Текст книги "Колесница (сборник)"

Пауза затягивалась. Я посмотрел в серые внимательные глаза Сергея, понял, что он меня освободил от объяснений. Сказал:

– Давай-ка лучше выпьем за счастливый конец твоей командировки! Я не знаю, чем ты занимался, но если ты выдержал там пять лет, ты просто молодец.

– Дважды: сначала – три, а потом уже пять лет.

– Ты – молодчина! За тебя.

Я пригубил необычайно терпкий и ароматный на вкус коньяк, сделал несколько глотков и сразу почувствовал, как он проникает в мой мозг, как потек по мышцам, грея душу. Именно душу. Сергей выцедил полстакана коньяка маленькими глоточками, промокнул губы платком, кусочек колбасы аккуратно положил на язык.

– Не смею больше предлагать, – сказал он после того как тщательно прожевал колбасу. – Уже поздно. Спасибо вам, Андрей Юрьевич, за все! Я знаю, что настоящих людей много, даже сейчас, после того что произошло в нашей стране. Хочется верить, что мы не зря делаем свою работу. Что хоть кто-то не считает нас набитыми дураками и полными идиотами.

– Без веры нельзя, капитан, пропадешь. Это я по себе знаю. После девяносто первого года понял. Когда жил как без воздуха. Когда умирал, и никто не мог меня спасти. Потому что нет таких врачевателей, которые бы лечили душу. Врачеватель здесь один – вера… Верую, и все. Называй эту веру для себя как хочешь.

Уснул Сергей быстро. А я до рассвета читал книгу, шелестел страницами под маленьким подслеповатым ночником.

И вот опять капитан запаса Сергей, с которым мне предстоит сколько-то времени поработать. «Начнем знакомство с него», – подумал я и громко сказал:

– А Щеголева Сергея Ивановича можно увидеть?

Глава четвертая

К моему столу подошел смуглый темноволосый мужчина чуть выше среднего роста. На первый взгляд, ему было лет сорок. Я встал, протянул ему руку для знакомства. Он крепко пожал почему-то мои пальцы: наверное, промахнулся, не сумел поймать всю ладонь.

– Вы ветеран отдела, работаете дольше всех из сотрудников?

– Да, так получилось. После комиссования со службы мне предложили несколько мест для работы. Сюда брали, конечно, специалиста по пиар-работе. Я мало что в этом понимал. Но у меня было преимущество: арабский и английский языки. Видимо, поэтому меня и взяли. А сейчас я уже и факультет Академии госслужбы закончил, и институт повышения квалификации при Международной Академии медиаресурсов.

– Заметку бы написали о жизни нашей доблестной конторы?

– Запросто. Уже несколько интервью подготовил, опубликованы в самых престижных изданиях. Правда, со старым начальником Госконтроля.

– А какая разница? Старые, новые начальники… Суть ведь не в фамилии, хотя и это, конечно, важно – на имидж работаем. Суть в подаче материала: удалось ли глубоко вспахать, вытащить проблемы, или отделались проходной компиляцией. Ведь так?

– Да, вы правы. Я позже принесу вырезки, покажу вам. Посмотрите, оцените. Мне показалось, что получилось неплохо. И старый начальник отдела был доволен. А он профессиональный журналист.

– Хорошо. Какие проблемы, вопросы есть? Чтобы мне ориентироваться для встречи и разговора с нашим непосредственным руководителем. По итогам, так сказать, собеседований.

– Да он все знает, только решить не может. У меня проблема с жильем. Жена в Подмосковье, я здесь комнату снимаю. На большее средств нет.

– А сертификат? Военные обязаны…

– В наше время, когда это со мной случилось, никто никому ничего не обещал. База наша – в дальнем Подмосковье, вот там пока и держат мою семью на птичьих правах. А я здесь, выбрал госслужбу. Говорили, что с жильем могут помочь.

