Текст книги "Архив Смагина 3"

– Москва – город большой. Но в большом городе и желающих жить хорошо тоже много. Всем не хватает.

– Батум – город проходной. Есть, где развернуться, есть люди, есть возможности. Не соскучишься.

Арсентьев оценивает глубину высказывания, согласно кивает, наливает себе и сотрапезнику коньяка. С удивлением обнаруживает, что бутылка почти порожняя, обиженно окидывает ищущим взглядом помещение ресторана. Как из—под пола вырос официант, крепкий мужчина средних лет:

– Чего изволите?

– Не скажу. Догадайся сам, – куражится подвыпивший гость.

– Вина, закуски? Рыбка локо, мясо пети имеется. Опять же Изабелла, если коньячок утомляет.

– И того, и другого. Много и вкусно, – вальяжно распоряжается Арсентьев, достаёт из кармана толстый бумажник и начинает в нём копаться.

– Не беспокойтесь – отдыхайте. Потом. Будет счёт. А заказ – я мигом.

…Смагин и Васадзе наконец дождались – подъехала обещанная полуторка. В кузове несколько милиционеров. Двое ловко открыли борт. Несколько тюков, длинные шесты, что—то большое, квадратное, накрытое брезентом. Скляр спрыгнула с подножки кабины и подошла к Смагину:

– Всё готово, Андрей Викторович. По списку. Сеулин забежал в библиотеку. Будет позже.

– Что ему там понадобилось? – поинтересовался Смагин.

– Он не сказал, – ответила Вера.

Впрочем, догадываюсь, – неожиданно улыбнулся Смагин.

Васадзе осмотрел кузов, покосился на московских гостей:

– Ну. Вы даёте. Арсенал

– Стараемся, – развёл руками Смагин.

– Я пойду – служба, – Васадзе спешно направился на рабочее место.

– Товарищ Смагин, можно вопрос? – не без волнения просила Скляр.

– Конечно, Вера.

– Андрей Викторович! Сеулин, похоже, прав, всё сходится. Но только отчасти. А как же случаи… – хотя никого рядом не было, она оглянулась по сторонам и перешла на шёпот, – которые мы обсуждали?

– Да что вы, товарищ Скляр. Жара, влажность, климатические особенности всякие… Сейчас другое важно – выследить!

Вера была настолько обескуражена ответом, что не нашла, что сказать, и лишь стояла и недоумённо смотрела на начальника. Смагин одобрительно кивнул, улыбнулся, но ничего пояснять не стал.

На стареньком велосипеде подъехал Сеулин. Агрегат был неисправен, и он затормозил ногой. Аккуратно приставил машину к дереву и подошёл к полуторке.

– Прочитал? – спросил Смагин.

Сеулин стал похож на заговорщика:

– Прочитал… Перечитал. Вспомнил. Времени мало…

– Времени всегда мало, – также неопределённо выразился Смагин и в одно мгновенье преобразился: – Прибывает подкрепление. Встретишь. До Поти из порта они трамваем добрались. Сейчас едут поездом. Скоро будут. Разместишь. Инструктировать буду лично. Васадзе даст человека в помощь.

– А сами? – ревностно возразил Сеулин.

– Нет. Не справимся. Не справимся, Михаил Афанасьевич. Борт закрыть, машину не разгружать, быть в готовности.

Через минуту Смагин был в кабинете начальника милиции.

– Зачем так усложнять? – спросил Васадзе. – Всё… – продолжил неуверенно, – почти всё подтвердилось. Мерзавца надо брать. Адрес известен. Возьмём, проведём обыск. Наверняка есть улики. Зачем эти эффекты? Понимаю: ловок, силён. Но это уж слишком. Упустим момент – могут быть ещё жертвы.

Смагин был неумолим:

– Могут быть, но не должны. Возьмём на живца – так что комар… И доложим, естественно, по всей форме. И в горком, и в Москву.

– Если так только… Арсентьева могли и вчера? Где он ночевал?

– Вчера – нет. Сегодня. Да и Арсентьева так просто не возьмёшь.

