Текст книги "Революция чувств"

– Вы хотите знать! Вы изводили меня три года вопросами. Чей это сын? Вам так интересно знать. Да, это сын Громова. Довольны? Радуйся Стерва, я плохая, я гадкая. А ты честная, честь и совесть службы информации, – выкрикнула Благова и убежала из эпицентра конфликта прочь, громко хлопнув дверью. Дверь, шокированная поведением трех подруг, ультимативно заявила:

– Я знала, что бабы дуры, но чтобы настолько!

Наташка Благова не знала, как смотреть в глаза Женьке Комисар, как ей рассказать, что произошло. Прошлого не вернуть. Ребенка она любит и счастлива, что он есть.

Кто станет хозяином тайги?

31 октября – 2004 года ничья. Так можно охарактеризовать результаты первого тура голосования. Кто станет хозяином тайги под названием Закраина? Виктор Юбченко или Виктор Япанович? За Юбченко отдали голоса 39,87 % закраинцев, за Япанович 39,32 % приверженцев действующей власти. Огласили и дату второго тура – 21 ноября. Остальные цифры и подробности президентской избирательной кампании бабу Дусю не волновали. Она хотела знать дату, когда политическое безобразие закончится. Портретами политиков обклеены дворы. Мусорные баки пестрят знакомыми лицами, не говоря о входных дверях в подъезды, лавочках, столбах, детских качелях. Досталось и владельцам легковых машин, которые беспечные хозяева в ночь голосования оставили без присмотра на улице. Деревьям избежать предвыборной агитации тоже не удалось, их ветви густо украшены оранжевыми и синими ленточками. Согласно действующему в Закраине закону, в день голосования необходимо снять всю предвыборную агитацию. Конкурентам нагадить – дело правое, поэтому оппозиционные агитаторы в ночь подсчета голосов на избирательных участках вывесили на деревьях синие ленточки, а представители партии власти украсили ветки оранжевой символикой.

– Нет, ну цирк. Настоящий цирк! – громко высказалась баба Дуся.

Утро выдалось тяжелым, как после политического похмельного синдрома. Баба Дуся настойчиво уничтожала ненавистную ей предвыборную агитацию. Вот поллица Морозко, а это нижняя челюсть Юбченко, узнавала политиков старушка. И резко срывала очередной портрет, недобросовестно приклеянный агитаторами к забору детской площадки. Слипались глаза, ноги отказывались идти, хотелось спать, есть. Хотелось, чтобы выборы в Закраине случались реже, а зарплата за каторжную работу выдавалась чаще, мечтала баба Дуся, вяло орудуя метлой.

– И почему я не курю? – возмутилась старушка.

У курильщиков всегда есть перерыв, сокрушалась Евдокия. Поработали, покурили. А я мету без остановки, словно робот. Нет, я не робот, отдохну. Увидев ближайшую лавочку, Дуся, не раздумывая, пришвартовалась.

Старушка уселась на жесткой лавочке как можно комфортнее, вытянула вперед больные ноги, запрокинула вверх голову и стала смотреть, как по небу плывут бесформенные облака. Эта привычка у нее осталась с детства, наблюдать, как там, высоко-высоко существует параллельный мир природной гармонии, добра, душевного равновесия. Слава Богу, подумала баба Дуся, там, на небе, нет политиков, нет выборов, нет мусора, нет грязи. На небе прозрачно, чисто, а главное честно. Если оно хмурится – идет дождь, если радостно – светит солнышко. Здесь, на земле, вечная борьба за кусок хлеба, деньги, власть. Богатые люди живут в призрачном мире благополучия, боятся потерять звездный статус, миллионы, власть, а бедные закраинцы – думают о хлебе насущном. Бытие, мысленно сокрушалась старушка. Вот, мы голосуем из года в год за кого? За богатых, благополучных, сытых. Выбираем их в президенты, в депутаты. Богатые люди решают наши проблемы – простых, бедных людей. Не смешно ли! Откуда им знать, как прожить на 750 закраинок в месяц, половину от этой суммы необходимо отдать за коммунальные услуги, а на вторую половину питаться, одеваться, лечиться. Разворовывая казну, богатые решают проблемы бедных за счет бедных. Мы их выбираем каждые пять лет, какой богатый лучше, какой из них добрее? Почему мы так живем? Несправедливо! Да уж! – глубоко вздохнула баба Дуся.

