Текст книги "Царское прошлое чеченцев. Политика и экономика"

Атабай Атаев

Атабай Атаев в имамате Шамиля был наибом, мудиром (главой над рядом наибов). Известно, что Атабай 12 декабря 1845 года был назначен Гехинским наибом. До августа 1846 года он стоял во главе Гехинского наибства (Малая Чечня), затем его сменил М. Анзоров. В должности наиба А. Атаев участвовал в подготовке похода Шамиля в Кабарду в апреле 1846 года. С августа 1846 года в течение нескольких лет он являлся мудиром (старшим наибом, объединившим под своей властью несколько наибств) Малой Чечни, а затем – приближенным Шамиля⁶⁰. В числе известных учёных (алимов) Абдурахман из Газикумуха называл и Атабая⁶¹. После сдачи Шамиля в плен, Атабай еще продолжал возглавлять сопротивление горцев. Раненый, он был взят в плен. Позже Атабай Атаев пошёл на службу к русским, исполняя обязанности муфтия и судьи в Ханкале так как в годы Кавказской войны он казнил многих чеченцев, родственники которых, в силу кровной мести, желали ему смерти, а доступ на Ханкалу для них был закрыт⁶². Семья А. Атаева проживала по соседству с местом его работы. С началом всеобщего восстания в Чечне Атабай Атаев вместе с Умой Дуевым его возглавил.

В результате подавления восстания, Атабай Атаев был сослан в Псковскую губернию, но не в качестве арестанта, а на поселение, под строгий надзор полиции. Город Порхов (Псковской губернии) по предписанию министра внутренних дел (№ 271) от 22 декабря 1861 года был назначен местом жительства «главы мятежников» в Малой Чечне и Аргунском округе чеченцу Атабаю Атаеву. В Порхове Атабаю ежедневно выдавали по 30 копеек серебром, а членам его семьи и слугам по 10 копеек на человека. Также за счёт казны для них арендовалось помещение. Находясь в Псковской губернии, Атабай переписывался с родственниками. В Фонде № 20 Канцелярии псковского губернатора Государственного архива Псковской области сохранились два письма: Атабая и его сына Ахмеда, переведенные с арабского языка⁶³. Когда А. Атаев, вместе с Умой Дуевым, был проездом в Смоленске, оттуда он тоже написал письмо сыну: «Я в Смоленске, – сообщал он, – здесь много мусульман. Я не имею ни в чём недостатка, кроме возвращения к Вам. Я вполне доволен щедростью здешнего русского народа…Образ их жизни чрезвычайно удивителен и различные их благодеяния не могут быть выражены словами и описаны пером. Весёлость жизни здесь лучше, нежели там»⁶⁴.

Во время пребывания Атабая в городе Порхове, он был приглашён в гости к сестре полковника Баралевского, на которую произвёл неизгладимое впечатление. Сам полковник не мог нахвалиться его добрыми качествами. Востоковед Нафаль также хорошо отзывался о природном уме А. Атаева и оценил его глубокие познания в арабском языке⁶⁵. В 1862 году А. Атаев подал прошение начальнику Терской области Д.И. Святополк-Мирскому: «Мы знаем, – писал он, что ключ нашего возвращения на родину, только в Вашей руке. По этой причине мы избрали Вас между прочими Начальниками и явились к Вам безусловно. Настоящее письмо Вашего Сиятельства мною получено. Содержание его и смысл обрадовали и возвеселили меня и я расцеловал оное с удовольствием, прочитывая его при том несколько раз»⁶⁶. Однако Атабаю в возвращении на родину было отказано, так как высшее кавказское руководство опасалось, что он, будучи грамотным и уважаемым среди мусульман человеком, будет претендовать на должность, а, получив власть, снова может встать во главе нового восстания горцев.

