Текст книги "Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 2. Защитные механизмы, самосознание и характер"

Султан Сулейман I (1520–1566) был одним из самых великих правителей Османской империи. Но и он не смог избежать роли убийцы своих близких людей. Этот султан организовал три военных похода против Персии. Первые два возглавил сам, третью же поручил Рустем-паше. Сын султана Мустафа был губернатором в Анатолии. Янычары, составляющие ядро турецкой армии, требовали, чтобы их возглавлял Мустафа, если уж султан так стар, что не может сам возглавить свое войско. Посланцы Рустем-паши сообщили султану, что будто Мустафа благосклонно относится к этим требованиям янычар. Любимая жена Сулеймана Роксолана решила воспользоваться этим и устранить Мустафу с тем, чтобы следующим султаном стал один из ее сыновей. Она внушила султану, будто Мустафа хочет свергнуть его. Сулейман оказался в трудном, конфликтном положении. Вот что далее повествует историк:

«Решая идти в поход или нет, Сулейман медлил. Его мучили сомнения, связанные с тем шагом, который ему предстояло сделать в отношении собственного сына. В конце концов, придав делу безличностный и теоретический характер, он попытался получить беспристрастный приговор от муфтия, шейх-уль-ислама. Султан сказал ему, свидетельствует Бусбек, «что в Константинополе жил торговец, чье имя произносилось с уважением. Когда ему потребовалось на некоторое время покинуть дом, он поручил присматривать за своей собственностью и хозяйством рабу, пользовавшемуся его наибольшим расположением, и доверил его верности своих жен и детей. Не успел хозяин уехать, как этот раб начал растаскивать собственность своего хозяина и замышлять нехорошее против жизни его жены и детей: мало того, замыслил гибель своего господина». Вопрос, на который он (султан) попросил муфтия дать ответ, был следующим: «Какой приговор мог бы быть на законных основаниях вынесен этому рабу?». Муфтий ответил, что, по его мнению, «он заслуживал быть замученным до смерти»[72]72
  Кинрос Лорд. Расцвет и упадок Османской империи, с. 257–258.


[Закрыть].

Успокоенный таким образом, Сулейман, по прибытии в полевой штаб, из Амасьи вызывал к себе сына Мустафу. Молодой человек в свою очередь оказался в конфликтном состоянии. Он знал, что если появится перед разгневанным отцом, будет наказан, а если не пойдет, тем самым ясно покажет, что действительно замышлял предательство. Он принял смелое и опасное решение: отправиться к отцу. Затем Лорд Кинрос приводит рассказ современника этих событий о том, как немые слуги султана, как только Мустафа заходит в шатер отца, нападают на него и, несмотря на его яростное сопротивление, убивают его. Внутри шатра «все казалось мирным; не было солдат, телохранителей или сопровождающих лиц. Присутствовали, однако, несколько немых (категория слуг, особенно высоко ценившаяся турками), сильных, здоровых мужчин – предназначенных ему убийц. Как только Мустафа вошел во внутренний шатер, они решительно набросились на него, изо всех сил пытаясь набросить на него петлю. Будучи человеком крепкого телосложения, Мустафа отважно защищался и боролся не только за свою жизнь, но и за трон; ибо не было места сомнению, что, сумей он вырваться и соединиться с янычарами, они были бы настолько возмущены и тронуты чувством жалости по отношению к своему фавориту, что могли бы не только защитить, но и провозгласить его султаном. Опасаясь этого, Сулейман, который был отгорожен от происходившего всего лишь льняными занавесями шатра… высунул голову в том месте, где в этот момент находился сын, и бросил на немых свирепый и грозный взгляд и угрожающими жестами пресек их колебания. После этого, в страхе удвоив усилия, слуги опрокинули несчастного Мустафу на землю и, набросив шнурок на шею, удушили его»)[73]73
  Лорд Кинрос, указ. соч., с. 258.


[Закрыть].

