Текст книги "Колесница (сборник)"

– К вам – нет. А так, почему бы не рассмотреть, как вариант на будущее? Но мне приглянулся вариант с Григорием Ивановичем. Теперь уже о пенсии пора подумать. С армией – почти пятнадцать лет госслужбы, жалко терять. Вы-то свою пенсию успели оформить?

– Тютелька в тютельку.

– Небось, тысяч в двадцать пять?

– Бери больше! Но не скажу: говорят, плохая примета. Я еще ни одной пенсии не получил, первую жду.

– Да зарабатываете тысяч пятьсот в месяц сейчас?

– Бери больше, больше, брат! Вот если бы у тебя все это было, я бы еще подумал, не разменять ли мне Юльку на тебя.

– Пошляк вы, сударь!

– Иди, а то опять поругаемся!

Я вышел в приемную, увидел глаза Лены, наполненные радостью.

– Договорились? – спросила она.

– Да, но в другом месте.

– Как мне не везет!

– Проводите меня, – я попытался заговорить ее, чтобы она не расплакалась прямо в приемной. – Знаете, мы отлично поговорили, но есть обстоятельства, стаж госслужбы, который никак не решишь в ваших родных пенатах. Что же мне делать, Лена?

– Конечно, ничего. Владимир Викторович дурного не посоветует. Значит, вы будете в Комитете?

– Мы говорили о возможности перебраться к вам, но после выработки стажа…

Стояли лицом к лицу. Один кивок головы – и наши губы встретятся.

– Лен, у меня старший сын – ваш ровесник. Я скоро дедом буду. Вы думаете, что я везде такой, как на людях, с журналистами?

«Господи, девочка, прости меня, я такую чушь несу…»

– Это потому что вы меня совсем не знаете. Но я не обижаюсь. Вы для меня – как герой с красивой открытки. Я даже на журфаке учусь, чтобы как-нибудь сказать вам об этом.

– Вот и сказала… А я не закончил журфак, не получилось: армия, женитьба, дети, то да се… Пришлось учителем становиться.

– Приходите к нам на кинопросмотры! Лучшие фильмы сначала идут у нас. Я буду заказывать и на вас пропуск, а?

– Интересно – вы даже говорить стали, как Владимир Викторович.

– С кем поведешься… Но он хороший человек, а какой семьянин… И о вас несколько раз нечаянно заходил разговор. Он говорил, что в Чутне вы не раз были на волоске от смерти, но не бросали людей, с кем работали… Я вас заговорила. Андрей Юрьевич, телефоны мои у вас, машину я заказала, ждет внизу на стоянке – «тойота», номер четыреста сорок четыре.

– У вас и транспорт?

– Да, как референт и завприемной Мосеева я заказываю машины по своему усмотрению.

– Лен, вы просто девочка еще! И все так серьезно… Сколько вам, простите, лет?

– Двадцать шесть, я не замужем. Журфак – это второе образование, по первому я юрист. Плюс курсы иняза при МИДе РФ, свободно владею английским, учу итальянский…

– Можно я поскорее удалюсь? Вы просто из какого-то другого измерения. Так не бывает в жизни!

– А вам и не нужно другое, наше, измерение. Живите с семьей, работайте на здоровье и иногда радуйте меня своим присутствием.

– Это жизненная философия другого поколения? Лен, да я умер бы от боли, горя и обиды, если бы узнал, что моя любовь, любимый человек, с кем-то другим! Что я чем-то не дотягиваю до ее любви, что я стал неинтересен ей… Господи, я свихнусь сейчас от того, что меня переполняет! Неужели твое поколение этого не понимает?

– Думаю, что нет. Оно как раз все наоборот понимает. Есть целая теория, обосновывающая легкость связей, общения, соответствие сексуальных возможностей и так далее. Я все это знаю, могу так поступать, но не могу так жить. Поэтому-то вы… и симпатичны мне.

– Тогда ты точно напридумывала. Нашла ископаемого мамонта и изучаешь его. До встречи! Мне очень хочется продолжить этот разговор.