– Если не секрет…

– Нет, уже не секрет. Капитан, немного служил в Афганистане, потом закрытая часть службы. Был также на Кавказе несколько раз – спецзадания. Ранен тяжело, долго по госпиталям валялся. Потом меня вчистую списали. Пенсия – можете себе представить какая, а я, чтобы не материться, лучше промолчу.

– Но у вас языки…

– Да, но не знакомства. К нуворишам пробовал, но сам не смог, даже собеседование не смог выдержать. Вуз, преподавание – те же копейки. Редактирование на иностранном – вообще тема закрытая, все в руках нескольких фамилий.

– Грустная, брат, картина получается!

– Нет, не грустная. Я тут посчитал зарплату: с премиями, растущими с ростом стажа надбавками жить можно. Вдруг вакансии объявятся, может, подойду под повышение. И жилкомиссия, которая у нас существует, поставила меня в очередники на улучшение жилья. А вдруг повезет?

– Ну что ж, будем работать, товарищ офицер! Тем более что вы уже стали рассуждать как стопроцентный чиновник.

– А вы в каком звании? Я слышал, что вы у генерала армии Бороды советником служили. Это очень высокий пост, ведь он еще и первым вице-премьером был. Ну и все такое…

– Мирный я человек, рядовой. Но, правда, тремя годами армейской службы обученный.

– Очень хорошо! Наш человек…

– …в Гаване.

– Все равно наш. Смотрите, что получается, если на военный лад. У министра обороны, когда я еще служил, помощник Улётов был в звании генерал-полковника. Какое же у вас должно быть звание, если вы были советником у военного вице-премьера правительства, которому подчинялся министр обороны?!

– Ну вы и пасьянс разложили! А если до того я был советником у премьер-министра… Какое у меня должно быть воинское звание? Ладно, поживем – увидим, что нам пригодится в этой жизни.

Сергей Иванович встал, повернулся через левое плечо и направился к своему столу. А я сидел и размышлял: «Слава богу, что он филолог! Расписался, знает, как пресс-релиз для журналистов подготовить. Это уже опора, моя поддержка».

Ну, а что остальные из себя представляют?

Вот – Мишина Юлия Владимировна, почти в дочери мне годится. Так, тридцать один год, филолог-педагог, библиотекарь в аппарате правительства… Хорошо – кругозор богатый должен быть. Ой-ой, куда ее понесло: ЦАО, главный специалист жилищного управления! Наверное, с жильем вопрос решала. Научный центр проблемной социологии при правительстве столицы, Академия госслужбы, и вот мы наконец выбились в консультанты в структуре федерального уровня, получили чин советника РФ первого класса. Ну а для пресс-службы что мы сделали?

Я посмотрел на столы сотрудников, которые расположились слева от меня. На одиннадцати столах найти Юлю Мишину было непросто, учитывая, что, кроме Сергея, остальные пять сотрудников – женщины. Заместителя я уже знал хорошо. Ага, вот взгляд на меня, смелый, немного вызывающий. Улыбается девушка. Думаю, что это и есть Юля…

Я кивнул, она легонько ткнула себя в грудь, опустила голову – видимо, посмотрелась в зеркало – и встала. Шла ко мне длинноногая, стройная, с прекрасными развевающимися волосами молодая брюнетка. Лицо у нее было продолговатое, с абсолютно симметрично расположенным по отношению к глазам и рту носом. Губы едва подкрашены.

– Здравствуйте, – сказала она спокойно, без признаков волнения или возбуждения, села на гостевой стул.

– Попробую угадать. Вы – Юлия Владимировна Мишина, так?

– У вас же фото в личном деле?

– А вы посмотрите, на кого вы похожи на этом ксероксе!

– Да, совсем забыла, что здесь техника – прошлый век… Ну, тогда вдвойне приятно за вашу интуицию. Я – Юля. А вы не из разведки?

– ?!

– У нас здесь сколько угодно разведчиков, шпионов… Вы знаете одного из наших руководителей управления? Он шпион, полковник СВР. Журналистом всю жизнь просидел за границей и думал, что о нем не знают в ЦРУ, а те делали вид, что они ничего не знают о нем… Так, что ли, каламбурят?

