводило с ума болельщиков и поклонников.

Татьяна – из обычной семьи, все ее родственники связаны со швейным комбинатом. Здесь работали и бабушка, и мама во время и сразу после войны. Мама, Наталья Николаевна, окончила курсы мастеров, потом техникум, стала начальником цеха. Несколько лет назад ее избрали председателем профсоюзного комитета. Она так хорошо работала, что ее переизбирали постоянно, уже пять или шесть раз.

Наталье нравился высокий сильный парень, который вместе с ней учился в группе на технолога-наладчика нового оборудования. Тогда только-только стали поступать первые станки-полуавтоматы. Парень, которого звали Анатолий, был из деревни, и до него почти не доходили любовные сигналы, которые посылала городская девушка.

Он хорошо играл на баяне: растянет меха – все девчата к нему сбегаются. Красиво играл, с настроением, грамотно, хотя нот не знал. Видимо, обладал хорошим природным слухом. Не пил спиртного, да и в друзья ни к кому не навязывался. На выходные, как правило, уезжал к родственникам в деревню, вернее, в поселочек, где располагался маленький филиал их швейного комбината. В принципе, все знали, что после обучения Анатолий прямиком отправится к себе на родину, работать в филиале.

После войны выпало сразу несколько ярких и красивых осенних периодов, напоминавших ушедшее лето. Студенты вузов и техникумов безропотно отправлялись на сбор «второго хлеба» – картошки. В один из таких тихих и ласковых сентябрей поехала на картошку и группа Натальи. Колхоз их встретил звонкими женскими голосами, огромным столом, сколоченным из досок, соленьями да вареной картошечкой, хлебом собственной выпечки и крепчайшим самогоном. Мужиков в деревне – хотя это была не умирающая деревня, а центральная усадьба довольно крупного колхоза – было маловато. Накормили городских от пуза, напоили чаем с домашним вареньем из брусники и только вечером, перед танцами, дали выпить немного самогона. Такие были порядки в этом практически женском коллективе.

Анатолий, конечно, привез с собой баян. От выпивки отказался, что не ускользнуло от глаз Натальи, сразу заиграл «Семеновну».

– Это для согреву девчонкам! – сказал солидным голосом баянист.

Сначала парни и девчата танцевали на площадке возле клуба. Но бабье лето, оказывается, заканчивается с заходом солнца. Через полчаса, спасаясь от наступающей прохлады, все потянулись в клуб. Наталья так и простояла рядом с баянистом, и в клуб они вместе зашли. Через час в клубе стало нечем дышать: жар от человеческих тел так нагрел воздух, что баянист взмолился, попросил перекур. Анатолий не стал оставлять баян в клубе, застегнул его на заклепки, бросил через плечо, сказал Наталье:

– Ну что, помощница, пойдем подышим?

Они обошли всю деревню с искусственно загороженным прудом, что заняло меньше получаса, снова очутились возле клуба.

Анатолий спросил:

– А ты где разместилась?

– Мы вчетвером у бригадира тети Маруси. Третий дом по счету, прямо на берегу пруда.

– Хорошо вам у воды, утром можно помыться. А мы – в клубе, все парни, каковых всего четверо. Пойдем посмотрим, что там творится на нашей базе?

Они зашли на огонек, в зале было еще тепло. Народу – ни души. Даже завклубом куда-то ушла. Анатолий снял с плеча баян, положил его на подоконник и близко-близко подошел к Наталье. Она почувствовала запах пота молодого сильного тела. У нее закружилась голова. Она буквально на секунду потеряла контроль над собой. Когда очнулась – сильные руки сжимали ее плечи. Анатолий стоял над ней, возвышаясь на целую голову. Вдруг он рассмеялся, спросил:

– А ты умеешь целоваться?

– Не знаю, – едва выдохнула испуганная до смерти Наталья.

– Вот ситуация: народу никого, мы с тобой вдвоем, а целоваться я не умею…

Наталья поднялась на цыпочки, дотянулась до его губ и поцеловала ошалевшего от неожиданности парня.

Анатолий сказал:

– Ты мне очень нравишься … Но у меня еще не было девушек.