– Не сомневаюсь! – приосанился Васадзе. – И всё же…

23

Пересечения

Стас – парень, конечно, странный, но на розыгрыш его сбивчивая информация не походила. Он сообщил, что за ним следят. Было не до шуток, опасность могла быть реальной, надо вызывать охрану из конторы, подумал Иван. Слышно было его тяжёлое дыхание – поднимался по лестнице? Напомнить о дежурном, об охране Иван не решился: человек волнуется, сомневается, звонит приятелю, а тот отфутболивает – красиво! Может, самому позвонить дежурному? А кто я такой? А если Стасу почудилось – фантазия у него дай бог каждому. Что делать?

Иван понимал: тянуть нельзя.

– Ты где? – спросил Иван.

– Захожу в квартиру.

– Адрес?

Стас назвал.

– Закройся и никому не открывай. Скоро буду, – без особой уверенности сказал Иван и тут же решил позвонить Степану.

Реакция опытного опера была предсказуемой. Первая фраза: «А кому он нужен?» Вторая: «Еду, выходи, подберу!» Обговорили место встречи.

Всё планы рушились. Когда вернусь? Когда будет Рита? Иван быстро собрался. Секунду поколебался, открыл дверь в комнату Риты, зашёл. Включил свет. Чистота, порядок – непривычно. Положил на столик на видное место футляр с перстнем. Почему так поступил, объяснить себе не смог: как-то по-мальчишески несерьёзно…

Степан подскочил через несколько минут – жил недалеко, автомобиль стояла во дворе. Степан резко сорвал машину, погнал. Водитель он был отменный.

– Звонил – адекватный? – спросил Степан.

– Вроде, да. Слегка запыхавшийся. По лестнице поднимался или волнуется. Может, и то, и другое.

– Он технический работник, – сказал Иван. – Кто им может заинтересоваться? Откуда ветер дует?

– Я вашу кухню плохо знаю. Может, вообще ничего не дует. Приедем – выясним. Я вот думаю: дежурному звякнуть? – Ивана не покидало чувство тревоги.

– И что ты ему скажешь?

– И то верно, – Иван нервничал, сменил тему: – Что за капитан навязчивый тебе нервы трепал?

– Какой?… А тот, что в коридоре… Еле выпроводил. Участковый в посёлке, вместе учились. Работяги напились, повздорили, нахулиганили, попали в обезьянник, статья нарисовалась. Ребята неплохие, просил помочь.

– Помог?

– Как смог. Думаю, на тормозах спустим.

Степан повернул в арку, свернул вправо. Иван только сейчас задался вопросом: откуда у Степана адрес?

– Лихо ты, – сказал Иван. – Адрес как узнал?

– Работа у меня такая, – ответил Степан. – Машину поставим здесь. Дом – вот, – он показал рукой. – Позвони ему.

Иван набрал Стаса. Вызов пошёл. Никто не отвечал. Сигнал прервался.

– Сбросили, – почему-то во множественном числе сказал Иван.

– Хреново, – прокомментировал Степан. – Не нравится мне это. В это время суток подвиг не планировался. Вперёд. Оружие есть?

– Откуда?

– Ну, да. Волонтёры. Рисковать можно – защищаться нельзя. Благородно.

Степан вышел из машины. Иван последовал за ним. Дома старые, двор запущенный, темно. Степан двигался бесшумно, Иван старался следовать его примеру. Подошли к торцу дома. Степан быстро лёг, опершись на руки, и выглянул. Встал, покачал головой. Иван тоже решил заглянуть за угол, Степан его решительно удержал.

– Там машина, возле неё человек, – тихо сказал он и решительно добавил: – Времени нет. Зачищаю – идёшь за мной. Будет явная опасность – беги.

В то же мгновенье Степан громко матернулся, изогнулся и, зацепив плечом угол, вышел к освещённому тусклой лампой подъезду. Иван присел и выглянул. Степан, бормоча что-то невнятное, пьяной походкой подошёл к подъезду, остановился, икнул, достал из кармана пачку сигарет, кое-как извлёк из неё сигарету и, помахивая ей, приблизился к стоящему возле машины мужчине. Тот недовольно глянул на просящего огонька и в то же мгновенье рухнул от резкого удара ниже пояса. Степан обернулся и призывно махнул рукой невольному напарнику. Иван вышел из тени и быстро подошёл к подъезду.