Вдруг она заметила, как маленькое облачко на небе убегает от большого облака, которое намеревается маленькое проглотить. Старушка оживилось, протерла руками глаза, чтобы лучше видеть трагедию, разыгравшуюся в поднебесье. Крохотное прозрачное облачко напоминало бабе Дусе плохо одетого и вечно голодного закраинца, а жирное, темное, большое – земных политиков.

– Правее, уходи вправо, слева еще одно большое, оно тебя съест, – выкрикнула старушка. Она, как девочка, вскочила на лавочку и стала лихорадочно махать руками, указывая путь маленькому, жалкому облаку.

Ветер, наблюдая со стороны происходящее, решил вмешаться. Он не любит старушку с метлой, которая каждое утро старательно сметает в кучи пожухлые листья, предвыборную агитацию, бытовой мусор. Созерцая неравный бой бабы Дуси с гигантской тучей, уничтожившей мелкие сгустки небесной демократии, ветер не на шутку разозлился и решил дунуть. Он набрал воздуха в мощные, тренированные легкие, сгруппировался и, что есть духу, дунул на маленькую, тщедушную тучку, как и хотела старушка, вправо. Тучка, почувствовав поддержку, обрадовалось, из ее небесных глаз неконтролируемо брызнул слепой дождь.

– Ура!!! Завопила баба Дуся. Она спрыгнула с лавочки и стала бегать по двору, подставляя морщинистое лицо под брызги слепого дождя.

Старый, больной, облезлый дворовой кот у которого от рождения не было клички, от удивления выронил изо рта добытый в бою с соплеменниками протухший бычок. Его глаза, пораженные катарактой, максимально сузились. Кот навел предельную резкость, неужели то, что он видит – правда? Гроза обитателей двора по улице Пионерской, старушка с метлой выиграла битву с самой, мать ее, природой.

Аномалия. На небольшой территории двора пошел слепой, теплый дождь, баба Дуся умывается, как молодая кошка, что-то мурлычет себе под нос, несказанно счастлива.

– Тьфу, старая дура, – выругался кот. Он с особым уважением и трепетом взял в рот протухшего бычка и на полусогнутых лапах поплёлся прятать ценную добычу на черный день.

Слепой дождь неожиданно закончился, как и начался. Баба Дуся присела на лавку, отдышалась. Эйфория сменилась грустью. Старушка вдруг осознала, на небе существует своя политика, тягостная, жестокая, всепоглощающая. Большие и жирные тучи поедают маленьких и прозрачных, и там страдания, слезы и разочарования, только небесного происхождения. На небе, решила старушка, живет ее зеркальный двойник, честный, порядочный дворник баба Дуся. Небесная тучка с метлой переживает за окружающую среду, метет каждый день неухоженные дворы, так же, как и она. Как я раньше не догадалась, пришла к гениальному, научному открытию Евдокия, небо это зеркальный мир земли. Это значит – там, на небе, живет…

Природное заземление чувств и мыслей дворника Евдокии возвратило старушку на бренную землю.

– Я думал, дворники под ноги себе смотрят, а не в облаках витают! – в свойственной грубой манере прокомментировал работу подчиненной начальник жилищно-эксплуатационной конторы Николай Кузьмич Пузиков.

– Николай Кузьмич, как я рада вас видеть, – искренне обрадовалась Пузикову старушка.

Дуся заметила, начальник пал духом. Отеки под глазами, пьет или переживает, что сына из института отчислили. Отрок забрызгал грязью предвыборные бигборды, чем сильно расстроил отца. Волос на голове у Кузьмича практически не осталось, он сильно сутулился, выглядел жалко, как собака, у которой потерялся хозяин.