Она промолчала, нажала кнопку скоростного лифта, стояла, чуть наклонив голову, чтобы я не видел ее глаз. Кабина подошла пустая. Видимо, только убедившись в этом, Лена осмелилась и поцеловала меня в щеку. И уж потом, буквально очумевшего, легонько подтолкнула в кабину. Сказала совсем тихо:

– Нажмите «Ц», там стоянка машин.

Нажал, слетел вниз, очутился в огромном – с футбольное поле, наверное, – гараже. У дверей – будка, спросил у дежурного о стоянке разъездных автомашин. Он махнул рукой направо. Не прошел и десяти метров, как увидел машину с зажженными фарами, идущую прямо на меня. Номер – три четверки.

До Комитета я домчался с комфортом, водитель в галстуке и приличном костюме все время молчал. Это так напомнило мое недавнее прошлое, что я всю дорогу кашлял, чтобы скрыть свои растрепанные чувства.

Глава тринадцатая

Павел посмотрел в мою сторону, махнул приветственно рукой, давая одновременно понять, что в конторе все по-прежнему, мною никто не интересовался, работа идет нормально. Нинель Иосифовна дожидалась, когда я настрою компьютер, чтобы сразу примчаться к столу. Свершилось, я кивнул, мы уселись рядышком. Она спросила:

– Чаю сделать? Нет, вижу, что лучше кофе подойдет. Вы выглядите очень грустным и усталым. Что-то не получается, неприятности?

– Нет, дорогая Нинель Иосифовна. Можно сказать, сдрейфил перед молодой красивой женщиной. Все в прошлом.

– Да ладно вам, все шутите! Вы – и струсили? Ерунда. Под пыткой не поверю! Ха-ха-ха-хии! – искренне и заразительно засмеялась моя заместительница.

Я рассказал ей о консультациях, которые якобы проводил по функционированию пресс-центра (специально не упомянул слово «пресс-служба»), о затратности и выгодах этого мероприятия, о его возможностях вплоть до использования аутсорсинга.

– Вот смотрите. «Аргументы и факты» имеют свой шикарный пресс-центр, тираж издания – миллионы. Мы – только это обязательно надо понять, – работая в режиме собственного пресс-центра, объединяемся с ними и устраиваем пресс-конференцию на их территории. То есть мы готовим шефа, предварительные вопросы, ориентировочные, сами оповещаем группу изданий, в которых мы особо заинтересованы – финансовые издания, – и все это передаем в «АиФ». Они, со своей стороны, имеют аккредитованных журналистов, издания, ТВ и радио, которые специально кормятся от них. Представляете, какую мощь мы объединяем? Ну и сами «АиФ» дают заметку о прошедшей у них пресс-конференции. Каково?

Она молчала, сидела почти с раскрытым ртом. Выдохнула наконец:

– По-тря-са-ю-ще! Костик Першин всегда говорил, что вы работаете на грани таланта! Но, простите, пресс-центр надо создавать?

– Да, – слукавил я, – на базе нашего отдела. Но только со своими кино– и фотокамерами. У нас пока ничего нет: журналисты зажимают нашего дорогого шефа где-нибудь в углу, нацеливают на него объективы… И только потом в вышедшем на ТВ сюжете мы видим, что он стоит ровным счетом у туалета и еще не полностью успел застегнуть ширинку.

– Господи, ну что вы такое говорите?! Срам-то какой! Неужели такое бывало?

– Пока нет, но в Совмине бывало. Сам видел, и самому попадало за подобное.

– Что мне прикажете в этой связи делать?

– Пока думать, как из нашего штата выкроить и на пресс-центр, и на работу с аудиторами, и с аппаратом Комитета. Думайте, прикидывайте, заодно начинайте искать фотографа и оператора.

– Все поняла, Андрей Юрьевич! Можно я вкратце доложу по готовности освещения в СМИ совещания контрольных органов страны?

Она говорила как настоящий офицер штаба, четко по пунктам утвержденного плана. Пару раз просила подключиться для оказания помощи: нажать на Келина, а может, и выше. Я обещал сегодня же выправить ситуацию. Пожаловалась на Юлию: с аккредитацией СМИ хуже, чем всегда.