Дверь – настежь. В подъезде тишина. Двигались бесшумно. Степан показал три пальца. Лестница, ещё лестница… В подъезде темень – мечта шпаны. Третий этаж. Дверь приоткрыта, виден слабый свет. Приблизились. Шорохи, тихие голоса. Степан глянул на Ивана, улыбнулся, осторожно открыл дверь. В коридоре полумрак, никого. Старый шкаф, дверь в туалет, вешалка, на полу обувь. Приглушённые голоса доносились из комнаты.

Сердце стучало дробным набатом. Из комнаты со света неожиданно вышел человек – в спортивном костюме, кроссовках и балаклаве. Он держал в руке длинный пистолет. С глушителем, подумал Иван. Ещё он обратил внимание, что держит его преступник неуверенно. Неизвестный замер от неожиданности, затем пришёл в себя, подобрался, как перед прыжком, его рука взметнулась в положение выстрела.

Степан кувыркнулся и в падении выстрелил два раза. Нападавший глухо взвизгнул, его ноги подогнулись, рука резко упала. Степан, уверенно вышедший из кульбита, мощно корпусом отбросил стрелка и рванулся в комнату. Мгновением ранее Иван почувствовал тупой и жгучий удар в правую часть лба, увидел, как стена справа брызнула штукатуркой. Успел всё же, подумал он. В нём проснулся солдат. Он тряхнул головой – сбросил оцепенение, в два прыжка подскочил к комнате и последовал за Степаном.

В рабочем кресле сидел Стас, он не шевелился и тупо смотрел широко открытыми глазами на происходящее. Противников было два, третий валялся в коридоре. Оба одеты, как и их подельник. Правый был занят – Степан выбил у него пистолет, его ПМ тоже валялся на полу, они сцепились в узком пространстве небольшой комнаты, заставленной мебелью. Левый противник пытался навести оружие на Степана. Ну, мы и вломились – на свою голову, подумал Иван, кто ж мог подумать, что они всё вооружены – шпионы что ли? Боровшиеся постоянно менялись местами, готовый выстрелить бандит не мог выбрать мишень, но в любой момент был готов нажать на курок. Он перевёл взгляд на Ивана и повёл пистолетом в его сторону.

Расстояние – критическое, стрелок – правша. «Нырять» было некуда, только вниз – туда, куда бескомпромиссно смотрел ствол пистолета. Иван, вспомнив надёжный китайский маятник, скользящим движением ушёл влево и резко ударил противника в коленную чашечку опорной ноги. Противник успел выстрелить, но промахнулся. Он зарычал и присел. Иван ударил локтем по предплечью, и пистолет отлетел в сторону двух сцепившихся тел. Иван хотел взять противника за волосы, нагнуть и добавить коленом в скрытое маской лицо. Но не был уверен, что под маской есть то, за что можно было надёжно уцепиться – вариант лысого мачо его не устраивал. Не утруждая себя рукопашными премудростями, он выполнил второй резкий удар в пах, который не дошёл до цели, так как противник умудрился его парировать. «Что же происходит? – пронеслась в голове близкая к панической мысль. – Спецы?»

Иван не видел, что происходит сзади, он лишь услышал голос Степана: «Берегись – сзади!». Ни обернуться, ни уйти в сторону он не успел: сильный удар в затылок «выключил свет и задёрнул шторки». Теряя сознание, он отметил: в комнате за несколько секунд прозвучали, как автоматная очередь, пять—шесть выстрелов. Резануло по ушам. Звуки стрельбы смешались с воплями людей, запах пороховой гари ударил в нос. «Надо будет комнату потом проветрить!» – такая странная мысль была последней посетительницей его померкнувшего сознания.

24

Живец на живца

Назначенный участок осматривали два милиционера – спортивный подтянутый рядовой и весьма располневший сержант. Когда забирались на чердак через люк на крыше, второй в связи с не совсем кондиционными габаритами попал в неловкое положение и чуть не порвал форму. Спустились по шаткой скрипящей деревянной лесенке, отряхнулись. Сквозь швы в черепице, чердачные окна проникали солнечные лучи, чётко очерченные поднятой пылью. Довольно светло. Милиционеры двинулись по широким доскам, лежащим на перекрытиях.