– Немного не так, но суть не в том. Я-то думал, что вы о себе расскажете. Но если вопрос задан, давайте я отвечу.

– Не надо, я о вас много чего знаю. Вам привет передавал Владимир Викторович Мосеев. Это мой папа, мы вчера виделись. Он сказал, что Ермолов Андрей Юрьевич – стоящий мужик.

– Приехали! Я так и думал, что вас кто-то тихонечко ведет по жизни. Но то, что вы дочка не последнего человека в бывшем аппарате правительства, честно, я не мог предположить. Ну, и что будем делать с вами, Юля?

– Работать, хорошо дружить… Да, мало ли чего! Ваш тип мужчин всегда предпочтительнее видеть в начальниках.

– Я все-таки на работе… Чем занимаетесь в отделе?

– Я не только отделу, всей конторе обеспечиваю связи с журналистами, занимаюсь аккредитацией, обзвоном, пропусками… Ну и так далее.

– Не понял. А что, кто-то еще может заказать журналистов? Есть мероприятия общекомитетские, с участием или без участия руководителя. Здесь музыку заказывает сам руководитель. Я знаю, что пресс-секретаря у него нет. Значит, командиром мы тоже занимаемся на полную катушку? Есть заместитель председателя. Он, конечно, может и сам дать команду на аккредитацию журналистов, тем более в отсутствие руководителя. Но лучше бы приучить его давать такие команды через секретариат председателя…

Мои размышления прервала Юлия:

– Вы человек новый, придется вам хорошенько помогать.

– Спасибо, Юля. Не мешало бы мне въехать в вашу налаженную рабочую колею.

– Смотрите, все просто. У нас двенадцать аудиторов, их утверждает парламент страны. Они люди практически независимые, у них свои секретариаты, департаменты, инспекции. У некоторых по сотне человек работает. Они тоже просят слова, хотят встретиться с журналистами, прокомментировать тот или иной вопрос, вынесенный ими на обсуждение коллегии.

– И всем этим хозяйством занимаетесь вы одна? А в отделе – шесть человек? Да тут на каждого аудитора надо держать по человеку!

– Вы забыли аппарат нашей конторы во главе с руководителем, больше десяти департаментов и самостоятельных управлений. И им тоже хочется рассказать внешнему миру, что они не даром хлеб едят.

Юля просто упивалась своим рассказом, видела мою реакцию, полную искреннего негодования и возмущения. Продолжала:

– Да, а нас шесть человек… Ой, забыла! Наш командир – председатель всевозможных союзов, ассоциаций, гильдий, член десятка наблюдательных и попечительских советов. Как только он куда-то выезжает на очередные заседания, вся журналистская братия, опять же, ложится на хрупкие женские плечи отдела по работе со СМИ…

Журчал ручеёк Юлиного рассказа, не без оснований смелого: так бы никогда не позволила себе выражаться, например, Нинель Иосифовна. Юля – без тормозов, она прекрасно знала, что ее отец не подкачает, не зря его звали Макиавелли аппаратных и сановных дел. Он никогда поста высокого не потеряет, в худшем случае отбудет послом в одну из республик СНГ. А нынешний председатель Госконтроля не так давно работал в подчинении Мосеева.

«Поучительный рассказ», – думал я, слушая вполуха Юлю.

Но Вадим Иванович Клемашин, новый председатель Госконтроля, меня всерьез никогда не интересовал. Ни как журналиста, ни как карьерного чиновника. Все нынешние руководители федеральных структур выскочили на волне хаоса и неразберихи девяносто первого года. Неудержимые амбиции толкали их на рискованные поступки – типа вступить в какую-то рахитическую партию или движение, где реально наличествовало полтора-два десятка человек, из них половина с расстройством психики. Или вдруг объявить себя кандидатом в депутаты верховных советов страны или двух-трех союзных республик, не имея на это никаких шансов, даже исчисляемых в один процент. Или, наконец, так верно и преданно служить ближайшему окружению эрэсэфэсэровского руководства в трехдневное противостояние российской и союзной номенклатуры в девяносто первом, что «за особые заслуги по спасению свободы» усесться сразу в министерское кресло.

