Текст книги "Сталин. Цена успеха, феномен пропаганды"

Кроме того, говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за «хорошего царя». Ведь таков был их лозунг.

Как видите, аналогия с большевиками никак не подходит.

Людвиг. Разрешите задать Вам несколько вопросов из Вашей биографии. Когда я был у Масарика, то он мне заявил, что осознал себя социалистом уже с 6-летнего возраста. Что и когда сделало Вас социалистом?

Сталин. Я не могу утверждать, что у меня уже с 6 лет была тяга к социализму. И даже не с 10 или с 12 лет. В революционное движение я вступил с 15-летнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе.

Людвиг. Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?

Сталин. Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем не плохо. Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма как действительно революционного учения.

Людвиг. Но разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?

Сталин. Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод – это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, – что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики… Что может быть в этом положительного?

Людвиг. Я наблюдаю в Советском Союзе исключительное уважение ко всему американскому, я бы сказал даже преклонение перед всем американским, то есть перед страной доллара, самой последовательной капиталистической страной. Эти чувства имеются и в вашем рабочем классе, и относятся они не только к тракторам и автомобилям, но и к американцам вообще. Чем Вы это объясняете?

Сталин. Вы преувеличиваете. У нас нет никакого особого уважения ко всему американскому. Но мы уважаем американскую деловитость во всем, – в промышленности, в технике, в литературе, в жизни. Никогда мы не забываем о том, что САСШ (США. – Примеч. ред.) – капиталистическая страна. Но среди американцев много здоровых людей в духовном и физическом отношении, здоровых по всему своему подходу к работе, к делу. Этой деловитости, этой простоте мы и сочувствуем. Несмотря на то, что Америка высоко развитая капиталистическая страна, там нравы в промышленности, навыки в производстве содержат нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических странах, где все еще живет дух барства феодальной аристократии.

Людвиг. Вы даже не подозреваете, как Вы правы.

Сталин. Как знать, может быть, и подозреваю.

Несмотря на то, что феодализм как общественный порядок давно уже разбит в Европе, значительные пережитки его продолжают существовать и в быту, и в нравах. Феодальная среда продолжает выделять и техников, и специалистов, и ученых, и писателей, которые вносят барские нравы в промышленность, в технику, науку, литературу. Феодальные традиции не разбиты до конца.

Этого нельзя сказать об Америке, которая является страной «свободных колонизаторов», без помещиков, без аристократов. Отсюда крепкие и сравнительно простые американские нравы в производстве. Наши рабочие-хозяйственники, побывавшие в Америке, сразу подметили эту черту. Они не без некоторого приятного удивления рассказывали, что в Америке в процессе производства трудно отличить с внешней стороны инженера от рабочего. И это им нравится, конечно. Совсем другое дело в Европе.

Но если уже говорить о наших симпатиях к какой-либо нации, или, вернее, к большинству какой-либо нации, то, конечно, надо говорить о наших симпатиях к немцам. С этими симпатиями не сравнить наших чувств к американцам!

Людвиг. Почему именно к немецкой нации?

Сталин. Хотя бы потому, что она дала миру таких людей, как Маркс и Энгельс. Достаточно констатировать этот факт, именно как факт.

Людвиг. За последнее время среди некоторых немецких политиков наблюдаются серьезные опасения, что политика традиционной дружбы СССР и Германии будет оттеснена на задний план. Эти опасения возникли в связи с переговорами СССР с Польшей. Если бы в результате этих переговоров признание нынешних границ Польши со стороны СССР стало бы фактом, то это означало бы тяжелое разочарование для всего германского народа, который до сих пор считает, что СССР борется против версальской системы и не собирается ее признавать.

Сталин. Я знаю, что среди некоторых немецких государственных деятелей наблюдается известное недовольство и тревога по поводу того, как бы Советский Союз в своих переговорах или в каком-либо договоре с Польшей не совершил шаг, который означал бы, что Советский Союз дает свою санкцию, гарантию владениям и границам Польши.

