Текст книги "Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 2. Защитные механизмы, самосознание и характер"

Из чего состоят рационализации людей? Уже по определению этого механизма мы знаем, что рационализируя, человек пользуется вербальными суждениями и умозаключениями. Рационализирующий человек стремится быть логичным, иначе он не сможет убедить ни себя, ни других в справедливости своих утверждений, например, о том, что не виноват в своих неудачах, что «виноград еще зелен» и т. п.

Но если бы мы ограничились этим, то не смогли бы понять неочевидные подсознательные механизмы и источники рационализаций. Мы считаем, что для углубления понимания содержаний рационализации полезно опираться на то знание, которое мы имеем (пусть эти знания пока весьма скромные) о так называемом вербальном воображении. Как и обычные образные процессы воображения, вербальное воображение тоже нередко превращается в процесс фантазирования. Речь, по существу, идет о вербализации тех образных процессов воображения, которые в данный отрезок времени реально протекают в психике человека, но или остаются полностью подсознательными и бессознательными, или же осознаются лишь частично и нечетко. Так параллельно два уровня воображения – образного и вербального – протекают в психике писателя, который описывает, например, какие-то вымышленные события и действия своих героев.

Мы полагаем, что в теории защитной адаптации мы должны исследовать те связи, которые существуют (это наша гипотеза) между вербальным воображением и рационализациями. На конкретных примерах эту связь нетрудно демонстрировать. Например, возьмем один из самых известных случаев (классов) рационализаций, ту, которая образно выражена в басне Эзопа «Лиса и виноград»: что здесь, по существу, говорит лиса, символ хитроумных людей, не любящих признавать свои поражения, когда заявляет самой себе, что «виноград еще зелен»? Это не что иное, как вербализация ее воображаемого представления неспелого винограда в отличие от спелого, который он непосредственно воспринимает. Вспомним аналогии из жизни людей, и мы сразу поймем, что в большинстве подобных случаев отрицания реальности с помощью рационализаций люди пользуются своей вербальной фантазией. Перед нами уже защитный комплекс личности. Итак, многие рационализации создаются из материала вербального воображения. А если так, то их структура не может быть чисто логической. Здесь мы должны искать интересные проявления психо-логики человека.

Рационализации создаются для решения определенных жизненных задач, для преодоления фрустраций, с определенной целью. Поскольку цели личности меняются во времени, претерпевают изменения уровни ее притязаний и т. п., то можно выделить, то по критерию временных критериев целей и притязаний можно выделить еще по крайней мере три разновидности рационализации: ситуативные, временные и «вечные».

Ситуативными мы называем такие рационализации, которые используются людьми только в определенной, сложившейся в настоящий момент ситуации, в которой личность переживает ситуативную и преходящую фрустрацию, После того, как фрустрация исчезает, исчезает также рационализация.

Временные рационализации также возникают в определенных ситуациях. Но они сохраняются в памяти человека и используются в течение определенного отрывка времени, поскольку в его жизнедеятельности вновь и вновь возникают сходные фрустрирующие ситуации. Но со временем такие ситуации постепенно возникают все реже и реже (например, вследствие перехода индивида в новые возрастные группы, в результате переезда на новое место жительства, смерти определенных лиц и т. п.), поэтому рационализация постепенно теряет свое адаптивное значение и, наконец, исчезает из поведенческого репертуара личности. Она «затухает», хотя это не всегда означает ее исчезновение из подсознательного.

«Вечные» рационализации – это такие рационализации (например, в виде самооправдания), которые нужны человеку до конца жизни, поскольку соответствующие ситуации, требующие адаптации, повторяются до конца его жизненного пути. Например, «вечными» являются те рационализации, которые связаны с экзистенциальной фрустрацией, т. е. такой, когда проблематичным становится само существование человека. Такие рационализации в виде «мудрых изречений» передаются последующим поколениям, и в этом смысле они действительно являются долгоживущими интеллектуальными достижениями. Кстати, такие рационализации представляют особый интерес по той причине, что, как мы предполагаем, в них запечатлены важные личностные или групповые ценности. В этом «пункте» появляется возможность стыковки теории рационализации с теорией ценностей – аксиологией.