– Вот, обхожу, Евдокия владения свои, смотрю, как убраны дворы. Надо агитацию посымать, сымай все! Все рожи противные. Как я пострадал от этой проклятой политики, – разоткровенничался Пузиков.

– Говорят, вас, того, хотели уволить. Сыну дело шили политическое, – сочувственно сказала дворник Евдокия.

– Шили, да ничего у них не вышло. У меня брат в органах служит, замяли. Петьку дурака отчислили из вуза, поработает – поумнеет. Историк хренов, выучил на свою седую голову, он знает, как правильно жить. Молодежь! Демократии хотят, свободы слова. Дети желторотые жизни не нюхали, я горбом кусок хлеба всю жизнь зарабатываю и в политику не лезу, ума хватило. На старости лет вляпался, угораздило. Тьфу.

– Как нам с вами Кузьмич второй тур энтих выборов пережить, а может еще и третий нарисуется?

– По закону, нельзя третий тур голосования проводить, – со знанием дела констатировал начальник.

Это по закону, но если очень хочется, то можно. Закраина, мать наша, совершенно непредсказуемая, как женщина в климактерическом периоде.

– Ты, Евдокия будь внимательней к вверенной тебе территории, за агитацией следи в оба, не позволяй, чтобы дворы превращались черт знает во что, вылазки ночью пресекай, докладывай мне регулярно обстановку, – напутствовал дворника начальник.

– А вы сейчас куда? – поинтересовалась Евдокия.

– Домой, твой участок последний, иду отсыпаться, устал до чертиков…

– Ага, вы значит Кузьмич не переживайте, все путем, все строжайше контролирую, они у меня вот здесь все голубчики, я за каждым слежу, порядок превыше всего, – сжав перед лицом Кузьмича рабочий, мозолистый кулак продемонстрировала власть трудового народа баба Дуся.

– Молодец, Дуся, душевный ты человек, – промычал напоследок Николай Кузьмич Пузиков.

Глядя вслед уважаемому начальнику, Евдокия тайком утерла скупую слезу. Человеком душевным меня назвал, как приятно, будто орденом наградил, подумала старушка. Нечасто в ее жизни звучали ласковые слова из уст руководителя. Надежно держа любимую метлу в руках, Евдокия внимательно осмотрелась. Вот она, настоящая жизнь в ярких красках.

Осень. Рыжая, ржавая, неспокойная, пожароопасная пора. Закраинцы выбирают президента. Результаты первого тура обострили отношения между избирателями, политиками, находящимися при власти и в оппозиции.

Осень. Время свадеб, сбора урожая, поэтического вдохновения. Время легкой грусти, начала затяжных депрессий у душевнобольных, которыми сегодня стали без исключения все жители большой страны, оказавшиеся в эпицентре предвыборных страстей.

Сегодня не до свадеб, сбора урожая и поэтического вдохновения, все сконцентрировалось, в намеренно закодированных, но понятных каждому избирателю предвыборных слоганах. «Разом нас багато, нас не поламати». В противоположном лагере повторяли, как заклинание – «потому, що…… Можно ли сглазить закодированными словами истинный выбор избирателя, завербовать его в «бело-голубую» или же «оранжевую» веру? В предвыборных штабах не знали, но делали все возможное и невозможное, чтобы это случилось.

Президентом страны обязательно станет Виктор, один из двух, Юбченко или Япанович, Япанович или Юбченко. От этого зависел курс, по которому будет двигаться Закраина завтра, какой будет ее идеология, мера свободы, вероисповедания, свободы слова.

Юбченко это Америка, Япанович это Россия, примитивно насаждали идеологическое клише конкурирующие политические силы. Их разделяла цветовая гамма. Объединяла жажда власти. Абсолютная жажда власти над страной и людьми. Люди в главной роли холопов, которых словно блох много, и большим, важным собакам они жить не мешают.

Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Она, подобно серной кислоте, разъедает живое, человеческое, праведное. Подымаясь снизу политической лестницы, каждый политик хочет сохранить в себе человека, он вступает со своей совестью в товарно-денежные отношения, которые, согласно основному закону сохранения совести, терпят крах. Ибо совесть не материальная субстанция, ее нельзя измерять цифрами и денежными знаками, она есть или ее нет.