Рассказ об этом жестоком деянии представляет интерес для психолога по нескольким причинам: 1) жажда власти и страх перед смертью заставили Сулеймана убить любимого и, как говорят, очень способного сына, законного наследника престола; 2) для психологической подготовки этого преступления султан, не догадываясь об этом, использовал ряд защитных механизмов, а именно: а) произвел изоляцию интеллектуальной стороны конфликта от своих эмоций и превратил его в абстрактную теоретическую задачу; б) спрашивая мнение муфтия, проецировал ответственность за принимаемое решение ан другого, на «специалиста»; в) этим путем он сумел опираться на авторитет муфтия, а через него – и на авторитет ислама и пророка Мухаммеда. Производя подобную психологическую подготовку, он приобрел способность к убийству родного сына. Но и после этого он, по-видимому, нуждался в дополнительной психологической самозащите и, в поисках «козлов отпущения», строго наказал нескольких сановников. Он освободил от поста главнокомандующего Рустема и отправил в Стамбул. Конечно, сильным стимулом совершения этого убийства была Роксана, любовь к ней султана.

На этом примере мы ясно видим, каким образом целый ряд психозащитных механизмов подготавливали человека для встречи с сильным фрустратором, для принятия труднейшего решения, а также для психологической самозащиты после того, как страшное событие уже произошло. Для Султана Сулеймана Первого убийство представителей других наций и религий, военнопленных или мирных жителей, «гяуров», было обычным делом. Но убийство сына заставило его мобилизовать целый ряд психозащитных механизмов, чтобы обеспечить психологический комфорт путем атрибуции ответственности другим авторитетам, и с помощью целого ряда других механизмов – изоляции, рационализации и переноса остаточной агрессивности на других людей. Для султана нахождение «козлов отпущения» не представляло труда: все подданные были его рабами.

Поскольку подобного рода события случались и в других империях и королевствах, можно предположить, что во всех этих случаях психологическая подготовка и самозащита осуществлялись в основном с помощью одинаковых механизмов. Но это утверждение было бы полезно доказать с помощью новых сравнительных исследований.

Защитный механизм рационализации более активно используется в тех случаях, когда человек уже фрустрирован. Например, если он уже нарушил общепринятые нормы морали и, будучи в достаточной мере социализированным, переживает внутренний конфликт или когнитивный диссонанс. Эту разновидность рационализации мы называем актуальной, поскольку она мотивирована необходимостью освобождения от фрустрации, которую актуально переживает индивид.

Однако, как мы уже знаем, человек может предвидеть, предвосхищать наступление фрустрирующих ситуаций. Он может, например, спланировать осуществление таких действий, которые невозможны без нарушения моральных норм общества или таких социальных групп, которые для него являются референтными. Предвидение такого конфликта может мотивировать развертывание в психике человека таких предварительных защитных процессов, которые можно назвать предвосхищающей рационализацией. Исследование защитных процессов как способов предварительной подготовки личности к встрече с будущими фрустрирующими ситуациями – задача большой теоретической и практической важности. В более широком плане мы можем говорить о проблеме предвосхищающих адаптивных действий людей.

Знание предвосхищающих рационализаций человека помогает с большей точностью предвидеть его будущее поведение и ход мыслей. Можно также предположить, что актуальная и предвосхищающая рационализации имеют серьезные различия в своих мотивах, формально-логической и психо-логической структурах. Эта проблема, впервые здесь сформулированная, нуждается в дальнейших исследованиях.

А. Рационализация для себя. – Как защитный процесс рационализация традиционно (начиная, по крайней мере, с вышеупомянутой статьи Э. Джонса) определяется как процесс самооправдания, психологической самозащиты личности. В большинстве случаев мы, действительно, наблюдаем именно такие защитные аргументации, которые можно назвать рационализациями для себя. В качестве примера рассмотрим известный типичный случай «зеленого винограда», в художественной форме представленный в известной эзоповской басне «Лисица и виноград»: «Голодная лисица увидела виноградную лозу со свисающими гроздьями и хотела до них добраться, да не смогла; и, уходя прочь, сказала сама себе: «Они еще зеленые!».

Так и у людей: иные не могут добиться успеха по причине того, что сил нет, а винят в этом обстоятельства»[74]74
  Эзоп. Басни. Москва: «ЭКСМО», 2003, с. 141.


[Закрыть].