По моему мнению, эти опасения ошибочны. Мы всегда заявляли о нашей готовности заключить с любым государством пакт о ненападении. С рядом государств мы уже заключили эти пакты. Мы заявляли открыто о своей готовности подписать подобный пакт и с Польшей. Если мы заявляем, что мы готовы подписать пакт о ненападении с Польшей, то мы это делаем не ради фразы, а для того, чтобы действительно такой пакт подписать. Мы политики, если хотите, особого рода. Имеются политики, которые сегодня обещают или заявляют одно, а на следующий день либо забывают, либо отрицают то, о чем они заявляли, и при этом даже не краснеют. Так мы не можем поступать. То, что делается вовне, неизбежно становится известным и внутри страны, становится известным всем рабочим и крестьянам. Если бы мы говорили одно, а делали другое, то мы потеряли бы наш авторитет в народных массах. В момент, когда поляки заявили о своей готовности вести с нами переговоры о пакте ненападения, мы, естественно, согласились и приступили к переговорам.

Что является с точки зрения немцев наиболее опасным из того, что может произойти? Изменение отношений к немцам, их ухудшение? Но для этого нет никаких оснований. Мы, точно так же, как и поляки, должны заявить в пакте, что не будем применять насилия, нападения для того, чтобы изменить границы Польши, СССР или нарушить их независимость. Так же, как мы даем это обещание полякам, точно так же и они дают нам такое же обещание. Без такого пункта о том, что мы не собираемся вести войны, чтобы нарушить независимость или целость границ наших государств, без подобного пункта нельзя заключать пакт. Без этого нечего и говорить о пакте. Таков максимум того, что мы можем сделать.

Является ли это признанием версальской системы? Нет. Или, может быть, это является гарантированием границ? Нет. Мы никогда не были гарантами Польши и никогда ими не станем, так же как Польша не была и не будет гарантом наших границ. Наши дружественные отношения к Германии остаются такими же, какими были до сих пор. Таково мое твердое убеждение.

Таким образом, опасения, о которых Вы говорите, совершенно необоснованны. Опасения эти возникли на основании слухов, которые распространялись некоторыми поляками и французами. Эти опасения исчезнут, когда мы опубликуем пакт, если он будет подписан Польшей. Все увидят, что он не содержит ничего против Германии.

Людвиг. Я Вам очень благодарен за это заявление. Разрешите задать Вам следующий вопрос: Вы говорите об «уравниловке», причем это слово имеет определенный иронический оттенок по отношению ко всеобщему уравнению. Но ведь всеобщее уравнение является социалистическим идеалом.

Сталин. Такого социализма, при котором все люди получали бы одну и ту же плату, одинаковое количество мяса, одинаковое количество хлеба, носили бы одни и те же костюмы, получали бы одни и те же продукты в одном и том же количестве, – такого социализма марксизм не знает.

Марксизм говорит лишь одно: пока окончательно не уничтожены классы, и пока труд не стал из средства для существования первой потребностью людей, добровольным трудом на общество, люди будут оплачиваться за свою работу по труду. «От каждого по его способностям, каждому по его труду», – такова марксистская формула социализма, то есть формула первой стадии коммунизма, первой стадии коммунистического общества.

Только на высшей стадии коммунизма, только при высшей фазе коммунизма каждый, трудясь в соответствии со своими способностями, будет получать за свой труд в соответствии со своими потребностями. «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

Совершенно ясно, что разные люди имеют и будут иметь при социализме разные потребности. Социализм никогда не отрицал разницу во вкусах, в количестве и качестве потребностей. Прочтите, как Маркс критиковал Штирнера за его тенденции к уравниловке, прочтите марксову критику Готской программы 1875 г., прочтите последующие труды Маркса, Энгельса, Ленина, и Вы увидите, с какой резкостью они нападают на уравниловку. Уравниловка имеет своим источником индивидуально-крестьянский образ мышления, психологию дележки всех благ поровну, психологию примитивного крестьянского «коммунизма». Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, не знакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну. Так представляют себе дело люди, не имеющие ничего общего с марксизмом. Так представляли себе коммунизм люди вроде примитивных «коммунистов» времен Кромвеля и французской революции. Но марксизм и русские большевики не имеют ничего общего с подобными уравниловскими «коммунистами».