Совесть – рудимент, это то, чем современные политики не пользуются в мыслях и поступках. Они живут в мире абсолютных координат власти и денег и ничего больше. Ничего.

Совесть, как осенние листья, в чьих услугах больше не нуждается окружающая среда, как принятые закраинскими политиками законы, которые на бумаге есть, а в повседневной жизни они не действуют. Потому, что законы мертворожденные.

Баба Дуся резко очнулась от летаргических мыслей, которые подобно сну, уносили ее в иную реальность. Все, что окружало ее сегодня – листовки, предвыборные плакаты, горы пожухлой листвы, и то и другое – просто мусор. Мусор, который нормальному человеку мешает жить.

Баба Дуся деловито плюнула на старческие растрескавшиеся ладони, потерла их, одела порванные перчатки, взяла в руки метлу и стала наводить чистоту. Это реальная польза людям и стране, подумала старушка.

Деньги или репутация

Александр Куликов, словно петух, наводил в пиар-курятнике порядок. В офисе чувствовалось повышенное напряжение, суета, ежеминутно из кабинета в кабинет бегали сотрудники центра, имитируя бурную деятельность. Имитация удавалась, реальная работа отсутствовала. Финансирование на проведение второго тура предвыборной кампании не поступило. Единственное, что спасало сотрудников от гнева перевозбужденного шефа – пятиминутные перекуры каждый час, но до них необходимо дожить. Результаты первого тура голосования и конфиденциальная информация из Киевска убедили Куликова – политический пожар разгорается. В воздухе назойливо запахло революцией, у Александра Куликова на перемены профессиональный нюх пиарщика. Нюх никогда не подводил. Опасениями с сотрудниками он не делился, потому что, случись революция сегодня, его первого заподозрят в заговоре о преднамеренном политическом перевороте, который стартовал в задорожней губернии. А так все произойдет естественным путем. Да и как революции не произойти – две враждующих политических силы налицо, низы не хотят жить по старому, а верхи не могут управлять по-новому, классика марксизма. Ничего нового, в учебниках истории революционный рецепт изложен досконально точно. Осовременить, добавить провокаций, рванет, как заказывали. За американскими сценаристами не заржавеет, рассуждал Александр Куликов. Он чувствовал, Закраина – это благодатная экспериментальная площадка для западных изысканных политологов. Россия, Белоруссия – вот лакомый кусочек, Грузия, а почему нет?

Александр Куликов пристально посмотрел в окно. В грязное окно рабочего кабинета. И нет, чтобы сразу выругать секретаршу за грязные окна в офисе, принялся мечтать, как несмышленый мальчишка. Если в Закраине все пойдет по хорошо написанному и организованному сценарию, значит в ближайшем будущем за оранжевой революцией последует революция роз, тюльпанов, кактусов, белорусских зайчиков, хомячков или еще более мерзопакостной вонючей живности, из-за которой все страны постсоветского пространства потеряют суверенитет.

Сегодня в эпоху новых политических технологий не обязательно использовать боевую технику, бомбить города, взрывать самолеты, топить атомные подводные лодки – достаточно стравить людей внутри страны, стравить до ненависти, до боли в сердце, до судорог в мозгах. И ярые патриоты, как неопытные девчонки перед тридцатилетним ловеласом, без боя сдадут позиции, утратят девственность и обретут убежденность в неотвратимости судьбы. Пару минут мнимого публичного оргазма на площадях со знаменами, выступлениями звезд эстрады, призывами к свободе слова, всплеском сильных эмоций и долгие годы, десятилетия ожидания несбыточного счастья. Банально, просто, понятно. «Кому? – возмутился мысленно Александр Куликов, – кому сегодня понятно, что происходит в стране? Закраинцы напоминают баранов, идущих на бойню, они веруют в важность собственного блеющего голоса и дружно выбирают вожака. И куда он их поведет? Вокруг голодные и злые волки, устроившие яркую, театрализованную, многосерийную, но все-таки западню».