К мысли о выделении описанных разновидностей рационализации автора этих строк привели размышления над одним таким изречением. К одному древнеримскому деятелю, уже достаточно известному, обращается один знакомый с удивительным вопросом: «Как, Вы еще не сенатор?». На это он ответил так: «Лучше пусть люди удивляются, что я еще не сенатор, чем скажут: «Как, он уже сенатор?». Очевидно, что этот деятель очень удачно рационализировал, настолько удачно, что это его изречение-рационализация дошла до нас и не только возбуждает интерес, но и в различных вариантах успешно используется людьми.

Но в жизни каждого человека, имеющего высокие цели, эта рационализация может играть эффективную адаптивную роль только временно, поскольку, когда такой человек и через 10 лет после изобретения этого изречения еще не стал «сенатором», то оно уже не устраняет горечь и фрустрацию, осознание того, что стал жертвой несправедливости. Ведь оно содержит определенный намек на надежду, на то, что у человека энергия мотива достижения не иссякла, что у него сохранились вера в свои силы, гордость за свои заслуги, которые так и остались неоцененными его ограниченными и завистливыми современниками. Но с возрастом эти психологические основы данного изречения (надежда, мотив достижения, гордость и ожидание успехов) ослабляются и исчезают, поэтому оно (изречение в виде рационализации) как бы «зависает в воздухе», оказывается в психологическом вакууме. Оно дискредитировано и может еще больше дискредитировать этого человека, если он попытается, как и прежде, психологически исцеляться и адаптироваться с его помощью. Это рационализация периода гордой молодости, и в устах пожилого человека звучит как выражение регрессивного движения, даже инфантилизма, немудрой, чуть ли не ребяческой старости.

Поэтому мудрость изречений относительна. Есть «премудрости» молодого возраста, среднего и пожилого возраста, старости. И каждый должен утешаться средствами, соответствующими своему возрасту. Эти временные рационализации также передаются от поколения к поколению, но предназначаются для определенных возрастных категорий людей.

(В порядке ассоциативного замечания можно отметить, что, по всей видимости, известный тест Розенцвейга (Р – F) имеет отношение к ситуативным и преходящим, хотя и типичным, фрустрациям и ситуативным защитным процессам, в том числе рационализациям).

Процесс рационализации может быть следствием воздействия фрустратора, который в данный момент отсутствует, но образ которого воспроизводился в сознании.

Хорошей иллюстрацией этого положения может служить отрывок из рассказа Варлена Стронгина «Психотерапия»[89]89
  См.: Стронгин В. Психиатрия. – «Литературная газета», № 3 (18 января 1978 г..


[Закрыть]. Герой рассказа Бородкин из-за болезни горла не выходит на работу и, оставшись один (жена уходит на работу) начинает думать об Ирине Павловой, молодой девушке, с которой работает в одном отделе. «Что-то в ней есть». – думает он и начинает размышлять о том. что с ней жизнь была бы другой. («Не то, что с моей тюхой»). Но нужен ли он этой молодой особе, он – женатый, неперспективный. Она знает, что он не сделает успешной карьеры, поэтому даже не смотрит в его сторону, «А все глазеет на этого Мухортова. Еще бы – его командируют в Амстердам! И чего я в ней нашел? Обыкновенная смазливая мещанка!».

В этом, на первый взгляд очень простом отрывке автор мастерски использовал сочетание целого ряда психологических феноменов, конвергенция которых только и могла давать желательный эффект. Будучи больным, что само по себе вызывает состояние фрустрированности, герой рассказа вспоминает то, что наиболее приятно для него: образ молодой, доброй и красивой женщины, от одной улыбки которой «выздороветь можно». Ассоциация образов приводит, однако, к воспроизведению в сознании образа «этого Мухортова», к которой проявляет повышенный интерес Ирина. Видимо, наш герой при наблюдении сцен «глазения» на Мухортова часто переживал фрустрацию, зависть и ревность. Теперь эти чувства вновь оживились, он переживает повторную фрустрацию. Бородкин понимает, что Ирина ему недоступна («Но нужен ли я ей?»), и, чтобы избавиться от этих неприятных переживаний, пускает в ход спасительный механизм рационализации: обесценивает желанный объект в собственных глазах. («И чего я в ней нашел? Обыкновенная смазливая мещанка!»). Такие быстрые переходы от высокой оценки к поиску недостатков обычно свидетельствуют о том, что рационализация находится на первом этапе своего развития, неустойчива и не очень убедительно даже для ее создателя. Если бы Ирина начала проявлять интерес к Бородкину, то можно не сомневаться, что ход его мыслей изменился бы, да самым радикальным образом. Но он уже начал искать в ней недостатки, причем не полностью осознавая мотивацию своего мыслительного процесса.