Людвиг. Вы курите папиросу. Где Ваша легендарная трубка, г-н Сталин? Вы сказали когда-то, что слова и легенды проходят, дела остаются. Но поверьте, что миллионы за границей, не знающие о некоторых Ваших словах и делах, знают о Вашей легендарной трубке.

Сталин. Я забыл трубку дома.

Людвиг. Я задам Вам один вопрос, который Вас может сильно поразить.

Сталин. Мы, русские большевики, давно разучились поражаться.

Людвиг. Да и мы в Германии тоже.

Сталин. Да, Вы скоро перестанете поражаться в Германии.

Людвиг. Мой вопрос следующий: Вы неоднократно подвергались риску и опасности, Вас преследовали. Вы участвовали в боях. Ряд Ваших близких друзей погиб. Вы остались в живых. Чем Вы это объясняете? И верите ли Вы в судьбу?

Сталин. Нет, не верю. Большевики, марксисты в «судьбу» не верят. Само понятие судьбы, понятие «шикзаля» – предрассудок, ерунда, пережиток мифологии, вроде мифологии древних греков, у которых богиня судьбы направляла судьбы людей.

Людвиг. Значит, тот факт, что Вы не погибли, является случайностью?

Сталин. Имеются и внутренние и внешние причины, совокупность которых привела к тому, что я не погиб. Но совершенно независимо от этого на моем месте мог быть другой, ибо кто-то должен был здесь сидеть. «Судьба» это нечто незакономерное, нечто мистическое. В мистику я не верю. Конечно, были причины того, что опасности прошли мимо меня. Но мог иметь место ряд других случайностей, ряд других причин, которые могли привести к прямо противоположному результату. Так называемая судьба тут не при чем.

Людвиг. Ленин провел долгие годы за границей, в эмиграции. Вам пришлось быть за границей очень недолго. Считаете ли Вы это Вашим недостатком, считаете ли Вы, что больше пользы для революции приносили те, которые, находясь в заграничной эмиграции, имели возможность вплотную изучать Европу, но зато отрывались от непосредственного контакта с народом, или те из революционеров, которые работали здесь, знали настроение народа, но зато мало знали Европу?

Сталин. Ленина из этого сравнения надо исключить. Очень немногие из тех, которые оставались в России, были так тесно связаны с русской действительностью, с рабочим движением внутри страны, как Ленин, хотя он и находился долго за границей. Всегда, когда я к нему приезжал за границу – в 1906, 1907, 1912, 1913 годах, я видел у него груды писем от практиков из России, и всегда Ленин знал больше, чем те, которые оставались в России. Он всегда считал свое пребывание за границей бременем для себя.

Тех товарищей, которые оставались в России, которые не уезжали за границу, конечно, гораздо больше в нашей партии и ее руководстве, чем бывших эмигрантов, и они, конечно, имели возможность принести больше пользы для революции, чем находившиеся за границей эмигранты. Ведь у нас в партии осталось мало эмигрантов. На 2 миллиона членов партии их наберется 100–200. Из числа 70 членов ЦК едва ли больше 3–4 жили в эмиграции.

Что касается знакомства с Европой, изучения Европы, то, конечно, те, которые хотели изучать Европу, имели больше возможностей сделать это, находясь в Европе. И в этом смысле те из нас, которые не жили долго за границей, кое-что потеряли. Но пребывание за границей вовсе не имеет решающего значения для изучения европейской экономики, техники, кадров рабочего движения, литературы всякого рода, беллетристической или научной. При прочих равных условиях, конечно, легче изучить Европу, побывав там. Но тот минус, который получается у людей, не живших в Европе, не имеет большого значения. Наоборот, я знаю многих товарищей, которые прожили по 20 лет за границей, жили где-нибудь в Шарлоттенбурге или в Латинском квартале, сидели в кафе годами, пили пиво и все же не сумели изучить Европу и не поняли ее.

Людвиг. Не считаете ли Вы, что у немцев как нации любовь к порядку развита больше, чем любовь к свободе?