По предписанию министра внутренних дел П.А. Валуева Атабая перевезли из Псковской губернии на поселение в город Касимов, Рязанской губернии (там жили мусульмане и была мечеть), хотя первоначально предполагалось из города Порхова перевести его на жительство в Казань, но посчитали это нецелесообразным, т. к. там мусульманское население превышало остальное⁶⁷. А. Атаев, находясь в городе Касимове снова подал прошение, в котором изъявил желание поселиться в Петербурге и иметь при себе прислугу из мусульман; получать от 25 до 30 рублей содержания в месяц (вместо 14 рублей) и попросил определить своего сына на императорскую службу⁶⁸.

Ума Дуев

В отличие от А. Атаева, Уме Дуеву император разрешил вернуться на Кавказ, где, не смотря на оказанное доверие, в 1877 году У. Дуев снова возглавил восстание и после его подавления был повешен, а А. Атаев больше против власти не выступал. Ума Дуев широкое доверие и безграничное сочувствие сумел приобрести ещё при Шамиле, считавшем его честнейшим и прямодушным человеком. Имам якобы сказал: «А этот человек – моя правая рука, считающая у себя силу в половину моей армии, – Ума Дуев. Он происходит из самых высших людей по отцу и по матери. Дарю ему землю»⁶⁹. Укажем, что участок этот равнялся 630 десятинам и объединял 10 % всей площади селений, составлявших Дзумсоевское общество⁷⁰. По отзыву командующего Кавказской армии генерала Орбелиани, Ума Дуев пользовался большим уважением у населения и по многим своим качествам мог при благоприятных обстоятельствах «сделаться главою восстания»⁷¹.

Условия содержания на поселении в Смоленске у У. Дуева были лучше, чем у А. Атаева. Император лично распорядился выделить У. Дуеву единовременно 100 рублей серебром на приобретение одежды, белья и пр. На содержание ему отпускали по 50 копеек в день (Атабаю только 30), на наём квартиры казна выделяла по 5 рублей серебром в месяц, были даны деньги и на содержание прислуги. Ума Дуев, находясь в ссылке, подал прошение на имя М.Т. Лорис-Меликова: «Проезд по России, – писал он, – её огромное пространство населённое народом, вид бесчисленного войска русского, сделали меня опытнее и я понял всё бессилие моих земляков перед русскими и эта опытность может служить порукою моей безукоризненной службе России. Ходатайствуйте о моём возвращении на родину. Если же бедному изгнаннику нет надежды на возврат на родину, то нельзя ли мне исходатайствовать распределение в конно-мусульманский полк в Варшаву, чтобы в кругу своих земляков служить Великому Государю»⁷². Император разрешил У Дуеву вернуться на Кавказ, для поселения в столице Терской области или её окрестностях. Однако по прошению Ипполитова, начальника Аргунского округа, Уме Дуеву разрешили вернуться в родное село, а не оставаться на поселении во Владикавказе. Более того, царские власти дали согласие на встречу У. Дуева с Шамилём в Калуге. 15 июня 1864 года во время этой встречи имам договорился с Умой о переписке и дал У. Дуеву свои личные деньги на дорогу домой. 15 июня Ума Дуев прибыл в Калугу к Шамилю, а 22 июня уже выехал на Кавказ⁷³.

М.Т. Лорис-Меликов, за время управления Терской областью постоянно опасался возникновения волнений среди горцев, выраженного в протесте против проводимых реформ и действий правительства. Практически каждую весну проводились им войсковые учения, осуществлялась передислокация войск. Города, штаб – квартиры войск были обнесены стенами или валами с башнями. На оградах передовых станиц находилось иногда по 2–3 орудия. Опасения начальника области были обоснованы: восстания постоянно вспыхивали⁷⁴.

Недовольная установленными порядками часть чеченского населения стремилась использовать против административного гнёта любую форму объединения и политического протеста, в том числе и религиозное учение⁷⁵. Большие неприятности царским властям в 60-х годах XIX века причинило религиозное движение в Чечне, под руководством Кунта-Хаджи. Это мусульманское, суннитское течение чеченцы называли «зикируллах», что означало молитвословие, воспоминание имени Бога. Российские власти называли это религиозное движение «зикризмом»⁷⁶. В справках Департамента полиции МВД России, в которых описывалось исламское движение на Кавказе, отмечалось, что «зикры» и «зикристы» во второй половине XIX – начале XX вв. были в Дагестане, Чечне и в Закавказье, в тех регионах, где проживали мусульмане суннитского направления. Любопытно, что Департамент полиции не связывал движение «зикристов» с политическими мусульманскими движениями⁷⁷. Необходимо отметить, что ни один руководитель массового освободительного движения на Северном Кавказе (не говоря уже о Кунта-Хаджи), не ставил задачу насильственного обращения в ислам не мусульманских народов Кавказа; историческая хроника не сохранила и высказываний против русского народа⁷⁸.

Нормы религиозного законодательства, действовавшие в империи в конце XIX – начале XX веков, имели ряд ограничений, касавшихся таких важных принципов вероисповедной свободы, как свобода миссионерской деятельности, свобода избрания веры и образования новых религиозных групп среди признанных законом вероисповеданий, а также зависимость личных прав подданных от вероисповедания. В законодательном аспекте веротерпимость, по сути, выражала государственную концепцию свободы совести и веры, согласованную с интересами Церкви и государства. Юридически выделяя иноверное духовенство в качестве привилегированного сословия, монархия рассматривала его в качестве интегрирующей силы, формирующей и сохраняющей единство имперского пространства, залогом которого являлась законодательная защита религиозно-этнического многообразия империи.

Правительство Российской империи в своей вероисповедной политике исходило из того, что всякое христианское государство обязано уважать религиозную самобытность населяющих ее народов со всеми их характерными чертами, и практически не применяла принудительных мер с целью религиозной ассимиляции своих неправославных подданных. Государственно – церковную точку зрения на проблему веротерпимости сформулировал профессор Юрьевского университета М. Красножен, известный специалист по каноническому праву. В своей работе «Иноверцы на Руси», заслужившей одобрение императора Николая II, профессор подчеркивал, что «…принцип христианской терпимости отнюдь не предполагает равного отношения государства ко всем признанным им религиозным обществам. Справедливость требует, чтобы каждый получал свое, насколько это соединимо с представляемой государством истиной; принцип справедливости не есть принцип абсолютного равенства»⁷⁹. Правовым выражением веротерпимости являлось равенство признанных религиозных обществ перед законом. Непризнанные религиозные общества законодательством игнорировались и поэтому не имели никаких прав (например, «зикризм»). Необходимо отметить, что содержание понятия веротерпимости включало дискриминационные и репрессивные меры, направленные на ограничение религиозных свобод и религиозного плюрализма⁸⁰.

Кунта-Хаджи

Свои проповеди Кунта-Хаджи начал ещё при Шамиле, во время Кавказской войны. Обряды этого учения сопровождались религиозным круговым танцем, распевным исполнением молитв. Шамиль принял решение, что некоторые моменты зикризма противоречат шариату, и запретил Кунта-Хаджи проповедовать в имамате⁸¹. После возвращения Кунта-Хаджи из Мекки, вокруг него снова стали собираться последователи. Впервые властные структуры в Терской области обратили внимание на это религиозное движение в начале 1862 года⁸². Начальник Терской области попросил Муссу Кундухова выяснить, является ли Кунта-Хаджи политически опасным чеченским лидером. Полковник М. Кундухов, на запрос Д.И. Святополк-Мирского отвечал, что Кунта-Хад-жи он характеризует как человека смирного, преданного правительству и занимающегося земледелием и подворным хозяйством⁸³. А.П. Ипполитов, непосредственно наблюдавший зарождение зикризма в Чечне, писал: «Будучи родом из бедной и незначительной фамилии, Кунта-Хаджи отличался всегда честным образом жизни, строгой нравственностью и трудолюбием». Эта оценка подтверждается и документами, связанными с арестом и ссылкой Кунта-Хаджи, а также устными преданиями, сохранившимися в исторической памяти чеченского народа⁸⁴.

Зикризм действительно старался нравственно воспитывать своих последователей. Мусульманам предписывалось много трудиться, категорически запрещалось пьянство и воровство ⁸⁵. Кунта-Хаджи призывал чеченцев к молитве и труду и даже советовал не носить оружия⁸⁶. В своих проповедях Кунта-Хаджи призывал чеченцев к миру с русскими, смириться с установившимся господством русских ради того, чтобы сохранить народ от полной гибели. Для этой цели, с его точки зрения можно было носить кресты, молиться в церквях⁸⁷. Мюриды Кунта-Хаджи верили, что он – один из 360 святых, благодаря которым держится мир, и, что он после смерти вернется на землю, когда наступит определенный час⁸⁸.

В конце Кавказской войны чеченцы были доведены до физического исчезновения. Оставшихся в живых охватил глубокий пессимизм, многие потеряли жизненные и духовные ориентиры. Газават призывал чеченцев бороться с царизмом до победного конца, обещая уставшему от войны народу перспективы только в загробной жизни. В этот тяжелый для чеченцев период появился проповедник, призывавший народ к терпению, прекращению войны, братству, взаимной помощи. Им был чеченский суфий Кунта-Хаджи. Как отмечает А.Д. Кныш, «кадирийский суфий Кунта-Хаджи действительно призывал к мирному сосуществованию с русскими и «внутреннему» (духовному) джихаду как способу достижения духовного и морального совершенства и чистоты помыслов»⁸⁹.

В листовках, которые распространялись Кунта-Хаджи в Чечне и Ингушетии, он призывал к смирению: «Терпите, я из самых терпеливых». Но дальнейший текст листовки, попавшей к администрации, уже заставил её насторожиться: «Сказал Бог высочайший “ малая толпа победит большую толпу” и “Бог с терпеливыми”. Ибо Бог высочайше повелевает мне в скором времени держаться, давая мне меч, прежде старости. Нельзя восставать, не дождавшись ответа от Бога, – я ожидаю ответ от Бога и он явит мне его»⁹⁰. Министр внутренних дел России вскоре проявил беспокойство в связи с распространением зикризма в Чечне, который счёл похожим на мюридизское движение⁹¹. Начальник Терской области Д.И. Святополк-Мирский имел свой взгляд на деятельность этого мусульманского движения: «…Действовать против такого религиозного течения административными мерами невозможно. Это бы раздуло огонь вместо его погашения». Дмитрий Иванович старался с помощью почётных и влиятельных лиц и мулл удержать зикристское течение в определённых рамках. Над Кунта-Хаджи и его семьёй был учреждён надзор. Святополк-Мирскому удалось удержать зикристов от столкновений с властными структурами российского управления⁹².

С 1863 года движение зикристов приняло социально-экономический характер и стало очевидно, что оно явно направлено против колониальных властей⁹³. Хотя данное религиозное учение не заключало в себе никаких положений, которые можно было бы считать вредными в политическом отношении, зикристы угрожали власти уже тем, что имели свою собственную организацию, управляемую одной волей. Вся территория, находившаяся под влиянием зикристов, была поделена на 8 административно-территориальных участков, последние в свою очередь на низшие звенья – аулы. Во главе участков стояли наибы, а функции низшей аульной зикристской администрации выполняли старшины. По сохранившимся архивным данным в пяти наибствах Чеченского округа (Автуринском, Аргунском, Ачхой – Мартановском и Урус-Мартановском) насчитывалось 5758 зикристов⁹⁴. Представителями власти духовной стали имам и два шейха. Представителями зикристской светской власти являлись наибы, векили и мюриды.

Кунта – Хаджи принял звание имама, но по его утверждению, сделал он это временно. Народ предписывал ему дар творить чудеса, исцелять больных, способность переноситься из одного места в другое. Что касается состава учеников и последователей Кунта-Хаджи, то, по заключению А.Ипполитова, он был весьма специфическим и неожиданным: «Все, кому не нравился существующий порядок вещей; все, которые жалели о старом, добром времени, – все называли себя учениками и последователями Кунта – Хаджи и поборниками мусульманской веры, не имея ни малейшего понятия не только об учении зикра, но часто и о самой вере. Они – то в особенности и придали мистическому учению Кунта-Хаджи тот материальный и вместе с тем воинственный характер, который, в сущности, оно вовсе не имело». Со временем последователи Кунты стали проповедывать уже в Назрановском, Аргунском и Нагорном округах Терской области. Зикристы стали выполнять свои обряды публично, переезжая из аула в аул. Тогда областное руководство запретило «пение и пляски на улицах»⁹⁵. Не на шутку встревоженный М.Т. Лорис-Меликов указывал на необходимость идеологического воздействия на население с целью отвлечь от «вредного» учения и одновременно предложил неординарное решение – тотчас же набрать из чеченцев – зикристов полк и отправить на театр военных действий в Польшу⁹⁶. В 1863 году началось восстание в Польше, Литве и Белоруссии. Об этом стало известно чеченцам, обстановка накалялась. Поляков ссылали на Кавказ в наказание за участие в восстании⁹⁷. Сотни горских офицеров и переводчиков, общаясь ежедневно с поляками, находившимися в Терской области, жадно выслушивали последние сообщения, и об этих событиях становилось известно всему чеченскому народу.

Эпоха проповеди шейха Кунта-Хаджи стала периодом максимальной консолидации вайнахов под влиянием просвещенности и праведности учителя, стремившегося к единообразию доктрины. До него в истории Северо-Восточного Кавказа не возникало религиозной структуры, способной сплотить многочисленные разрозненные вайнахские этнические группы. Возникла совершенно новая надтейповая структура, временно объединившая в единую общность вайнахов всего Северо-Восточного Кавказа. Классическая схема стала изменяться сразу же после того, как Кунта-Хаджи «ушел с Кавказа». Единая надтейповая структура объединенная ритуалом тариката кадириййа и вирдом, данным Кунта-Хаджи своим муридам распалась на сеть ритуальных практик и социальных структур – вирдовых братств его учеников – муридов⁹⁸.

К весне 1863 года число последователей Кунта-Хаджи в Чечне возросло до 3000 человек и продолжало увеличиваться. Начальник Терской области, Михаил Тариелович, поначалу даже отказывался выполнять предписание Кавказского командования, требовавшего ареста Кунта-Хаджи. Своё мнение он аргументировал следующим образом: «…для нас будет очень невыгодно, если, взамен религиозной секты, у чеченцев явится вождь восстания»⁹⁹. Однако, высшее Кавказское руководство не посчитало доводы М.Т. Лорис-Меликова убедительными, был отдан приказ об аресте Кунта-Хаджи Кишиева.

Начальник области запросил дополнительные воинские подразделения, для присоединения их к 25 батальонам, уже расположенным в Терской области на случай «массовых беспорядков»¹⁰⁰. 3 января 1864 года Кунта-Хаджи был арестован и сослан в город Устюжено Новгородской губернии, в бессрочное поселение под надзор полиции¹⁰¹. В государственном архиве Вологодской области (город Устюжено ныне относится территориально к Вологодской области) в выписке из «Ведомости о лицах, находящихся под надзором полиции Новгородской губернии в г. Устюжено и уезде за 1865 г…», под номером 18 данных ведомостей проходит «Чеченец Ших-Кунты. Возраст 35 лет. Сослан за распространение фантастического учения «зикра». Проживает в Устюжено, постоянных занятий не имеет. Получает в месяц 1 руб. 80 коп. Женат, жена живет на их родине». Другими сведениями государственный архив не располагает¹⁰².

Шалинское столкновение, ссылка зикристов

Известие об аресте Кунта – Хаджи взволновало его последователей, и они начали собираться сначала в Герменчуке, а затем в Шали с намерением принудить руководство к освобождению имама. Генерал – майор Туманов двинулся к Шали с отрядом из 6 батальонов пехоты. Вблизи чеченского аула Шали большая масса зикристов, предводимых векилями, с пением религиозных гимнов, не вынимая оружие и надеясь только на неуязвимость, которую они думали получить с помощью зикра, двинулись на царские батальоны, вооружённые пушками. Войска окружили мюридов и устроили побоище¹⁰³. На месте столкновения осталось 164 убитых. В числе заколотых штыками оказалось 5 женских трупов. В отряде князя Туманова 33 военных было ранено, 8 убито. 22 января 1864 года начальник Терской области приказал отряду генерала Туманова расположиться между селениями Герменчук и Шали, а всем наибам и почётным лицам Чечни явиться в крепость Грозную. 26 января 1864 года М.Т. Лорис-Меликов объявил собравшимся чеченцам, что они обязаны выдать всех зикристов 1⁰⁴. Был назначен последний срок – 1 февраля, после чего начальник области пригрозил начать военные действия. Он также запретил исполнение зикристских обрядов 1⁰⁵.

В аулах Чечни жители были связаны взаимной порукой, и списки старшин в фамилиях и ответчиков перед правительством, в случае нарушения спокойствия в крае, должны были быть представлены наибами в конце февраля 1864 года¹⁰⁶. После возвращения из крепости Грозной, наибы и старшины в своих аулах арестовали 8 последователей Кунта-Хаджи. Семьи не пойманных зикристов взяли под стражу и выслали в Екатериноград¹⁰⁷. В связи с этим один зикрист сам сдался, чтобы освободили его семью. Девять зикристов были высланы на крепостные работы, сроком на 4–5 лет в города: Кронштадт (укрепленный портовый город, находившийся на острове Котлин), Свеаборг, Выборг (главный город Выборгской губ., находившийся на берегу Выборгского залива), Ригу (губернский город в Лифляндской губернии), Динаминд, Динабург ((после 1893 г. – Двинск), уездная крепость в Витебской губернии, на берегу Западной Двины), Бобруйск (уездный город, крепость в Минской губернии. Находился на шоссейной дороге из Могилева в Брест-Литовск), Брест-Литовск (город в Гродненской губернии), Бендеры (город и крепость в Бессарабской области)¹⁰⁸, с дальнейшим отправлением их в Сибирь, на поселение¹⁰⁹.

Многие крепости, куда направлялись чеченские зикристы, находились на северо-западе Российской империи. В результате русско-шведской войны вся территория Финляндии в 1809 году отошла к России и многие крепости Южной Финляндии потеряли свое стратегическое значение. Но фортам нашлось традиционное для Российской империи применение – здесь разместили тюрьмы. Так появилась в Великом княжестве Финляндском тюрьма в Свеаборге (Суоменлинна). Свеаборг – название крепости, которая более 100 лет была местом базы для российского флота и являлась оборонительным сооружением на северном берегу Финского залива. Это одна из самых крупных морских крепостей в мире. Генерал-адъютант князь Гагарин, находившийся в свите императора, посетившего крепость в 1809 г., с восхищением описывал в своей книге «Тринадцать дней в Финляндии», мощь Свеаборга, крепости, которую «шведские львы построили для русских орлов». Первое постановление «Об отсылке туда лиц, подлежащих заключению в крепости» относится к 1810 году. В Свеаборге содержались все категории заключенных: «от бродяг до смертников». Обогревались эти северные казематы плохо, и зимой арестанты сильно страдали от холода¹¹⁰.

3 июня 1823 года по инициативе инспектора по инженерной части кн. Николая Павловича, было утверждено «Положение для образования крепостных арестантов в Динабурге и Бобруйске в арестантские роты». Всего в царствование Александра I в разных регионах империи было образовано 22 крепостные арестантские роты, которые делились на военноарестантские, комплектовавшиеся из осужденных преступников военного ведомства; и арестантские роты гражданского ведомства. Арестантов полагалось по 120 человек на каждую роту. Люди разбивались по отделениям, по их специальностям: каменщиков, плотников и т. д. В свободное от работы время заключенные должны были обучаться маршировке и военному строю¹¹¹. Размещение осужденных повстанцев по тюрьмам европейской России превышало население этих тюрем на многие тысячи человек. Многие были заключены в тюрьмы только по подозрению к сочувствию к восставшим. Усмиритель польского восстания Муравьев с цинизмом признавался: «Очень часто я сажаю мятежников без малейшей вины, даже подозрения нет; ну, в таком случае я всегда решаю: посидит под замком, да подоле, быть может, что-нибудь и отыщется. И что же вы думаете? Я был так счастлив, что всегда что-нибудь за сидельцем-то моим да и отыскивал. Ну, тогда и подай его сюда». Начальник штаба Муравьева рассказывал, что «… Муравьев не терпел просьб о смягчении участи осужденных и, выхватывая из рук бумагу, быстро ее подписывал, причем слова «повесить, расстрелять» выходили у него всегда разборчивее других»¹¹².

М.Т. Лорис-Меликов поднял вопрос перед Главным штабом Кавказской армии о том, чтобы вернуть из ссылки всех зикристов, высланных в дальние уголки России в результате Шалинского восстания, с целью отправления их в Турцию¹¹³. Турецкое правительство изъявило согласие на принятие означенных чеченцев с тем условием, чтобы одновременно с зикристами переселились в Турцию и все члены их семей. В ноябре 1866 года о данном решении Порты Министерство иностранных дел уведомило руководство Кавказа. Кавказское начальство стало разыскивать высланных чеченцев, чтобы отправить их в Турцию. Выяснилось, что шесть зикристов так и не прибыли к месту ссылки и следы их затерялись. Трое – Хамзатов, Султанмерзаев и Телип Вагоби – умерли¹¹⁴.

19 мая 1867 года умер от голода и истощения Кунта-Хаджи. Местопребывание и смерть его были засекречены. Письма, посылаемые им к родным, в которых он просил оказать ему содействие для поддержания существования, перехватывались и не доходили до адресатов 1¹⁵. Высочайше утвержденными 2 января 1864 г. правилами предписывалось подвергать проверке «…всю переписку высланных под надзор полиции в отдаленные губернии за политические преступления и неблагонадежность, за исключением людей малограмотных из простого звания»¹¹⁶. В письме на имя своего ученика Вары Гехинского Кунта-Хаджи писал: «Тебе завещаю соединить народы в братстве, примирить русских и вайнахов или смирить народы России свободой»¹¹⁷. Очень жаль, что многие мудрые, выстраданные мысли и замечания великого учителя так и не дошли до адресатов из-за действий властей. Согласно нормативно-правовым актам, регламентировавшим жизнь арестантов, предполагалась обязательная перлюстрация всей их корреспонденции, как отправляемой, так и получаемой. Ее получение и отправление велось через командиров рот. Письма, не содержавшие ничего предосудительного, отправлялись на почту, а задержанные передавались на усмотрение губернатора. В соответствии с Правилами о наблюдении за корреспонденцией лиц, обнаруживших вредные политические стремления, почтовая и телеграфная переписка лиц, состоявших под надзором полиции, могла вестись лишь с ведома местного полицейского начальства¹¹⁸.

Чеченцы очень почитают память о Кунта-Хаджи. Назм (слово назм происходит от арабского корня нзм, означающего «нанизывание жемчуга», «приведение в порядок», «сочинение стихов») «О Хаджи, наш Кунта-Хаджи» восхваляет подвиг Кунта-Хаджи и оплакивает разлуку с ним. Это один из самых проникновенных чеченских назмов. Представляем отрывок одного из назмов:

 
«В Илисхан-Юрте – прах отца-Киши,
На святой Эртан Корте – мать Хеди.
Божьей воле следуя, бренность мира приняв на себя,
Незримо мюридов храня, милость Божья С Тобой, Хаджи!
Где б ты ни был, по воле Божьей,
Знают мюриды, и стар, и млад,
Что Хаджи незримо пред Богом
Мюридам своим просит прощенье.
Нет Бога, кроме Аллаха,
Мухаммад – Посланник Аллаха¹¹⁹».
 

Поклонение матери святого (Хеди) и признание ее в качестве святой не только в обрядовой практике чеченских тарикатов, но и в суфизме в целом – удивительный феномен¹²⁰.