– Осторожней! По доске иди. А то ещё потолок провалим. Перекрытия хлипкие, – предупредил сержант.

– Стараюсь, – почему-то прошептал молодой, едва сдерживая улыбку.

Приблизились к торцовой части чердака, там темнее, но видимость приемлемая.

– Странно, – тихо сказал сержант.

– Что странно?

– А ты подумай. Это с утра уже который?

– Четвёртый. Уже обед, – не понимая вопроса, ответил рядовой.

– Голубей нет, – пояснил сержант.

– Точно. Ни единого.

– Запах чуешь? – сморщился бывалый.

– Как только залезли – потянуло…

– А что молчал? – недовольно буркнул сержант

Молодой милиционер неопределённо пожал плечами.

Сержант замер, достал из кобуры наган и продолжил движение, насколько смог, короткими шажками. Остановился, оглянулся, осуждающе посмотрел на кобуру молодого коллеги. Тот лишь виновато развёл руками:

– Не получил. Опоздал в дежурку.

Сержант пошевелил губами, выражая одному ему известные мысли, и двинулся в тёмный угол. Среди балок возле выхода большой каминной трубы просматривались куча тряпья, обглоданные косточки, гнилые фрукты, овощи, большая потрёпанная игрушка-кукла, красивый инкрустированный белым металлом рог, старые газеты. На гвоздике на балке висели крупные бусы-стекляшки и надорванная связка сухофруктов.

– Бродяги? – неуверенно произнёс молодой.

Сержант мимикой выразил сомнение. Немую сцену нарушили несколько глухих ударов по крыше. Оба невольно глянули вверх. Удары сменила возня, похожее на собачье повизгивание и утробное зловещее рычание. Возня перешла в яростную борьбу, удары зловещие звуки, крыша ходила ходуном.

Следующий удар стал критическим, крыша провалилась, и с обломками черепицы на доски рухнуло что-то большое, лохматое, чёрное. В пролом ворвался яркий свет. Взору оцепеневших милиционеров предстала бьющая в конвульсиях крупная обезьяна – морда страшная, оскал звериный, лапы скребут воздух. Агония длилась недолго.

…Смагин не дослушал объяснения сержанта и резко спросил:

– Где эта обезьяна?

– Здесь.

– Где – здесь? – повысил голос Смагин.

– Здесь. Привезли на машине. Пришлось… привлечь… В кузове. Еле дотащили…

– Почему сразу не доложили?

Сержант пребывал в полной растерянности, которая перерастала в страх.

– Впрочем, правильно, – смягчил тон Смагин. – У вас своё начальство. Да и меня здесь не было… Да и вы знать не могли… Не волнуйтесь. Курите?

– Нет, не приучен, – ответил сержант.

– Ну и хорошо, продолжайте службу, – доброжелательно пожелал Смагин и обратился к Сеулину: – Найди Васадзе. К обезьяне не прикасаться. Найди Скляр. Пусть осмотрит. Хотя и так понятно… Заодно пусть осмотрит наших героев.

25

Пересечения

Стас, когда почувствовал опасность, всё же позвонил дежурному… Группа прибыла к разбору полётов. Иван пришёл в себя и увидел склонившееся над ним лицо в маске. «Неужели это конец?» – подумал он. «Спокойно, спокойно, свои!» – сказало лицо. «Значит, не конец», – сделал вывод мой чудом уцелевший друг.

В комнате царил хаос, словно в ней происходила битва слонов. Ни Стаса, ни Степана он не увидел. Доктор сделал укол, вытер ему лицо и сообщил: пуля скользнула по лбу… слегка, могло быть и хуже, а вот по затылку нанесён точный, но щадящий удар, скорее всего, ручкой пистолета.

Иван довольно быстро пришёл в себя и надеялся быстро отойти от происшедшего. Но озвученная старшим группы захвата информация загнала его в мрачную – хоть вой! – темноту. Иван пытался найти в ней просвет, как-то объяснить, осознать и принять происшедшее… не получалось.