Неприлично долго звонил мобильный телефон, возвращая Александра Куликова в реальность. Откуда телефону, маленькому, неодушевленному, с фальшивым голосом предмету, знать, что мысли материальны. Пройдут годы, и пророчества талантливого пиарщика города Задорожье обретут реальные очертания в виде названий стран, новых политических партий, преобразуются в реальные даты.

– Да, слушаю, – пошел на контакт с реальным миром Александр Куликов.

Он слушал предвыборный бред подчиненных и еле сдерживался, чтобы не послать их совместно с их буйной инициативой, ну очень далеко.

– Действуйте согласно ранее принятому плану и без самодеятельности, – констатировал он.

Сан Саныч достал из новой пачки очередную сигарету, из кармана зажигалку, она сработала без сбоев и женских капризов. Она дала хозяину то, что он хочет не с третьей, а с первой попытки, вспыхнул маленький огонек надежды на спокойный перекур. Секунда, и дверь с грохотом распахнулась.

Секретарша шумно преграждала путь мужчине, который, во что бы то ни стало, решил испортить Куликову офисное перемирие мыслей, которые под воздействием никотина проявляли небывалую покорность. Рассмотрев лицо рвущегося к нему в кабинет мужчины, Александр Куликов непроизвольно вскочил с кресла, жестом показывая секретарше, что в кабинет влетела важная птица. Ученая офисная помощница поняла и отступила.

– Два крепких кофе, – в след убегающей секретарше распорядился Александр Куликов.

– Прошу, – указывая, куда присесть в его кабинете, сдержанно произнес Сан Саныч.

Александра Куликова удивило явление господина Ковбасюка собственной персоной, но Сан Саныч виду не подал. Петр Антонович Ковбасюк, отвечающий за финансирование в штабе «Наша Закраина», фигура стратегическая, важная, через которую проходит конфиденциальная информация. Жирная крыса знала, что на этих выборах Пиар Центр работает исключительно на штаб «Партии Губерний» и, тем не менее, заползла в норку к противнику. Интригующе. Александр Куликов возбудился всеми извилинами рационального мозга, принял рабочую, оборонительную стойку.

– А вот и кофе, – как можно доверительней сказал он, Петру Антоновичу.

Крепкий кофе в Пиар-Центре заваривать умели. Секретарша предусмотрительно сделала маленькие бутерброды с черной икрой и сыром. Она умело и аккуратно выставила их на стол, не забыв порадовать непрошеного гостя огромной коробкой шоколадных конфет. Бонусом оставила на столе нарезанные кружочками лимоны, фирменные яркие салфетки, чистую пепельницу. Единственный взгляд в сторону шефа, Куликов царственно кивнул головой – молодец. Еще бы, подумала секретарша, Ковбасюка одним кофе не ублажишь, недаром его за глаза соратники по оппозиции, называют жирной крысой. Она сегодня решила порадовать дорогого шефа вкусностями, заранее приготовила еду, эх, придется деликатесы скормить врагу. Жирная крыса, как чувствовала, где находится кормушка, наполненная до краев съестными припасами.

– Быстро работаете, – оценила проворность секретарши прожорливая крыса. Увидев любимый российский сыр, Ковбасюк на мгновение забыл, зачем, собственно, пришел к политическим оппонентам, но потом, как истинный профессионал крупных подлостей и мелких гадостей взял себя в руки.

– Я знаю, Сан Саныч, что вы удивлены моему визиту, – заискивающе сказал гость.

– Не скрою, удивлен, – парировал Куликов.

Петр Антонович без стеснения уплетал угощение, отправляя в огромный крысиный рот один бутерброд за другим. Чтобы пища бесперебойно попадала не в чужой, а в его родной желудок, запивал офисные деликатесы горячим кофе. Не оставлять же провиант представителям «Партии Губерний»!

– Вот смотрите, это вам, – чтобы не тратить время попусту, сказал многозначительно Петр Антонович Ковбасюк и протянул несколько исписанных листов Куликову.