В психолингвистическом аспекте представляет интерес то, как герой, ради выбора нужных для рационализации аргументов, гибко переходит из одной семантической сферы своей психики в другую: образы возможной приятной жизни с Ириной сменяются совсем другими сценками, о чем свидетельствует появление слова «мещанка». Но использование слова «смазливая» говорит о том. что характеристика не совсем отрицательная и путь назад, к высокой оценке, не закрыт. Интересно, что в зависимости от таких тонких различий мотивации (осознание недоступности понравившейся женщины, но присутствие следов надежды) довольно тонко дифференцированными выбираются также аргументы, предназначенные для построения рационализации. Ирина превращается не в «обыкновенную мещанку» в строгом и однозначном смысле, но остается еще и носительницей качества «смазливости», что весьма обнадеживающе. В худшем случае есть надежда, что и в будущем, если ему станет в невмоготу со своей «тюхой», или по каким-то другим причинам почувствует себя несчастливым, образ «доброй и красивой» Ирины опять возникнет в его сознании как символ утешения и осмысленности существования.

Ревность является выражением интенсивной фрустрации и может стать причиной новых фрустраций. Это чувство часто порождает насыщенную агрессивностью рационализацию. Исследование подобных явлений необходимо для понимания реальной жизни и взаимоотношений людей. Психологический анализ большего числа подобных, литературных и взятых из жизни примеров, позволит раскрыть новые аспекты рационализации и ее взаимосвязей с другими психическими явлениями.

Рационализация может играть свою защитную роль наиболее успешно тогда, когда рационализирующий имеет веру в справедливость, истинность своих суждений.

Одним из тактических способов достижения подобного результата является следующий: если мои рационализации принимаются другими на веру, то и я могу поверить в их справедливость, и они могут играть свою защитную роль.

Дело в том, что, рационализируя, фрустрированный индивид нередко осознает, что, несмотря на внешнюю логичность своих рассуждений, они неубедительны. Наличие такого сомнения в значительной степени ослабляет защитное значение рационализации. Для того, чтобы преодолеть подобные сомнения человек начинает подвергать свои суждения испытанию реальностью. Поскольку ему в данном случае нужна вера в то, что не он виновен в своих неудачах, что его самооправдания справедливы и обоснованны, ему остается один самый главный и доступный путь испытания истинности своей рационализации: это попытка убеждать других в ее обоснованности, т. е. попытка получить социальную поддержку. Обычно когда находятся люди, которые верят в ее истинность, укрепляется также вера самого фрустрированного и защищающегося индивида. В результате данные рационализации, становясь более эффективными защитными средствами, начинают воспроизводиться все чаще и чаще, причем иногда даже в таких ситуациях, в которых никто от человека не требует самооправдания.

Примерно такой же механизм действует в том случае, когда человек одновременно высоко оценивает свою личность и сомневается в истинности своей ценности. Если эталонные группы и значимые личности подтверждают его ожидания, то его вера обычно укрепляется, а сомнения вытесняются.

Отсюда еще раз становится очевидной социальный характер природы человека. Любая форма его психической самозащиты может быть эффективной лишь тогда, когда она одобряется важнейшими для него социальными группами и референтными лицами.

А. Проблема. – Поскольку в настоящее время уже известно, что фрустрации могут переживать не только индивиды, но и социальные группы, целые общества и этносы, то мы должны исследовать защитные механизмы и процессы также на этих уровнях социальной иерархии. В частности, мы можем говорить о групповых и этнических рационализациях.