Клемашин преподавал в военном вузе, был самовыдвиженцем в депутаты, говорить умел довольно складно. Он прорвался в депутаты не сразу, со временем приобретя опыт и связи. Примеров в истории пруд пруди. Он-то хоть был подполковником. А ведь в революции семнадцатого года что творилось? Из матросов – сразу в министры обороны, из рабочих – в председатели Госбанка страны!

У Клемашина было все в порядке с самооценкой: он мог стать (и, самое удивительное, реально был), как Столыпин, и министром внутренних дел, и премьер-министром. Или, как Бенкендорф – шефом тайной полиции (в том числе контрразведки). Или нынешним председателем Госконтроля (абсолютно финансовое учреждение). Всё зависело лишь от ситуации, конъюнктуры и его местонахождения в выстроенной вертикали власти.

Для меня он был умным, по-крестьянски хитроватым, но постоянно мечущимся, пугливым и даже трусоватым человеком. Как говорил вознесший и вскоре бросивший его глава государства: «Кишка у него тонка». Не боец, короче. Когда мы в Чутне переживали позор и поражение, Клемашин устроил демонстративную сцену самосожжения: подал рапорт об отставке, уверенный в том, что его оставят руководителем силовой структуры. Думал, что на переправе коней не меняют.

Поменяли. Стал безработным. Урок сильный, отрезвляющий. Он приходил тогда к моему начальнику, фактически второму человеку в государстве, но в приемной встретил меня, советника. Мы вышли в коридор, говорили в целом о ситуации в аппарате правительства, а также о настроении руководителя. Потом он просил у первого вице-премьера доверить ему хотя бы что-то приличное. Доверили управление в аппарате, так, чуть выше среднего по иерархической лестнице. И он забыл о министерских амбициях, работал как папа Карло, лишь бы остаться на плаву…

С тех пор мы и познакомились, пересекались в коридорах власти. Всегда улыбчив, доброжелателен, всегда готов рассказать злободневный анекдот, вместе посмеяться, выпить кофе в кампании, и не только кофе. Но вот при приеме меня на работу к себе не пригласил, все дела по оформлению поручил одному из заместителей руководителя аппарата, а не кадрам. Боялся, чтобы я рот не открыл случайно?

Я, наверное, поступил бы так же: у него пять-шесть десятков начальников отделов в комитете; можно застрелиться, если встречаться с каждым… И еще. Я понял главное: что здесь я буду в дальней ссылке, что времена Совмина и Пал Палыча прошли и что моя карьера, как и у моего нынешнего высокого руководителя когда-то, получила гигантскую пробоину…

– Аллё! – нежно сказала Юля. – Андрей Юрьевич, вы где?

Она щелкала пальчиками почти перед моим носом.

– Простите, вспомнилось… Былое и думы.

– Мы всё о своём, о девичьем…

– Юля, ну я все же ваш непосредственный начальник! Давайте хотя бы в первый день нашего знакомства…

– Давайте. Только ведь и Мосеев сказал: зачем Ермолов, то бишь вы, Андрей Юрьевич, полез к Клемашину? Он же свидетель его падения, позора! Ему переждать надо было, может, в газете какое-то время поработать… В чиновничьей карьере надо стараться не терять тот уровень, с которого ты уходишь, тем более не по своей воле. А вы ушли по своей воле?

– Я ушел не по своей воле еще в девяносто первом году.

– Мне поговорить с отцом… – это был не вопрос. Это скорее было предложение подумать вместе.

– Юля, если я кому-то буду нужен, если обо мне захотят вспомнить, то вспомнят. И найдут меня.