Александр Куликов за секунду понял, это ксерокопия отчета, который он вчера отправил в Киевск. Пять стандартных страниц. Финансовый отчет Пиар Центра по работе со СМИ. Сколько, когда и в каких средствах массовой информации размещалась предвыборная агитация о кандидате в президенты Викторе Япановиче. Как расходывались выделенные местным штабом «Партии Губерний» финансовые потоки в средствах массовой информации на протяжении первого тура голосования. Отчет составляла Женька Комисар, она вела переговоры со СМИ, составляла договора, занималась мониторингом. О финансовых потоках знали только два человека – Куликов и Комисар. Закрытая информация, ведь финансовый лимит, выделяемый на предвыборную агитацию кандидата, превышал предельно допустимые нормы. Серьезное нарушение закона о выборах. Оранжевые грешили не меньше. Но документального подтверждения информационного греха у Александра Куликова нет. Как отчет оказался в руках политических конкурентов?

– Как к вам попали эти бумаги? – сдавленным от волнения голосом спросил Александр Куликов. Ответа не последовало.

Расправившись с бутербродами, Ковбасюк приступил к пожиранию конфет. Он жадно глотал их без остановки, кофе закончился. Куликов гостеприимно подвинул свою чашку гостю. Оппозиционер спасибо не сказал, сразу стал пить чужой кофе.

Тьфу, какая гадкая, жирная крыса, глядя на Петра Антоновича, подумал Александр Куликов, но сейчас не это важно.

– Петр Антонович, вы, не ответили, как к вам попали эти документы?

– Вы сами знаете ответ на этот непростой вопрос, ваши комиссары, – многозначительно сделав ударение на слове комиссары, Ковбасюк на секунду запнулся, чтобы отправить в рот очередную конфету. – Ваши комиссары ненадежные люди, раз подобная информация оказалась в штабе «Наша Закраина». Конечно, мы можем придать огласке эту информацию, разразится грандиозный скандал. Именно ваш Пиар-Центр размещает информацию в СМИ о кандидате в президенты Викторе Япановиче. Но мы ведь понимаем, Сан Саныч, что на выборах жизнь не заканчивается. Мы с вами знакомы много лет, в одном Задорожье проживаем и периодически пересекаемся. Сегодня мы по разные стороны баррикады, а завтра как знать, как знать, – очередная конфета безропотно отправилась умирать в крысиный рот.

Александр Куликов перехватил инициативу.

– Петр Антонович, вы лично пришли с этой информацией ко мне или за вами стоят люди из оппозиционного штаба? – поинтересовался Александр Куликов.

– Лично. Я хочу половину, – Ковбасюк резко отодвинул коробку с остатками конфет, его лицо побагровело, речь зашла о деньгах.

Петр Антонович достал из папки еще один лист и протянул его Куликову.

На листке бумаги напечатано несколько цифр, которые Александр Куликов знал наизусть. Эти цифры обнажали истинную картину движения финансовых потоков в сфере местных средств массовой информации.

Расценки, по которым Женька Комисар составляла бюджеты на размещение предвыборной агитации в местных СМИ, завышены на 5–7 %. Эти расценки ей предоставил Пиар-Центр по согласованию с единственным человеком, его руководителем, Александром Куликовым. Если расценки Пиар-Центра совпадали с ценами на услуги в СМИ, значит путаница происходила с тиражами, количеством вышедших в эфир сюжетов и т. д. Путаница стоила денег и немалых. Если бы Ковбасюку не попали копии отчетов по СМИ, жирная крыса, которая в денежных махинациях претендует на роль финансового гуру задорожной губернии, никогда бы не догадалась об истинном положении дел в Пиар-Центре. О схемах и схемках, обогативших Сан Саныча Куликова.

Мозг Александра Куликова работал, как швейцарские часы, секунда в секунду фиксируя время, информацию, реакцию оппонента. Жирная крыса знала все, она хитра, коварна и жаждет больших денег. Если Куликов денег не даст, он лишится честного имени, а значит всего. Клиенты не станут с ним иметь серьезные дела.

– Я хочу половину и сейчас, – часто и глубоко дыша, просипел Петр Антонович.

