Текст книги "Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам"

Глава XXX. Верховный совет в Лондон (февраль-март 1920 г.)

77. Русская политика держав (февраль-март 1920 г.)

Агония Добровольческой армии длилась до весны 1920 г.; успехи советской власти были непрерывны и довольно прочны – хоть и не столь молниеносны, как это рисовалось Парижу и Лондону в середине января (см. выше). Главнейшие кабинеты Европы имели некоторый досуг, чтобы лучше (чем в декабре 1919 г.) формулировать новую политику в русском вопросе, вытекавшую из неудачи прямого или косвенного вмешательства в русские дела и поддержки белых армий.

Характер этой новой «союзной» политики выясняется в сообщении, опубликованном в Лондоне 24 февраля 1920 г. (во время очередной сессии Верховного совета). Здесь говорилось о невозможности для союзников завязать дипломатические сношения с советским правительством, пока оно не прекратит террор; о готовности их, в то же время, всячески содействовать торговле между Россией и Европой. К Совету Лиги Наций обращалось приглашение взять в свои руки дело беспристрастной разведки действительных условий жизни в России – путем посылки туда особой комиссии[169]169
  Задумка эта, как известно, не осуществилась.


[Закрыть].

Окраинным государствам, чья независимость была признана державами, давался совет воздерживаться от агрессивной политики по отношению к Советской России; тем же из них, кто находился с последней в состоянии войны, указывалось, что союзные правительства не могут рекомендовать им продолжение этой войны (им подсказывали: «заключайте мир!»).

В случае же нападения Советской России на окраинные республики в их законных границах союзники окажут последним всевозможную поддержку[170]170
  Меморандум этот, под заглавием «Союзная политика в России. Заключения, принятые Верховным советом 24 февраля 1920 г.», был тогда же оглашен в палатах парламента.


[Закрыть]. То есть под цветами надежд на признание и ллойд-джорджевского торгового соглашательства сверкало по-прежнему «проволочное заграждение».

Все это носило чисто декларативный характер. Однако недвусмысленно заявлялось, что в известных условиях (определение которых было важно особенно ввиду русско-польских отношений начала 1920 г.) каждое из признанных окраинных государств может обеспечить себе действительную помощь в организации своей обороны. Практически добиться такой помощи можно было, конечно, лишь на основе определенных взаимоотношений между получающим помощь «окраинным» правительством и державой, от которой помощь получается. Иначе и быть не могло. Ведь политические мотивы такой заботливости (о невторжении большевиков) могли быть разнообразны. В Бухаресте и Варшаве могли, например, с твердостью рассчитывать на поддержку Франции, так как Польша и Румыния являлись важными для нее частями нового международного порядка Европы; помощь, полученная в 1919–1920 гг. от Англии в деле самозащиты от советских войск доблестными Балтийскими республиками, еще лучше подтверждает, что в каждом отдельном случае за общими схематическими выражениями вышеприведенного меморандума 24 февраля подразумевалась – или ожидалась – сложная неустанная, на взаимном доверии основанная работа соответствующих правительств и великих держав, им благоприятствующих[171]171
  К сожалению, я лишен возможности приводить в этой книге параллели и аналогии из истории упрочения балтийских народов. Многое можно было бы сказать в объяснение того, почему, с начала 1921 г., участь Грузии оказалась столь отличной от судьбы Эстонии и Латвии.


[Закрыть].

Возможно ли было другим путем обезопасить себя на случай нападения такого опасного, относительно сильного и, конечно, искусного противника, как советская власть в Москве?

Уже обстоятельства, сопровождавшие признание де-факто трех Закавказских республик, показали, что они могли рассчитывать на деятельную помощь одной лишь Англии; но что дружное сотрудничество этих республик, само признание которых было, можно сказать, «групповым», являлось необходимым условием такой помощи; и что благоприятная Закавказским государствам активная политика вовсе не была единодушною программою всего английского правительства, а скорее соответствовала одному лишь из течений, представленных в коалиционном кабинете Ллойд Джорджа.

Факт, однако, был налицо: стремления Закавказских республик к упрочению независимости встречали поддержку, упрочение и расширение которой зависело главным образом от самих этих республик. Инициатива же Англии в деле установления торговых связей с Советской Россией обещала облегчить в будущем посредническую деятельность первой также и по установлению мирного соседства между Закавказскими республиками и Россией.