Вот так родилась Татьяна от двух молодых здоровых людей. Но Анатолий ушел в армию, попал в морфлот, где служили четыре года. В первый свой отпуск он приехал только на третьем году службы, из поселка не вылезал, к Наталье не пришел. Конечно, ему сказали, что она растит дочь, но от кого эта девочка – неизвестно. Да и Наталье, гордому человеку, волей-неволей надо было держать марку: поселок есть поселок. Конечно, тайно она надеялась, что он все-таки придет к ней…

В общем, не сложилось. Да, честно говоря, она уже и привыкла жить с дочкой и мамой. Хлопот с ними было минимально.

Татьяна училась хорошо, она уже не могла учиться плохо: ее спортивные результаты были настолько впечатляющими, что даже математичка, равнодушная ко всему, ставила ей приличные оценки. С остальными учителями было проще: двадцатичетырехлетнюю англичанку она звала по имени – Марина, привозила ей из-за границы настоящую косметику и парфюмерию. У физички муж был автомобильный фанат, который за супербрелок, привезенный из-за бугра, мог отдать свои старые «жигули».

Но надо отдать должное и Татьяне: она учила, недосыпала на ходу, но занималась усердно. И собиралась поступать не в институт физкультуры, а на факультет педиатрии мединститута. Там, конечно, конкурс был поменьше, чем на лечебный факультет, но все же в районе трех-четырех человек на место. Плюс на ее попечении оказался Генка.

Он любил ее, она это знала. Когда после девятого класса на областных соревнованиях ей стало плохо во время разминки на брусьях, первым, кто буквально подлетел к снаряду, был Генка. Он легко поднял ее, лежащую на тяжелых несвежих матах, на руки, твердя все время одно и то же:

– Что с тобой? Что случилось? Спина цела?!

– Да, цела, цела! – заулыбалась Татьяна. – Это я сама плюхнулась, устала… Отпусти меня, а то девчонки смотрят!

– Пусть смотрят! Мне-то какое дело до них?

– А мне никакое! Что они подумают?

– Пусть думают… Пусть знают, как ты мне дорога!

– Ген, ты это в любви мне признаешься, что ли?

– А хотя бы и так…

– Ну тогда громко скажи мне об этом, чтобы я все слова расслышала.

Парень поставил спортсменку на пол и тут же сказал:

– Я тебя очень люблю. А ты?

У Татьяны на глазах выступили слезы. Но это были хорошие слезы. Она тихо и внятно сказала:

– Да, я люблю тебя.

Помолчали. Рядом стояли улыбающиеся спортсменки – подруги Татьяны. Наконец Татьяна почти проворчала сердито:

– Ну, иди к Жорке! А то и он сейчас придет сюда. Вот будет комедия…

Геннадий с благодарностью посмотрел на девушку и пошел своей медвежьей походкой к зрителям.

Жорка долго приставал к нему: что случилось да что случилось?

– Я ей в любви признался при всех, – наконец сказал Геннадий.

– Вот это здорово, честно и по-мужски! Главное, что при всех. Пусть знают наших!

– Думаешь, я правильно сделал? – спросил все-таки озабоченный Генка. – Главное, неожиданно как-то получилось. При всех ее девчонках…

– Правильно, отлично! И не дергайся. Татьяну ты забронировал капитально.

После обеда начались награждения по отдельным видам соревнований. Татьяна выходила на пьедестал почета дважды: она легко выиграла первенство на брусьях и бревне. Очень надеялась на победу в вольных упражнениях, но что-то подвело ее. Не мастерство, – видимо, программа была менее современной, чем у девочки из общества «Трудовые резервы». Татьяна не то чтобы расстроилась. Было досадно. И потом, как скажешь своим тренерам, что они безнадежно отстали, что жизнь просто вышвыривает их на обочину?

Они уже собирались уходить втроем из зала: Татьяна, Генка и Жорка. Хотели поехать к ее маме, отметить чаем и тортом победу. В это время к ним подошел молодой человек с очень знакомыми чертами лица. Он поздоровался, представился. Ну, все ясно: олимпийский чемпион по спортивной гимнастике Корольков, живет сегодня в соседней области. Создал свою школу для перспективных ребят, тренирует. Правда, похвастаться им пока нечем.

– Татьяна, если я буду приезжать к вам три-четыре раза в неделю, вы согласны поработать со мной над новой программой? Есть кое-что действительно новенькое.

– Видите ли, Виктор… – сказала Татьяна. – А мои тренеры, а старший тренер?

– Это я все улажу. Просто обидно видеть, как не по вашей вине вы проигрываете. Нужны новинки, нужно больше смелости, риска! У вас все данные есть, а материала нет. Поэтому – никакого места по вольным.