– Слишком мучительным для вас будет этот период. Здесь о вас точно никто не вспомнит… Вас на обед взять с собой? Как новичка.

– Пока не знаю, но спасибо за заботу. Если никто не дернет, с удовольствием схожу с вами на обед. Много слышал о вашей шикарной столовой.

Глава пятая

Он был невысокого роста, худощавый, с элегантными усиками под Раджа Капура, в модных затененных очках, прикрывавших глаза. Мой второй начальник, заместитель молодого руководителя, сам пригласил меня на беседу. Причем позвонила какая-то девушка, сказала, чтобы я вышел из большой комнаты, прошел десять шагов по коридору и зашел в приоткрытую дверь прокуренного кабинета. Я все так и сделал, попав в маленький – ровно на один стол, стул для гостя и шкаф для одежды – кабинет. Так мы и познакомились.

Сергей Сергеевич Тужлов, оказывается, очень любил такие неформальные штучки. Он вдруг сразу спросил меня:

– Вы на работу шли со стороны морга или по противоположной стороне? Не обратили внимания на то, сколько поворотов и калиток с проходными дворами на этой улице?

Я, честно говоря, опешил. Помотал, как баран, головой.

– Тринадцать, – улыбаясь в усы, сказал Сергей Сергеевич. – Привычка…

– Да, я понимаю.

– Вы курите?

– Только в компании, под пиво или рюмку.

– Не могу предложить, не те условия.

– Да и до обеда еще не дотянули…

– На нужной тебе встрече время не имеет значения. Рюмка коньяка сближает, придает беседе откровенность.

– О, йес, сэр!

– Вы знаете языки? В объективке этого не отмечено.

– Шутка, – сказал я, давая понять, что трёп закончился.

Он закурил тонкую, дорогую, по-моему, сигару-сигарету. Машинально нажал на рычажок железной юлы, которую я видел лет тридцать назад в районных редакциях на столах у курящих редакторов. Двигаясь по кругу, в чрево юлы улетели окурки белых сигарет.

«Так, сигара, значит, для понта, для меня приготовлена», – подумал я.

Что еще заготовил этот интересный человечек? И что ему от меня надо? Подчинения? Будет тебе беспрекословное подчинение, если всю полноту ответственности будешь брать на себя. Еще что? Дружеские отношения? Посмотрим, ты старше меня, прошел серьезную школу спецслужб, спецжизни, спец… Чего там еще от слова «спец»? Я уважаю старших по возрасту. Если они, конечно, не в клинической стадии, и так далее. Ладно, посмотрим, не говори гоп…

– У вас серьезная школа – жизненная, служебная. Вы зачем пришли к нам? На замену? На расширение пиар-возможностей? Наш Биг Босс куда-то засобирался? – он уставился на меня затененными линзами очков, сигару положил на край юлы.

– Можно без комментариев. Меня назначили начальником отдела по работе со СМИ, так? Это подразделение подчиняется вам. Я постараюсь не огорчить вас. Но сразу могу сказать, что отдел надо структурировать, расширить и преобразовать в пресс-службу, поскольку в старом понятии он не сможет нормально функционировать, обеспечивать информационное сопровождение конторы, руководства, да еще, как я уже успел узнать, и аудиторов.

– Андрей Юрьевич, дорогой, со словом «контора» прошу быть поаккуратнее! Вы же знаете, откуда я пришел. Я горжусь тем, что тридцать лет прослужил именно в этой организации. И первый главк ее, и нынешняя СВР заслуживают более уважительного отношения к себе. Я понимаю вас: когда-то вы многое могли, допускали, видимо, эту небрежность… Теперь мы в одной упряжке.

– Я понятливый. Кстати, наш Комитет я тоже в личных беседах называю конторой. И Совмин, где вам не посчастливилось работать, я тоже вне его стен называл конторой. Так что я закладываю в это понятие очень положительные и смысл, и значение, дорогой Сергей Сергеевич.

– О’кей, – сказал он. – Это недоразумение, мы его преодолели.