Стас был убит двумя выстрелами. Два преступника, находившихся в комнате, получили по несколько не совместимых с жизнью огнестрельных ранений. Бандит, вырубленный Степаном на улице, быстро пришёл в себя и поспешил подельникам на помощь. Это он ударил Ивана. В ответ Степан выстрелил в него наверняка – в лоб. И его можно было понять: в суматохе бандит, с которым вступил в единоборство Иван, подхватил с пола выбитый пистолет, произвёл два выстрела в Стаса и начал решетить компьютер – магазин «стечкина» с глушителем это вполне позволял. Степан действовал рефлекторно: лёжа на полу, успел схватить свой выроненный в борьбе ПМ и обработал беспредельщиков по полной – оставшихся в обойме патронов хватило. Сам он был изрядно помят, но пули его не достали.

Иван открутился, как мог, от стационара. Привёл себя в порядок, оценил в зеркале небольшую героическую ссадину, ощупал больное место над левым ухом и, раздав всё возможные пояснения и объяснения, уже под утро убыл попутной оперативной машиной домой. Он верил, нет, он был стопроцентно уверен, что Рита, если не ждёт его с распростёртыми объятиями, то хотя бы находится дома, и он её увидит.

Однако чёрная жизненная полоса разворачивалась во всей своей мрачной красе. Иван плюнул на всё возможные и невозможные правила приличия и решительно вошёл в её комнату. Никого. Ничего не изменилось? Нет, Рита заходила. У неё было две сумки – одна прогулочная, вторая дорожная. Последней не было, отсутствовала одежда и всё женские штучки. Иван не сразу сообразил и лишь через минуту вспомнил об оставленном на столе подарке – его тоже не было. Прогулочная сумка лежала на тахте. Шум в голове накатывался волнами, они куда-то несли то плавно, то рывками. Иван постарался сосредоточиться.

Рита ушла? Не могла же она вот так? Как – вот так? А сумка? Открыл. Она была пуста. Почти пуста. На дне лежал боевой нож военного образца. Иван знал, что такое НР-1 – нож разведчика. Он самый. Он стал погружаться в полумистический бред. Рита, романтический ужин, понимающие взгляды, перстень, боевой нож… Не много ли? А кто определяет границы абсурда? Только сам человек, из этого и будем исходить, подумал Иван и заварил себе кофе. Хотел хлебнуть коньяка – передумал. Сахара не пожалел – сил прибавилось. Нашёл сигареты, закурил. «Гадость! Но иногда очень даже к месту и ко времени!»

Иван глянул на листок бумаги, лежащий на журнальном столике. На нём он хотел набросать основные пункты размышлений, связанных с событиями последних дней. Хотел. Но не успел – помешал звонок Стаса… Хорошего парня уже не было, а листок так и остался без каких—либо записей и пометок. Голова раскалывалась. Сквозь шум в ушах и боль ползли неспокойные, в основном злые, отрывочные мысли.

Папка по «нирване»… Там должно быть много интересного, но только не сейчас – сил не хватит, время ещё есть. А есть ли оно? Стоп: вероятность славного или бесславного конца пока не рассматриваем. Сомнения, обиды, страхи… Это детали – те же деревья. Где лес? Дело Глоты – не простое, но и не бином Ньютона. Здесь больше властной интриги, сильна коррупционная составляющая. Оперативно его хорошо обложили, осталась только властная добрая воля, так сказать. Перевалочная база не известна… где «бесхозный товар» временно хранится? Что это я – «товар»? Совсем крыша поехала?

Зачем вообще нужна эта глупая провокация? Я – не кадровый сотрудник. Как с информатора пользы с меня никакой. Если вербовка, так и намёков даже не было. Вывести из игры? Кастетом по балде – вот и вся игра. Нож – нежелательно, ибо мерзко и больно. Пистолет? Слишком много чести – невелика фигура, об этом потом. Объективности ради следует признать, что меня в неё, в игру эту пресловутую, и не вводили. Перевести стрелки? Похоже. Основания?

Ведь я – никто, по сути. Не совсем. Никто, но близок к генералу, вхож, пользуется особым расположением. С точки зрения стороннего наблюдателя – особа в фаворе: сегодня волонтёр, а завтра… Поэтому возможны частные поручения, которые для всех других, в том числе кадровых, – тайна большая есть. Были такие поручения, намёки? Нет. А могли ли они быть? Могли. И сторонний наблюдатель так думает. По голове хорошо дали, от души, сознание раздваивается! Думаем, думаем.