– Если сейчас, тогда 30 %, и больше мы не встречаемся, во всяком случае, до конца предвыборной кампании. Вы, Петр Антонович, тоже не без греха? Через вас какие финансовые потоки проходят? – злился Александр Куликов.

– Проходят, а факты у вас есть? Такие отчеты, сколько пришло, сколько ушло, сколько на карман попало. Сорок пять процентов. Я не шучу. Мне нужны не слова, бабки. Слышишь, Куликов, бабки и сейчас, – Ковбасюк нервничал и этого не скрывал.

– В моем сейфе таких денег нет. Могу наличными дать 30 %. Сейчас. Или переносим наш разговор на завтра.

Завтра, подумал Ковбасюк, ты меня закажешь, завтра я тебе дешевле обойдусь. Сегодня и сейчас, злился Петр Антонович. Вот сейф. Наличные деньги в нем есть всегда, вопрос сколько, не продешевить бы. Ковбасюк, как настоящая крыса вытянул острый носик и обнюхал территорию оппонента, пахло деньгами. Определенно деньги в сейфе водились.

Александр Куликов подошел к двери и закрыл ее на ключ, изнутри рабочего кабинета. Он понимал, или они сейчас договорятся или… Ковбасюка выпускать из кабинета нельзя, крайне опасно.

– Петр Антонович, мы оба рискуем в этой непростой ситуации, вы фактически пришли договариваться к политическим оппонентам. Признаю, я допустил ошибку, раз эти документы к вам попали. Тридцать процентов, и ударим по рукам. Останемся партнерами. Вы правильно сказали, кто знает, как сложится политический сценарий дальше. Может, уже завтра мы с вами, Петр Антонович, окажемся вместе в одном информационном окопе, вы как финансист, я как политтехнолог. И нам, как сейчас, придется договариваться. Вы не хотите, чтобы я затаил обиду. Виноват, значит, придется отвечать собственными деньгами, – Куликов в душе свирепствовал, его бы воля, он бы из Ковбасюка колбасу советского образца сделал, и знак качества на самое видное место поставил. Сан Саныч терпел, он собрал остатки здравого смысла и хотел одного, скорее закончить торг. Скорее закрыть дверь кабинета и никогда больше в жизни не видеть эту мерзкую, жирную, противную рожу.

– Не пудрите мне мозги, я вам и так бонусом 5 % уступил, – торговался, как на рынке, Ковбасюк.

Невольными свидетелями безоговорочного падения нравов стали недоеденные Ковбасюком одиннадцать шоколадных конфет. Конфеты ехидно хихикали, неприлично шушукались и от жаркого спора двух разгоряченных мужиков потихоньку таяли. Еще бы! Одинадцать шоколадных конфет с ореховой начинкой могли смело претендовать на футбольную команду в полном составе, но уж никак не на статус невольных свидетелей финансовой махинации. Каждая конфета понимала, после сделки преступники безжалостно расправятся с ними. Кому нужны свидетели?!!

Аргументы исчерпаны, от мирного диалога хозяин кабинета и его гость перешли к высоким тонам. Мужики нервно размахивали руками, шипели, устрашающе топали ногами. Итог, один из хищников финансовых махинаций побеждено упал всем телом в кресло и стал нервно отправлять себе в рот по две конфеты. Шоколадные заложники открыто возмущались нетактичным, бесчеловечным, точнее бесконфетным, поведением гостя. Не в силах что-либо изменить. От рождения конфеты наивно полагали, что люди ели шоколадные изыски исключительно для наслаждения, оказалось, они просто гасили минутный невроз. Мир людей и конфет существовал параллельно. Шоколадные конфеты видели и слышали, что говорили люди, а орущие мужики – нет, в их жизни многое напоминало расплавленную коричневую массу, но с иным, неприятным запахом.

Сидя в мягком удобном кресле, Петр Антонович безжалостно приговорил последние две конфеты. Он хотел денег, как хотят женщину, которая тебе не принадлежит. Денег, денег, денег скандировала его финансовая душонка. Несговорчиво бурчал желудок, после шоколадных конфет Ковбасюку еще больше захотелось есть. Терпение лопнуло, финансист первым вывесил белый флаг.