Он снова попыхтел сигарой-сигаретой.

– У нас возникло или нет напряжение?

– Ну что вы!

– Тогда два слова о себе. Больше десяти лет – Штаты. Ни одного прокола. Потом много еще кое-чего. В звании полковника ушел в отставку. Но остаюсь в активе: совет ветеранов внешней разведки, написание книг о ее истории. Это вся жизнь. Сейчас второй отрезок жизни, меньший. И мне его хочется тоже пройти без сучка, как говорят… Я сейчас больше на личных поручениях Клемашина. Так что нам не так часто придется контачить с вами. Командуйте, вносите предложения, разворачивайте, сворачивайте… Я поддержу, если увижу, если докажете, что это надо.

Опять попыхтел сигарой, снял очки, достал из стола лайковую тряпочку, стал тщательно протирать стекла. Смотрел на меня чуть-чуть помутневшими от возраста светло-карими глазами. Не щурился, видимо, привык к дальнозоркости и хождению без очков. «Тогда какого хрена напялил дорогие очки, да еще затененные? – подумал я. – Опять на впечатление работает? Вот позер, артист хренов!»

– Я могу вам иногда, в порядке шефской помощи, кое-что показывать на предмет редактуры? Это не по основной работе. Это по книге Биг Босса, я ее должен закончить в этом году. Время сжато до предела…

– Да, если это не будет мешать основной работе. Надеюсь, вечером, после шести часов, мы отдыхаем?

– Всякое бывает, но большие задержки здесь не поощряются. Аппарат должен следовать внутреннему распорядку дня. Правда, у аудиторов может твориться что угодно. Слышал, что нередко и ночами люди работают, особенно перед заседаниями коллегий… Спасибо за понимание.

– Ничего, не стоит. Клемашину мы служим все: и большие, и маленькие. Можно встречную просьбу высказать? Я знаю, что вы тоже недавно в управление пришли. Но, может быть, уже набрали какой-то информации? Что за люди здесь, как с ними себя вести? Профессионализм на каком месте котируется?

– Интересные вопросы. Запомните одну простую вещь: здесь нет случайных людей. В кого вы ни плюнете, обязательно попадете в чьего-то протеже. Особенно у нас: почему-то все считают, что, кто не знает финансы, тот знает или быстро познает пиар-работу и рекламу. Вот сразу и несут объективки в наше подразделение: педагоги, военные, информационщики, программисты, юристы и даже медработники. У меня лично скопилось более десятка кадров, не успеваю собеседовать.

– Вот поэтому и держите в отделах столько вакансий? На всякий случай?

– Да, святое дело. А если от имени Клемашина позвонят, дадут команду взять человека? Как, например, вас взяли. Вы думаете, что на ваше место никого не было, что оно ждало только вас?

– По крайней мере, я не перебегал дорогу старому начальнику отдела. Его довели до пенсии, заранее предупредили и по-честному оформили все привилегии пенсионера госслужбы.

– Я вам покажу претендентов на вашу должность, некоторые из них работают, как вы говорите, в нашей конторе. Но на более низких должностях.

– Боже мой, Сергей Сергеевич, но ведь, занимаясь рекламой, ее не только надо знать, но и любить или хотя бы уважать, что ли! Что же я говорю вам, профессионалу-журналисту, такие прописные истины? Или имиджевая реклама, тот же пиар… Ну кто вместо меня, начальника отдела, напишет статью, как вы говорите, Биг Боссу для международного журнала «Бенкер», а? Тем более в двухдневный срок. Конечно, ее потом посмотрят помощники, аудиторы… Но ведь статью-то все равно буду писать я. И отвечать перед командиром буду я. Вот такая у нас истина, и другой нет. Другое – это непрофессионально.

– Я очень рад и надеюсь, что у нас с вами не будет разногласий на этот счет. Главное – вы уже отдекларировали, что готовы брать всю полноту ответственности на себя. Это и профессионально, и даже по-мужски. Я буду всячески помогать вам. Хотя бы ради того, чтобы выглядеть в ваших глазах профессионалом.

«Вот и поговорили! – подумал я о начале нашей встречи. – Я думал, что он возьмет всю полноту ответственности на себя. Он с радостью взвалил эту ответственность на меня. Да и… Может, так будет даже лучше».

– Меньше промежуточных инстанций – меньше тумана, – сказал я вслух.

Собеседник сделал вид, что не расслышал моей фразы. Сигара-сигарета давно истлела, Тужлов выглядел усталым. Видимо, достал я его.

«И что это я вдруг разошелся?» – сидел я напротив него и тоже, наверное, имел не самый лучший вид.

Ничего, нормально, с молодым начальником так не поговоришь. А этот хоть понял, чего я хочу и что я прошу у него. Жизнь так сложилась, что сейчас мне придется работать с этим человеком. Он знает Клемашина, во всяком случае, имеет на него выходы. Уже проще организовывать работу с командиром. Доступ к телу в нашем деле – это больше половины успеха.

– Я в столовую. Хотите, провожу вас, пообедаем вместе? У нас очень приличная столовая.

– Да, я уже слышал. С удовольствием. Только приведу стол в порядок.

– Тогда жду вас ровно через семь минут.

– А если раньше? Нельзя? – я заулыбался.

Он понял юмор, ответил:

– Раньше я не успею выбросить пепельницу, помыть руки… Ну и все такое прочее.

Зашел в наш большой кабинет, увидел, как сотрудники собираются, видимо, тоже в столовую. На меня от своего стола смотрела Юля. Она была в светло-кремовом «суперстаром» пыльнике, на голове – легкая косынка. Я пожал плечами, показал кивком головы на стенку, за которой был кабинет Тужлова.

– Все понятно. Девочки, срочно в столовую, иначе попадем в лапы Тужлова! Он изнасилует своими рассказами, обеду будешь не рад, – с этими слова Юля первой направилась к двери. Все остальные потянулись за ней.

– Идемте, – сказал Павел, незаметно подойдя сзади.

– Только надо зайти за Тужловым, он собирался вместе со мной.

– Сто против одного, что он уже на полпути к главному зданию.

– Но он же сказал, что будет ждать!

– Сколько минут?

– Семь…

– Вот он и ждал ровно семь минут.

Я засмеялся, Павел вторил мне более тонко и заливисто. Сказал:

– Ладно, поедим без него. Я приглашаю вас на чашку кофе, не возражаете? В конце соседнего с нами парка есть прекрасное маленькое кафе с тортиками, пирожными, салатами. А главное, кофе делают отличный. Да и по парку пройдемся, подышим зеленью, разомнемся… Хотите?

– Спасибо, Павел. И давай перейдем на «ты».

– Это как получится. Я не очень храбрый на такие поступки. Буду привыкать.

Зелень уже устала от лета и жары. Но стояли еще зелеными липы, шумел листвой старый тополь, покрытый гигантскими серебристыми наслоениями вместо коры. То ли помесь южного тополя, пирамидального, с тополем из среднерусской полосы, то ли юннаты вывели новый сорт, я не знал. А дерево было громадным, под ним когда-то располагалась танцевальная площадка, обустроенная сейчас по-современному: детская песочница, ближе к забору приютилось небольшое кафе с семью столиками. Павел кивнул пробегающей официантке, та на ходу спросила:

– Как обычно?

– Да, – сказал Павел, – только нас двое.

Сели за столик рядом с детской песочницей, в которой копались трое малышей. Они были настолько малы, что даже не могли еще членораздельно объясняться друг с другом. Мычали, вскрикивали, колошматили друг друга пластмассовыми лопатами, падали, теряя равновесие. По периметру песочницы сидели три мамаши, совсем молодые девочки, красиво одетые, держали в руках по чашечке кофе. Они не обращали внимания на своих чад, о чем-то живо беседовали.