– Это ее личная недоработка: с прохладцей, с какой-то мечтательностью стала работать. Это недопустимо, нам Вадим Иванович не простит!

– Да, вы, как всегда, правы, – сказал я. – Немедленно переговорю с Мишиной. Кстати, а где она?

– Видите ли, на улице, вышли подышать… Позвать ее?

– Ну, это бывает – давление, духота… Сама сейчас придет, и я с ней разберусь.

– Так я сделаю кофе?

– Большое спасибо, буду с нетерпением ждать.

Я оглядел все столы. Юлин пустовал единственный, – значит, она вышла без Тамары. «Где мне проводить с ней инструктаж, готовить на встречу с Клемашиным? – думал я, дожидаясь кофе, которого мне вдруг так захотелось выпить. – Здесь не получится. На сторону теперь не уйдешь. Все кончиться знаем чем…»

Ха, у нас есть шикарный читальный зал при библиотеке! Загруженность его минимальная, я там уже успел несколько раз побывать, поработать с подсобными материалами. Пойдем туда. Дискеты ей ни к чему, по бумагам можно понять все не хуже, чем на компьютере…

Ну, где же кофе?

Я посмотрел на Нинель Иосифовну. Она не спускала с меня глаз, закивала, показала палец: типа, дайте еще минуту.

«Что буду говорить Юле о встрече с ее отцом? Ни слова о том, что он обо всем знает. Но мне при встрече с ним было бы глупо отрицать, он-то знает свою дочь! Обо всем другом – только суть, выжимка, телеграфным стилем. Да ей и не нужна эта информация. Так, идет кофе…».

– Спасибо, дорогая Нинель Иосифовна! Вы, как всегда, вовремя: несете живительную влагу путнику в пустыню…

– Андрей Юрьевич, если бы я вас не знала, то могла бы обидеться. Но самое удивительное, что вы говорите…

Я вставил:

– …эту пошлость…

Она продолжила:

– …так красиво и даже почти искренне! Как вас жена терпит, другие женщины? Но я вам признаюсь: все равно это чрезвычайно приятно слушать.

– А уж мне-то как приятно, что вам приятно! Тем более, я действительно не умею по-другому с женщинами говорить. Разве это плохо?

– Нет, даже слишком хорошо. Как бы не было последствий…

– А вот с этого места, как говорят у нас в отделе некоторые молодые сотрудники, вы мне расскажете поподробнее… Но позже. Все, пью кофе или умираю! Вы хотите, чтобы я умер?

Нинель ушла, но Нинель озадачила своими намеками. Что еще ей стало известно? Я обжигался горячим кофе, но не пить не мог, потому глотал его маленькими глоточками.

Надеюсь, это не про Юлию? Скорее, хотелось сказать: «Надеюсь, это не про нас с Юлией?» Нет-нет, еще рано! Мы еще так осторожны, так чутки к чужим глазам, так бережем свой покой и накатанный образ жизни, что ничего предосудительного еще нет в нашем поведении. Кто же мог подумать, что в первые дни моего прихода сюда я стану обладателем самой женственной и красивой сотрудницы, пожалуй, всей конторы? Тамара, конечно, может кое-что знать… Но это же Тамара – царица. У них другие мерки и понятия о дружбе, об отношениях мужчины и женщины. И она просто любит Юльку!

Разложив бумаги на столе, я стал проигрывать варианты инструктажа с Юлией. Вот главный документ – письмо на имя Клемашина. Его не надо пересказывать, надо добиться того, чтобы эту страничку шеф обязательно пробежал, хотя бы по диагонали. Тогда суть проблемы до него будет доведена, он поймет, о чем идет речь. Дальше от него могут последовать вопросы. А может, и нет. Лишь бы он сразу не передал бумагу кому-то из помощников и на этом временно, а может быть, и навсегда, закрыл проблему. Значит, надо успеть показать «Положение», затем «Структуру» и, наконец, «Штатную численность пресс-службы». Обоснования более подробные будут во всех этих документах. Их, документы, надо изучить так, чтобы отскакивало от зубов. Другой возможности рассказать шефу о затратных проектах кратчайшим способом не появится.

«Поймет ли это неуемное дитя, что от нее требуется, что в этой проклятой жизни от нее зависит почти все?» – тихо ругал я себя, обстоятельства, Юльку, контору, которой ничегошеньки не надо: живут, как в пятидесятые годы прошлого столетия, и все довольны, никаких проблем. Да и мадам забивать себе голову тоже не слишком хочется. Она бы с огромным желанием выскочила ко мне в замы и работала бы в свое удовольствие. Но это уже не исправишь. Мне надо переключаться на Григория Ивановича.

Лен-сков, Лен-сков – я могу повторять эту фамилию сто раз, ничего родиться не может. Я его плохо знаю. Может, посмотреть в Интернете? Это мысль… Боже мой, сколько здесь всего! Так, о первой отсидке в СИЗО – пустое. Это было еще при мне. Не дал – символически, конечно, – бюджетных денег на предвыборную кампанию президента. Схлопотал девять месяцев СИЗО. Формулировка потрясающая: типа, его сын взял взятку старым автомобилем, о которой знал отец. Потом – федеральный налоговый орган, сразу первый зам, далее – руководитель. Стон пошел по всей Руси великой.

Олигархи быстро его сковырнули, власть упрятала аудитором в Госконтроль. Работает второй срок, утвержден парламентом страны, имеет ранг министра, исполнительной власти не подчинен. Но, так как он был все-таки министром финансов, можно себе представить, что он знает об этих фигли-мигли! У него интересное направление – доходная и расходная части федерального бюджета. Все, ребята, он вас уел в любое время дня и ночи: у него налоговые поступления!

Скандалов у него фактически нет, хотя высказывания в адрес отдельных крупнейший фирм настолько остры, что впору открывать уголовные дела. Видимо, в этом весь Ленсков. И его не сломали ни застенки, ни падения мордой в грязь.

«Как же быть? – думал я. – Ведь мне, если все сложится у него со мной, придется разгребать все его завалы, улаживать с прессой, и не только с ней, обострения и так далее. Он явно попросит связей со СМИ, так? Отказать я ему не смогу. Но и защитить я его в полной мере не смогу. Он никому не дает денег. Никогда, ни копейки. Это его официальная позиция как министра финансов или любого другого федерального начальника, какую бы должность он ни занимал. А может, вранье все это? Припрет – последнее отдашь. Такое сделают предложение, что не сможешь отказаться… Да мало ли чего бывает…»

Стоп, парень. У тебя есть выбор?! Ты что, не говорил с Макиавелли? Значит, вылетишь, в принципе. Тем более, он все сделает, чтобы обезопасить свое чадо. Тебя в этих схемах просто нет. А может, не дергаться, оставить все так, как есть? Худо-бедно есть отдел. Укрепить его созданным пресс-центром, собрать с миру по нитке еще пару-тройку вакансий и жить спокойно, как все живут… Нет, добра все равно не будет: Юлька – это во всех отношениях смертельная опасность. Главное в том, что я ей буду нужен еще месяц-полтора. Потом она найдет «другого члена политбюро». Да мало ли что она найдет…

У Ленскова все надежнее: статус, зарплата. Я думаю, у него в направлении она повыше будет раза в три. И остается всего-то полшага до директора департамента – должности, которую он уже больше года держит вакантной. Вот тогда можно говорить, что ты, брат, восстановил почти все, что потерял после отставки с генералом Бородой и на госслужбе до него, в большом Совмине.

Нет, я ни о чем не жалею. Я проработал почти два страшных, нервных, напряженных, но замечательных года. Мы с Бородой многое успели сделать, нам Господь сохранил жизни. Это опыт, который не пропьешь, это школа, которая дорогого стоит. Значит, я звоню прямо сейчас.

Нашел в справочнике приемную аудитора, набрал номер. Приятный женский голос:

– Приемная Ленскова…

– Скажите, Григорий Иванович на месте?

– Да.

– И с ним можно переговорить?

– Запросто. Как вас представить?

– Ермолов Андрей Юрьевич. Начальник отдела по работе со СМИ.

– Минуту…

Через пять-семь секунд раздался голос с явно московским «яканьем» и хрипотцой:

– Привет, Андрей Юрьевич! Мне говорил Мосеев, я в курсе. Но надо повидаться. Сейчас я гляну, когда лучше это сделать… Слушай, а можешь прямо сейчас заглянуть? У меня как раз окошко образовалось – не пришел тут один товарищ.

– Григорий Иванович, я ведь на выселках. Пока доберусь, минут двадцать пройдет…

– Это не страшно. Готов? Я приемную предупрежу. До встречи!

И в это самое время в наш кабинет вошла Юлия. Я, наверное, имел вид человека, которого поймали на какой-то лжи. Даже покраснел слегка. «Великая актриса» прошествовала мимо меня, поздоровавшись кивком головы. Сняла плащ, стала вешать его в шкаф. Она так красиво тянулась к высоко прибитой перекладине, что все ее тело превратилось в тонкую лозу. И, что удивительно, она знала, что делает, что за ней наблюдают и что она прекрасно выглядит в этой естественной позе.

Я дал ей возможность разместиться на рабочем месте, включить компьютер, привести волосы в порядок. Она не поднимала на меня головы: знала, что моя заместительница наблюдает и за ней, и за мной. А мне надо было переброситься с ней хоть парой фраз: я уже почти собрал папку для встречи с Ленсковым и готов был убегать. Встал, подошел к ее столу, сказал:

– Юлия Владимировна, нам надо сегодня переговорить. Но сейчас у меня встреча. Через час-полтора я вернусь. Приготовьте отчет по аккредитации СМИ на совещание.

– Хорошо, Андрей Юрьевич. Все готово. Буду вас ждать с нетерпением.

Нинель Иосифовна одобрительно кивнула, давая мне понять, что я все правильно делаю: манера общения, тон, постановка задачи. Без перехода сказал, повернувшись к ней:

– Нинель Иосифовна, насчет прогулок поговорите сами. Это не возбраняется, но только не в ущерб работе. Если что, я на встрече, связь через приемную Ленскова.

Опять коридорчик, ступеньки. Я замер. Вот что напоминает мне это сооружение в конце ступенек – колесницу. Не фонтан, не что-то другое, а именно колесницу. Одну из тех, на которых военачальники древних времен выезжали на бой. Раненому персидскому царю колесница спасла жизнь: кони вынесли его живым и он еще долго воевал со своими врагами. Я даже постоял у перил лестницы, чтобы получше рассмотреть еще недавно казавшееся мне нелепым сооружение – «фонтан с кольцами».

«Моя колесница оказалась ненужной мне в Чутне, – усмехнулся я про себя. – Бог миловал. Хорошо бы не понадобилась она и сейчас: ни в плохом, ни в хорошем смысле своего значения! Как-нибудь постараемся обойтись без литавр, лишь бы не было смертельных ранений…»

– Я хорошо знал твоего, да и моего начальника – премьер-министра, – Ленсков мало изменился внешне: только морщинки разбежались по всему лицу да чуточку отвис подбородок. – Бузотер был, но профессионал. Не было у нас в правительстве такого финансиста, да и экономиста, пожалуй. Но сначала – финансиста, особенно ценовика…. Понимаешь, о чем я говорю?

– Смысл понятен, частности – увы…

– Это хорошо, что честно говоришь. У нас сколько угодно засранцев в министрах, на департаментах сидят – ни хрена не понимают, но щеки надувают. Ермолов? Как вы с Бородой подходили друг другу в Чутне! Но только твою фамилию надо было ему отдать.

И без перехода:

– Я плохо знаю твой участок работы. Но мне казалось, что и премьера, и генерала ты прикрывал достойно.

– И главное – без денежных вложений…

– А что, это необходимый атрибут?

– Один министр – вы его знаете – сто тысяч у. е. платил в месяц самой известной газете только за то, чтобы в негативе не упоминалось его имя.

– Всё, пи…, приехали! Неужели так? Назови фамилию!

