Текст книги "Революция чувств"

– Это правда.

Женька вдруг явно представила болото, на котором в центре Киевска пасутся помаранчевые козы, ей стало по-детски смешно, однако своими визуальными фантазиями с попутчиком она так и не поделилась.

– Уже третий час ночи, может на боковую?

– Согласен с вами, Женя, нам необходимо выспаться. Господи, что же она так храпит?

– А не надо ей спирта наливать.

– Видно, мало. Я бы от такой дозы просто умер.

Они оба не спали в холодном купе, скорее, мучились сном. Из окна сквозило, старые подушки герметично не закрывали оконную щель. Закраинский «Южный вариант»!

Ночной стук колес поезда это особый органичный звук, как шум прибоя, порыв ветра за окном, как дыхание любимого человека рядом.

Ночной стук колес монотонностью и функциональностью напоминает стук сердца, ритм жизни, быстрые фазы человеческого сна.

Колеса стучат, вращаются, бегут. И за окном купе, в щели которого нелепо торчат уголки старых, потрепанных подушек, мелькают нелепые названия поселков, сел и маленьких городов. Уголок подушки на пути к столице напоролся на колючую ветку старой акации и за окном начал, как в сказке, идти снег. Красиво! Сказочно! Снег из белого гусиного пуха. Каждое перышко, будто в замедленном кино совершает свой последний, романтический полет и покорно оседает вдоль железнодорожный путей. Южный вариант посреди холодного, промозглого, бездушного ноября. Стук колес, непрерывный стук колес, как азбука Морзе тук-тук-тук – тук-тук.

Киевск встретил Женьку Комисар холодным ветром и мелким капризным дождем. Она села в такси и одним словом назвала водителю конечный путь назначения – Майдан. Странно, я должна приехать в Киевск утром, а сейчас вечер, подумала Комисар и посмотрела на часы, украшавшие ее тонкое запястье. Стрелка на часах вращалась с бешеной скоростью, что за черт, подумала Женька, потрясла часы, они успокоились и стали идти в привычном режиме. За окном такси мелькали улицы Киевска, как на слайдах, ярких, рекламных. Стоп машина. Евгения Комисар расплатилась с таксистом, она находится в трех минутах ходьбы от главной площади страны. Вдалеке слышится гул толпы и отзвуки фраз выступающих. «ТАК!!!! ТИК! ТАК!»– кричит дружно толпа. «Мы победим!!!» Майдан на расстоянии показался Евгении Комисар единым ярким пятном, он утопал в ядовито-помаранчевом цвете. Сюрреализм, подумала Женька и ускорила шаг. Если жизнь – это разноцветная радуга, то почему доминирует один ядовитый цвет? На вопрос, который она задавала сама себе, ответа не последовало. Расстояние до заветной цели сокращалось с каждой минутой. Сейчас она все увидит собственными глазами, она увидит Майдан. Сейчас. Еще немножко, еще чуть-чуть, последний бой он трудный самый, эти слова старой советской песни назойливо воспроизводились в Женькиной голове. Она остановилась, отдышалась и последние двадцать метров пробежала, дороги каждая секунда, каждое мгновение, пролетающее на майдане Независимости.

Увиденное повергло сознание Комисар в неописуемый, животный страх. Руки задорожной пиарщицы затряслись, она вспотела, голова кружилась, и Женьке вдруг захотелось проснуться или умереть. Она не проснулась и не умерла. Испугано смотрела на происходящее.

Сцена, музыка, оранжевые флаги и живое море тел. Рога, острые, как вилы. Повсюду рога. Козы протестуют. Внимание оппозиционеров приковано к вожаку стада. Козел с изувеченной шкурой на лице, закатив рукава модного пиджака по локти, протянул маленькие, интеллигентные копытца и, обращаясь к парнокопытным, с придыханием проблеял:

– Наша акция протеста мирная. Мы с вами можем взять приступом администрацию президента и Кабинет министров. Поставить на место этих властных собак. Но мы должны добиться, чтобы они сами принесли нам ключи от административных зданий. Мы не уйдем с этой площади, пока злобные собаки не сдадут свои позиции. Свободу закраинским козлам!!! ТАК!

– ТАК! ТИК ТАК! ТИК ТАК! – послышалось в ответ и благодаря безответственности эха, обитающего на Майдане, этот понятный всем призыв повторился многократно. Сочетание звуков, которое в такт скандировала толпа обезумевших животных, Женьке напомнило ночной стук колес. Тук-тук, так-так.