– Я люблю этот уголок, – сказал Павел. – Чем-то детство напоминает, своих детей вспоминаешь… Приятно становится. Я не прав?

– Прав.

– Я заказал салат «Цезарь». Он такой большой, что и первое, и второе заменит. По чашке кофе и по кусочку торта «Прага». Сойдет для первого раза?

И без перехода:

– Вам надо продумать систему поведения. Здесь нельзя командовать людьми, нельзя накричать на кого-то, резко отказать в какой-то просьбе человеку из другого подразделения. Здесь все невероятно взаимосвязано. Вот в нашем медпункте, просто шикарном, оборудованном лучше многих спецполиклиник, работает, например, моя жена. И я рад, что она туда попала, не без моего, конечно, участия.

– Да, я уже в курсе. Мне сказали, почему так подолгу держат вакансии. На всякий случай.

– Ха-хи-хи-хи! – тоненько засмеялся Павел. – Вы действительно уже в курсе. Вы одну из любимых фраз Клемашина только что сказали: «Так, на всякий случай…»

– Значит, и ты здесь человек не случайный?

– Да, мы несколько лет работали вместе с нашим начальником управления. В начале девяностых даже пытались создать свой бизнес. К счастью, не получилось. Я не умею, точнее, не создан для бизнеса. А партнер, предельно осторожный человек, не захотел никому доверить дело после моего ухода. Так вот и «спала» структура несколько лет, пока сама по себе не умерла.

Павел помолчал, посмотрел на детей, которых одна из мамаш энергично растащила друг от друга. Иначе бы уже образовалась куча-мала. И без перехода:

– А я вас помню. Вы тогда в Совмине работали и, насколько я знаю, помогли нашему информбюро с арендой помещения на площадях госструктуры за копейки. И начальник вас помнит… Но это другая история. Он вас очень боится, это, прошу, между нами. Он просто потерял покой.

– Понимаешь, его ошибка в том, что он, не имя опыта, не достигнув соответствующего должностного уровня, не понимает, как проходят самые верхние линии связи. А неверная оценка ситуации порождает неправильное поведение.

Я посмотрел на Павла, увидел в его глазах не только непонимание, нежелание меня слушать, но и страх. Я замолчал, сделал вид, что показалась официантка. Она, и точно, вышла из подсобного помещения с подносом, но прошла к другому столику. Тогда я быстро закончил неприятный и непонятный для моего собеседника разговор:

– Конечно, я помогу ему. Обещаю, это никак не отразится на его карьере. У меня другие задачи и планы.

Я знал, что сказал Павлу самое главное и что эта информация сегодня же дойдет до нашего молодого начальника. Ну и хорошо, и слава богу! Без теорий и подходов, прямо и в лоб.

– Я завидую ребятам, которые будут работать с вами. Но я думаю, что вы недолго будете в этом отделе… – Павел умолк на полуслове.

Пришел наш «Цезарь». Официантка ловко расставила огромные тарелки из светлой необожженной глины, флакончики с оливковым маслом, винным уксусом, баночку с красным перцем, разложила ножи и вилки, на плетеную хлебницу положила буквально дымящийся лаваш. В конце выставила перед каждым по стакану питьевой воды. Спросила:

– Кофе со сливками? – и посмотрела на меня.

«Значит, Павел пьет кофе без сливок, – подумал я. – Поддержу товарища».

Сказал:

– Без сливок и крепкий, можно большую чашку.

Официантка убежала, а Павел, отломив себе пол-лаваша, заметил, улыбаясь:

– Наугад действовали или знали про кофе?

– Интуиция помогла.

Поели сытно, кофе был замечательный, торт, к сожалению, суховатым оказался. О работе не говорили больше ни слова. Павел рассказывал о полиграфии: какое это интересное и важное дело. У памятника Великому русскому доктору присели на скамейку и минут пять посидели практически молча, переваривали пищу. Павел чуть не задремал. Я был благодарен ему за умение держать паузы.