Например, те же механизмы «зеленого винограда» и «сладкого лимона» можно исследовать также на этническом уровне. Так, если основная масса этноса стремится к определенной цели, но не достигает ее, то может «всем миром» дискредитировать эту цель. Наиболее «мудрые» представители этноса теперь уже могут утверждать, что нереалистично и неразумно в существующих условиях стремиться к таким целям. Отказ от привлекательных общеэтнических целей теперь уже оправдывается с помощью «мудрых» рационализаций.

В психической жизни этносов очень четко наблюдается также действие механизма «сладкого лимона». Например, нация может занимать неблагоприятное географическое положение, но ее представителями могут создаваться целые теории о том, что это географическое положение – одно из наилучших в мире. Причем в результате подобных защитных процессов может порождаться парадоксально интенсивная любовь к этому ландшафту. Даже собственные потери и поражения нередко истолковываются как преимущества и достижения (например, проигранная битва). Интенсивное использование таких форм психологической защиты может ослабить мотив достижения национальных целей, осуществления чаяний народа.

Своеобразными могут быть те рационализации, которые в ходу у различных социальных групп, страт и классов. Одно дело рационализации торговцев, другое – те рационализации, которые используются чиновниками, военными и другими социальными группами. Доскональное изучение всех этих когнитивных продуктов может стать вкладом как в теорию фрустрации и психической защиты, так и в социальную и этническую психологию.

Б. Этнические различия рационализаций. – На острове Фиджи существовала следующая традиция: когда сын замечал, что у своего отца появились явные признаки одряхления, он должен был подстерегать и убить его. Эту жестокую традицию «объясняли» с помощью следующей рационализации: так надо поступить исходя из интересов самого старого человека, поскольку состояние души умершего в потустороннем мире зависит от ее состояния в момент смерти[90]90
  См.: Linton R. The Study of Man. New York, 1936, p. 157.


[Закрыть].

Подобные рационализации, как нетрудно догадаться, можно отнести к той категории этого защитного механизма, которую выше мы назвали рационализацией для другого (или во благо другого). Одновременно это является также рационализацией в пользу сына-убийцы.

Здесь ясно видно, что необходимость использования подобной рационализации зависит от других элементов культуры этноса, таких как вера в загробную жизнь и бессмертие души. Эти верования мотивируют определенное поведение, которое затем требует оправдания, рационализации, поскольку противоречат каким-то другим моральным и иным представлениям. Мы видим, что разные элементы культуры этноса порождают один другого, поддерживают существование друг друга, составляя подсистему культуры народа. Здесь «прощупываются» определенные механизмы культурогенеза и психогенеза этноса.

Мы полагаем, что намеченное здесь направление этнопсихологических исследований на основе теории фрустрации и защитных механизмов обещает быть перспективным.

В. Прескриптивные общества и роль рационализаций. – Роль рационализаций в прескриптивных обществах затронул, например, социолог Говард Беккер, но без ее подробного рассмотрения[91]91
  См.: Беккер Г. Современная теория священного и светского и ее развитие. – В книге: Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория. М., 1961, с. 181–182.


[Закрыть]. А между тем выяснение роли рационализации в процессе создания национальных традиций и культуры вообще – важнейшая проблема социальной и этнической психологии, а также теории социально-психологической адаптации. Поэтому следует начать ее исследование. Мы считаем, что рационализации необходимы, в частности, для создания священных ценностей, более не подлежащих изменению. при соблюдении этого условия они способствуют консервации и консолидации традиций, приведя, в частности, к социально-политическому консерватизму.

Когда общество остается верным каким-то общим принципам, но не возражает против изменения способов и путей их претворения в жизнь, то и в этом случае, как верно замечает Беккер, могут скорее всего использоваться оправдательные аргументы, чем истинная дедукция (дедуктивный вывод способов из принципов)[92]92
  Беккер Г., Босков А., указ. соч., с. 184–185.


[Закрыть]. Это может привести к повышению уровня абстрактности принципов, удалении от них конкретных решений, сужения круга тех лиц, которые все еще придерживаются этих принципов и, как следствие всего этого, необходимости выдвижения новых принципов. Именно такое процесс имел место в СССР, где многие считали, что «принципы – принципами, но жизнь требует свое» или «жизнь идет своим ходом».

