Текст книги "Суд волков"

28 Черный ящик

Она взглянула на Деодата, словно увидев его впервые. Белоснежный нос. Вогнутая арка верхней губы. Атласно-розовая, чуть припухлая нижняя губа. Изящный подбородок Жака. Темные волосы, на солнце сверкавшие золотистыми блестками. Углубленный в себя взгляд Штернов, необыкновенно длинные ресницы. Он держал на коленях Об. Девочка обнимала его за шею. Жанна вдруг вспомнила, что Рене Анжуйский оставил в Анжере художника, Жоффруа Местраля, невысокого светловолосого юношу, которого она часто видела на королевских празднествах. Он отличался молчаливостью и наблюдал за перипетиями придворной жизни отстраненным взором.

Жанна отправилась к нему пешком, поскольку жил он не слишком далеко. Она застала его в саду, меж кустами штокрозы, усыпанными множеством цветов, за весьма странным занятием: он сосредоточенно смотрел в поставленный на треножник черный ящик, у которого сверху имелось, видимо, что-то вроде отверстия.

Он поднял глаза, узнал ее и поспешил отворить калитку. Поздоровавшись, провел ее в мастерскую и предложил присесть. Она осмотрелась: на полках стояли горшочки с цветными порошками, флаконы, ступка и пест, на столе лежали тщательно отполированные деревянные дощечки. В других горшочках целая коллекция кистей словно ожидала своей очереди расцвести.

Он спросил, чему обязан честью этого визита.

– Я хотела бы заказать портрет моих детей, Деодата и Об. Ему двенадцать лет, ей – три.

В ожидании ответа она еще раз осмотрелась, и взгляд ее остановился на портрете подростка, изображенного на зеленом фоне. В этот момент вошел подмастерье, наклонил голову в знак приветствия и, поставив на полку еще какие-то горшочки, взял ступку с пестиком.

– Дети, – заметил Жоффруа Местраль, – это очень непросто. Стоило бы делать не одно, а сразу несколько их изображений на одной картине, чтобы действительно запечатлеть сходство. Выражение лица меняется у них гораздо чаще, чем у нас, взрослых людей с застывшими чертами.

– Разве у нас застывшие черты? – с удивлением спросила Жанна.

– Оттого что мы часто испытываем одни и те же чувства, у нас образуются складки, которые с годами становятся морщинами. После двадцати лет лицо все больше обращается в маску. Но вы являете собой исключение, мадам, – с улыбкой добавил он.

Подмастерье вернулся и вручил ступку хозяину. Тот изучил содержимое, подцепил крошку мизинцем и кивнул:

– Молодец, хорошо измельчил. – Он поднял глаза на Жанну и сказал: – Я зайду взглянуть на ваших детей, когда вам будет удобно.

– Пойдемте прямо сейчас. Я живу недалеко.

Он согласился и встал.

– Я ухожу, Жоашен! – крикнул он помощнику, который незаметно удалился.

– Что это за ящик? – спросила Жанна, когда они направились через сад к калитке.

– Ловушка и метафора, – с улыбкой ответил он. – Посмотрите.

Он вытащил из ящика тонкую дощечку, вставленную в прорезь, изучил ее и передал Жанне. Сначала она увидела только какие-то неясные линии смородинового цвета на фиолетовом, почти черном фоне.

– Вы ничего не различаете?

Она склонилась и вроде бы разглядела какие-то растения.

– Но… я бы сказала, что это штокрозы! – воскликнула она. Он удовлетворенно улыбнулся. Она была ошеломлена.

– Это и в самом деле штокрозы.

– Что же это за хитрость?

– Посмотрите в ящик.

В ящике имелась дырочка, через которую видны были штокрозы. Сквозь боковое отверстие, закрытое стеклянной пластинкой, похожей на стекло от очков, проходил пучок света, направленный на противоположную стенку. На лазурно-синем фоне неба она увидела штокрозы, но в зеркальном отражении.

– Что это за чудо?

– Обычное оптическое явление. Увиденное через линзу изображение оказывается перевернутым.

– А это? – спросила она, указывая на дощечку.

– Я подумал, что пропущенное сквозь отверстие ящика изображение может быть закреплено на свежей краске благодаря неравномерности освещения разных его частей. Для этого нужно иметь субстанцию, которая чернеет тем сильнее, чем больше получает света. Я использовал сок тутовых ягод на серебристо-белом фоне.

– Сок тутовых ягод!

– На свету он чернеет быстрее. Поскольку небо ярче, чем штокрозы, на дощечке оно почти черное. А контуры штокроз светлые, поэтому их можно различить. Увы, через несколько минут этот шедевр прекратит свое существование, ибо все изображение почернеет.

Она посмотрела на дощечку, и действительно, контуры, которые она видела только что, почти исчезли. Однако изумление осталось.

– Нет ли способа закрепить изображение? – спросила она.

– Я ищу алхимическую субстанцию, столь же чувствительную, как сок тутовых ягод, но обладающую более долгим действием. Что ж, пойдемте, взглянем на ваших детей.

По дороге она спросила Жоффруа Местраля:

– Почему вы назвали этот ящик метафорой?

– Потому что он подобен нашей голове: воспоминания у нас мимолетны. О чем свидетельствует желание иметь портреты, на которых были бы запечатлены самые дорогие нам люди. Впрочем, чаще всего мы их видим не такими, как они есть. И это не только по причине несовершенства нашего зрения, пусть даже равного по остроте рысьему, но еще и потому, что черты лица меняются под воздействием чувств, волнующих душу и постоянно сменяющих друг друга. Сверх того, головные уборы искажают мужские черты, а румяна – женские. Никогда не видим мы глубинную сущность человека. Восполняя этот пробел, я и зарабатываю себе на жизнь, – заключил он с улыбкой.

Объяснения художника привели Жанну в замешательство, и она спросила себя, хороший ли сделала выбор, пригласив Жоффруа Местраля. Успокоило ее воспоминание о портрете, увиденном в мастерской: она сразу же узнала изображенного на нем юношу-помощника.

В доме Жанны Жоффруа Местраль стал внимательно присматриваться к Деодату и Об, которые, казалось, робели под пристальным взглядом гостя. Художник удовлетворенно кивнул.

– Большая честь для меня написать портрет этих прекрасных образцов детской красоты, – сказал он.

Они с Жанной договорились, что писать он будет в ее доме. Ибо ему придется сделать два портрета, объяснил он. Не с целью больше заработать – восемь экю за портрет, будь то одна картина или две, – но потому что эти модели, по его словам, излучают разные чувства.

– Боюсь, я не понимаю, – сказала она.

– Деодат выказывает характер предприимчивый, способный как на великие свершения, так и на дерзкие предприятия. Об представляется мне натурой осмотрительной, вдумчивой и способной разрешать конфликты.

Эти наблюдения озадачили Жанну столь же сильно, как и речи Местраля относительно невозможности увидеть подлинную сущность людей. Видит ли ее художник? Он попросил назвать даты рождения детей. Деодат появился на свет двадцать пятого декабря, Об – двадцать второго февраля. Местраль не смог сдержать торжествующей улыбки.

– Это означает, – сказал он, – что Деодат принадлежит к зодиакальному знаку Козерога, тогда как Об – к знаку Рыб.

– И что с того? – не унималась она.

– Завтра я покажу вам учебник астрологии, в котором говорится о влиянии звезд на характер людей.

На следующий день он явился в сопровождении помощника, нагруженного кистями, красками и прочими принадлежностями для работы.

– Судите сами, – сказал он, вручив учебник Жанне, пока famulus раскладывал горшочки с красками и кисти на складном столике.

Жанна полистала трактат и вскоре нашла подтверждение словам художника. Тем временем Местраль разбавил коричневый порошок какой-то жидкой субстанцией и, обмакнув в смесь очень тонкую кисточку, стал рисовать лицо девочки на деревянной дощечке величиной чуть больше ладони, покрытой свинцовыми белилами. Молодая кормилица Жюстина следила за его работой с восхищенным изумлением.

– Господи, хозяйка, да это же почти колдовство! Посмотрите!

Жанна склонилась над столом. Несколькими точными и легкими движениями кисти Местраль передал удивленное и одновременно мечтательное выражение лица девочки. Деодат тоже стал недоверчиво разглядывать портрет, а потом рассмеялся. Жанна заметила, что famulus смотрел на Деодата как-то странно: словно кот, столкнувшийся с незнакомым котом.

Она снова села.

– Вы не ученик того астролога, которого мы встречали при дворе Рене Анжуйского? – спросила она.

– Кристиана Базельского? Нет. Конечно, он сведущ в своем искусстве, но, боюсь, поставил его на службу людям, которым нужно совсем не познание.

Он сделал паузу и посмотрел на Жанну понимающим взглядом.

– Кристиан принадлежал к клике, которая ненавидела вашего супруга не меньше, чем короля. Он составлял предсказания, на мой взгляд, ложные и хотел издать их посредством механического письма, чтобы услужить нескольким честолюбивым принцам.

Она сменила тему, не желая вспоминать о людях столь мерзких, как Бастер, и столь кошмарных, как Морвилье. Местраль заканчивал прорисовывать ушки Об.

– Два розовых лепестка, – пробормотал он.

– Раз вы так хорошо разбираетесь в звездах, мессир Местраль, – сказала она, – что вы думаете об их влиянии на меня?

Он не отрывал глаз от дощечки.

– Увидев вас при дворе, я сразу подумал, что вы обладаете большой энергией, которая побуждает вас все время двигаться вперед. Кроме того, я полагаю, что вы не склонны долго терпеть присутствие людей, препятствующих вашим планам, и способны нанести им смертельный удар. Из этого я заключаю, что вы родились под знаком Стрельца, иными словами – до двадцать первого декабря.

Она была изумлена. Действительно она родилась в последнюю неделю Рождественского поста.

– И вы угадываете такие вещи, только взглянув на людей? Вы можете назвать дату рождения по одному лишь внешнему облику? Но вы же сами говорили, что чувства наши обманчивы и выражение лица без конца меняется?

Местраль бросил долгий взгляд на Об, которая явно томилась от слишком долгого позирования: кормилица обещала девочке египетский финик, если та посидит спокойно до трех часов.

– Часто легче уловить движения души, чем выражение лица, – ответил он.

Famulus издал невнятный звук.

– Как это? – спросила Жанна.

– Очень многое можно определить по голосу. Склонившись над палитрой, он смешал свинцовые белила с порошком из сиенской глины и сделал несколько мазков плоской кисточкой, чтобы выделить розоватым скулы своей модели.

Жанна ожидала, что он опишет ее голос.

Но он заговорил о взгляде:

– И по глазам. Вместе с голосом они образуют нечто вроде концерта для скрипки с клавесином.

Она была очарована такой манерой толкования.

– Или, – добавил он, – концерта жаб и кошек колдуньи.

Ее обуяло безумное веселье.

– Когда Бастер говорил, – продолжал он, – мне казалось, что я слышу шипение змеи.

Змеи? Она с тревогой взглянула на него. Неужели он догадался о причинах смерти Бастера?

– Вы могли бы нажить состояние, занимаясь пророчествами, – сказала она.

– Сомневаюсь. Людям нравится, когда о них говорят, но жаждут они только комплиментов. Хотел бы я посмотреть на того, кому скажут, что его подбородок, торчащий вперед, как башмак, и толстый нос свидетельствуют о низменных страстях и чувственной разнузданности.

Она снова засмеялась.

– И как же вы поступаете?

– Таким я говорю, что у них профиль римского императора. Поскольку они большей частью ничего не знают об этих легендарных людях, сравнение кажется им лестным. Они никогда не читали Светония, иначе бросились бы на меня с кинжалом.

Пробило три, и кормилица встала, чтобы принести обещанный финик. Деодат последовал за ней в надежде тоже получить лакомство. Жанна воспользовалась этим и спросила:

– А я?

– Вы не нуждаетесь в комплиментах, мадам. Ваша осанка говорит сама за себя. Вы держитесь прямо, как скала. Самая большая уступка с вашей стороны – промолчать, когда вы недовольны. Мне страшно за ваших врагов. Вы их истребляете.

Он приподнял подбородок Об, чтобы заглянуть ей в глаза. Девочка повернула голову к кормилице, которая принесла финик. Она схватила его обеими руками, раскусила, как ее научили, на две половинки и, вынув косточку, с наслаждением съела первую половинку, затем вторую, после чего сползла со стула и стала рассматривать работу Местраля.

– Словно зеркало, – сказала она.

Сеанс позирования для нее закончился. Подмастерье напряженно следил за сценой: он походил на воробья, нацелившегося на хлебную крошку. Жанна внезапно осознала, что ни разу не слышала его голоса. Она попросила кормилицу подать гостям напитки. Когда та протянула бокал, подросток с силой кивнул, по-прежнему не говоря ни слова.

– Жоашен немой, – ровным голосом сказал Местраль.

Он поднял свой бокал, приветствуя всех.

– Не знаю, что с ним случилось в детстве, – продолжал он. – Думаю, он испытал такой сильный страх, что потерял дар речи. Я нашел его пятнадцать лет назад на обочине дороги, оборванного и умиравшего с голоду. Чудо, что его самого не съели волки.

Жанна вздрогнула. Она вспомнила о злоключениях Дени, когда того похитили английские дезертиры. Неужели Жоашен окажется вторым Дени? Подросток устремил на нее невыносимо напряженный взгляд. Чтобы обезоружить его, она улыбнулась. Он тут же ответил очень странной, полуангельской-полузвериной улыбкой, обнажившей острые зубы.

Положительно, мир Жоффруа Местраля был удивительным. Знание секретов природы и острая проницательность сочетались у него с состраданием, ибо он подобрал, воспитал и обучил этого мальчика. Что же сделает тот со своим знанием?

– Между тем у Жоашена обнаружился большой талант к рисованию, – продолжал Местраль. – Я как-нибудь покажу вам пляску смерти, которую он изобразил, не получив еще ни одного урока. Я стараюсь совершенствовать его талант. Быть может, он станет моим преемником.

Жанна силилась привести свои мысли в порядок. Местраль все больше и больше приводил ее в смятение.

– Значит, судьбы пишутся при рождении и ничего изменить нельзя? – спросила она. – Знаки зодиака управляют жизнью человека и нужно только исполнять их капризы? Но тогда у всех людей, родившихся под одним знаком, одинаковая судьба?

Местраль изучал свою работу; он поднял глаза на Жанну.

– Нет, ибо звезды меняют свое расположение по ходу зодиакального цикла и даже в течение одного дня. Задача астролога при составлении гороскопа заключается в том, чтобы определить это расположение и истолковать его согласно тем или иным влияниям. Кроме того, природа одарила нас в большей или меньшей степени характером и волей. Два человека, родившиеся в одном и том же месте в один и тот же час по-разному реагируют на одно и то же событие.

– А гороскоп Рене Анжуйского вы составили?

– Да, но ему не отдал. Я не хотел соперничать с Кристианом Базельским. Сверх того, церковнослужители и теологи, подобные тем, кого вы встречали при дворе, всегда склонны видеть в толковании судеб сообщничество инфернальных сил. Послушать их, так Бог злобно радуется, если ему удается застать людей врасплох!

Он саркастически рассмеялся.

– Что же сулили звезды?

Местраль улыбнулся:

– Гороскоп подтверждал то, о чем можно было догадаться по физическому облику короля. Позиция Марса по отношению к созвездию Девы указывала, что Рене Анжуйский, родившийся под этим знаком, будет побежден таким человеком, как Людовик Одиннадцатый, ибо он Телец, и в его гороскопе та же самая планета обладает большей силой.

– Вы когда-нибудь ошибались?

Он положил кисти, и, по знаку своего господина, Жоашен принялся отмывать их, прополаскивая в спирте и просушивая.

– Знаете, мадам, эти изыскания сравнимы с тем, что делаешь, когда смотришь в черный ящик, который вы видели в моем саду. Да, у меня случались ошибки, но виной тому были не звезды, а я сам с моим несовершенным толкованием.

– Вас не смущает, что вы знаете так много человеческих тайн?

– Составляя гороскоп, я делаю это по просьбе людей и в надежде принести им пользу. Почему это должно меня смущать?

Она на мгновение задумалась.

– А вы не составите гороскоп для меня?

– Охотно.

Она назвала ему дату; он записал и кивнул. Потом сказал, что оставит эскиз сушиться и вернется завтра, в тот же час, чтобы продолжить работу. Дощечку с лицом Об он положил на каминную полку. Жоашен тем временем сложил столик и собрал все остальные принадлежности. Местраль попрощался с Жанной, оставив ее в задумчивости.

Он угадал, когда она родилась, это верно, но можно ли доверять прочим его речам? Возможно ли, чтобы все было предопределено? Она пожалела, что Жозефа нет дома: он просветил бы ее на этот счет.

Местраль, как обещал, вернулся на следующий день, и Жоашен, как накануне, приступил к исполнению своих обязанностей. Художник сел, вытащил из кармана лист бумаги и развернул его. Затем устремил долгий взор на Жанну.

– Вы попросили меня составить гороскоп покойника, не так ли?

Она онемела.

– Не знаю, мужчина это или женщина, – сказал Местраль, – но подозреваю, что скорее мужчина. В возрасте тринадцати лет он пережил ужасное несчастье. Ему пришлось покинуть дом. С этого момента судьбой его управляли две планеты, Марс и Сатурн. Меркурий позволил ему добиться некоторых успехов, но, похоже, не вполне честным путем. Шесть лет назад некое столкновение, не знаю точно какое, может быть, поединок на турнире, завершилось его смертью.

Жанна сглотнула слюну.

– Все это было в звездах?

Местраль улыбнулся.

– Не целиком. Я прибегнул к Великому Таро. Карты почти во всем подтвердили сказанное звездами, главное же, многое уточнили. Его доминирующей картой была перевернутая Башня.

– Что такое Башня?

– Карта, воплощающая индивидуальный бунт и созидательное действие, если она находится в правильном положении, но предрекающая бедствия или даже гибель в перевернутом виде. Человек этот родился под знаком Овна. Дурная сторона этого знака состоит в наклонности к поступкам опрометчивым и дерзким, а в критических ситуациях – к забвению всех нравственных принципов. Свернув с верного пути, такие люди становятся вероломными и бесчувственными.

Жанна провела ладонью по лицу.

– Это мужчина, – призналась она. – И он в самом деле умер.

Художник составил гороскоп Дени. Образ, явившийся из черного ящика, оказался верным до жути.

Жоффруа Местраль возобновил работу над портретом Об, и Жанна внезапно ясно увидела будущее, когда она будет смотреть на этот портрет и вспоминать девочку, ставшую девушкой. Она спросила себя, почему ей пришла в голову подобная мысль.

Во время сеанса слышалось только пение птиц в саду.

29 Гадание

Она вытащила Смерть, Умеренность, Силу и Колесницу. Ее напугало, что она вытащила Смерть. Местраль поднял руку, чтобы успокоить ее. Он разложил карты квадратом в том порядке, в каком она их доставала. Затем предложил ей выбрать пятую карту: это оказалась Справедливость, которую он поместил в центре.

– Итак, все для вас меняется, – сказал он, окинув взором все карты. – Смерть, ваша первая карта, обозначает обновление жизни и всякого рода изменения. Справедливость, последняя карта, указывает на ваше знание законов мира и постоянное созидание. Умеренность выражает универсальную жизнь, которая из вашей души переходит к другим. Сила же свидетельствует о вашем влиянии, а Колесница представляет собой образ вечного движения. Все ваши карты находятся в правильном положении и дополняют друг друга.

Сноп света косо падал в мастерскую Местраля, оживляя кружение пылинок, мух и мельчайших букашек. Жоашен прошел сквозь него, и лицо его внезапно озарилось, словно у ангела, затем вновь оказалось в тени.

Большой серый кот прыгнул на стол, поглядел на Жанну, выгнул спину и ткнулся мордой в лицо гостьи; она погладила его; он зажмурил глаза и почти улыбнулся.

– Как я должна это понять? – спросила она.

– Вы переживаете глубокую трансформацию, – ответил Местраль, вновь откинувшись на спинку кресла, – это и есть Смерть, исчезновение вашей прежней сущности. Вы также учитесь познавать законы мира, об этом говорит ваша последняя карта, Справедливость. Первая половина вашей жизни была полна битв. Вы достигли более высокой стадии познания, даже если сами к ней не стремились. Ваш опыт начинает бродить, словно виноградный сок, и будет отныне давать вино.

Несколько дней назад, завершив работу над портретом Об, он составил гороскоп Жанны. Казалось, теперь он знает ее так, словно наблюдал за ней с детства. С помощью своих расчетов он определил четверых мужчин ее жизни, особо выделив Франсуа де Монкорбье. Этого человека он не знал, но описал его так, словно был одарен ясновидением. "Аморальная и вместе с тем трогательная личность".

Кто сказал бы лучше?

– Я не удивлюсь, если вы убили нескольких своих врагов, я даже в этом почти уверен, – произнес он, протянув ей листок со сложным геометрическим рисунком.

Она слушала его настороженно, силясь постичь натуру этого человека и сознавая, сколь трудно это сделать. Он жил один с немым подростком, рисовавшим пляску смерти, после отъезда Рене Анжуйского виделся лишь с теми, кто заказывал ему портреты, и питался овощами со своего огорода. Она принесла ему пулярку.

– О! – вскричал он. – Этого нам, Жоашену, Роберу и мне, хватит на пять дней.

Робером звали кота.

Художник явно обладал большими познаниями, однако не выказывал ни свирепости отшельников, ни высокомерия философов. Он не был слишком приветлив, но и суровости не проявлял. Она присмотрелась к его рукам: тонкие, худые, костистые – словно созданные для того, чтобы ухватить сущность в неосязаемом.

Робер устроился на коленях у Жанны.

– Вы говорите, что я достигла более высокой ступени познания, но это звучит насмешкой в сравнении с тем, сколько знаете вы.

– Знания можно приобрести, – сказал он, – главное – это отказаться от использования их в эгоистических целях. Знания не принадлежат никому, они предназначены для общего блага. Об этом напоминает вам Справедливость: это ваш путь.

Но не путь моих врагов, подумала она. И тут же ей пришла в голову другая мысль: если бы они владели знанием, возможно, не были бы моими врагами.

– Скажите мне, что означают другие карты.

Он объяснил ей. Карты Таро соединялись в пары, начиная с Духа Духа и кончая Телом Тела. Промежуточные пары составляли Душа Духа, Тело Духа, Дух Души, Душа Души, Тело Души, Дух Тела и Душа Тела. Ибо следовало различать девять последовательных стадий Существа, начиная от Духа и кончая Телом.

Первой из восемнадцати карт Великого Таро был Шут, воплощение сознания, не выраженного словами, а последней – Луна, символ материи, ощущений и иллюзорности чувств.

– Написанный мною портрет вашей дочери Об являет собой парадокс, ибо в нем соединяются глубина ее натуры и физический облик.

Даже просто находясь здесь, сказала она себе, я действительно перехожу в другую стадию. В этот момент Жоашен совершил непонятный поступок. Он подошел к столу, взял колоду Таро и без колебаний вытащил карту: это был Отшельник.

Ошеломленная Жанна подняла глаза. Что это означало? Она вопросительно посмотрела на Местраля; тот задумчиво улыбался.

– У Жоашена порой бывают прозрения, – сказал он.

Это ничего не объясняло. Жоашен смотрел на Жанну пронизывающим, почти невыносимым взглядом, который привел ее в смятение.

– Что он хочет сказать мне? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Местраль. – Отшельник указывает на астральное тело.

Астральное тело. Она с трудом угадывала значение этих слов. Жоашен воздел обе руки к небу, указывая на что-то непонятное над головой Жанны. Вытащил ли он эту карту случайно или же знал, какое место занимает Отшельник в игре?

– Что это? – воскликнула она.

Руки Жоашена вылепили в воздухе фигуру.

– Какой-то человек, – объяснил Местраль. – Возможно, тот, кто пропал.

Жоашен вышел из комнаты.

– Он меня пугает, – сказала она.

– Жоашен лишен дара речи, и у него развилось сверхъестественное знание мира, – сказал Местраль.

Он явно не был расположен к дальнейшим объяснениям. Жанна встала. По пути домой она сделала небольшой крюк и, зайдя в книжную лавку, купила колоду Таро – такую же, как у Местраля. Задержавшись у прилавка, она осмотрела выставленные образцы и обрадовалась, найдя четыре книги, изданные "Мастерской Труа-Кле". Два года назад появилась печатня в Лионе, а Франсуа написал ей, что продал три тысячи литер еще одной печатне, которая создавалась в Тулузе.

Она обнаружила новый сборник Франсуа Вийона, стала листать его и наткнулась на "Эпитафию". Прочла первые строки:

 
О люди-братья, мы взываем к вам:
Простите нас и дайте нам покой!
За доброту, за жалость к мертвецам
Господь воздаст вам щедрою рукой…[61]61
  Перевод Ф. Мендельсона.


[Закрыть]
 

Она вспомнила дистих, выгравированный над левыми воротами башни Сен-Северен, через которую проходили на кладбище:

 
Добрые люди, проходящие здесь,
Помолитесь за усопших.
 

Видел ли этот дистих Вийон? Проходил ли он через те ворота на кладбище? Ей показалось, что «Эпитафия» перекликается с этими строками.

Внезапно она вздрогнула от раздавшихся совсем близко звуков и обернулась: трое менестрелей в черных одеяниях с нарисованными белой краской костями отплясывали фарандолу и потрясали трещотками. Один из них наигрывал на скрипке заунывную ритурнель.

Все верно, год достиг ноября и праздника Всех Святых. Однако эти постоянные напоминания о смерти действовали угнетающе.

Вернувшись домой, она стала разглядывать портрет Об – в итальянской раме, украшенной резными цветами. Положительно, такое поразительное сходство походило на волшебство.

Но что же все-таки хотел сказать Жоашен?

Жозеф приехал из Тура вечером; он продал половину своей лавки английскому торговцу и был очень доволен сделкой.

Проведя целый час в парильне, он вышел из нее только к ужину. В большую залу он пришел, держа на руках Об, и сразу заметил карты Таро на маленьком столике перед камином. Лицо его осветилось загадочной улыбкой, а взгляд перебегал с карт на Жанну.

– Штерны все же победили, – вполголоса сказал он с едва уловимой иронией.

Она не поняла. Он поставил девочку на пол и налил вина жене, потом себе.

– Жак был большим знатоком Таро.

Видя изумление Жанны, он продолжил:

– Таро служат иллюстрацией числовых Арканов, или тайн. Еврейская Каббала стоит на том, что сефирот, то есть числа, объясняют тайны творения и способ, коим единство порождает множество.

Он всмотрелся в карты, разложенные семью параллельными рядами по три, и продолжил:

– Каждая из этих карт имеет еврейское имя.

– Даже римский папа? – удивилась она.

– Да, папа тоже, пятая сефира. Она носит имя Geburah, то есть "строгость", или Pech'ad, то есть "кара" или "страх".

– Жак никогда об этом не говорил…

– Он знал карты Таро наизусть. Ему не нужны были картинки, чтобы использовать это знание. Я помню, как он прислал мне загадочное письмо, когда встретил тебя в Аржантане в пять тысяч двести одиннадцатом году нашего календаря. Сумма четырех чисел – пять, два, один, один – равна девяти, объяснял он мне, что означает одновременно стадию Тела Тела и Силу женщины. Я понял тогда, что он познакомился с необычной женщиной. Впоследствии он сказал мне, что свято верит в сефирот, ведь именно ты спасла его от смерти… Но каким образом ты научилась читать карты Таро?