Присутствующие на главной площади страны дружно заблеяли. На импровизированной сцене рядом с козлом, в чей адрес звучало бурное блеяние, стояла белая ухоженная коза с очаровательными козлятами. На них надеты белые шерстяные курточки. Их ангельские мордашки украшают кружевные оранжевые береты, сквозь которые пробиваются маленькие острые рожки. Порода.

– Разом нас багато, нас не поламати, – на закраинском языке скандировала толпа.

– А ты чего не блеешь? – спросила Женьку старая коза, вокруг головы которой туго намотан оранжевый платок.

– А что, надо? – поинтересовалась Женька.

– Делай, как мы. Нужно поддержать нашего президента, а то властные собаки его разорвут в клочья.

– А как вас зовут? – поинтересовалась Женька у старой козы.

– Баба Параска, а тебя как величать деточка?

– Евгения.

– Тихо. Молчи, детка. Он опять говорит.

Животные, задрав головы, смотрели на козлиного вожака, как на мессию, они ловили каждое слово, каждый его жест.

– Сегодня я издал первый декрет о создании Комитета Национального Опасения, который я и возглавлю, – козы одобрительно заблеяли. – Я, призываю вас к защите конституционного строя в Закраине, к созданию организации «Народное самонаступление». Мы, козлы, истинные патриоты страны призываем все органы местного самоуправления переходить в подчинение Национального Комитета Опасения.

– ТАК! ТИК! ТАК! ТИК! ТАК! – послышалось отовсюду.

Коза Параска подпрыгнула на месте, как будто она была молода и полна жизненных сил. Она легонько боднула Женьку в бок и проблеяла:

– Мы побе-е-едим. Мы обязательно победим свору злобных собак. Если они добровольно не отдадут нам власть, будет война, настоящая, живая бойня. Мы обречены на победу. Наш лидер – козел номер один в Закраине. За нами правда. Как я ненавижу стаю властных собак. У них сейчас тоже проходит митинг. Догавкаются они, ох догавкаются.

– Где? Где проходит митинг?

– На центральном железнодорожном вокзале. Эти собаки съезжаются со всей страны, их везут эшелонами. Они хотят нас запугать. Пусть едут, я старая, но рога у меня острые. Кстати, деточка, а где твои рога? – поинтересовалась Параска.

– Я их дома забыла, – закричала Женька и бросилась бежать в сторону вокзала. По пути она поймала такси, таксист оказался тоже старым, нудным козлом. Всю дорогу Комисар молчала. Что происходит? Нужно срочно уезжать из Киевска, из этого политического зверинца, думала она, находясь в дорожной пробке. Стрелки на часах снова вращались с бешеной скоростью. Женька нервно трясла свои часы на руке, как будто она пыталась сбить градусник. Странно, сейчас часы идут нормально.

Женька искала ответы на интересующиеся ее вопросы, но ответов не было. После митинга на Майдане Комисар точно знала, что страшнее всего на свете – это процесс загрязнения мозгов. Когда люди превращаются в козлов, в козлов отпущения. Почему они позволяют собой манипулировать? Почему они верят первому подвернувшемуся козлу?

За спиной остались столичные пробки на дорогах. Внимание.

Предельное внимание! Комисар увидела перед собой центральный железнодорожный вокзал Киевска. Более двадцати тысяч крупных и мелких собак в голубых майках с транспарантами в зубах сидели вокруг огромной сцены, где надрывным голосом выла революционную песню кучерявая болонка, с выпученными от собственной значимости глазами.

Комисар животных любила, но такое количество собак ее испугало. Она очень медленно и, как ей казалось, незаметно для митингующих, приблизилась к огромной стае. Болонка перестала выть, псы одобрительно завиляли хвостами и залаяли. На сцену вышла накачанная овчарка и объявила, что сейчас свою партию публично отгавкает настоящий президент Закраины, за которого проголосовало большинство собак в стране. Поднялся ужасающий лай, Женька присела и закрыла уши руками, спасая от расрушения тонкие перепонки.

Он вышел на сцену, породистый, красивый, с купированными ушами, мощной холкой и высоко поднятой головой. Глядя на вожака, стая собак одобрительно заскулила, как будто собакам разных мастей и пород показали копченую колбасу, куриную грудку или, на худой конец, связку столичных сосисок. Вожак гавкнул, из его мощной пасти появился горячий пар, неудивительно, холодный ноябрь на дворе. Женька стояла в неудобном месте, за деревом, ей в глаза светил большой прожектор со сцены, поэтому она как следует не могла рассмотреть огромную, породистую собаку. Пес сделал паузу, а затем громко прорычал:

– Здоровых собак намного больше, чем этих козлов, которые нам постоянно мешают жить, – поднялся страшный лай. Собаки интенсивно замотали хвостиками, маленькими обрубками, гладкими колечками, пушистыми веерами, острыми, как сабли, хвостами. Свет от самого яркого фонаря, освещавшего сцену, на мгновение ослабел, и Женька четко различила в надвигающихся сумерках знакомый силуэт.