Такая деятельность (она явилась бы в 1920 г. своеобразным продолжением mutatis mutandis – германской политики 1918 г. и английской же политики «демаркационной линии» 1919 г.!) была бы, конечно, слишком затруднена в обстановке 1920 г. без определенной базы в Закавказье; и необходимая база имелась – в Батуме, находившемся (формально с 17 октября 1919 г.) под британской оккупацией. В конце 1919 г. возвещено было предположение об уводе британских войск из Батума (заявление Ллойд Джорджа в палате общин 18 декабря 1919 г.). В феврале же 1920 г. после некоторых колебаний[172]172
  10 февраля новое заявление Ллойд Джорджа о «быстрой эвакуации»; 13 февраля полуофициальное сообщение об эвакуации; 18 февраля объяснение, в палате общин, первого лорда адмиралтейства: «Эвакуация началась, но не закончена»; 22 февраля тревожная телеграмма в «Таймс» из Константинополя о несвоевременности ухода из Батума, как раз в момент, когда между Грузией, Арменией и Азербайджаном начинают налаживаться отношения и т. д.; 23 февраля – сообщение об отмене эвакуации.


[Закрыть] и, по-видимому, в связи с намеченной 24 февраля политикой ограждения бывших окраин России от нашествия, а также, вероятно, не без мысли о предстоявшем (как тогда думали) разрешении восточного вопроса эвакуация британского гарнизона была отменена (23 февраля 1920 г.). Англичане остались в Батуме[173]173
  История Батума (с областью) в эпоху занятия его англичанами (с ноября 1918 г. по июль 1920 г.) представляет значительный интерес и заслуживает монографического исследования. Грузинское правительство стремилось к скорейшему воссоединению Батума с Грузией; русские тому противодействовали, доказывая, что Батум – творение России (как будто Грузия не была частью и пайщицей той России!). Англичане слишком, по мнению грузин, благоприятствовали русским, в ущерб Грузии; недостаточно оберегали права России, по мнению русских, и т. д. В грузинской политической жизни клич «Да здравствует грузинский Батум!» особенно после поражения добровольцев сделался «всенародным», и правительство, раздразнив в этом отношении «улицу», потом само же от нее зависело (так было, впрочем, и по многим другим вопросам).
  За злободневной борьбой и шумом и, несмотря на разнообразные недостатки английского управления, достаточно ли ясно и твердо понимало грузинское правительство, что сохранение английской базы в Батуме диктовалось в грузинских интересах элементарной предусмотрительностью и заботливостью? В этом можно сомневаться. Соблазн скорейшего объединения под своей властью всех частей Грузии, а особенно столь важного для нее Батума, оказался сильнее, чем способность заглядывать в будущее – даже ближайшее.
  Политика по батумскому вопросу грузинского правительства, говорившего, в деликатной форме, англичанам («империалистам»; «внешней силе»): «Вон из Батума», подкрепляла и в Англии сторонников скорейшего ухода из Батума.


[Закрыть].

78. В комиссии о границах Армении

К так называемому «разрешению русского вопроса» конференция так и не подошла. Всякая надежда на его постановку в скором времени утрачивалась.

Зато становился на очередь другой большой вопрос первостепенного значения именно для Закавказских республик: вопрос о мире с Турцией, об «устроении» Ближнего Востока. Эта тема в еще большей мере приводила внимание великих держав к нашим республикам, как пограничным в данном случае не с Россией, а с бывшей Турецкой империей.

На конференции Верховного совета в Лондоне (февраль – март 1920 г.) вопрос этот изучался тщательно. Делегации трех республик перенеслись на это время из Парижа в Лондон.

Армения с трепетом ждала решения своей судьбы. Но и Грузия с Азербайджаном были глубоко заинтересованы в подготовке мира с Турцией вообще, а особенно в выработке статута для Армении, так как нельзя было при этом избегнуть и вопроса о взаимных границах Закавказских республик. Впрочем, из дальнейшего изложения будет видно, что при подготовке мирного трактата с Турцией (будущего Севрского договора) великие державы коснулись, правда косвенно, и Грузии: делегация наша приложила к тому немало стараний, так как было чрезвычайно важно, чтобы международное разрешение ее вопроса, то есть формальное признание Грузии, состоялось хотя бы в связи с вопросом восточным.

Для выяснения границ будущей Армении организована была при конференции особая комиссия, в составе представителей Англии, Франции, Италии и Японии[174]174
  Из участников ее назову господ Ванситтарта (Англия) и Каммерера (Франция), также полковника британской службы Гриббина (начальника ближневосточного отдела в разведочном департаменте Главного штаба). Полковник Шардиньи, бывший в составе французской военной миссии на Кавказе еще при великом князе Николае Николаевиче и вернувшийся в Тифлис в конце 1918 г., равным образом был вызван в Лондон в качестве сведущего лица.


[Закрыть].

В числе предметов ее изучения был важный вопрос об обеспечении Армении выхода к морю, то есть именно к Черному морю[175]175
  Вопрос о выходе в Средиземное море (Александретта) ставился теперь совершенно иначе, так как предусматривалась возможность французского мандата в Киликии (которая вообще исключалась из границ будущей Армении). Незадолго перед тем в Киликии произошло избиение армян. По этому поводу сам председатель армянской делегации Агаронян заявил (корреспонденту Рейтер), что единственный способ обезвредить Турцию и отделить ее от остальной Азии заключается в том, чтобы Киликия была поручена Франции как мандатарию и чтобы сфера мандата простиралась вплоть до границ Великой Армении. См. «Таймс» от 23 февраля 1920 г.


[Закрыть].

Армянская делегация находила, что выход этот должен быть предоставлен Армении в пределах Трапезундского вилайета, с отнесением к ее составу малоазиатского побережья от Тиреболи (западнее Трапезунда) до Хопы (то есть почти до самой бывшей русско-турецкой границы 1914 г.). В будущую Армению включался бы при этом весь почти Лазистанский санджак, на который Грузия заявляла свои права перед Парижской конференцией еще в самом начале 1919 г. (когда греками выдвинут был проект создания особой Понтийской республики) и несколько позже, в основном представленном конференции меморандуме.

25 февраля мы были приглашены в вышеупомянутую комиссию, для объяснений по вопросам о Лазистане и о Батумской области.

Необходимо пояснить, что притязание Грузии на санджак Лазистан (Трапезундского вилайета) и части санджака Байбурт (Эрзерумского вилайета), отвечая определенным данным истории и этнографии, а также распространенным в грузинском обществе взглядам, являлось с самого начала вполне условным, в том смысле, что ставилось оно в зависимость от прекращения турецкой власти в Восточной Анатолии и от создания новой Армении. Раз некоторые территории бывшей Турецкой империи подлежали перераспределению, по началам справедливости и целесообразности, и коль скоро проводилась граница между Грузией и Арменией в пределах мусульманских провинций в бассейне Чороха и у Черного моря, то естественно было требовать присоединения именно к Грузии Лазистанского санджака, являющегося прямым продолжением батумского побережья – с населением хотя и сильно отуреченным, но по крови и языку близким Грузии (особенно Мингрелии). Также естественно было просить исправления границы по среднему Пороху, отнесением ее несколько к западу от Испира. Вместе с требованием для Грузии западных округов бывшей Карсской области (Ардаганского и Ольтинского) план этот, в случае осуществления, означал бы для Грузии воссоединение с нею всех частей так называемой мусульманской или турецкой Грузии.

Председательствовавший в комиссии господин Каммерер, признавая достаточно убедительными изложенные мною в ее заседании доводы, отметил, однако, что лазами вовсе не заявлялось желание присоединиться к Грузии и что, например, в 1918 г. турки овладели Батумом именно с помощью лазов (господин Каммерер сослался здесь на свидетельство другого участника заседания, полковника Шардиньи). Ответ мой сводился к тому, что, пока в этих краях шла историческая борьба между Российской и Османской империями, симпатии не только лазов, но, может быть, и мусульман бывшей русской Грузии принадлежали их единоверцам. Теперь, когда великие державы решили создать независимую Армению и власть Турции в этой части ее прежних владений не будет сохранена, вопрос ставится о том, куда лазов справедливее отнести и куда они сами предпочтут отойти: к независимой ли Грузии или к Армении? Поставить так вопрос – значит уже и решить его!

Однако с наибольшим интересом комиссия отнеслась к вопросу о Батуме. «Конференция, – говорил господин Каммерер, – твердо держится того начала, что ни одно новое государство не должно быть лишено свободного подступа к морю. Создавая независимую Армению, надлежит безусловно обеспечить ей выход к Черному морю. Вместе с тем необходимо считаться с важностью Батума для транзита в торговле западных государств с Персией. Батум же есть вывозной порт для нефтяных продуктов Баку и т. д. Вопрос о Батуме должен быть разрешен соответственно всем этим разнообразным интересам».

Взгляд Грузии на Батум и Батумскую область как неотъемлемую часть грузинской территории и готовность в то же время Грузии дать все необходимые гарантии для обеспечения в Батуме интересов соседних республик и нужд международной транзитной торговли были подробно мною изложены перед комиссией. Господа Каммерер и Ванситарт особенно останавливались на смешанном характере населения города Батум, на отсутствии там грузинского большинства и пр. Присутствовавший в заседании вместе со мною Чхеидзе, близко знающий Батум, дал тут же, по моей просьбе, справку по этому предмету.

Легко было видеть, что представители Англии и Франции относились с сомнением к возможности признания верховенства Грузии над Батумом; и что позиция эта связывалась у них, между прочим, с заботой об обеспечении Армении свободного выхода к морю. Что выход этот мыслился в виде армянской железной дороги Карс – Артвин – Батум, об этом в заседании 25 февраля собственно не упоминалось.

1 марта мы обратились к Верховному совету с нотой, в которой, во-первых, требовали присоединения Батумской области к Грузии, во-вторых, выражали готовность заключить с соседними республиками соглашение, которым будут обеспечены не только достаточные гарантии Азербайджану и Армении (заинтересованным в свободе их торговли через Батум[176]176
  Позже (в Париже и Сан-Ремо) для разрешения вообще закавказского вопроса Англией был предложен именно этот путь – соглашения трех республик.


[Закрыть]), но также и свобода международного транзита; а в-третьих, подтверждали заявленное 25 февраля в комиссии убеждение в необходимости исправления в пользу Грузии границы, посредством отнесения к Грузии санджака Лазистан, а также некоторых местностей по Чороху; и, наконец, отмечали, что вопрос об упомянутом исправлении границы возбуждается нами в связи с установлением для Армении выхода в Черное море в пределах Трапезундского вилайета.

Словом, мы не только указывали порядок разрешения вопроса о Батуме – путем прежде всего соглашения между тремя Закавказскими республиками, на основе признания Батума и его области частью Грузии – но и связывали вопрос об армяно-грузинском размежевании с выходом Армении к Черному морю.

79. Борьба за Батум и выход Армении к морю

Верховный совет, вняв мнению своей комиссии, одобрил совершенно другой план примирения различных, связанных с Батумом интересов.

Предполагалось организовать Батум в виде не только порто-франко, но и вольного города, в составе собственно Батума и некоторой (небольшой) прилегающей территории; остающуюся часть Батумской области распределить между Грузией и Арменией; а именно к первой – присоединить северную и восточную часть области, второй же отдать, на юге, район Артвина. Дальнейшее же армяно-грузинское размежевание признать делом самих этих республик. Лазистан будет автономной единицей под суверенитетом Армении. Устанавливается свободный транзит через Закавказье. Батум займут смешанным отрядом (англо-франко-итальянским). Там будет местопребывание международного комиссара (назначаемого, по-видимому, Лигой Наций).

На разрешение в приведенном смысле собственно вопроса о Батуме (вольный город) повлияла, как мне сообщал тогда мой осведомитель, обширность морских интересов, русских и международных, в этом порту.

Легко объяснялось и дробление на три части Батумской области: в этом случае оказывалось возможным проектировать трассу будущей железной дороги Карс – Батум (армянский выход в Черное море!), минуя территорию Грузии, ибо в пределах бывшей Батумской области трасса эта проходила бы сначала по армянской трети (в районе Артвина), а затем подходила бы к Батуму уже по территории вольного города (то есть в устье Чороха).

На варианте же Карс – Артвин – Батум остановились, ввиду того что направление Эрзерум – Ризе, на основании прежних изысканий, казалось будто бы неосуществимым.

Главное достоинство этой схемы, помимо утешительности уже самого факта, что Верховный суд удосужился наконец заняться этими вопросами, – заключалось, с моей точки зрения, в создании действительного международного контроля в Батуме и действительной международной заинтересованности в закавказских делах. Покровительство Лиги Наций практически обеспечивало бы Закавказью деятельную поддержку держав, сочувствующих независимости наших республик; в то же время этот важный результат достигался бы в форме, устраняющей подозрения в своекорыстии какой-либо отдельной великой державы.

Вместе с тем, не говоря уже о явной искусственности такого решения, как «Лазистан под сюзеренитетом Армении», можно было опасаться, что предположенное дробление Батумской области, уступка Армении левого берега Чороха с городом Артвин, в связи с отделением Батума от Грузии и предоставлением Армении власти над новыми группами мусульманского населения, затруднит упрочение дружеских отношений между Арменией и ее соседями.

Без прочного же и твердого соглашения трех республик и по вопросам их разграничения, и относительно Батума нельзя было питать ни малейших надежд на разрешение закавказского кризиса или на помощь какой-либо великой державы!

Надлежало, следовательно, подумать о том, как благие цели, поставленные Верховным советом, осуществить более подходящими средствами.

Не следовало забывать и о главном: о том, вследствие чего Верховный совет, в сущности, и уделил теперь в Лондоне свое внимание Закавказским республикам, а именно о тесной связи наших вопросов с делом мира на Востоке, с созданием независимой Армении: для действительного осуществления программы мира с Турцией представлялось крайне важным укрепить в политическом и военном смысле Закавказские республики, упрочить их взаимные связи. Только в этом случае возможно было создание «средостения» между Советской Россией и Турцией Мустафы Кемаля; только при этом условии связь Европы с Арменией могла быть обеспечена, а Батум мог стать опорным пунктом для давления на Анатолию – с востока.

Ввиду таких соображений грузинская делегация обратилась, по моему предложению, к Верховному совету с новой нотой, по вопросу о Батуме (16 марта), пункты которой позволю себе здесь привести:

1. Батумская область, в составе округов Батумского и Артвинского, с большинством населения грузин-мусульман, должна быть присоединена к территории Грузинской республики.

2. Расчленение Батумской области, с отнесением какой-либо ее части к составу другого государства, а не Грузии, не преминет вызвать глубочайшее разногласие и обострить взаимоотношения между соседними народами в Закавказье.

3. Если будет доказано, что, в силу условий географических, топографических или иных, выход к морю Армении должен непременно заимствовать часть территории, которую грузинский народ считает своим национальным достоянием и которой он на этом основании домогается, – права грузинского народа должны быть приняты в уважение. Вышеупомянутый выход к морю, то есть примыкание железных дорог Армении к предполагаемому выходу ее на Черное море, может быть организован на основании специальных соглашений, без ущерба для суверенитета Грузии над относящимися сюда территориями.

4. Создание в Батуме автономной республики, включающей также часть Батумской области, неизбежно повлечет за собой еще большее усложнение и без того достаточно сложных взаимоотношений между Закавказскими государствами. Это решение, причиняя разочарование грузинскому народу, у которого оно отнимает владение его лучшим портом, вовсе не является необходимым ни с точки зрения торговых и экономических потребностей сопредельных Грузии стран, ни для надобностей транзита товаров в международной торговле, особенно с Персией, ибо все эти интересы, значение которых грузинским правительством оценивается в полной мере, могут быть удовлетворены, и необходимые гарантии могут быть обеспечены путем специальных соглашений, заключенных между заинтересованными сторонами непосредственно либо же при содействии Верховного совета или Лиги Наций.

Устроенный на этих началах, Батумский порт сделался бы, под суверенитетом Грузии, действительно общим выходом (débouché) трех Закавказских республик, а в то же время и складочным местом для международной торговли – притом без искусственного отделения этого города от его Hinterland’a и без нарушения прав Грузии на Батум.

5. Грузинское правительство поддерживает свои притязания… на два округа Карсской области: Ардаганский и Ольтинский.

