Текст книги "Революция чувств"

– Да, да.

– Можно на следующий день, после митинга мы выйдем на работу в 9.45?

– Не понял?

– Завтра повтор сериала, Николай Кузьмич, пожалуйста. Четыре месяца смотрим фильм и на самом интересном месте – митинг.

– Сериалов вам мало, девчата. Не насмотрелись еще, вон, на клоунов в Верховной Зраде, посмотрите, обхохочетесь, – с улыбкой на лице сказал Пузиков.

Работники ЖЭКа автоматически посмотрели на экран черно-белого телевизора, куда рукой нравоучительно указывал начальник.

– Тихо, – закричала собравшимся Букашкина.

Телевизор сместил акценты, принял информационный огонь внимания на себя. У работников ЖЭКа перехватило дух. Один кадр сменял другой, и даже близорукий понимал – страна на пороге глобальных перемен. Общий план – Майдан Незалежности. Крупный план – Виктор Юбченко собственной персоной, в его руках роза необычного оранжевого цвета. Он подходит к микрофону и тоном победителя произносит:

– Отныне я президент Закраины. Я принял присягу на верность народу Закраины, и я не могу признать результаты сфальсифицированных выборов.

Николай Кузьмич Пузиков заметно занервничал, а вдруг произойдет невозможное, и Виктор Юбченко, действительно, станет президентом Закраины! Советская закалка и жизненный опыт успокаивали Пузикова – власть голыми руками в стране не возьмешь. Его сын Петька, будущий историк, любил разгуливать дома в оранжевой футболке, он аргументированно убеждал отца, что этот случай особенный – революционный. Пузиков понимал, сын прав, но продолжал инерционно поддерживать власть. Он, начальник ЖЭКа, часть губернской власти, а против себя бороться глупо.

– Ой, Юля Тигрюленко идет, красивая, смотрите, косу распустила, – закричала Букашкина.

– Оранжевых не люблю, за исключением Юли-Тигрюли! Какая женщина, ух, попалась бы мне она, – не выдержал Косой.

– Рот, закрой! – раздраженно крикнула Букашкина.

Старенький телевизор утратил четкость изображения. На экране появились характерные полосы. Косой подошел к телевизору и без предупреждения стукнул его по уязвимому темечку. Телевизор закряхтел, он понял, с Косым шутки плохи.

– Только не бейте, – закричал телевизор, – я настаиваюсь, сейчас будет картинка, – но его никто не слышал.

Косой перестал избивать телевизор, когда черно-белый обладатель ценой информации в прединсультном состоянии начал выдавать-таки последние новости. Работники жилищно-коммунальной сферы, затаив дыхание, стали свидетелями того, как Юлия Тигрюленко призвала оппозицию выстроить живой коридор до здания администрации президента, чтобы обеспечить Виктору Юбченко возможность занять главное крело страны. Общий план, камера медленно меняет ракурс, количество людей, собравшихся в центре закраинской столицы, впечатляет. Митингующие, разделившись на две колонны, движутся к улице Танковой, где расположена президентская администрация. Выясняется, президента Закраины в здании нет, офицер охраны сообщает, что Леонид Кучкист находится в загородной резиденции Кончите-Заспе.

Николай Кузьмич вдруг ясно осознал, информационные сообщения с политических полей деморализуют коллектив. Он набрался смелости и выключил телевизор.

– Кузьмич, ну! На самом интересном месте, Николай Кузьмич включите телевизор, – послышалось из зала.

– Щаз, я вам включу! Значит так, бабам я разрешаю завтра прийти на работу на час позже, смотрите кино. А всем остальным повторяю, явка на митинг обязательна. Сейчас все встали и работать. Работу никто не отменял.

Народ расстроился, поступок Николая Кузьмича Пузикова его очень огорчил. Сантехники, плотники, электрики, маляры-штукатуры с недовольным видом расходились. Работать не хотелось.

– Пошлите, девчонки, у меня радио есть, – прошептала коллегам по штукатурному делу Букашкина.