Она пересказала ему свои разговоры с Жоффруа Местралем и показала портрет Об. Он нашел его превосходным и точным.

– Местраль напишет еще портрет Деодата, и мне хотелось бы, чтобы он сделал и твой.

Она подумала также, что днем у Местраля вытащила Силу. Мир полон совпадений.

Но совпадение ли это?

В марте 1476 года Франсуа прислал письмо с известием, что Софи-Маргерит произвела на свет еще одного ребенка, на сей раз мертворожденного. Сам он был очень этим расстроен и спрашивал, можно ли ему с женой приехать на несколько недель в Анжер. Он надеялся, что любовь родных и прекрасный анжуйский климат помогут им воспрять духом. Жанна с Жозефом без промедления ответили согласием.

Франсуа и Софи приехали через десять дней, без маленького Жака Адальберта, который остался в Страсбурге на попечении кормилицы. Жанну это огорчило, но у нее были другие заботы: Софи-Маргерит походила на розу, увядшую без воды, а Франсуа почернел от усталости. Словно желая извиниться за свой скверный вид, Софи сослалась на страсбургскую зиму, особенно тяжкую в этом году, Франсуа же упирал на дополнительную работу по отливу трех тысяч литер для печатни в Тулузе. Оба напоминали расстроенную мандолину.

Жанна встревожилась. Жозеф объяснил ей, что каждый из них возлагал на себя ответственность за несчастье, случившееся с Софи-Маргерит.

Жанна старалась как могла их развлечь: из любви к сыну она стала брать у Жозефа уроки немецкого. Оказалось, что Софи-Маргерит изъясняется на вполне приличном французском, хотя и с сильным акцентом. Таким образом, женщины были в состоянии понять друг друга.

На следующий день после их приезда Местраль пришел, как и накануне, писать портрет Деодата. Похоже, судьбе было угодно, чтобы он запечатлел всех членов семьи. Жанна обнаружила, что больше не похожа на свое изображение, сделанное в Милане: это подтверждало речи Местраля об изменчивости лиц – если доводить эти рассуждения до крайности, следовало бы каждый день писать по портрету.

Ни Франсуа, ни Софи-Маргерит никогда не видели художника за работой. Преисполненные любопытства, они заняли места в зале, где мастер пытался справиться как с изменчивостью, присущей всем людям вообще, так и с общеизвестной изменчивостью подростков. В данном случае задача выглядела особо сложной, ибо Деодат в одно мгновение казался мальчиком с невинным лицом, а в другое представал дерзким юношей с вызывающим взором.

Время от времени Жанна проходила через зал, занимаясь делами по хозяйству и отдавая распоряжения слугам: вымести золу из очага, заменить обгоревшие свечи и очистить розетки подсвечников, смахнуть паутину, которую пауки неустанно плели в углах высоких лепных потолков.

На второй день она обнаружила, что взгляд Софи-Маргерит устремлен в одну точку – на складной столик, возле которого крутился Жоашен.

На третий день – то же самое.

На четвертый день Жанна, заглянув в зал, чтобы пригласить Местраля на ужин, перехватила понимающий взгляд, которым обменялись Софи-Маргерит и Жоашен.

Она никому не сказала ни слова. Ее саму чрезвычайно интересовал Жоашен; возможно, Софи-Маргерит испытывала те же чувства. И она упрекнула себя в недостатке благожелательности.

На восьмой день Местраль объявил, что оставит сохнуть два первых слоя краски и на следующий день не придет.

Однако он пришел – один – около шести часов вечера и попросил разрешения переговорить с Жанной наедине.

– Простите меня за неприятный вопрос, – пробормотал он, – но вы не видели Жоашена?

Она покачала головой и нахмурилась.

– Он ушел из дома около полудня и не вернулся. Это совершенно на него не похоже.

Он выглядел встревоженным и пытливо всматривался в Жанну. Было очевидно, что губы ему жжет другой вопрос: где Софи-Маргерит? Между тем Жанна не видела свою невестку в послеполуденное время. А Местраль, вероятно, тоже обратил внимание на обмен взглядами между своим помощником и молодой немкой.