6. Возможно, что по соображениям общей политики и дабы обеспечить приведение в действие мирных договоров великие державы сочтут соответственным располагать, в Батумском порту, военною и морскою базою. Для этой цели необходимые удобства должны быть обеспечены великим державам, и наиболее простым путем к тому является заключение необходимых соглашений и конвенций с Грузией.

Полагаю, что вышеприведенные выдержки достаточно ясно освещают официально выраженные взгляды грузинской делегации по вопросу о Батуме и о железнодорожном сообщении Армении с Черным морем. Эти вопросы делались теперь пробным камнем закавказской политики в «международном масштабе».

80. Между соседями

Грузинская делегация обнаружила инициативу, и выдвигая соглашение трех соседних республик как основание для обеспечения за Батумом его функции общего выхода в море, и доказывая полную возможность обеспечения Армении железнодорожной связи с Черным морем через Батум – но без дробления Батумской области и с признанием в ней грузинского суверенитета.

Эти темы и явились, как мы увидим, стержнем, вокруг которого вращались переговоры между Закавказскими республиками, с одной стороны, и английским правительством в эпоху окончательной выработки проекта Севрского договора.

Теперь коснусь вкратце взаимоотношений между делегациями трех республик в Лондоне (в марте 1920 г.) по поводу поставленных там вопросов: это тем более необходимо, что именно тогда начался правильный обмен мнениями, завершение которого произошло уже в Сан-Ремо (в конце апреля 1920 г.).

Достигнуть какой-нибудь согласованности в работе трех делегаций было необычайно трудно, ввиду коренного расхождения в политических задачах, прежде всего между Арменией и Азербайджаном. Здесь дело не в одних пограничных спорах, как бы они ни были сложны. Гораздо важнее был антагонизм коренной, бесповоротный, в значительной мере даже подсознательный, лежащий в основании многосложной и длительной борьбы, разные проявления которой на протяжении последних десятилетий надлежит рассматривать в их общей связи. Избиения армян в Турции; армяно-татарская резня (под сенью двуглавого орла!) – бывшая, по существу, «малой войной» между народами, не организованными государственно; роль армян в мировой войне (на стороне союзников) и кровавая реакция против них в Турции; армяно-турецкие, а также армяно-татарские репрессалии и контррепрессалии – на театре военных действий в Турции, в Закавказье, в различных сочетаниях с поворотами военного счастья, с изменениями политического режима и т. д. – все это элементы одной драмы: борьбы армянского народа за существование на своей земле и за создание там своего государства – и борьбы турок за сохранение завоеванного и за расширение сферы своего владычества в сторону родственных по населению прикаспийских территорий.

После победы союзников с конца 1918 г. армяне опять, как в 1914 г., поставили все свое будущее на политическое разрушение Турции. В начале 1920 г. им многое приходилось уже сбавить в своих требованиях. Но надежда не только на создание сильной, обширной Армении, но и на существенное стреножение Турции сохранялась. В приведенных выше заявлениях председателя армянской делегации Аветиса Агароняна, рядом с сокрушением по поводу того, что решено не выгонять турок из Константинополя, утверждалось, что их нельзя оставлять ни в Киликии, ни в других районах, где есть христиане. Цель младотурок – уничтожить Армению и приблизить Турцию к границе Азербайджана. Поэтому обязательно включить в Армению Эрзинджан и Эрзерум и не позволить туркам занять горную область Карабаха, откуда они легко могут спуститься в Эривань.

Азербайджанцы не оставались в долгу. Отстаивая свои прямые интересы, они не забывали защищать от армянских домогательств и Турцию. Таков, в сущности, был действительный смысл их стремления связать и отождествить с Азербайджаном все вообще мусульманские элементы Закавказья. В 1919 г. у них мелькнула, может быть, мысль получить «согласно пунктам Вильсона», то есть путем мусульманского самоопределения, то, что Турция получила в 1918 г. от большевиков и что утратила в конце того же года. В представленном Парижской конференции меморандуме Азербайджан включал в свои пределы все мусульманские провинции Закавказья, не исключая Батумской области! Конечно, заявляя эти требования, Азербайджан думал не только о себе.