Как там Корнеев сказал? «Некто». Этот некто устраняет Глоту руками конторы. Зачем? Замкнуть систему на себя? Возможно. Но тогда этот некто уже должен, хоть косвенно, но обозначиться. Может это решительный борец за права человека? Поставил перед собой задачу ограниченную задачу – разрушить преступную структуру. Просто разрушить – без какого-либо продолжения. И такой мотив нельзя сбрасывать со счетов. Но как он смог задействовать контору. Случай подвернулся? Таких случаев не бывает. Нет, не катит.

Почему я генерала не спросил? Ну, подменил телефон злодей-некто – тот же, кстати, курьер, а потом сделал ноги. Ну, молодец! Но телефон или новую начинку надо было подготовить заранее. С каким апломбом он заявил: «Телефон передал курьеру я!» То есть «я» – это по ту сторону добра и зла, вне критики, вне подозрений. А кто вам, господин генерал, передал коварную игрушку? Стас? Или ещё кто-то? Какой же здесь случай? А что если и Глота с его подельниками, и моя драгоценная персона здесь вообще не причём – деревья, обманка. Некто отвлекает внимание от нечто, и это нечто находится в пределах видимости, но мы его не видим. «Нирвана»? Так я вообще толком не знаю, что это за проект. И здесь я – не волшебник, только учусь. Так, стоп: понесло… Переключаемся.

Рита, Рита-Маргарита. Романтическая история? Где-то так. Женщина ушла и не забрала добротную сумочку? Не надо нас дурить. Перстенёк взяла – это катит. Нож, боевой нож… Забыла? Нет, не забыла. Пилите, Шура, гирю – она золотая. Я видел такие ножи давно и даже держал в руках – вещь стоящая. Но где-то видел ещё, не так давно. Рита-Маргарита… Хорошо она смотрится в ванной – дурак я дурак. А глаза… Стоп. Глаза!

Иван вспомнил тренировочный лагерь – Степан пригласил «на экскурсию». Настрелялись, накувыркались от души. И там… что было там?

Степан взял за рукав и куда-то повлёк. С непривычки ноги болели, руки не слушались – неохота, но Степан настоял. На площадке тренировались ножевики. Иван забыл об усталости. Он видел, как владеют ножами отдельные спецы из разведроты. Но то искусство не шло с этим ни в какое сравнение. Изящные чёткие передвижения, мгновенная реакция, гармонично связанные каскады неуловимых глазом приёмов и грациозность… кошки. Кошки! Вот о чём он тогда подумал.

Участники боя были одеты, как космонавты. Кто бы ни был под «скафандрами», из-за многочисленных военно-дизайнерских ухищрений и всякого рода боевых прибамбасов, скрывающих фигуру, получается существо среднего рода. Одно это «существо», способное искромсать противника в доли секунды, глянуло на Ивана. И как глянуло! Вот оно – глаза! В ванной на него смотрели именно эти глаза.

Наваждение? Похоже, что нет. Итак, Рита… допустим, боец спецподразделения, «внедренец». Тогда вся происходившее и происходящее – игра? Её задача? Устранить? Это при её умении? Раз плюнуть. Этого не произошло. Она не враг. Значит – друг? Какой примитивизм. И всё же не враг. Едем дальше.

Труп возле подъезда. Может, бомжик спортивного вида по мою душу приходил? Не каждый гимнаст может так ловко выпрыгнуть из окна. Что там ещё? Третий этаж, мягкая земля-травка и – насмерть? Шею свернул? А не помогли ли? Точнее – не помогла ли? Едем дальше. Торговый центр. Убитый приближался со спины…

Иван поморщился и погладил больное место. Показалось – ухо распухло. Опять со спины! Не многовато ли за несколько дней? Что там у него было с руками? Точно: он держал ручку ножа, загнанного в смертельную и удобную для удара точку неудобно, неестественно – прямым хватом. Скорее всего, это был его нож – перехваченный и использованный умелым противником. Что ещё? Люди, да, люди. Несколько человек спешно покинули место происшествия. Их можно понять. Но у кого-то из них причина такого поведения была более веская, чем у других. Зачем Рита оставила нож? Это её инициатива или одно из условий игры, в которой она лишь исполнитель?