Сталин. Когда-то в Германии действительно очень уважали законы. В 1907 году, когда мне пришлось прожить в Берлине 2–3 месяца, мы, русские большевики, нередко смеялись над некоторыми немецкими друзьями по поводу этого уважения к законам. Ходил, например, анекдот о том, что когда берлинский социал-демокра-тический форштанд назначил на определенный день и час какую-то манифестацию, на которую должны были прибыть члены организации со всех пригородов, то группа в 200 человек из одного пригорода, хотя и прибыла своевременно в назначенный час в город, но на демонстрацию не попала, так как в течение двух часов стояла на перроне вокзала и не решалась его покинуть: отсутствовал контролер, отбирающий билеты при выходе, и некому было сдать билеты. Рассказывали шутя, что понадобился русский товарищ, который указал немцам простой выход из положения: выйти с перрона, не сдав билетов…

Но разве теперь в Германии есть что-нибудь похожее? Разве теперь в Германии уважают законы? Разве те самые национал-социалисты, которые, казалось бы, должны больше всех стоять на страже буржуазной законности, не ломают эти законы, не разрушают рабочие клубы и не убивают безнаказанно рабочих?

Я уже не говорю о рабочих, которые, как мне кажется, давно уже потеряли уважение к буржуазной законности.

Да, немцы значительно изменились за последнее время.

Людвиг. При каких условиях возможно окончательное и полное объединение рабочего класса под руководством одной партии? Почему, как говорят коммунисты, подобное объединение рабочего класса возможно только после пролетарской революции?

Сталин. Подобное объединение рабочего класса вокруг коммунистической партии легче всего может быть осуществлено в результате победоносной пролетарской революции. Но оно несомненно будет осуществлено в основном еще до революции.

Людвиг. Является ли честолюбие стимулом или помехой для деятельности крупной исторической личности?

Сталин. При различных условиях роль честолюбия различна. В зависимости от условий честолюбие может быть стимулом или помехой для деятельности крупной исторической личности. Чаще всего оно бывает помехой.

Людвиг. Является ли Октябрьская революция в каком-либо смысле продолжением и завершением великой французской революции?

Сталин. Октябрьская революция не является ни продолжением, ни завершением Великой французской революции. Целью французской революции была ликвидация феодализма для утверждения капитализма. Целью же Октябрьской революции является ликвидация капитализма для утверждения социализма.

Впервые опубликовано в журнале «Большевик»

№ 8, 30 апреля 1932 г.

И. Сталин. Господин Кэмпбелл привирает. 23 ноября 1932 г.

Статья опубликована 30 ноября 1932 года в журнале «Большевик»

(фрагмент)

Для разоблачения этих небылиц считаю не лишним сказать несколько слов.

Г-н Кэмпбелл явным образом фантазирует, когда он говорит, что беседа со Сталиным, начатая в час дня, «продолжалась долго после наступления ночи, до зари». На самом деле беседа продолжалась не более двух часов. Фантазия у г. Кэмпбелла поистине американская.

Г-н Кэмпбелл привирает, когда он утверждает, что Сталин «взял мою руку обеими руками и сказал: мы можем стать друзьями». На самом деле ничего подобного не имело и не могло иметь места. Г-н Кэмпбелл не может не знать, что Сталин не нуждается в «друзьях» вроде Кэмпбелла.

Г-н Кэмпбелл опять-таки привирает, когда он говорит, что, переслав ему запись беседы, я сделал будто бы приписку: «сохраните эту памятку, она станет когда-нибудь важным историческим документом». На самом деле запись переслал г. Кэмпбеллу переводчик Яроцкий без какой бы то ни было приписки. Г-на Кэмпбелла явным образом подводит желание поспекулировать на Сталине.

Г-н Кэмпбелл еще и еще раз привирает, когда он приписывает Сталину слова о том, что «при Троцком действительно пытались распространить коммунизм во всем мире, что это было первой причиной разрыва между Троцким и им (то есть Сталиным), что Троцкий верил в мировой коммунизм, тогда как он, Сталин, хотел ограничить свою деятельность собственной страной».