Замысел этот не мог быть осуществлен так просто, и практически его нельзя было отстаивать в 1919 г.

Но азербайджанская делегация (в Лондоне в феврале-марте 1920 г.), не высказываясь теперь в принципе против прирезки к Армении некоторых турецких территорий, находила, например, несправедливым и нежелательным (с точки зрения интересов мусульманского населения) включение в состав Армении каких-либо частей Батумской или Карсской области. Это обнаружилось при совместном обсуждении делегациями Грузии и Азербайджана проекта заявления на имя Верховного совета, которым, по мысли грузинской делегации, предполагалось довести до сведения последнего, что обе союзные республики признают нецелесообразным дробление Батумской области, что Азербайджан не возражает против включения ее, с Батумом, в состав Грузии, а Грузия, со своей стороны, полностью обеспечивает интересы Азербайджана в Батуме (как выходе в море).

Заявление это, которому грузинская делегация придавала бы большое значение при отстаивании прав Грузии на Батум, не могло быть сделано, ибо делегация Азербайджана настаивала на предъявлении одновременно требования о присоединении к Грузии всей Карсской области[177]177
  С точки зрения азербайджанцев, раз эта провинция не могла быть турецкой, предпочтительнее было включение ее в состав Грузии, а не Армении.


[Закрыть]. Мы же, очевидно, затруднялись заявить такое требование, ибо в основном меморандуме (1919) домогались двух лишь из четырех округов Карсской области (Ардаганского и Ольтинского) – не говоря уже о недопустимости его для нас по существу.

Так же безрезультатна была попытка вообще двинуться вперед в деле разграничения трех республик, сделанная (в Лондоне в конце марта 1920 г.) ввиду постановки армянского вопроса на конференции. Возвращаясь к старой теме о необходимости скорейшего разграничения между соседями, Агаронян высказал нам как-то предложение о том, чтобы дело разграничения (ввиду явной невозможности достигнуть результатов на месте) было перенесено в Европу и возложено здесь на наши делегации. Мысль эта, несомненно, заслуживала внимания. Мы обсудили ее тщательно с Богос-Нубар-пашой и другими армянскими делегатами, а также с азербайджанцами. Армяне, в разговоре с нами, проводили теперь резкую грань между Грузией (с которой разногласия легко устранимы!) и Азербайджаном (требования которого совершенно несовместимы с армянскими!). Они считали, что ввиду опубликованных незадолго перед тем сведений о заключении будто бы между Турцией и Азербайджаном тайной военной конвенции[178]178
  См. данные по этому вопросу в «Таймс» от 20 марта 1920 г.


[Закрыть] они не могут доверять последнему. Они не придавали поэтому ни малейшего значения подписанному в ноябре 1919 г. в Тифлисе соглашению о порядке разрешения взаимных споров между тремя республиками (см. выше). Азербайджанцы же находили, что стремление армян перенести все дело разграничения в Европу объясняется их уверенностью в благоприятном к ним именно настроении конференции; что здесь, в больших центрах они, армяне, сильнее нас и средствами, и связями, и численностью – между тем как при рассмотрении вопросов, так и на местах, неправильность, преувеличенность их утверждений всегда легко обнаруживается. Поэтому и азербайджанцы, и грузины должны настаивать на разрешении споров собственными силами республик в самом Закавказье, а не в Лондоне или Париже.

Ввиду нежелания армян обсудить этот вопрос непосредственно с азербайджанцами грузинская делегация старалась устранить разногласия, предложив отправить от имени трех делегаций телеграммы в Тифлис, Баку и Эривань с приглашением правительств к немедленному созыву конференций по разграничению, учреждению арбитражных комиссий и пр. и с предложением, в случае неудачи этой процедуры или признания ее неосуществимой, передачи дела делегациям. Текст телеграммы был одобрен армянами; азербайджанцы, не возражая по существу, полагали, что каждой делегации должна быть предоставлена свобода в выборе формы и способа изложения мысли об «ускоренном разграничении». Задуманный шаг поэтому и не состоялся.

Привожу этот эпизод, чтобы показать, с какими трудностями приходилось сталкиваться во взаимоотношениях между делегациями. Трудности эти не были, однако, неустранимы, что видно будет из дальнейшего.