– Я-то не против. Но железно договаривайтесь с тренером.

– Пока! А там посмотрим. У нас тоже мединститут есть!

– Да, но нет мамы и бабушки. Нет вот этих моих друзей, – показала Татьяна на Генку и Жорку.

– Ладно, мужик, – сказал Геннадий. – Что дискуссию открывать на пустом месте? Тебе сказали, ты все понял. А мы спешим.

Корольков опешил: с ним еще, наверное, так не разговаривали школьники.

– А что, есть уверенность в таком тоне разговаривать со мной? – спросил он Геннадия.

– Абсолютная!

– Ну, хорошо, – миролюбиво сказал бывший чемпион. – Мы, надеюсь, Татьяна, еще продолжим этот разговор? Дело в том, что с будущего месяца меня назначили тренером сборной команды страны… Вот такая петрушка. Всего вам доброго, – сказал он одной Татьяне и, резко повернувшись, пошел прочь.

– Вот дур-рра, получила урок! – произнесла Татьяна.

– Никуда он не денется, – бодро сказал Жорка. – Без тебя он ничто!

– Пусть решит сначала основные вопросы: где жить, как тренироваться, как с учебой, в том числе в институте, – рассудительно добавил Геннадий. – А потом уже лезет с разговорами… А пока все – ни о чем!

– Ну вас к черту, ребята! Ничего вы не понимаете в современной гимнастике!

– Это точно, – заключил Генка. – Но для этого у нас есть ты…

– Королева спортивной гимнастики! – поднял кверху руку девушки Жорка. – Помчались, ребята, а то торт прокиснет! Сегодня я прочитаю стихи в честь новой спортивной звезды.

– Ты, Жорка, посвятил мне стихи? – удивилась Татьяна.

– Не просто посвятил! Я написал о тебе целую поэму. Хочу прочитать ее в присутствии твоей мамы и бабушки. Может, они меня больше будут любить.

– Пошли, балабол! – сказал Геннадий, одной рукой обняв друга за плечи.

Они направились к выходу. Не обошлось без курьеза: Жорка запнулся за край тяжеленного мата и плюхнулся во всю длину своего роста. Татьяна смеялась до слез.

Глава восьмая

Ирина Аркадьевна Оранж (в народе – Иришка) всем была бы хороша, если бы чуточку убавить ее рост. Для девочки, даже старшеклассницы, рост метр восемьдесят все-таки великоват. Тем более она совершенно не интересовалась спортом, не знала ни волейбола, ни баскетбола. Но зато она прекрасно пела, готовила, шила, вязала, даже освоила вязальную машину-автомат. Такой легкости в налаживании отношений, такой улыбчивости, какими обладала Иришка, в школе не было ни у кого.

Училась она замечательно: к любому уроку по любому предмету она была готова всегда. Отвечала за трясущихся подруг, не выучивших домашнее задание, сразу и не раздумывая. Делалось это так. Учитель задавал традиционный вопрос: «А кто нам ответит по этой теме на самый трудный вопрос?..» Класс замирал, над черными партами видны были только затылки учеников. Иришка поднимала руку и шла к доске. Не прогонишь же ее от учительского стола. Правда, иногда учителя говорили ей спасибо за желание выручить класс и отправляли на место. Но это случалось редко: тогда по классу проносилось цунами из сменяющихся у доски учеников, зарабатывавших двойки за минуту-две топтания на месте. Кому это, в принципе, надо, если все можно сделать проще и красивее: Иришка начинает свой длинный ответ у доски, а коллеги по классу дополняют ее рассказ? В итоге – те же пять-шесть оценок за опрос в классе. И нет двоек, нет скандалов и истерик, а главное, нет вызовов к жесткой и волевой директрисе школы. Кстати, как оказалось, это касалось и учителей…

В Иришке было что-то от европейской леди: манера говорить, держаться, одеваться, причесываться и даже чистить зубы. Она непременно пользовалась длинным, толстого матового стекла стаканом, из которого ополаскивала рот. Даже в походе на природу она проделывала эту процедуру, чем буквально шокировала жителей окраин – ее подруг по классу. От бабушки по маминой линии ей перешли по наследству французский и немецкий языки. Легкий лучезарный характер она унаследовала от мамы.

Ее дед, генерал Иван Аркадьевич Оранж, вышедший из прибалтийских дворян, вместе с женой и двумя сыновьями эмигрировал за границу в самом конце гражданской войны. Скончался он в бедности в Париже, так и не решившись вернуться на родину. Жену он похоронил несколько раньше: она не перенесла инсульт. Генералы его профиля (от инфантерии – командующий пехотой) к тому времени, кроме Германии, никому не были нужны. Его сыновья по совету отца, хотя и закончили кадетский корпус, открытый для русских мальчиков-эмигрантов, освоили мирные профессии: один стал врачом-акушером, второй – отец Иришки – строителем.

Домой в Россию сыновья с семьями вернулись после Отечественной войны. Им сначала разрешили жительство в ближнем Подмосковье (Тула, Иваново, Владимир и другие). После смерти Сталина они могли бы переехать и в столицу, но не захотели срываться с обжитого места. Тем более что это касалось в основном врача Станислава Ивановича. Аркадий Иванович строил крупные промышленные объекты: комбинаты, ТЭЦ, фабрики и тому подобные. Три-четыре года – и он снова собирал пожитки, чтобы перекочевать на какой-нибудь новый объект. Семья принципиально ехала с ним: нигде, ни разу ни жена, ни девочки, которых было две, ни сын с бабушкой не оставались на старом месте жительства без отца.

Аркадий Иванович был высоким крупным мужчиной со светло-каштановыми волосами, которые он иногда уже подкрашивал. Не входя в научные советы и общества, он как практик сумел защитить докторскую диссертацию по актуальной теме – применение новых методов крупноблочного строительства. Его уважали, авторитет Оранжа в строительстве признавали и в Москве, и на самых дальних окраинах. Он участвовал в строительстве приливной электростанции на Севере и поднимал оросительную систему в Средней Азии со строительством ГЭС, ГРЭС и пяти или шести ТЭЦ. В городе, где он сейчас заканчивал строительство Межрегиональной ТЭЦ для обслуживания четырех областей сразу, его избрали депутатом областного совета, хотя он в партию никогда не вступал. Правда, для повышения политической грамотности ему пришлось по рекомендации горкома партии окончить двухгодичный университет марксизма-ленинизма.

Жили они на той самой окраине города, где была конечная остановка одного из маршрутов трамвая, в кирпичном коттедже, в квартире площадью более двухсот квадратных метров, естественно, со всеми удобствами. Кстати, их соседом по этажу, где размещалось всего две квартиры, был директор швейного комбината «Красная речка». В народе этот дом называли «Дворянское гнездо».

Иришка часто приглашала ребят к себе, но к ним почему-то шли с неохотой. Боялись, что ли: не то скажут, не туда положат что-то, не так возьмут ножи и вилки… Она, бедная девочка, уже даже стала ругаться с бабушкой и мамой, просила их оставить ребят в покое: не садиться с ними за стол, не держать «правильно» ножи и вилки, не устраивать вечера классического романса. Взрослые недоумевали.

– Что ж тут плохого, милая, – говорила бабушка Иришке в недоумении, – если мы незаметно, исподволь будем приобщать мальчиков и девочек с окраины к культуре?

– Вот-вот, бабуля, поэтому они и не ходят к нам! Потому что ты даешь им понять, что они с окраины…

– Ты, по-моему, не права, дочка, – вмешалась мама. – Они приходят не уроки делать к тебе, в твою комнату. Они, к примеру, приглашены на день рождения моей дочери. Как же я могу не участвовать в застолье? И как я могу неправильно кушать, чтобы подстраиваться под них?! Вот такое поведение, мне кажется, будет хуже преступления…

Мама была права, но от этого Иришке не становилось легче. Вот Витя Пыжиков, который ей очень нравится, так ни разу и не зашел к ней в гости. А в остальном ситуацию спасал любимый папочка. Он строитель, его ничем не удивишь: ни матерными словами, ни шокирующими случаями из жизни окраин. Он так быстро завладевал вниманием ребят, что они часами слушали его рассказы.

Вообще, ситуация была даже несколько смешной: Иришка, кажется, влюбилась в Витька, который был на полголовы ниже ее. Вот это и было тем главным, почему он игнорировал самую перспективную и богатую невесту в школе. Ему, правда, Генка как-то сказал:

– Дурак ты! Во-первых, ты еще не перестал расти. Во-вторых, заставь ее никогда и ни при каких обстоятельствах не обувать туфли на высоком каблуке.

Эта фраза вызвала смех у Жорки и, конечно, испортила все дело. Витек, в силу своей откровенной невоспитанности, думал только об одном: чтобы нигде, ни при каких обстоятельствах не попасть впросак. Он побелел, процедил сквозь зубы:

– Вон Жорка пусть ходит с ней! Два сапога – пара!

– А что, очень красивая, милая и обаятельная девушка! Но она любит не меня. Хотя зря. Ты для нее – мамонт, первобытный человек!

– А по е… не хо-хо?! – пошел на Жорку Витек, сжав кулаки.

– Ты, конечно, сноровистее меня, Виктор. Вряд ли я тебя уложу одним ударом… Но фингалов я тебе наставлю! Это точно! – Жорка тоже сжал кулаки.

Разнял их, как всегда, Генка. Витьку он сказал:

– Запомни: Жорка – это достояние не только школы. Постарайся это усвоить своими куриными мозгами. А по Иришке он тебе все правильно говорит. Не хочешь, не мучай девчонку. И не приставай к ней пьяный! Ее тошнит от тебя. Но она, дур-р-ра, терпит, потому что верит, что ты хороший и обязательно исправишься. А ты – говнюк и никогда уже не исправишься. Так что отвали от Иришки! Оставь ее Жорке, хотя бы на время, пока она тебя забудет. Кстати, у них и рост одинаковый! – Генка заржал от души, запрокидывая голову назад и вытирая слезинки на глазах.

Витек стерпел и это, уже прямое, оскорбление в свой адрес. А Жорка взвился: кто его может полюбить, кому он нужен, кого он может заменить?! В вопросах любви ему было сложно разобраться. Во-первых, он был однолюб и свое сердце заочно уже отдал комсоргу школы. Во-вторых, он так недооценивал себя, что старался никогда и ни с кем эти вопросы не обсуждать. Но к мнению Генки присоединилась Татьяна, она несколько раз говорила:

– Георгий, ну помоги Иришке – обрати на нее внимание как на женщину! Я с ней поговорю, она поймет, как это, надеюсь, поймешь и ты. Не те предметы для обожания вы выбрали: ты – комсорга, она – Витька… Ты ничего не знаешь про юг, о лагере труда и отдыха. Ты вообще ведешь себя с женщинами, будто святой или больной!

– Ребята, вы что, опупели?! Я со своим бараком – и эта воздушная нимфа по имени Иришка!

– Вот именно, Жорка, только ты можешь быть кавалером, достойным ее. Если она вляпается в Витька или подобного ему, – все, пиши: мы стали не просто свидетелями загубленной жизни. Мы стали участниками этой трагедии!

Намечалась вечеринка по поводу окончания Иришкой музыкальной школы. Кроме пяти девочек вместе с Татьяной к ней пришли Геннадий и Георгий. Жорка вынул из сундука свой неношеный костюм, довольно приличный: материал – в рубчик, шотландская шерсть. Где достала его мама такую эксклюзивную вещь, так и осталось большим секретом. Но в белой рубашке с бабочкой, темно-вишневых ботинках Жорка выглядел как денди. Правда, он, дурачок, ничего этого не замечал. Напялил и напялил: лишь бы не жали ботинки и не сваливался пиджак с плеч.

Все приглашенные ребята немножко дергались перед посадкой за шикарно сервированный стол. Но только не Жорка. Он брал именно те вилки и ножи, какими пользовалась сама бабушка, вел с ней непринужденную беседу на приличном немецком языке, читал на испанском Лорку. Попался он только один раз. На вопрос бабули:

– А где вы проживаете?

Жорка замычал, покраснел, уже хотел сказать про барак. Но его выручила сама Иришка:

– В доме на конечной остановке трамвая. Там еще овраг такой милый для катания на санках… Помнишь, папа, как мы катались?

– О, это замечательно, что у нас так близко останавливается трамвай! – нараспев произнесла бабушка. – А то мне в каком-то городе приходилось двумя видами транспорта ездить в церковь… Так неудобно и тяжело!

– Да-да, бабуля, надо такси вызывать. Тогда решатся все проблемы, – сказала Иришка, переведя разговор на церковные темы и убежав после этого на кухню. Здесь бабушке не было равных: сегодня она решила рассказать молодому поколению о великомученике Патриархе Московском и всея Руси Тихоне.

Аркадий Иванович врубился в тему разговора сходу, как только вернулся из кухни, где помогал дочери:

– Серафима Витольдовна, мы об этом расскажем ребятам позже, – начал он с порога. – А сейчас – чай! А то пирог остынет. Какая мастерица наша Иришка, какой пирог испекла – просто загляденье! Георгий, сегодня вам предоставляется право вместе с Ириной разрезать праздничный пирог…

Все зааплодировали. А Жорка, будто всю жизнь только и делал, что резал эти шикарные пироги, взял какой-то кривой нож-лопаточку и так ловко порезал пирог на множество частей, что все снова зааплодировали. Иришка смотрела на него счастливыми и влюбленными глазами. Татьяна тихонько наступила под столом на ногу Генке. Тот едва кивнул головой, он был страшно доволен развитием событий.

После небольшого чаепития с шампанским Аркадий Иванович позвал ребят в специальную комнату покурить. Генка отказался, потому что никогда не курил. А Жорка честно сказал, что так и не научился этому занятию. Тем не менее, Аркадий Иванович увлек Жорку за собой.

– Георгий, я курю редко, когда сильно выпью, и только сигары… Если хотите, могу угостить – настоящие, кубинские! Но сегодня я абсолютно трезв.

– Если подарите одну, буду вам благодарен. У меня много чего набралось по Кубе. Но сигары – это слишком дорогое удовольствие, таких денег я еще не заработал. Как и на поездку всей нашей компании в Гавану.

Аркадий Иванович достал из пенала красного дерева настоящую кубинскую сигару с лейблом посередке, вручил ее Жорке. Сам курить не стал. «Выпили мы сегодня действительно маловато, чтобы после шампанского баловаться сигарами, – подумал Жорка. – О чем же пойдет разговор?»

– Мне бы хотелось кое-что сказать вам, Георгий…

– Можете называть меня Жора, Жорка. Так даже привычнее.

– Хорошо, Жора. Хм… А так, и правда, проще и как-то спокойнее чувствуешь себя… Видишь ли, Жора, я хотел попросить тебя приглядеть за Иришкой. Прости, что вот так быка за рога беру. Но ей надо закончить в этом году школу, она скоро останется здесь только с мамой. Я через месяц-полтора уезжаю на новую стройку, ТЭЦ мы уже сдали приемной комиссии. Обычно мы переезжаем все вместе. Но тут школа, выпускной класс, свои ребята и все такое прочее… Ты меня понимаешь?

Жорка кивнул. Он понимал, что с девочкой остается взрослая женщина – мама. Это факт! «А отец еще и меня хочет пристегнуть сюда. Зачем? Да, Иришка – удивительный человек, она мне очень сильно нравится. Но я ведь уже люблю Наталью! Что мне делать?» – думал Жорка, не находя пока ответа.

– Я боюсь за нее, – это опять, после приличной паузы, заговорил Аркадий Иванович. – Я боюсь вашего Витька, других ему подобных дружков… Ты его хорошо знаешь?

– Я привык, здесь вырос. Кстати, я тоже только вдвоем с мамой живу… А Витек – небезнадежный парень, я всегда говорил и говорю. Но школу он уже не закончит, это факт. И к Иришке его допускать нельзя. Это тоже факт… Хорошо, Аркадий Иванович, вы мне дадите день подумать, как уладить мои личные проблемы? Мне надо кое с кем поговорить. Это девушка из нашей школы, но она старше меня. Она не знает, что я в нее влюблен. Получается как у Дон-Кихота… Вот такая Дульсинея!

– Хорошо, любите свою девушку заочно. А с Иришкой дружите очно. Я оставлю вам денег на театр, кино, на всякие непредвиденные расходы…

– Ну, вот это вы зря, Аркадий Иванович! Я вон за лето в ГАИ заработал почти триста рублей… Это вы зря.

– Прости, Георгий, прости старого дурака! Ты это поймешь, когда у самого будут дети. Да еще девочки! Но разреши мне хотя бы оставить свои координаты, хотя бы телефон диспетчерской службы, которая из-под земли достанет… Так мне спокойнее: один мужчина будет рядом с моей девочкой, в поле ее зрения. А брат Иришки еще маловат – младшеклассник, не защитник. Мы о чем-то договорились, Георгий?

– Да, я уверен, что мы всей нашей компанией – я, Генка, Татьяна, еще человек пять – будем с Иришкой до конца… Пока она не закончит школу. А со своими болячками я разберусь сам. Надо же быть реалистом! Тем более в любовных делах.