В эту бессмысленную небылицу, переворачивающую факты вверх дном, могут поверить разве только перебежчики в лагерь Каутских и Вельсов. На самом деле беседа с Кэмпбеллом не имела никакого отношения к вопросу о Троцком, и имя Троцкого не упоминалось вовсе во время беседы.

И так дальше в том же роде…

Г-н Кэмпбелл упоминает в своей книге о записи беседы со Сталиным, но он не счел нужным опубликовать ее в своей книге. Почему? Не потому ли, что опубликование записи расстроило бы план г. Кэмпбелла насчет сенсационных небылиц вокруг «интервью» со Сталиным, призванных создать в глазах американских мещан рекламу для книги Кэмпбелла?

Я думаю, что лучшим наказанием для завравшегося г. Кэмпбелла было бы опубликование текста записи беседы между г. Кэмпбеллом и Сталиным. Это было бы наиболее верным средством разоблачить вранье и восстановить факты.

Между верой и генпланом

Магистральный курс

Какие преобразования должны были произойти в Москве – столице страны победившего социализма? Как должен был измениться облик города, чтобы стать полноценным местом жизни, учебы, работы и отдыха советского человека?

Первое направление таких изменений – «перестройка быта» – потерпело неудачу в результате попытки массовых преобразований обычных жилищ в коммуны. Было и второе направление – это рабочие клубы. Они должны были стать местом культурного досуга советских трудящихся, причем почти в полном ассортименте, предлагая на все случаи жизни различные виды досуга и просвещения, от самодеятельных спектаклей до «массовых действ», демонстраций.

После Октябрьской революции с стране предпринимались попытки устранить противоположность между городом и деревней, между горожанами и сельскими жителями. В этих целях создавались проекты агрого-родов как синтетических типов поселений, равномерно распределенных по территории всей революционной державы. Неслучайно в беседе с Гербертом Уэллсом Ленин говорил, что «города станут значительно меньше».

Условия общества позволили Сталину, особо не напрягаясь, создать свой образ на основе только ментального и вербального имиджа. Харизма – буквально переводится как дар. Это врожденное умение овладевать умами и сердцами людей. Обладая невероятной харизмой, Сталин фактически творил в умах людей, ему внимавших, реальность новой, счастливой жизни. И реальность эта желалась настолько настоящей, что люди оправдывали любой шаг вождя. Личность Сталина, его потребность в самореализации за счет насилия и власти идеально совпали с потребностями общества того времени. Фактически, Сталин не создавал себе образ идеального вождя-функции. Сам народ сотворил его, родил из сокровенных глубин подсознания.

Карина Сарсенова

После революции в городе произошел революционный жилищный передел (в сельской местности передел был земельный). В городах делили жилплощадь. В столице в ходе таких мероприятий старались разрушить иерархическую (называемую феодальной) структуру города, для чего в реквизированные у буржуев, чиновников и интеллигенции квартиры в центре селили рабочих с окраин. Несмотря на предоставленные рабочим льготы при переезде, особенных успехов в этом деле не добились, потому что ездить из центра на работу на заводы и фабрики, расположенные на окраинах, было непросто. Метро еще не было, да и с трамваями были проблемы…

21 июля 1936 года официально в Москве, Ленинграде и Киеве было разрешено строительство пригородных индивидуальных и кооперативных домов. 8 февраля 1935 года Архитектурная газета опубликовала лозунг «Превратим Москву в красивейший город мира!». В мае того же года советские архитекторы отправляют письмо Сталину в связи с его «гениальной речью о кадрах», обращаясь к нему как «великому зодчему социалистического общества». Среди тех, кто подписал это послание, были Щусев, Колли, Гинзбург, Буров…

10 июля 1935 года вышло Постановление Совета Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) о принятии Генерального плана социалистической реконструкции Москвы. Для разработки этого плана были заранее сформированы проектно-планировочные мастерские, а общее руководство проектом осуществляли архитекторы В. Семенов и С. Чернышев.