Снижая ценность объекта, к которому он безуспешно стремится, человек рационализирует для себя (или ради себя) в том смысле, что стремится к сохранению самоуважения, собственного положительного представления о себе, а также для сохранения того положительного представления, которое, по его мнению, другие имеют о своей личности. Путем защитной аргументации он стремится сохранить свое «лицо» перед собой и значимыми для себя людьми. Басня Эзопа не затрагивает того аспекта рационализации, которая предназначена для самооправдания потерпевшего неудачу человека перед другими людьми, поскольку в ней лисица оправдывается только перед собой, у нее внутренний диалог с самим собой. Но в ней имеется дополнительная и очень важная психологическая идея, которая заключается в следующем: за свою неудачу наша лисица обвиняет не себя, а обстоятельства. Это уже полухудожественная постановка вопроса атрибуции ответственности за неудачу внешним обстоятельствам, т. е. очень важная проблема теории атрибуции, которая в наши дни развивается в социальной психологии и психологии личности[75]75
  Основные проблемы теории атрибуции рассматриваются в нашей книге «Атрибуция, диссонанс, социальное познание», Москва: «Когито-Центр», 2006.


[Закрыть]. Причем внешние обстоятельства, которым атрибутируется ответственность за собственные неудачи, можно подразделить на две группы: а) несоциальные (физические, химические, географические и т. п.) и б) социальные (другие человеческие индивиды, социальные и этнические группы, социальные нормы и т. п.). Так что развитие теории атрибуции можно было бы начать с анализа басни Эзопа «Лисица и виноград».

Б. Рационализация для других. – Однако человек способен к идентификации как с отдельными людьми, так и с референтными группами. Мы считаем, что во всех случаях позитивной идентификации человек может использовать механизм рационализации в пользу лиц или групп, с которыми он в той или иной степени идентифицируется, если последние оказываются в фрустрирующей ситуации. Защитное оправдание объектов идентификации мы называем рационализацией для других. Любопытно, что эта важная и, как мы считаем, широко распространенная разновидность рационализации совсем не изучена психологами. Более того, она и не выделена в качестве психологической проблемы. Между тем нетрудно привести примеры, иллюстрирующие ее реальность. Например, мать, имея глубокую идентификацию со своим ребенком, рационализирует в его пользу, когда он фрустрирован или совершил морально или юридически неприемлемый поступок. Такое поведение родителя чревато серьезными последствиями, так как ребенок в свою очередь идентифицирует себя с родителем и обучается способам и стратегиям социально-психической адаптации. Рационализации, приведенные родителем в его пользу, путем интернализации превращаются во внутренние рационализации для себя. Таким образом, мы видим, что рационализация для других генетически предваряет рационализации для себя, хотя ребенок уже с самого начала периода овладения речью, оказавшись во фрустрирующих ситуациях, может изобретать рационализации в свою пользу. Формирование общей психо-логической схемы механизма рационализации, ее способов и общей стратегии осуществляется в основном этими двумя путями и почти с самого начало – параллельно.

Еще одно обстоятельство, привлекающее наше внимание в связи с выделением вышеуказанных двух видов рационализации, состоит в том, что механизм рационализации для других основывается на адаптивном механизме идентификации, а последняя, в свою очередь, обычно тесно связана с механизмом интроекции или основывается на ней. Поэтому мы имеем дело с защитно-адаптивным комплексом, состоящим из интроекции, идентификации и рационализации, к которым присоединяются также подавление и вытеснение.

Но идентификация, как мы знаем, чаще всего амбивалентна, и мы можем, следовательно, поставить и такой вопрос: каким образом эта амбивалентность находит выражение в способах, интенсивности, структуре, последовательности и других параметрах рационализации для других? Поскольку взаимодействие во многом зависит от уровня взаимного принятия ролей и уровня идентификации участников социальных процессов, то ясно, что сформулированные только что вопросы затрагивают важные социально-психологические проблемы.

Как нетрудно видеть, выделение описанных двух типов рационализации на основе механизма идентификации позволяет углублять наше понимание рационализации, поскольку она связывается с целым рядом других психических явлений. Причем эти две разновидности рационализации значительно отличаются друг от друга по своим психологическим механизмам, хотя по своей логической структуре они могут быть весьма сходными. Рационализация для себя не требует эмпатии (если, конечно, не предполагать существование самоэмпатии и достаточно высокой самооценки – как необходимых условий для ее функционирования; здесь уместно вспомнить о нарциссизме о поразмышлять о рационализациях нарциссов).

Рационализацию для других можно назвать также викарной рационализацией. Исследование викарного опыта людей имеет важное значение для понимания того, каким образом приобретаются защитные механизмы и защитное поведение[76]76
  Относительно викарной агрессии в литературе уже имеются ссылки; см., например: Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия, с. 51.


[Закрыть].

Интересный пример сознательного использования викарной рационализации приводится в одной из публикаций еженедельника «Аргументы и факты». Корреспондент этой газеты побывал в Таиланде и на заводе фирмы «Мицубиши электрик», производящей кондиционеры, наряду с другими интересными фактами, узнал следующее: начальство иногда проявляет снисходительность к тунеядцам. «Скажем, если человек опоздал на работу без уважительной причины, начальство предпочитает само выдумать эту причину (работнику и коллегам объясняют, что у него все утро, скажем, болел живот), чем давать пример к нарушителям дисциплины со стороны других сотрудников»[77]77
  Писаренко Д. Работа не волк, от конвейера не убежит. – «АиФ – Москва», № 27, 2003, с. 22.


[Закрыть]. Пример, действительно, интересный: сочиняется рационализация для другого. Но насколько эффективны подобные методы и на что они рассчитаны. Могут ли такие приемы способствовать внутреннему созреванию личности?

В. Рационализация и для себя, и для другого. – Начнем с примера. Как-то автор этих строк был вынужден подарить одну из своих новых книг некоему С. А., глубоко презираемому им человеку, «коллеге», поскольку в присутствии других лиц этот субъект настойчиво просил об этом. Но книга была подарена без посвящения: автор ставил только свою подпись. Это С. А. явно не понравилось (он крайне самовлюбленный человек, нарцисс), но он «нашелся» и сказал: смотрите, у г. А. Н. так мало времени, что даже посвящение не может написать. Это была рационализация для меня, он хотел, как бы, оправдать меня.

Однако нетрудно видеть, что с помощью этой рационализации он обеспечил также собственную психическую защиту. Отсюда можно прийти к выводу, что подобные рационализации для другого (или ради другого) двуфункциональны или даже многофункциональны. С их помощью человек, не совсем осознавая всю сложность своей мотивации, реализует следующие функции: 1) защищает себя от унижения, 2) защищает того, кто его унизил (дабы показать, что сам не считает себя униженным), 3) в возникшей проблемной социальной ситуации, в которой присутствовали не только обе стороны, но и другие лица, он как-то обеспечил коммуникацию и способствовал преодолению смущения присутствующих.

Но и это еще не все! Его рационализация в пользу автора не совсем удовлетворила последнего. Ведь он, не написав дружеского посвящения, сам оказался в трудной ситуации, поскольку не пошел навстречу определенным ожиданиям присутствующих. Поэтому он сочинил свою собственную рационализацию. Он сказал, что ему не удается написать хорошие посвящения на своих книгах, поэтому и воздерживается от этого.

Мы полагаем, что подобные двуфункциональные рационализации имеют разновидности в зависимости от того, на каком виде идентификации они строятся. 1) При положительной идентификации осуществляются рационализации для любимого, уважаемого, высоко оцениваемого человека, который оказался в трудной ситуации и нуждается в психологической поддержке. Например, родитель может оправдывать своего сына. 2) При отрицательной идентификации с другим человеком рационализатор оправдывает своего врага или даже мучителя, палача. Типичный случай – рационализация Иисуса Христа в пользу своих мучителей. Когда римские солдаты и еврейская чернь истязали его, он, мысленно обращаясь к Богу, к Отцу своему, говорил: «Прости их, Отец мой, они не ведают, что творят». Между тем мучители Христа очень хорошо знали, что творят и даже наслаждались своими садистическими действиями.

Эти виды рационализации отличаются тем, что фрустрированный человек, осуществляя защитную аргументацию, говорит о фрустраторе и о себе, оправдывает себя, переоценивает силу фрустратора. Это поистине рациональная рационализация, в процессе которой человек, в общем, остается в кругу реальных вещей и отношений.

Непрямая (косвенная) рационализация представляет собой следующий процесс: Фрустрированный человек использует механизм рационализации, но объектами его мысли становятся такие предметы и вопросы, которые прямого отношения к его фрустраторам не имеют. Мы полагаем, что в результате подсознательных психических процессов эти предметы и задачи получают символическое значение. С ними индивиду легче оперировать, они нейтральны и не затрагивают непосредственно конфликты и фрустрации личности. Прямая рационализация в таком случае была бы мучительной, порождая новые фрустрации. Поэтому подсознательно вытесняется истинное содержание фрустраций и конфликтов, и их место в сфере сознания занимают нейтральные содержания психики.

Следовательно, при переходе от прямой (или «рациональной») защитной аргументации к непрямой (или косвенной, «иррациональной») рационализации большую роль играют механизмы подавления и вытеснения. Поэтому так называемые «навязчивые мудрствования», наблюдаемые у невротиков, вовсе не бессмысленны. Это комплексный защитный механизм, состоящий из двух главных компонентов: рационализации и вытеснения. Но в результате тесного переплетения этих двух (в нормальной психической жизни трудносовместимых) механизмов рационализация становится иррациональной и не освобождает человека от фрустрации.

Здесь любопытно то, что умственные операции как бы навязываются индивиду, продолжают осуществляться против его воли. При переходе от прямой рационализации к непрямой содержание мыслей меняется, но их однажды заведенный механизм продолжает работать как бы по инерции. Можно предположить, что в таких случаях два параллельных процесса рационализации протекают на двух уровнях психики: на подсознательном уровне вследствие работы механизмов подавления и вытеснения имеет место прямая или первичная рационализация, а в сфере сознания – непрямая ее форма. Причем последняя является таким выражением первичной рационализации, которая приемлема для сознания, изолирована от связанных с фрустрациями эмоций и до некоторой степени символизирована. Как мы видим, в деле создания вторичных или непрямых рационализаций играет роль еще один знакомый нам защитно-адаптивный механизм – изоляция.

Поэтому для понимания смысла вторичной или непрямой рационализации мы должны выполнить значительную работу по истолкованию ее содержаний. Здесь могут оказать помощь метод ассоциативного эксперимента и знание истинных фрустраций личности.

Используя эти общие идеи, можно попытаться подвергнуть психологическому анализу «навязчивые мудрствования» на всех уровнях психического здоровья, поскольку такие явления наблюдаются и у практически здоровых людей, когда они оказываются в фрустрирующих ситуациях. Трудность заключается в том, что содержание этих мудрствований чрезвычайно разнообразно у разных людей, хотя их «навязчивость» свидетельствует о том, что они не только «навязываются», но и повторяются.

Постгипнотические рационализации – это та особая разновидность рационализации, которая была обнаружена при исследовании явления «постгипнотического внушения». Проведено немало экспериментов с постгипнотическим внушением[78]78
  См., например: Бассин Ф. В. Проблема бессознательного. М., 1968; Буль П. И. Гипноз в клинике внутренних болезней. Л., 1968; Черток Л. Гипноз (проблемы теории и практики; техника). М., 1972; Черток Л. Непознанное в психике человека. М., «Прогресс», 1982; Интересные данные по этой проблеме можно найти в сборнике «Бессознательное. Природа, функции, методы исследования. Т. 1–3, Тбилиси, «Мецниереба», 1978–1979). В интересующем нас аспекте поучительны гипнотические эксперименты Э. Хильгарда. (См.: Hilgard E. R. a.o., Introduction to Psychology, p. 144.


[Закрыть]. Один из его экспериментов был организован следующим образом: субъекту под гипнозом внушалось, что после пробуждения он должен смотреть на карман гипнотизера. Как только гипнотизер вынет из своего кармана платок, испытуемый должен открыть окно. Была также внушена полная амнезия всего того, что с ним происходило в гипнозе, в том числе формулы внушения. После выведения из загипнотизированного состояния испытуемый почувствовал себя в легком дремотном состоянии, однако охотно общался с присутствующими и участвовал в нормальном разговоре. Однако он все время украдкой подсматривал за карманом гипнотизера, и когда тот как бы случайно вынул платок, субъект почувствовал в себе импульс открыть окно. Он сделал шаг в этом направлении, затем в нерешительности остановился. Э. Хильгард объясняет это тем, что субъект бессознательно мобилизовал свое желание быть разумным человеком и, в поисках объяснения своего неразумного импульса открыть окно, нашел следующий аргумент: «Здесь, кажется, немного душно, не так ли?». Изобретая подобное оправдание, он открыл окно и почувствовал облегчение.