С помощью рационализации люди могут оправдывать свои поступки прошлого, настоящего и даже те, которые готовятся совершить в будущем. Это эмпирически очевидно.

Но в таком случае мы должны выяснить, чем отличаются соответствующие процессы рационализации, которые на временной оси в каждом из названных случаев локализуются по-разному: в прошлом, настоящем и будущем. Более конкретно, возникают следующие вопросы: 1) чем отличаются процессы выбора аргументов и фактов, а также мотивы самооправдания или объяснения? 2) исходит ли один и тот же человек в этих различных случаях от одной и той же системы ценностей?

Поскольку события прошлого обычно необратимы, то естественно предположить, что их оправдание не может осуществляться в точности таким же образом, как оправдываются поступки настоящего или те, которые человек намерен совершить в будущем. Поскольку рационализации всегда связаны с проблемными ситуациями, с диссонансом или конфликтом, то одно дело оправдание подобных действий, совершенных в прошедших ситуациях такого рода и другое – оправдание поведения настоящего, когда проблемная ситуация переживается актуально и остро.

Мы полагаем, что эти идеи могут дать начало плодотворным исследованиям названных трех разновидностей процессов рационализации. На основе примеров и экспериментов нетрудно показать различия рационализаций в зависимости от локализации на временной оси… Можно использовать следующий метод: испытуемого просят объяснить три поступка, две из которых уже совершены (один – в прошлом, а второй – только что, «в настоящем»), а третий только планируется. Одинаковым ли образом будет он объяснять свои неудачи (фрустрации) и ошибки, совершенные в этих случаях, в том числе предвидимую неудачу и ошибки? В качестве гипотезы можно предположить, что выбор аргументов, весь процесс аргументации (защитной рационализации) и связанные с ними процессы атрибуции, проекции и другие защитных процессы (и выбор механизмов защиты) будут иметь не только сходства, но и существенные различия.

Предметом рационализации мы называем то явление, которое субъект пытается оправдывать или объяснять. Таких предметов (содержаний) очень много, поэтому ниже мы очень кратко рассматриваем только некоторые самые важные из них.

А. Рационализация хамства. – Хамство – это грубое, наглое поведение. Нередко как сами хамы, так и другие люди пытаются оправдывать таких людей и иначе истолковать их поведение. Различные формы рационализации хамства имеются как в народной культуре, так и в повседневной разговорной речи и в художественной литературе. Хамов нередко считают непосредственными, искренними, бесхитростными людьми. А между тем при близком рассмотрении оказывается, что хамство есть выражение грубости, высокомерия, циничности, неуважения к людям и других неприятных и вредных для общества качеств личности.

Б. Рационализации бедности. – Бедность оправдывается как в определенных слоях народа, так и в некоторых социальных и религиозных философских системах.

Специально предстоит исследовать те случаи, когда богатые оправдывают бедность народа. Это рационализация для других, но не ради этих других, а скорее – ради себя, в защиту своих интересов. Например, богач (А), который эксплуатирует бедняка (В), можно сказать ему: «Я завидую тебя. У тебя так мало забот: закончил работу – и все, свободен. А я вот день и ночь должен работать, тревожиться и т. п.». – Такие рационализации обычно неискренни и даже циничны.

В. Рационализация агрессивности. – Одной из основных функций рационализации является оправдание агрессивных желаний и поступков.

Если у человека имеется сильная, но подавленная (подсознательная) агрессивность, то на уровне сознания она выражается в виде критики. Люди с сильной агрессивностью строже критикуют тех, кто нарушает моральные нормы. Это было бы неплохо, если бы во многих случаях психологический анализ не показал, что такого сверхкритического человека волнует не столько мораль, сколько потребность в разрядке собственной агрессивности.

Следовательно, надо полагать, что хотя бы некоторая часть строгих моралистов занята социализацией и сублимацией своей агрессивности, для чего в качестве познавательного механизма в первую очередь выбирается рационализация.

С этой точки зрения подлежат дальнейшему исследованию моральные учения, выдвинутые разными философами, а также личность и деятельность основателей религий. Так, Мухаммед и его религия очень агрессивны, но ему и его последователям в основном удалось преобразовать внутриэтническую агрессию в межэтническую и межконфессиональную.