То была эпоха великого «Генерального плана реконструкции города Москвы», который должен был послужить образцом для городского планирования по всей стране и помочь предъявить восхищенным взглядам иностранцев и советских граждан модель социалистической столицы. Повсюду были планы, чертежи, макеты: в фильме «Чабарда!», снятом в 1931 г. грузинским режиссером М. Чиаурели, долго, с любовью демонстрируется подробный макет будущего города с соответствующими комментариями («Здесь будет школа!»). В середине 1930-х гг. была пущена первая линия московского метро, и граждан поражали его люстры, длинные эскалаторы и просторные станции… Дворцы вообще были в духе той эпохи. Существовали дворцы культуры, дворцы спорта, дворцы труда – как правило, большие, пышно декорированные, внушительные здания, под стать своим названиям.

Ш. Фицпатрик. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город

Впрочем, намерение изменить облик столицы первого в мире государства рабочих и крестьян до полной неузнаваемости проявилось гораздо раньше. «С огромным апломбом взялись “авангардисты” за реформирование всего жизненного уклада общества и перестройку быта, работы, учебы, отдыха людей… – пишет А. Рогачев в книге “Москва. Великие стройки социализма”. – Особую популярность среди «авангардистов» приобрели проекты “домов-коммун”, состоявших не из квартир и даже не из комнат, а маленьких кабин для сна. Бодрствовать обитатель “домов-коммун” должен был в общественной столовой, спортзале, библиотеке, общих комнатах для занятий. К счастью, благодаря реалистичному мышлению большинства хозяйственных руководителей из бесчисленного множества проектов “домов-коммун” в Москве было реализовано лишь несколько, причем относительно приличных – по крайней мере, их можно было использовать в качестве студенческих общежитий».

Как из рога изобилия посыпались самые дикие проекты. Для проживания горожан предлагались «летающие города» (несомые дирижаблями), «горизонтальные небоскребы» (вытянутые по горизонтали над городом параллелепипеды на ножках-опорах), «новые дезурбанистические поселения» (вереницы коттеджей, растянувшиеся на сотни километров вдоль центрального шоссе). Проводить свой отпуск трудящиеся должны были в «сонных сонатах» – огромных дортуарах, плавно покачивающихся под нежную музыку в сочетании с усыпляющими ароматами.

А. Рогачев. Москва. Великие стройки социализма

В рабочих клубах человек труда должен был пройти через обработку, целью которой было формирование у него идейного самосознания и высокого идейного уровня. Рабочие клубы должны были воспитывать у трудящихся солидарность и интернационализм, пробуждать низовую инициативу рабочих масс, участвовать и правильно реагировать на коллективную критику. В ряде клубов планировалось сделать раздвижные стены, убирающиеся потолки и трансформирующиеся залы – в том числе для пропускания через зал демонстраций.

Одним из главных направлений реформирования в первые же послереволюционные годы стало образование. В СССР началось массовое строительство школ – первые советские школы столицы, «фабрично-заводские семилетки», были открыты в 1927 году, а в 1929 году срок школьного обучения был увеличен до десяти лет. В основу преподавания в отечественной школе был положен лабораторно-бригадный метод. Ряд занятий проходил в лабораториях, мастерских и кабинетах: энергетики, машиноведения, материаловедения, столярных и слесарных мастерских. Также в школе должны были быть музеи (учебный и политехнический), клубно-круж-ковые комнаты, помещения для общественных организаций, в которых участвовали школьники. Для всего этого началась разработка программы соответствующего этим требованиям школьного здания, получившего название «фабрично-заводская десятилетка».

5 сентября 1931 года ЦК ВКП(б) принял постановление о начальной и средней школе, а через четыре месяца появились программы обучения. 22 февраля 1935 года Совнарком и ЦК ВКП(б), рассмотрев вопрос об организации школьного обучения в городах, приняли постановление о массовом строительстве школьных зданий для прекращения тесноты и многосменности в школах и наборе студентов в высшие учебные педагогические заведения.

«Особенно быстрыми темпами строительство школ пошло в 1936 году, когда Московским Городским комитетом ВКП(б) и Московским Советом были даны указания об одновременной закладке 150 школьных зданий. Благодаря этому 1936 год стал поистине звездным часом школьного строительства Москвы, – указывает А. Рогачев в книге “Москва. Великие стройки социализма”. – По своему значению для города это грандиозное созидание одновременно полутора сотен отличных зданий, предназначенных служению высочайшей цели – просвещению юных москвичей, можно сравнить разве что с возведением кирпичных стен Кремля в конце XV века или открытием канала Москва – Волга в следующем, 1937 году. С полным основанием можно сказать, что именно с 1936 года гарантированным правом и почетной обязанностью каждого юного гражданина Москвы стало получение среднего образования».