– Вик, это же мой пес, это мой Вик, – закричала задорожная пиарщица.

Собаки, как по команде повернули оскалившиеся морды в сторону, откуда доносился вопль обезумевшей от счастья молодой женщины. Как она посмела, эта мелкая, писклявая особа, эта человеческая тварь претендовать на вожака стаи? На вожака!!!

Вик, это наш Виктор. Он не какая ни будь домашняя болонка, которую можно водить на поводке и кормить из миски плохим собачим кормом.

Он – стаффордширский терьер, он номер один в стране.

– Вик, ко мне, иди ко мне, – громко закричала Женька Комисар. Это прозвучало, как оскорбление. Стая, состоящая из собак известных в мире пород и мастей, бездомных псов, без команды стала медленно двигаться в сторону потенциальной угрозы. Псы скалили зубы, прижимали уши, приспустили хвосты, и на полусогнутых лапах синхронно двигались на Женьку.

Кому, как не Комисар, знать, что это очень, ну очень дурной знак. Она закричала.

– А…а…мама, мамочка, помогите!!! Помогите! – Она кричала, как умела из последних, не человеческих сил. Да и как можно почувствовать себя человеком, когда на тебя движется стая агрессивных, злых собак, готовых за секунду превратить комиссарское тело в кусок окровавленного мяса.

– Помогите, Боже, помогите!!!!

– Открой глаза, слышишь, открой глаза! Женя, да что же это такое!!!

– Помогите!!!

– Открой глаза. Просто открой глаза.

Женька открыла глаза и увидела лицо худосочного соседа по купе.

– Мало того, что ты кричишь, как укушенная, на весь вагон, я разбудить тебя не могу. Слава Богу, открыла глаза, – выглядел Вадим смешно, редкие волосы на голове сбились в гнездо неправильной формы, одежда помята, изо рта дурно пахнет.

– Я что, спала? – удивленно спросила Женька и быстро вскочила с нижней полки, чтобы убедиться, она действительно спала.

– Спала? Ты так орала, что перекричала храп доблестной проводницы Веры Николаевны. Прости господи, что вспомнил имя святой женщины в железнодорожной, мирской суете.

– Представляешь, сон, как реальность. Я приезжаю в Киевск, а там, боже… Мне реально стало страшно. Спасибо, Вадим, что разбудил. Спасибо. Приснится такое! Бр-р. Ужас!!!

– Что тебе приснилось? А, Женя?

– Я хочу чаю, горячего, с лимоном.

– Вот, с женщиной так всегда. Задаешь ей вопрос, а она тебя посылает. Правда, в этот раз, за чаем. Попробую достать целебный напиток, если я тебя от страшного сна спас, то стакан казенного кипятка достану.

Отправляясь в служебное логово к Вере Николаевне, худосочный Вадим думал, что путешествие по вагону не связано с риском. Женщина после водки, спирта и еще раз водки спит сном младенца, так что бояться нечего.

Вадим, как человек паук, решил исполнить благородную миссию, достать эликсир для успокоения нервной системы милой дамы, тенью промчался по вагону. Он вошел в служебное купе, где очень громко спала Вера Николаевна, взял со стола граненый стакан положил в него пакетик чая, сахар, нашелся и порезанный лимон. В служебном купе у Веры Николаевны господствовал порядок, хозяйка она отменная, хотя и пила крепко, как нефтяник в отпуске. Вадиму осталось налить кипяток из бака, установленного на выходе из купе, и дело сделано. Осталось определить на небритой щеке место для благодарного и заслуженного поцелуя Женьки, подумал человек-паук и сделал решающие движение из эпицентра храпа, но крепкая рука Веры Николаевны его схватила с поличным.

– Наконец-то!!! Где ты ходишь? Масяня, я тебя хочу, – вспотевшая ото сна проводница схватила Вадима за футболку и страстно притянула к себе, точнее, к роскошной груди шестого размера. В планы человека-паука не входило спасение двух женщин за раз. Налить чаю – это одно, а угомонить разбушевавшуюся Веру Николаевну, совершено другое.

– Я не Масяня, я пассажир из вашего тринадцатого вагона, Вера Николаевна. Вот за чаем пришел. Вы спите. Не надо волноваться. Я пошел.

– Воруешь? – повысила голос проводница.

– Я заплачу.

– Я не сомневаюсь. Сейчас и заплатишь, – грудастая тетка схватила, как ей показалось, отощавшего от женской ласки мужика, за самое уязвимое место. Мужик упирался. Вера Николаевна расстегнула сначала блузку, потом лифчик, она хотала произвести неизгладимое впечатление на представителя противоположного пола. Впечатление оказалось настолько выпуклым, что Вадим мгновенно сбросил с себя образ благородного человека-паука, оттолкнул сладострастную проводницу, которая превысила служебные полномочия, и бросился бежать. Вера Николаевна, как женщина, могла сглотнуть обиду и простить, но, как заслуженный проводник закраинских железных дорог, неоднократно награжденный за доблестный труд почетными грамотами, стала действовать. Она решила догнать правонарушителя, позарившегося на посуду, чай и сахар в кусочках. Такой сахар являлся визитной карточкой тринадцатого вагона. Во всех вагонах в чай добавляли сахарный песок, а в тринадцатом вагоне – только кусочки.

Картина, возникшая перед глазами бодрствующих в три часа ночи пассажиров, не спившихся и не сбежавших от храпа Веры Николаевны в соседние вагоны, гарантировала полное и безоговорочное отсутствие сна до самого утра. Со словами «Держи вора!!!» Вера Николаевна топлес гналась за худосочным мужчиной, который бежал железнодорожную стометровку, как в последний раз.

– Ого-го-го!!!

– Твою маму!!!

– Вы видели, нет, вы видели!!! Это же наша проводница!

– Я прозрел, ущипните меня!

– Ого, город Гонецк порожняк не гонит!!!

Вера Николаевна бежала, не сбавляла темпа, скорее наоборот. Вадим хотел закрыться в своем купе, но понял бесперспективность затеи и побежал дальше. В четырнадцатом вагоне комментариев существенно меньше, здесь пассажиры, как и положено, отдыхали. В пятнадцатом нефтяники, мелькнуло в голове у Вадима, главное не растратить силы понапрасну и добежать. Мужики помогут, у них оставался спирт, нефтяники тетку усмирят. Где берут озабоченных проводниц, Вадим не знал. Но четко осознал, для Закраинских Железных Дорог одинокие женщины – серьезная проблема, которую необходимо рассматривать на заседании Комитета Государственной Безопасности. Одинокие женщины угрожают здоровью закраинцев, подвергают их жизни опасности. В тамбуре между четырнадцатым и пятнадцатым вагонами нерадивый пассажир разлил жидкое мыло, Вадим поскользнулся, упал, ударился.

– Больно, ах как больно, мамочки, – застонал он, пытаясь, стать на четвереньки и уползти от сладострастной Веры Николаевны. Сломал ногу, испугался Вадим, корчась на полу от страшной боли.

– Ага, попался, голубчик? – проводница крепко схватила за плечи измазанного в жидком мыле мужика и стала его со всей силы трясти. А сил Вере Николаевне не занимать. Худосочный, изможденный бегом по вагонам мужчина понял, глубокой ночью в тамбуре ждать помощи не от кого. Где вы, нефтяники? В ответ, если бы тишина!

– Ты украл мой чай и мой сахар! – кричала разъяренная проводница. Вадим понимал, что дело здесь не в нарушении правил чайной церемонии, просто у Веры Николаевны случился грандиозный нервный срыв. Собачья работа, отсутствие постоянного мужчины в жизни, лишний вес, все в жизни закраинской проводницы значилось под номером тринадцать. Единственное, на чем природа отказалась сэкономить и чем щедро наделила Веру Николаевну, так это бюст. Вадим и раньше слыхал о запредельных женских достоинствах, но то, что он сейчас видел перед собой, без силикона и участия пластических хирургов, с небритыми и потными подмышками, вызвало в нем бурю смешанных чувств. Удивление, страх, желание потрогать, наконец, выйти из злополучного тамбура. Выйти, мне нужно выйти, еле слышно шептал себе под нос, как заклинание Вадим. Действия самой Веры Николаевны напоминали игру хозяйской собаки с большой плюшевой игрушкой. Собака рвала ткань на мелкие кусочки, доставала из внутреннего чрева жертвы синтепон и не помнила, что собственно ее раздражает в безобидной плюшевой игрушке. В полуобморочном состоянии, крича от невыносимой боли в колене, Вадим заметил на стене тамбура красную ручку. Стоп-кран!!! Чуть выше тормозного оборудования кто-то из пассажиров написал красным фломастером «Если ехать стоя лень – дерни эту по. бень». И Вадим, не размышляя над последствиями, со всей силы – дернул. Дернул стоп-кран! Красная ручка оторвалась, Вера Николаевна закричала противно, пронзительно. Вместо торможения железнодорожный состав стал стремительно набирать скорость. Вадиму показалось, что они едут не на поезде, а передвигаются по воздуху. Вера Николаевна отобрала у жертвы оторванную ручку стоп-крана.