– В…в, информация от первых лиц.

– Подонок! Но это на него похоже, я что-то слышал о его делишках… Ну, у меня, во-первых, денег нет. Во-вторых, я бы даже под ружьем ни копейки все равно бы не дал.

– Я знаю, в журналистских кругах об этом вашем качестве ходят легенды.

– Значит, ты меня не сможешь защитить?

– Я ведь сказал, что и с премьером, и с Бородой мы работали без копейки денег.

– А как тогда?

– Во-первых, пресловутый административный ресурс. Но главное – на интересе, на срочной живой информации, даже на скандале. Никуда журналисты не денутся: интерес, сенсация для них – прежде всего. Вы носитель информации, у вас немало громких проверок. Можно так все это раскрутить!..

– Что-то улавливаю, но до конца понять не могу. Но это твоя епархия. Я верю тебе, твоему профессионализму. Но ты понимаешь, что это только пятая часть того, на что ты идешь, – аппарат аудитора? У меня около сотни инспекторов, четыре начальника инспекций, у них по два зама у каждого. Все спецы, все с гонором, со стажем, с именами, заслугами… Хотя что я тебя пугаю? Год уже скоро нет руководителя, зашиваюсь я. Ничего: потихоньку оба вместе и наведем порядок, а? В приемной-секретариате очень хорошие женщины работают, помогут. Инспекция анализа и прогноза – практически в твоем распоряжении будет по составлению бумаг. Остальным скажу: шаг влево, вправо – расстрел без права помилования. Разберемся! Справки-отчеты будем делать по образцу и прецеденту. Я тебя не напугал? Уж больно мне не хочется своего человека терять. А то ведь навяжут какого-нибудь чудака на букву «М», жизни не рад будешь!

– Когда приступать?

– В приемной Ириша даст тебе прецедентный вариант представления на имя председателя. Попроси у нее узнать максимальный должностной оклад по вилке и впиши его туда же. Далее: делаешь представление за моей подписью, не выходя из приемной, чтобы тебе не бегать туда-сюда. Подписываем, и я сразу иду к Клемашину, лично получу у него резолюцию «В приказ». А ты спокойно работаешь и ждешь выхода документа. Вот такие наши действия будут. Да, в свободную минуту можешь почитать Налоговый кодекс РФ, все положения и инструкции по нашему направлению, должностные обязанности и тому подобное.

– А если Клемашин…

– Я ведь беру руководителя своего – подчеркиваю, своего – аппарата, а не начальника инспекции, где он может что-то сказать. Фактически я выбрал себе советника. Мое это дело, не дергайся. Наберись терпения и не развязывай язык. «Друзей» в кавычках у тебя тоже, видимо, хватает. Извини, что кофе-чаем не угощаю: столько работы, что мне страшно даже произносить слова: «Давай попьем или выпьем».

В течение получаса мы в приемной подготовили представление, девчата отпечатали его и заслали меня снова к Ленскову. Он пробежал листок буквально по диагонали, сказал:

– Хороший слог у тебя. Вижу, что уже творчески поработал. Это хорошо, а то финансисты такие грамотеи, что умрешь не встанешь! Я иду, жму тебе руку. Договорись в приемной, чтобы тебя срочно известили по выходе бумаги.

«Вот и все?» – хотелось мне сказать утвердительно. Но я суеверный. В отделе проработал всего-то ничего. И вдруг – перевод с новым назначением, с таким явным повышением, с отрывом и от Тужлова, и от Келина… А они вхожи, Клемашин может их спросить, как это произошло. Хотя вряд ли: что они ему скажут, что они знают? Работаю я хорошо, коллектив меня принял. Остальное все происходит под ковром. Вот если бы Мосеев ему позвонил и сказал, что он передумал рекомендовать меня Ленскову… Но это уже фантазии. Хотя Юльке – ни слова! Что может родиться в ее головке, одному богу известно.

Так я размышлял, проходя по дороге в обратном порядке корпуса мединститута, морг, наш тихий и уютный дворик.