Проходя мимо начальника, она мило улыбнулась, демонстрируя Николаю Кузьмичу свои золотые коронки. Пузиков ласково посмотрел вслед располневшей женщине, чья фигура напоминала климактерический контрабас, и с грустью подумал о том, что политическая суета погасила в нем природные инстинкты. А он – мужик!

Мы за ценой не постоим…

Курить вредно, Александр Куликов это знал, но продолжал уничтожать стратегический запас сигарет. Сотрудники недовольно морщили лбы, демонстративно кашляли, секретарша бесконечно проветривала кабинет Александра Александровича, но это не помогало. Командный пункт, он же Пиар-Центр отравлен табачным дымом, пропитан канцерогенными веществами, которые вредили здоровью, но помогали думать, так искренне считал Куликов. Он пил девятую чашку крепкого кофе за это утро, курил, традиционно кричал по мобильному телефону, чертил ручкой сюрреалистические картинки в рабочем блокноте и непрерывно думал. Думал, думал и еще раз думал. Левое и правое полушария мозга пиарщика вступали в непримиримый, физиологический конфликт. Левое полушарие кричало – срочно капитулировать, победят оранжевые. Правое твердило – не паниковать и бороться за власть до конца, власть это платежеспособный заказчик. Кто платит, тот девушку гуляет. Я так и знал, что губернские проиграют, злился Александр Куликов. Включили по-старинке административный ресурс и решили, дело сделано, за них проголосуют. Леонид Кучкист хорош, на Виктора Япановича поставил, с его судимостями, интеллектуальным уровнем. Он, может, и неплохой премьер, хозяйственник, а президент из него, как из меня охотник. Дичь-то в природе есть, да ружье соседское, стрелять не умею. Юбченко – закраинский мессия с американской женой в придачу, не удивлюсь, если спустя годы выяснится, что она агент иностранной разведки. Неоспоримый факт, народ доверяет Юбченко, всеобщее головокружение от свободы. Интересно, каким окажется похмелье? Ситуация непростая. Кто станет президентом Закраины, Виктор Юбченко или Виктор Япанович? Кто? Кто? Кто?

– Сан Саныч, вот отчет из штаба «Партии Губерний» пришел, – прервала ход интимным мыслей секретарша.

– Вижу, лучшие новости с политических полей! Пострадавшие есть?

– Ох, Сан Саныч, тревожно мне. Пострадавших нет, но чувствую, будут, – с грустью в голосе ответила секретарша.

Сан Саныч взял бумаги, стал внимательно изучать информацию.

– Да, заварили мы, интересно… завари еще кофе.

– Может, хватит на сегодня? – заботливо спросила секретарша.

– Не хватит!

Оперативная информация Александра Куликова не утешала. Наоборот, тревожила. Митинги с требованием признать президентом Закраины Виктора Андреевича Юбченко сегодня вечером состоятся: в Чернобровках, во Львовске, Жмотомире, Ужроде, Ваннице, Кумах, Адессе, Задорожье, Харьевске, Несоне, Каменец-Подоле, Чмыркассах. Более двух тысяч студентов бастуют в Днепробратанске, более пяти тысяч человек вышли в поддержку Виктора Юбченко в Гивно. Победу Юбченко признают закраинцы, сегодня проживающие в Спускавце, в Рогобычах, в Шмельницкой области.

– Черт, черт, я так и знал, – прокричал Александр Куликов, запуская в который раз механизм уничтожения свежего воздуха в своем кабинете. Щелкнула зажигалка, еще раз и еще, появился слабенький язычок пламени. Очередная сигарета получила вид на жительство, увидела свет, загорелась, и бесцеремонно пустила дым в глаза пиарщику. Он не растерялся и продолжил читать вслух информационные донесения:

– Парламент республики Крымск выступил в защиту Виктора Япановича. Депутаты крымского парламента осудили действия Виктора Юбченко, как угрозу раскола Закраины. Такие же решения приняли депутаты Гонецка, Харьевска, – Александр Куликов тяжело вздохнул, все ясно, подумал он, запад Закраины за Юбченко, центр и восток страны за Япановича.