– Ты, что натворил? Дурак!!! Какой ты дурак!

– Не-не-не знаю, – заикаясь, ответил Вадим.

Проводница подошла к маленькому, забрызганному грязью окну тамбура и, словно из дверного глазка, оценила обстановку снаружи. Скорость поезда здравому смыслу и законам физики не соответствовала, пейзажи за окном сливались в сплошной скоростной поток. Поезд свирепо гудел, с каждой секундой набирая скорость. Вагоны бросало в непрогнозируемую дрожь, как женщину климактерического периода. На стеклах появились мелкие трещины, стены и пол ходили ходуном.

– Нам конец, а все из-за тебя, молокосос. Ты зачем дернул ручку стоп-крана? – огрызнулась проводница.

В вагонах среди пассажиров моментально, как цепная реакция, распостранились: паника, страх и суета. Вера Николаевна бросила на произвол травмированную жертву в тамбуре чужого вагона и побежала в свой тринадцатый спасать пассажиров. В течение часа машинист поезда и его помощник не могли понять, что происходит с их подвижным составом, приборы не работали, скорость запредельная, попытки остановить поезд еще больше увеличивают его скорость. Связь с диспетчером отсутствует, мобильная тоже. Им уже начинало казаться, что железнодорожный состав оторвался от рельсов и передвигается по воздуху, как реактивный самолет. Откуда простым труженикам закраинских железных дорог знать, что оторванный стоп-кран в тамбуре и крик одинокой проводницы по имени Вера – это ключ, открывший информационный портал их скоростному поезду, попавшему в пространственную петлю времени. Поезд кружило во временном водовороте. На вопрос «что делать?» ответа не было даже в романе Достоевского. Поэтому, силовыми методами усмирив пассажиров в своем вагоне, Вера Николаевна вернулась на место унижения, где она, как женщина, потерпела фиаско, в тамбур. Тело Вадима отсуствовало, уполз гаденыш, решила проводница. Вера Николаевна начала интенсивно думать, на нее это не похоже. Ничего не поделаешь. Внештатная ситуация. Ручка стоп-крана оторвалась из-за поломки детали тормозного оборудования. Найти пимпочку в темном тамбуре непросто. Вера Николаевна стала на четвереньки и руками обследовала каждый сантиметр пространства между двумя вагонами. Проводница справедливо не любила тамбуры, в них постоянно происходили внештатные ситуации. Она измазала свои полные коленки жидким мылом с противным запахом фиалки, выругалась, как настоящий нефтяник, но то, что искала так усердно, нашла.

Проводница прикрутила ручку стоп-крана к системе торможения, механизм моментально сработал, и поезд резко отбросило назад. Вера Николаевна, в мыле и в прямом и в переносном смысле, от страха и отчаянья, от полной потери физического равновесия рухнула на пол. С каждой минутой она все больше трезвела, ее сознание становилось ясным, на смену нереализованным сексуальным желаниям в женской душе робко и несмело выбралась совесть. Маленькая такая, но заговорила. Зачем ей нужен худосочный мальчишка, мысленно казнила себя заслуженная проводница и тут же оправдывалась, выпила лишнего, потеряла контроль, нарушила технику безопасности, стоп-кран оказался сорван. Вера Николаевна, приложив немало усилий, встала с пола, внимательно посмотрела в окно, поезд сбавлял скорость. Чертовщина, мистика. По прибытию в Киевск начнется служебное расследование, Вера Николаевна скажет, что ничего не видела, ничего не слышала. У нее в тринадцатом вагоне полный порядок, а проводники четырнадцатого и пятнадцатого пусть собственные версии происходящего выдвигают, их тамбур, их стоп-кран.

Перепуганные ночным происшествием пассажиры, до утра не сомкнули глаз, даже чай не просили. Сидели на своих полках, как воробьи на ветках, взъерошенные, злые, боялись пошевелиться, вдруг чертовщина повторится. Киевский поезд прибыл по расписанию, в шесть часов десять минут. Проходя с чемоданами мимо Веры Николаевны, Вадим потупил взор, сделал вид, что они незнакомы. Проводница ответила зеркальным отображением, она не оторвала больших зеленых глаз от асфальта столичного перрона.