В кабинете душно, солнце берет свое от бабьего лета, которое ничем не отличается от жарких деньков августа. Кондиционеров нет, и это стало проблемой, которую из-за временного нашего месторасположения никто не хочет решать. Да и глупо было бы сейчас тратить деньги на установку кондиционеров, если к зиме обещают нас переселить в новый корпус. Хотя подтверждаю на своей личной практике: ничего нет более постоянного, чем временное решение любого вопроса.

Юлия сразу подходит ко мне, наклоняется между компьютером и шатким столбиком, собранным из раздвижных пластмассовых папок, показывая, что ее крупные тугие груди сохраняют форму даже без лифчика. Шепчу ей:

– Почему лифчик сняла?

– А я и трусики сняла! Жарко, товарищ начальник. Кондиционеров нет, в обморок можно грохнуться…

– Надо сходить в читальный зал, – продолжаю шепотом. – Там я расскажу все, что касается встречи и беседы с Клемашиным по пресс-службе. Покажу все бумаги, разжую, с чего начинать, чем закончить…

– Я знаю, чем надо заканчивать… Но я умру от такой духоты! Я тебе нужна мертвая? – тоже шепчет она. – К черту читальный зал! Вечером мы можем встретиться на моей старой квартире. Помнишь, я ключи показывала? Там хоть душ можно принять…

– А сын, муж с машиной?

– Все на даче, до вечера воскресенья включительно. А я сослалась на срочные дела по совещанию, приеду к ним только завтра после работы, что вполне логично. Не могу же я в четверг рвать когти с работы! Кстати, муж, чтоб ты не дергался, про эту однокомнатную квартиру даже не знает. Так папа захотел и сделал. Мы там никого не принимаем, кроме его самых близких друзей.

– Ну все! – довольно громко сказал я. – Если так будем работать, нас всех разгонят. Есть еще неделя, давайте я подключусь, солидные издания приглашу. А главное, нужны телеканалы, – я посмотрел на Нинель Иосифовну.

Она буквально трепетала, сочувствуя мне и понимая, о чем я пекусь.

– Хо-ро-шо, – включилась в игру Юля, – я все поняла! Дайте мне еще три дня. Можно, я доложу во вторник?

– Сергей Иванович, если надо, подключитесь, помогите Юлии Владимировне, – сказал я, обернувшись к столу Щеголева.

– Нет проблем, Андрей Юрьевич! Только у Юли это всегда так здорово получалось…

– Помогите, – отрезал я, дав понять, что разговор закончен. И тихо спросил: – Как мы встретимся?

Юля положила бумажку на край стола, встала и, махнув подолом еще летнего платья и специально оголив почти всю попу, пошла к своему рабочему месту. По дороге она остановилась у стола Нинель Иосифовны и достаточно громко спросила:

– Не хотите покурить, Нинель Иосифовна?

Та закивала головой, достала пачку сигарет, зажигалку, поднялась, и они уже вдвоем направились к выходу. После их ухода я открыл лист бумаги, прочитал текст: «На скамейке у Великого доктора встретились двое. – Вы бывали здесь раньше? – Да, но чуть позже шести. – Так же много народу? – В эти часы всегда много народу, особенно студентов. – Что же делать? – Сидеть на скамейке и есть мороженое. – Я люблю мороженое, особенно вафельное…»

Я невольно заулыбался, подумал: «Какой же она еще ребенок! Но смелая, когда любит, когда хочет, чтобы кто-то принадлежал ей… Надо позвонить домой, пока дамочки ушли в курилку».

Набрал номер домашнего телефона.

– Привет, ты пару часов обойдешься без меня? – спросил я жену. – Только, пожалуйста, ничего не предпринимай, хорошо? Памперсы есть? Ванную я сделаю, когда приду. Не скучай, пей чай и жди ужина, я все приготовлю. Целую тебя и люблю, – этого слова я давненько не говорил жене.

Надо приготовиться к вопросу. «Нет, ничего она не спросит… Она будет просто рада моему приходу. Она просто любит и счастлива этим».

Я материл себя и, чтобы отвлечься от черных мыслей, стал собирать папку с бумагами для Юлии: их надо было передать ей вечером.