Каким образом испытуемому удалось найти аргумент, оправдывающий его иррациональное, непонятное для самого себя поведение, тот внутренний импульс, который толкал его к определенным действиям? Здесь мы видим один любопытный путь изобретения аргументов, нужных для осуществления рационализации: ложный аргумент создается на основе искаженного восприятия ситуации и вербализации этого восприятия в виде мысли: «В комнате душно». Мы полагаем, однако, что у самого испытуемого остается некоторое ощущение, догадка о неистинности этого суждения, о чем свидетельствует вопросительная форма суждения («…не так ли?») и потребность в социальной поддержке. Последнее обстоятельство свидетельствует о том, что рационализации только тогда приводят к успеху, т. е. к нормальной защитной адаптированности, когда получают поддержку присутствующих или вообще социальную поддержку. Рационализируя, человек невольно обманывает не только себя, но и других. В качестве подлежащей исследованию новой проблемы можно сформулировать следующую группу взаимосвязанных вопросов: что произойдет, если рационализирующий не получит искомой поддержки?. Совершит ли он то действие, импульс к которому в него возник? Будет ли он фрустрирован, и если да, то к каким новым адаптивным процессам эта фрустрация приведет? Что случится с внутренним конфликтом (диссонансом) между двумя «когнициями» («Я разумный человек» и «Я хочу открыть окно») после отказа в социальной поддержке рационализирующему аргументу «Здесь, кажется, немного душно, не так ли?». Очевидно, что получение адекватных ответов на эти вопросы способствовало бы более глубокому пониманию адаптивных психических процессов и тех изменений в структуре личности и ее самосознания, которые возникают в результате защитной аргументации.

Не следует думать, будто вышеописанный гипнотический эксперимент носит искусственный характер и не имеет ничего общего с той психологической реальностью, которая имеет место, когда человек действует и мыслит в бодрствующем состоянии, на уровне сознания. Вследствие ограниченности возможностей интроспекции, «узости» сферы сознания и наличия у каждой личности постоянных защитных тенденций значительная часть динамики психической активности остается под порогом сознания. Осознаются главным образом не механизмы мышления, воображения и других психических процессов, а их результаты (например, готовое суждение или ассоциация представлений). Поэтому глубокое изучение процесса аргументации возможно без знания подсознательных механизмов мотивации, мышления, символизации, вербализации и других психических процессов.

Необходимо обсудить еще одно обстоятельство, отмеченное, например, Т. Шибутани. Он справедливо предостерегает против злоупотребления термином «рационализация». «Люди постоянно рассказывают о своих поступках, – пишет он, – Если объяснение звучит правдоподобно, мы принимаем его как «причину» поведения, а если нет – отвергаем как «рационализацию». Это показывает, что применение термина «рационализация» зависит от системы взглядов человека, высказывающего суждение»[79]79
  Шибутани Т. Социальная психология. М.: «Прогресс», 1969, с. 74.


[Закрыть]. Это замечание нуждается в более серьезном рассмотрении.

Нам представляется, что делая это замечание Шибутани спутал две вещи: 1) является ли данный процесс защитной, самооправдывающей аргументации действительно рационализацией, или нет? 2) от чего зависит правильное восприятие рационализации другим лицом, воспринимающим эту аргументацию и высказывающим о ней суждение? – Мы полагаем, что аргументация объективно может быть рационализацией, но восприниматься слушающим в качестве совокупности истинных суждений, правильно отражающих психологическую ситуацию. Возможно также диаметрально противоположное положение вещей. Поэтому необходимо провести четкое различие между самим процессом как он есть, и тем, как этот процесс воспринимается самой рационализирующей личностью и социальными наблюдателями. Последние, конечно, при оценке этого процесса исходят из собственных «систем отчета», включающих их осознанные и неосознанные мотивы, системы ценностей, установки и т. п. Важное значение имеет также способность человека к сопереживанию с фрустрированным лицом, который осуществляет психическую защиту. Здесь, как видно из этого краткого обсуждения, налицо целый ряд нерешенных вопросов. Поэтому было бы целесообразно исследовать проблемы восприятия и оценки процесса защитной аргументации другими людьми, а также самой рационализирующей личностью. Обсуждение этой проблемы будет плодотворным только в контексте идей социальной психологии общения людей.