Новые школы рассеивали вековой мрак невежества простого московского люда. Территориальное распределение строек показывает, как шло стирание резких граней в культурном уровне центра города и окраин. В пределах Бульварного кольца возводилось шесть школ, между ним и Садовым кольцом – двадцать семь, в кольце Камер-Коллежского вала – шестьдесят пять, и вне его, на самых окраинах тогдашней Москвы, – пятьдесят две школы.

А. Рогачев. Москва. Великие стройки социализма

Многие историки считают, что Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года (в некоторых источниках также называемый сталинским) должен был в первую очередь решить не сколько практические, сколько идеологические вопросы, представив всему миру новую, преображенную столицу социалистической страны, и поэтому главной, доминирующей частью плана и самой Москвы должен был стать гигантский, поражающий воображение людей, Дворец Советов.

На Театральной площади выстроен из дерева прокатный стан больше натуральной величины. «Блюминг» – написано над ним светящимися буквами. Напротив – покрашенный красным трактор величиной с дом. Символы новой государственной религии, которые благоговейно почитает народ: блюминг и трактор.

Р. Волтерс. Специалист в Сибири

Однако к моменту появления этого постановления изменение облика старой Москвы шло уже полным ходом. 3 июня 1927 года в Москве начался снос старинных Красных ворот. Они были возведены в ознаменование коронации императрицы Елизаветы в 1742 году, а через несколько лет капитально перестроены под руководством архитектора Ухтомского и превращены в великолепный архитектурный памятник с пышными лепными украшениями, фресками и бронзовыми скульптурами. Символические фигуры обозначали добродетели нового царствования – изобилие, милость, постоянство… В первые десятилетия ХХ века ворота, изрядно потрепанные непогодой за полтора века, явно нуждались в реставрации, что и было исполнено весной 1926 года. Однако в декабре того же года Моссовет принял решение о сносе памятника. В 1928 году была вдобавок снесена находившаяся рядом церковь Трех святителей, построенная в XVII веке.

В 1931 году снесли Иверские ворота, по официальной версии они мешали проходу военной техники на Красную площадь во время парадов. Тогда же в ходе борьбы советской власти против религии был взорван стоявший в центре Москвы храм Христа Спасителя, построенный в ознаменование победы над войсками Наполеона в 1812 году и освященный 7 июня 1883 года.

После сноса храма на его месте предполагалось построить своеобразный «храм Будущего» – Дворец Советов. 29 ноября 1933 года состоялась встреча Сталина с группой архитекторов, работавших над проектом будущего дворца. Незадолго до этого проводился конкурс, на который были представлены работы как профессионалов, так и простых советских граждан, и даже иностранцев, выполненные в самых разных стилях, от классицизма до конструктивизма. Однако в финал были отобраны проекты, близкие к классическому стилю. И в мае 1933 года был сделан окончательный выбор – в пользу работы Бориса Иофана, которому было предписано использовать «лучшие части проектов и других архитекторов». В дальнейшем к участию в проекте были привлечены В. Гельфрейх и В. Щуко. Особый интерес у самого Сталина на встрече вызывал вопрос, где поместить гигантскую статую Ленина – на крыше здания или перед ним.

Но эта скульптура так и не была воздвигнута. Символом советского монументального искусства выпало стать скульптурной группе «Рабочий и колхозница» работы Веры Мухиной.

И в ряде других случаев с реализацией Генерального плана реконструкции Москвы далеко не все было гладко. Так, москвичи были сильно расстроены, обнаружив однажды, что зеленые насаждения около Садового кольца (откуда и пошло его название) вырублены и выкорчеваны, а территория вдоль трассы залита асфальтом. Пошел слух: «Сталин не любит зелени и приказал уничтожить бульвары».