Иван проваливался с серую пропасть. Молниями возникали разные мысли, он был не в состоянии собрать их воедино – беспорядочный фейерверк. Главное, надо выделить главное. Рита прикрывала. От кого? От того, кто затеял всю эту смуту. А кто её затеял? Тот кто дёргает, если не за всё ниточки, то хотя бы большую их часть. Иван внутренне содрогнулся: почему генерал ничего не сказал о Рите? Почему? В беседах он не раз показывал удивительную – даже на грани нетактичности! – осведомлённость в личных делах сотрудников. В полной мере это относится и к Ивану.

Корнеев знал о случайных, мимолётных разговорах, но – ни намёком о Рите. Корнеев знал о многих скрытых от посторонних глаз и ушей увлечениях, поступках, но… не знал о трупе возле подъезда, убийстве в Торговом центре. То есть, сотрудник, хоть и внештатный, трепыхается в гуще не самых приятных и совершенно необъяснимых событий, а его начальник морочит ему голову дурацкой фотографией…

Ещё кофе? Пожалуйста, господин Смагин. Коньячку? С утра – с удовольствием. Сон отступил. Стас, бедный Стас. Он убит, наработки его уничтожены. Его «пересечения», кому они могли мешать? Многим, очень многим. Математика даёт беспристрастную картину, она не учитывает дворцовые интриги и подлость власти, она отображает заданную структуру такой, какая она есть. Формализованная совокупность отношений становится наглядной, понятной, предсказуемой. И это не нравится не только преступникам.

Выводы? Глобальных – никаких. Тактические? Вспоминаем мудрость древних: «Если меня обвинят в том, что я украл городские ворота, то я не стану опровергать обвинение и спасусь бегством». Золотые слова! Главное условия – ребят не подставлять: Глеб, Игорь – это не их война.

26

Живец на живца

Ранее утро, сумерки. Номер богатый, просторный, с балконом. Дверь на балкон открыта. Лёгкая штора задёрнута. В небрежно разобранной постели спит Арсентьев. Через светлую занавеску видно, как сверху спускается человеческая фигура, ловко запрыгивает, мгновенье – осторожно отодвигает занавеску. Даже подготовленный человек, рассмотрев обличье незваного гостя, наверняка бы ужаснулся. Уродливое лицо, безумные глаза были концентрацией ужаса. Грим выполнен небесталанным психопатом. Исчадие ада осмотрело комнату, задержало взгляд на спящем постояльце, дьявольски усмехнулось.

Арсентьев открыл глаза и тоже усмехнулся. Из-под кровати выкатился мужчина в гражданской одежде и захватил преступнику ноги. Резко отворились дверцы шкафа, из него выскочил милиционер в форме и попытался схватить зловещего гостя. Преступник легко и даже небрежно уклонился, милиционер потерял равновесие, получил толчок в грудь и полетел к входной двери.

Дверь приоткрылась, несколько милиционеров стремились ворваться в комнату, но им мешал упавший милиционер. В тот момент, когда Арсентьев вскочил с постели, преступник ударил схватившего его за ноги сотрудника по ушам, и тот отпустил его, охнув от боли, охватив голову руками.

Преступник действовал как бездушный механизм – спокойно развернулся и уже подошёл к балконной двери. Приблизившегося Арсентьева он ударил ногой, не поворачиваясь. Атака не достигла цели – недавний прожигатель жизни мгновенно уклонился. Дьявольское лицо повернулось, преступник принял борцовскую стойку. Два молниеносных удара ногой по правому бедру сбили самоуверенность – обладатель маски припал на травмированную ногу. Арсентьев подскочил, захватил локтевым сгибом шею противника и завернул руку. Наконец ворвались блокированные дверью милиционеры, старший надел задыхающемуся злодею наручники и резким толчком усадил его на пол.

Через мгновенье в гостиничный номер вошли Смагин и Васадзе. Начальник милиции подошёл к задержанному, сидящему на полу, сорвал маску. На него холодно снизу вверх смотрел официант, обслуживавший Арсентьева. Васадзе не скрывал ненависти:

– Твоя песенка спета! Но лучше б тебя обезьяна удушила.