В дверь тихо постучали.

– Да, – занервничал Куликов. Евгения Комисар открыла кабинет шефа, вошла, закашляла, в ее глазах появились слезы.

– Все понял, ничего не говори, открываю окно, – Александр Куликов сделал обещанное, и в его кабинет ворвались леденящие, революционные потоки ноябрьской непогоды.

– Теперь холодно, – закапризничала Комисар.

– Вам, женщинам, никогда не угодишь! Что у тебя?

– С начальниками ЖЭКов я переговорила, они своих людей на митинг приведут. Пузиков тебе привет передавал, классный мужик, обещал обеспечить стопроцентную явку на митинг.

– Что со студентами? – поинтересовался Александр Куликов.

– Здесь хуже, молодежь поддерживает Виктора Юбченко. Хотела посоветоваться. Нам применять административный ресурс в виде деканатов и ректоров вузов, или без молодежи обойдемся?

– Не обойдемся, – сказал Александр Куликов и закрыл окно, потому что сам начал замерзать.

– Тогда я предлагаю на площади Фестивальной организовать концерт, если найдем классного исполнителя, студенты сами на площадь придут, – предложила Комисар.

– Что у нас с артистами? Они не перессорились. Кто платит, тот музыку заказывает? Схема старая.

– Нет. И здесь конфронтация, Юбченко поддерживают Куслана.

– Подожди, она советник по культуре у Япановича?

– Уже нет. Куслана за Юбченко. Его также поддерживает «Океан Брунхильды», «Крики Видоплясова», боксеры братья Злочко и бывший капитан киевского «Дильнамо» товарищ Нужный, а еще Национальный союз писателей Закраины, – компетентно заявила Комисар.

Шеф расстроился, он достал очередную сигарету из пачки и стал ее разминать в руках.

– Опять!

– Прости, дорогая, я нервничаю, – Александр Куликов положил сигарету назад, – за Япановича кто?

– Таисия Подвалий, Наталья Могилевич, известный футболист Олег Насекомка. Подвалий на сегодня занята, она выступает в Гонецке, телефон Натальи Могилевич не отвечает. Насекомка, сам понимаешь, хорошо бегает, но не поет. Предлагаю местную задорожскую группу «Морда».

– А эти, что поют?

– Говорю, что группа задорожская.

– Все ясно, группа есть, петь некому. Значит, студентов не соберем, тогда Женька включай административный ресурс. Гони студентов на площадь. С ректорами вузов я лично переговорю. Они обеспечат поддержку Япановичу. У них есть один выход, нас поддержать, отступать им некуда.

– Саша, ты понимаешь, что мы делаем? – используя личностный ресурс и влияние на Александра Куликова, сказала Женька.

– Девочка, я все понимаю, но деньги нужно отрабатывать. Иди сюда, устала? – Женька утвердительно махнула головой, Александр Куликов нежно ее обнял и усадил на мягкий диван для важных гостей. – Нас наняли, мы работаем. Приказы не обсуждаются. Хотят митинг в поддержку Виктора Япановича, они его получат.

– Знаешь, Саша, я бы многое отдала, чтобы заглянуть в будущее. Никто не знает, что для Закраины лучше, Япанович или Юбченко, а это принципиально важно. Решается судьба Закраины. Наша судьба.

– Хорошо, допустим, ты узнала, что для Закраины лучше Япанович, а люди проголосовали за Юбченко, и что? – поинтересовался Куликов. – Твои действия? Евгения Комисар выходит на площадь и кричит: «люди не совершайте ошибки, Япанович ваш кандидат», или наоборот – «голосуйте за Юбченко!»

– Мы с тобой непревзойденные пиарщики, мы бы что-нибудь придумали. Куликов, ты мой учитель, и я в тебя верю, – с детской наивностью произнесла Комисар.

– Женька, ты как ребенок! Именно такой я тебя и люблю.

– А кто мне говорил, что я должна работать, как прожженная сука, чтобы побеждать!

– Это на работе.

– А мы где?

– Да, мы, к сожалению, с тобой сейчас на работе, – Куликов резко встал, подошел к письменному столу, сел напротив Женьки и тоном начальника рассудительно сказал, – черт с тобой, давай, заказывай «Морду», но ректорам вузов я все-таки прозвоню. СМИ за тобой, будь внимательна к подружке Стервозой, чтобы она нас не подставила в очередной раз. Все остальные организационные моменты обсуждать некогда, встретимся вечером на площади. Ты знаешь, я тебе доверяю, не подведи меня.

– Спасибо за доверие, Сан Саныч, – перешла на официальный тон Комисар, – Так на какой бюджет я могу рассчитывать?

– Мы за ценой не постоим! – с улыбкой на лице сказал Александр Куликов.

– Отлично, пообещай мне больше сегодня не курить. Это какая пачка сигарет, вторая? Саша, подумай о своем здоровье, – в голосе у Женьки послышались материнские нотки, чего Александр Куликов за ней раньше не замечал.

– Обещаю, дорогая.

Женька нежно чмокнула в небритую щеку шефа, крепко обняла его на прощание. Она, маленькая и хрупкая пиарщица, звезда голубого экрана, пошла защищать дееспособную, как Титаник, власть, чей не менее внушительных размеров кандидат Виктор Япанович за очень короткий срок умудрился вызвать у Закраины самопроизвольные акции протеста.

В задорожной губернии гасить пожар оранжевых восстаний доверили Евгении Комисар, она обязана ювелирно выполнить эту работу.

– До вечера, – сказала она шефу.

– До вечера, береги себя, – напутствовал ее Куликов.

Хлопнула дверь, Сан Саныч достал сигарету. Его злили любые ограничения, когда это касалось спиртного, сигарет и женщин, с остальным он готов смириться. Долгая, вкусная затяжка, как будто Куликов не курил вечность. На пороге появилась секретарша со свежим кофе. Она поставила маленькую, белую с золотой каемочкой, чашку на стол. Уходя, допустила непростительную для верной помощницы оплошность.

– Вы опять курите? – тихо спросила секретарша.

Куликов без слов запустил в нее пепельницей. Помощница подпрыгнула на месте, ойкнула, но успела вовремя увернуться от малахитовой пепельницы и закрыть за собой тяжелую дверь. Дурак, подумала секретарша. Вот, дурра, разозлился Куликов. Через десять минут о конфликте офисного масштаба никто из его участников не вспомнил, за исключением пепельницы, которая, приземлившись на пол лицевой стороной, вынуждена вдыхать своим изящным углублением грязную пыль с ковра. Дураки, подумала малахитовая пепельница, подаренная владельцу на юбилей Пиар-Центра. Какие неотесанные дураки эти пиарщики!

В подтверждение данной формулировки, Александр Куликов скрутил кулек из информационного отчета и стал интенсивно стряхивать в него пепел. Зеленая малахитовая пепельница пыхтела, ее пучило от злости, как лягушку на болоте, она чувствовала себя падшей, никому не нужной пепельницей.

Александр Куликов, равнодушный к судьбе офисных предметов, с тревогой посмотрел на свои золотые. Время – неуправляемый ресурс, остановить его, повернуть вспять невозможно. Опытный пиарщик с грустью вспомнил, как уверенно стартовала предвыборная кампания-2004, как под административные гусеницы попадали закраинские села, города, районы, большие губернии. И что?

Результаты выборов ставят под сомнение. Доморощенным закраинским пиарщикам оказались не по зубам западные политтехнологии. В том, что политические процессы, происходящие в Закраине, режиссируются извне страны, Александр Куликов не сомневался. Он просто хотел математически точно просчитать весь драматизм политического сценария. Оранжевой революции предшествовала революция чувств, которая неконтролируемо бушевала в душе каждого избирателя, каждого штабного работника, каждого пиарщика, журналиста и дворника. Ощутив революцию чувств в своей коммерческой душе, Александр Куликов понял, страна на пороге большой политической войны. Он взял телефон в руки и, недолго думая, позвонил Женьке:

– Нам необходимо усилиьтся, созвонись с ветеранскими организациями, руководителями коммерческих предприятий, общественных организаций, нужно обзвонить всех. Обещай им то, что они попросят. Я хочу, чтобы поддержать нашего кандидата пришел весь город. Женька, мне нужно, чтобы на митинг пришло неприлично большое количество людей. Нет, ты не ослышалась, неприлично большое! Да, я знаю, что ты умница. Сейчас едешь на телекомпанию, не задерживайся там, действуй.

Евгения Комисар ехала в такси и понимала, подобные звонки от Александра Куликова – это нервы, нервы и еще раз нервы. Шеф перестраховывается. Если сегодня вечером на главную площадь Задорожья выйдут не только губернские, но и оранжевые, Пиар-Центр по куликовским меркам должен оказаться на высоте. Раз Александр Куликов работает на «Партию Губерний», на штаб Виктора Япановича, значит, «бело-голубых» флагов на площади Фестивальной должно быть больше. А сторонников власти неприлично большое количество. Приказ!

– Вы, дамочка, прошу прощения, за кого голосовали? – поинтересовался таксист у Женьки, который своими габаритами напоминал самого Виктора Япановича. Это программа «Розыгрыш», подумала Женька Комисар, а за рулем сидит будущий гарант. Классная идея для телевизионного ролика. Виктор Япанович работает таксистом и спрашивает пассажира:

– Я говорю, за кого вы голосовали? – не унимался таксист.

– За кого, за кого, за будущего президента Закраины, за Виктора Федоровича Япановича. Как будто у нас в стране есть другая достойная кандидатура? – отчеканила Женька, представляя себя в роли героини ролика.

Машина резко затормозила. Все пошло не по сценарию. Комисар испугалась, больно ударилась лбом о переднее сидение, уронила телефон.

– Боже, что, что происходит?

– Выходи!!! – заорал нервно таксист.

– В смысле «выходи», мы еще не приехали.

– Выходи, глупая женщина, пусть тебя твои «губернские» возят! Достойный кандидат! Я за него не голосовал, мой брат не голосовал, мой отец не голосовал, сосед тоже, а он победил!?

– Вы что, с ума сошли? Мало ли кто за кого голосовал. Вы таксист, вот и возите пассажиров. Где это видано, чтобы таксисты по политической принадлежности людей возили. Прекратите, гражданин, хулиганить. Везите меня на телекомпанию «Полет». Что, адрес забыли? Напоминаю, улица Победная – 48. Поехали.

– Удавлю! Удавлю сучку, вот этими руками! – заорал таксист. Женька смотрела на его перекошенное от злости лицо, и не сомневалась, такой сначала удавит, а потом подумает над тем, что собственно он совершил.

– Я жаловаться буду, вы не имеете права!

– Удавлю сучку!!! Ты хочешь, чтобы я всю жизнь горбатится на хозяина?! На Кучкиста, на Япановича! Я за Юбченко, за свободу! Выходи из моей машины! Я не шучу! Уйди от греха! Убью!!! – таксист вышел из машины. Женька схватила сумку и выбежала из такси. Водитель демонстративно погнался за Комисар, но через десять метров понял, девушка умеет не только быстро говорить, но и бегать.

– Сумасшедший!!! Лечить таких надо!

– Бандитка!!! – крикнул на прощание таксист. Причем здесь бандитка? Потом Женька догадалась, что имел виду неуравновешенный таксист.

Он вспомнил о судимости Япановича.

Она хотела позвонить Александру Куликову, но телефон остался в такси. Женька слышала, как ее маленький компаньон, благодаря которому она имела надежную сотовую связь, громко звонил в отъезжающей машине.

– Черт, черт!!! – на улице пошел дождь, который с каждой минутой усиливался. Зонта нет, телефона тоже, до телекомпании идти больше километра. Женька попробовала проголосовать, безуспешно. Сплошная траса, слева и справа лесополоса. Этот отрезок дороги на нее всегда нагонял тоску. Неслучайно. Женька знала, в ее жизни случайностей не бывает. Одна грузовая машина остановилась. Водитель, чью улыбку украшал сплошной ряд зубных коронок из дешевого желтого металла, принял ее за проститутку. Комисар решила не рисковать и любезно отказалась от предложенных автотранспортных услуг. Водителей в этой стране она теперь боялась больше, чем политиков. Замерзая от холода, вымокшая от дождя Женька отказала во взаимности мужчине средних лет с незабываемой лучезарной улыбкой, которая не смогла ее согреть в поистине пасмурный день.

Евгения Комисар шла вдоль скоростной трассы, обхватив промокшее комиссарское тело рукам, с ее волос стекала черная вода. Вчера она покрасила волосы в любимый цвет. Комисар плохо вымыла краску на голове, и теперь не только волосы, но и жизнь задорожной пиращицы выкрашивалась в радикально черный цвет. Дождь шел сплошным потоком, Евгения с трудом различала проезжающие по дороге автомобили. Силуэт девушки, идущей вдоль скоростной трассы, напоминал картину известного сюрреалиста Дали «одинокая странница», как привидение, случайное слияние красок, которые замешаны на дождевой воде. И только истинный художник смог оценить трагизм происходящего. Он резко затормозил, открыл настежь дверь забрызганного грязью автомобиля, и громко сказал:

– Садитесь скорее! Ну, что же вы!!! – Дождь усилился.

Женька Комисар, промокшая до нижнего белья, решила отдаться в руки очередного маньяка, ее тело жаждало тепла. На минутку, на одно мгновение. А потом, хоть…

– Боже, да вы совсем вымокли! Закрывайте дверь скорее, а то мы утонем. Ой! Вы похожи на дождевую русалку. Сознайтесь, вы Мавка! – водитель весело улыбался, пытаясь рассмотреть лицо девушки, которую подобрал на трассе.

– Я что, так изменилась, Громов, что ты меня не узнаешь? – с грустью в голосе произнесла Комисар.

– Женька это ты, ну ты даешь!!! Что ты делала на трассе, да еще в такой дождь? – искренне удивился бывший муж.

– Сашка, вези меня домой, пока я окончательно не заболела.

– Будет сделано, товарищ Комисар, только флаги мне не намочи.

Женька осмотрелась, на заднем сидении машины она увидела аккуратно сложенные оранжевые флаги.

– А флагштоки где? – профессионально поинтересовалась она.

– Доставку флагштоков мне не поручали, наверное, на грузовой машине привезут.

– Готовитесь к митингу…

– Да. А вы что, разве не готовитесь?

– Не понимаю Громов, что ты нашел в Юбченко? – начала пропаганду Женька. Но вспомнив историю с таксистом, она решила заткнуться. Ехать в теплой машине комфортнее, чем идти пешком вдоль трассы, да еще без зонта. Черт с ней, с этой политикой, подумала она. У Женьки от холода неприлично стучали зубы, тело покрылось характерными в подобных случаях красными пятнами.

– Что ты сказала? – переспросил бывшую жену Сашка Громов.

– Да так, ничего. Боже, как я замерзла. Как я замерзла и вымокла. Ужас. Еще и телефон в такси остался, – причитала Женька.

Остальную часть дороги бывшие супруги преодолели молча, говорить им не хотелось. Громов периодически поглядывал на вымокшую Женьку, которая казалась ему беззащитной маленькой девочкой. Ему вдруг захотелось ее крепко прижать к себе, обнять, согреть, поцеловать, пусть в лоб, как ребенка. Но Женька не ребенок, она пиарщица, а пиарщицы не женщины, они воины невидимого политического фронта. Им к трудностям не привыкать. Старенький автомобиль подъехал к многоэтажному дому. На улице Пионерской дождь не шел. Удивительно! Здесь все как всегда. Чистота, порядок и тишина.

С невозмутимым видом баба Дуся сметала в кучу пожухлые листья, от которых отвратительно пахло, как впрочем и от всего, что прогнило за последний месяц в стране.

Увидев Сашку и Женьку вместе, старушка вместо стандартного приветствия бесцеремонно произнесла:

– Милые бранятся, только тешатся! А я смотрю на вас, голубки, и глазам не верю. Вот так история, Сашка и Женька снова вместе.

– И вам здравствуйте, и вам не хворать баба Дуся. Давно не виделись, – отреагировал Сашка Громов на дворовую полицию нравов, в обязательном арсенале которой имелись метла и острый, как лезвие от хирургического скальпеля, язык.

– Не виделись давно мы с вами, Александр, потому что некоторым дома не сидится. Говорят, вы нашу Женьку на другую бабу променяли. Или бессовестно врут злые языки?

– А вы как думаете, баба Дуся? – включился в забытую игру «Что? Где? Когда?» Александр Громов.

– Я думаю, создали семью, живите как люди, берегите очаг. А не бегайте по свету в поисках, где слаще. Наша Женька лучшая. Вот, умница, красавица, деньги зарабатывает, – баба Дуся никогда не испытывала любви к Комисар, а тем более, к ее собаке. В глубине души старушка радовалась, когда Вик пропал, но сейчас, из женской солидарности, решила порвать Сашку Громова на мелкие лоскутки. Потому, что еще больше, чем собак, которые гадят где попало, она не любила художников. Вот на кого нельзя в жизни положиться. Она Женьку предупреждала. Наплачешься ты с этим любителем натурщиц, как в воду смотрела.

– Батюшки, да ты вся дрожишь. Деточка, моя. Сашка, разотри ее водкой хорошенько, да чаю с малиной и в постель. Немедленно в постель. Этак, воспаление легких заработать можно, – Женька благодарно улыбнулась старушке. Удивительное поколение наших стариков. Мудрое, доброе, подумала пиарщица, которую жизнь учила цинизму и холодному расчету, а не проявлениям участия к чужим людям. Доброе слово и пиарщице приятно!

Находясь в медленно движущемся на девятый этаж лифте, они пристально смотрели друг на друга. На мгновение в лифте стало темно, на всем пути следования это происходило с завидной периодичностью, но даже в эти мистические доли секунды, когда кабинка лифта погружалась в кромешную тьму, их взгляды и тела притягивались. Женьку трясло от холода, руки онемели, ног она не чувствовала. Почему так издевательски медленно движется лифт, подумала Комисар. Сашке захотелось согреть ее, обнять, пожалеть. Он впервые в жизни увидел Женьку в непривычной роли слабой и беззащитной женщины, фамилия «Комисар» принадлежала другой особе, от которой Сашка Громов сбежал. Она хотела заплакать на его широком плече, но Сашкино плечо занято ее лучшей подругой. Лифт послушно затормозил на девятом этаже, выпуская на волю горькую парочку с маркировкой «бывшие». Лифт пробубнил им вслед невнятные слова, потарахтел на прощание разболтанными, изношенными механизмами и, как старый шаман, исчез в темной шахте, откуда прибыл.

– У тебя водка есть? – спросил он, переступая порог бывшего дома.

– Да.

– Снимай одежду, я разотру тебя. Сейчас поставлю чайник. Малина, как всегда, на второй полке?

– Да.

Сашка Громов ставил на кухне чайник, Женька успела найти сухое белье. Обычное хлопчатобумажное оказалось в стирке. Со своей ненормированной работой, Комисар вспоминала о бытовых нерешенных проблемах в крайних случаях. Она стирала, когда одеть было нечего, стряпала еду, когда умирала от голода, убирала в квартире, когда это мешало ей свободно передвигаться среди коробок, залежей одежды, обуви минувшего сезона, бестактно путавшейся под ногами. Когда Женька в своем шкафу не обнаружила очередной смены белья, пришлось надевать комплект радикально эротический, красного цвета. Это нижнее белье Женька купила себе в подарок на восьмое марта в прошлом году. Увидев Комисар в красном эротическом белье с ценником в 500 у.е., провокационно болтавшимся сзади, Громов чуть горячим чаем не облился.

– А, а в-вот чай я принес, вот, горячий он, – промычал неуверенно Сашка. Она хочет меня вернуть, решил Сашка Громов. А что еще мог подумать художник, увидев женщину, вымытую под проливным дождем, в одежде, состоящей из двух красных полосок. Мысль о залежах грязного нижнего белья и непредвиденно возникших обстоятельствах в голову товарищу Громову не приходила.

– В-в-водка, е-есть – заикаясь, спросил художник.

– Да, – безапелляционно ответила Женька и указала рукой на сервант, где стояла водка.

Сашка открыл литровую бутылку, налил себе в ладонь первую порцию огненной жидкости и стал интенсивно растирать Женьку. Она молчала и на все вопросы, которые возникали в ходе спасения от холода ее комиссарского тела, отвечала односложно – да. Он предложил выпить, чтобы согреться и они выпили, не закусывая. Выпили вместе. Потом еще раз, и еще раз одним залпом, выпили, как в последний раз…

Через час оба разгоряченные, без присутствия нижнего белья на их телах, бывшие супруги, молча, курили в постели. Красные трусы и бюстгальтер, разбросанные по полу, не скрывали обиды на Женьку. С неоторванным ценником, неразлучная парочка красного женского белья чувствовала себя заброшенной, забытой, невостребованной, как и год назад.

Комисар курила, смотрела в потолок и напряженно думала, кому она изменила. Куликову или Громову, и тот и другой в равной степени могли предъявить ей претензии. Бывший муж официально развод не оформил, просто сбежал, а Куликов ничего еще не оформил как на бумаге, так и словесно. Прожженный пиарщик не удосужился сформулировать, какими будут их отношения после выборов. Для Евгении Комисар ее жизнь разделилась на два этапа – до и после выборов. Женька не хотела разговаривать, Громов молчал. Он изменил Наташке Благовой, с которой сегодня жил вместе. Странная штука, подумала Женька, когда Сашка был моим мужем, он так на меня не кидался, как сегодня, пребывая в роли любовника. Да, мужики, с вами не соскучишься. Я и сама хороша. Меньше надо растираться, вот она магическая сила водки. Выпил и переступил черту, а когда переступил, остается каяться. Евгения Комисар – каялась.

– Надеюсь, все останется между нами?

– А может, мы снова попробуем жить вместе, – предложил Сашка.

– Нет.

– Подумай. Не спеши с ответом.

– Нет.

– Хорошо. Как скажешь, я люблю тебя, и ты это знаешь.

– Тебе пора. Уходи. Уходи Саша, мне необходимо работать.

Сашка Громов по привычке недовольно хлопнул входной дверью.

Женька Комисар осталась одна. Она надела белоснежный, теплый, махровый халат на голое тело, методично сварила крепкий кофе и в течение часа обзванивала общественные организации города, приглашая их на митинг в поддержку Виктора Япановича. Лидеры общественных организаций, чувствуя свою значимость в столь важный для Закраины час, качали права. Женька бессовестно врала им, шла на все мыслимые и немыслимые уступки. В течение получаса она решила текущие вопросы с выступлением артистов на митинге, приглашением журналистов для его освещения, утрясла с коммерческими директорами телеканалов оплату за информационные услуги. Последний звонок с городского телефона предназначался для Александра Куликова. Холодным, металлическим голосом Евгения Комисар сообщила шефу о проделанной работе, а так же рассказала, что мобильный телефон она забыла в такси.

– Я думал, что-то случилась, раз на звонки не отвечаешь! – сердитым голосом в конце разговора констатировал Куликов.

– У меня все в порядке, конец связи, – и связь между Женькой и Куликовым действительно прервалась, в телефоне послышались одинокие гудки.