– Ладно, Сан Саныч 35 % это мое последнее слово. Точка. Слышишь, точка жирная, реальная, окончательная, – еле дыша, сказал Ковбасюк.

Куликов понял, торг не уместен. Он молча встал, подошел к сейфу, открыл его. Сан Саныч стоял спиной к Ковбасюку, чтобы тот не смог рассмотреть содержимое сейфа. Отсчитал 350 тысяч долларов. Руки дрожали, они отказывались повиноваться хозяину.

«Черт, черт, черт», – плевался мысленно Александр Куликов, сохраняя высокий статус пиар-технолога и невозмутимое, несмотря на непредвиденные обстоятельства, лицо.

Александр Куликов резко повернулся к гостю и бросил солидные пачки денег на стол. Деньги, словно птицы, приземлились в самом центре стола. Не успев в полете, по обыкновению, даже нагадить.

– Вот, это все. Все, что есть, – многозначительно сказал Александр Куликов.

Петр Антонович оживился, шелест денег, их цвет свежескошенной травы подействовал на него успокаивающе. Финансист достал из кармана тонкий черный полиэтиленовый пакет, деловито развернул его, сгреб со стола деньги Куликова и одним махом отправил их в собственные закрома.

– И помните условие, больше мы не встречается. То, что сейчас между нами произошло, это компрометирует нас обоих в равной степени, – убитым голосом выдавил из себя на прощание пару фраз Александр Куликов. Он безвольно открыл дверь кабинета. Эта крыса сейчас уйдет с моими деньгами, с моими кровными деньгами, подумал Куликов.

– Согласен, больше не встречаемся до конца предвыборной кампании, – с улыбкой на лице сказал Петр Антонович Ковбасюк. – И еще, надеюсь, Евгения Комисар у вас больше не работает, даже я при своей финансовой стабильности не держу у себя в команде людей, которые обходятся мне так дорого. Прощайте, Сан Саныч, – Ковбасюк громко хлопнул дверью.

Куликов выдержал паузу, пока жирная крыса покидала территорию офиса, а затем бесцеремонно дал волю чувствам.

– А, а-а, – завопил Куликов и сбросил рукой с рабочего стола все предметы, которые там находились. Канцелярские принадлежности, чашки с недопитым кофе, документы все смешалось в кабинете Куликова, все на мгновение утратило привычный порядок, смысл и ценность.

Секретарша испуганно просунула голову в кабинет.

– Уйди, от греха, – прохрипел шеф.

Дверь мгновенно закрылась. Грех есть.

Александр Куликов метался по кабинету как ошпаренный, он вдруг вспомнил, как в детстве случайно обжегся горячим чаем, нестерпимая боль явилась к нему, как призрак из далекого прошлого. Моментально подскочило кровяное давление, затем оно резко упало, до критической точки. Александр Куликов вспотел, его трясло, его душило чувство обиды, так бездарно потерять деньги. И какие деньги? Самое страшное – это зависимость от человека, которого и человеком-то назвать сложно. Мерзкая, жирная крыса. Неужели крыса могла победить супераналитика, суперполиттехнолога. Кто? Это жирное животное, которое в любую минуту может напомнить о своем существовании? Мысленно Куликов понимал, за это кто-то должен ответить, необходимо спустить пар, иначе мозг взорвется.

Александр Куликов выбежал из кабинета, буркнул секретарше, что он сам выйдет на связь при необходимости. Секретарша поняла дословно: дело дрянь и касается оно финансов, раз шефу на текущую работу наплевать.

Александр Александрович Куликов поехал к себе домой, чтобы все как следует обдумать и напиться. У себя дома он чувствовал себя защищенным. Отключив все телефоны, он мог сосредоточиться, чтобы с удвоенной силой приступить к созданию нового политического проекта. Необходимо возместить утраченные сегодня деньги. Только во время выборов деньги, как птицы, гнездились на территории задорожной губернии. Сезон. После выборов придется перебиваться с хлеба на небольшой кусок масла.