– Ещё не спета. Да и никого она не душила… – неожиданно прозвучала тирада Смагина.

Наступила тишина. Начальник управления замер, словно к чему-то прислушивался. Затем подошёл к задержанному, внимательно на него посмотрел и тоном, не допускающим возражений сказал:

– Оставьте нас, товарищи. Ненадолго.

Присутствующие были явно удивлены, но возражать никто не осмелился. Васадзе вышел последним и осторожно неплотно прикрыл дверь. Смагин присел на корточки:

– Долазился, Шило?! Давно это у тебя? – презрительно спросил Смагин.

Преступник не ответил.

– Видно, давно. Ты ж домушник! Со смертью решил поиграть? Ладно, считаться не будем. Каждый сам себе выбирает.

– Что выбирает? – с вызовом спросил ряженый.

– Судьбу. Судьбу выбирает, – пояснил Смагин, встал, бросил взгляд на потолок, ещё раз глянул с недобрым прищуром на убийцу, резко развернулся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

27

Пересечения

Степан морщился, кривился, потирал ушибленное плечо, но слушал. Видно было, ему, опытному служаке, совершенно не нравилась вся эта история. Он мог понять всякого рода милые хитрости интриганского и процессуального плана, мог понять персональную неприязнь, ненависть и даже личные счёты по отношению конкретному преступнику, но переть против ветра, начальства, то есть, было не в его правилах.

И это была не боязнь карьериста или страх неуверенного в себе человека, нет – это было выработанное длительной практикой оперативной работы чувство реализма, которое без посторонней помощи даёт ответ на вопросы: что можно, что можно, если очень хочется, и что нельзя – никогда и ни при каких обстоятельствах. Он мог пойти на конфликт с человеком, но не мог конфликтовать с системой. Так выглядели состояние и позиция Степана. В его глазах так и было написано: перебор. Иван и сам это понимал, но обратиться больше было не к кому. И Степан это хорошо понимал.

Иван вкратце ознакомил приятеля с неприятным положением, подброшенным ему превратной судьбой. Он не мог и не хотел полностью раскрывать картину. Не мог – в силу служебной специфики. Не хотел – ведь он не на исповеди, к тому же не всегда однозначно ясно, когда мы священнослужители и когда грешники, поэтому любая откровенность должна иметь разумные пределы.

По поводу фотографии Иван сообщил, что зафиксирован добрым папарацци в нежелательное время, в ненужном месте и с не нуждающимся в рекламе человеком. Степан снисходительно скривился и спросил: «Женщина?» Иван подумал сразу о Маргарите и постарался отогнать эту мысль. Однако вопрос и, главное, тон, которым он был задан, поставил его в тупик. Он не стал вдаваться в гендерные детали и лишь ответил: «Это – не бытовуха».

Степан задумался. Мой друг ожидал дополнительных вопросов, они не последовали. Старый опер задумчиво-риторически пробормотал: «Неужели дед приплёл тебя к шпионским играм… Это нелогично. Может, ты переоцениваешь важность этого факта?» «Возможно, – согласился Иван и продолжил: – Есть и другие неприятные факты». И рассказал о трупах в подъезде и Торговом центре. Степан выслушал его рассказ без особого интереса. Он был скорее удивлён, чем озадачен, укоризненно посмотрел на Ивана и спросил:

– И причём здесь ты?

– За два дня два случая, с таким исходом…

– Случаи неприятные, пусть участковый, уголовка думают. Кроме тебя в подъезде проживает несколько десятков человек, в магазине – сотни болтаются, – тон его стал жёстче. – Скажи прямо, ты являешься носителем важной, представляющей для кого—либо опасность информации?

– Нет, – уверенно ответил Иван.

– Вопрос второй: ты имеешь отношение к большим деньгам?

– Нет. И даже к малым.

– И тогда вопрос последний: обидел ли ты кого-нибудь так, чтобы он стремился свести с тобой счёты?

– Нет.

– Тогда что ты мне голову морочишь?

Было видно, Степан горячился, и горячился чрезмерно: он не был настолько эмоционален. Природа этого немотивированного беспокойства была не понятна. Он задумался и изрёк: