Текст книги "Четыре с половиной"

Часть II.

Красивые сосны – там, у дороги. Но грустные, что-то в них есть от тихих свечей.

Приехавший чуть подождал закрывавшего стальную дверь охранника, и оба пошли по зеленому ухоженному газону.

– Родственники все собрались?

– Да.

– А когда назначены похороны?

– Не назначены пока.

Человек приостановился и вопросительно посмотрел.

– Тело набальзамировано, в морге сейчас. Тут, Сергей Петрович, такая история – баталия даже.

– Какая баталия?

– Давайте чуть постоим, я расскажу.

–О–

На столике появились небольшие песочные часы с незначительной желтоватой массой у верхнего конуса, тонкая струйка пошла вниз, разбрасывая на дне песчинки.

Нотариус, убедившись, что простенький механизм работает, снова обратился к аудитории:

– Итак, одна минута, а вернее сейчас… секунд пятьдесят. Не пожелавший или не успевший, господа, автоматически исключается из процедуры жребия.

Женщина уже подходила к столику, но прочие не вышли из столбняка.

– Прошу вас, сударыня. Но шар пока не раскрывайте.

Она чуть поводила сверху рукой, вдохнула… и взяла.

– Благодарю вас. Осталось секунд сорок. Прошу, господа. Впрочем, как вам угодно.

Теперь двое, вполне сознавая лишь, что нужно спешить, направились к столику и только один, поименованный раньше «двоюродным братом» удивленно поглядел на них, не двигаясь в кресле.

У коробки оба подошедших ускорились, и тут же замешкались, не зная, который шар взять…

Но получилось.

Теперь и они вдруг поняли, во что играют.

Нотариус обратился к последнему:

– У вас еще есть пятнадцать секунд.

Сидевший в кресле не то чтобы понял, но что-то в нем заработало.

Человек встал.

– Побыстрее, – произнесла женщина, на тонком красивом лице смешались досада и нетерпение.

– Да пусть его, – одернул муж, а нотариус уставился на последний уходящий песок.

– Семь-шесть секунд.

Человек неуверенно шел, все с тем же растерянным чувством – «а, надо ли?».

Младший охранник, не выдержав, громко произнес «ой», струйка уже добегала из ничего, но на последних шагах человек проявил проворность и на ходу извлек шар.

– Вот!

Он, словно желая обрадовать остальных, поднял руку с ним вверх.

– Да, вы успели.

Похоже, и хладнокровному нотариусу это принесло облегчение.

– Свидетели, подойдите, пожалуйста, ближе.

Двое молодых людей сделали пару шагов, но нотариуса дистанция не устроила, он приказал встать с ним рядом.

– По разные стороны. Вы здесь, а вы… да.

Получилась своеобразная тройка со строгим нотариусом посередине.

– Теперь, господа наследники, откройте ваши шары и продемонстрируйте нам результат.

Стало заметно, что никому не хочется это делать.

– Прошу! – подстегнул тот.

Руки людей задвигались, размыкая небольшие белые шарики…

– Внимание, господа свидетели, итак, – прежде чем он продолжил, раздались вздохи, неясные звуки, «черт!» выговорила молодая особа. – Крест у вас, сударь, – рука нотариуса показывала на брюнета, едва успевшего к жеребьевке – на двоюродного брата покойного.

Тот неуверенно повернул шар к себе.

Стоявший с ним рядом светловолосый взглянул еще раз на свою пустышку и неловко вздохнул. В лице женщины явилась переживаемая досада, но муж ее нашел в себе силы проявить благородное хладнокровие.

– Поздравляю, Володь, – он протянул руку счастливчику.

Тот пожал, улыбнулся, улыбнулся всем остальным, нотариусу, но похоже – больше всего себе самому.

–О–

Приехавший внимательно слушал. А к концу, откинул полы пиджака и уперся в бока руками – не от жаркого уже утреннего воздуха, а чуть-чуть взволновавшись.

– Это что же получается, какая-то запертая ситуация? Наследник вступает в права после похорон – так я понимаю?

– Угу, – молодой человек спрятал в карман листок, на котором записал озвученную нотариусом формулировку.

– А прочие трое могут блокировать его фактическое наследование хоть до второго пришествия?

– Что «могут»? Они уже начали. Только наших с вами денег, Сергей Петрович, это никак не касается.

– Ну, мне и так он всё в жизни устроил. И ты, небось, поднакопил здесь за время службы?

– Поднакопил. Грех жаловаться, жили ведь тоже на всем готовом. И завещал триста штук, – парень взглянул в небо и быстро перекрестился, – дай бог ему там, не видели от него ничего, кроме хорошего.

– Да, а родственничков он, значит, в затрудненье поставил, ха!

– Не больно он их любил, по-моему. Вашим приездам радовался, дни считал, вот, мол, через столько приедет.

Оба погрустнели, и пожилой человек опустил голову.

Солнцу не понравились двое внизу, не замечающие лучей.

Приехавший поднял к голове руку.

– Печет как у нас на юге. Значит, баталии уже начались?

– Макар вчера пошел к ним с картой для ужина – он у нас любопытная деревенщина – ну, слышит бурные разговоры, и заторчал тихо в зимнем саду. Минут десять подслушивал.

– Так договорились они или нет?

– Непонятно пока, в баре яркий свет горел до трех ночи. Ваша комната в полном порядке, Сергей Петрович. Туда поднимемся?

– Нет, знаешь, ты чемодан отнеси, а я выпью немного с дорожки. Самолет, машина – подукачало слегка.

Внутри прохлада, воздух словно прозрачней и чище, веселье света и зелени.

Высокий розовый куст с бутонами, готовыми уже распуститься, и знакомые другие растения, чужеродные в том числе – он так и не узнал их названия, хотя все собирался в очередной приезд, и имеется ведь каталог с их номерками.

Бар, кресла, столик, фонтанчик – бесшумный, умиротворяющий.

Несправедливое есть в остающихся после человека предметах, безразлично продолжающих жить.

Наружи, там, было бодро, но здесь вдруг сделалась какая-то слабость, воздуха много, а не хватает.

Гость торопливо поискал бренди среди крепкого алкоголя – больше хотелось кентуккийского виски, смотревшего сейчас на него, но от нервов-сосудов бренди лучше всего врачует. Где же?.. Внизу, почему-то.

Он заметил себе, что слишком спешит налить, и что, по сути, это сейчас внутри легкая паника – не болел в жизни ничем, не привык, и теперь, когда организм вдруг не слушается, было так уже несколько раз, возникает гадкое ощущенье.

Бренди помог почти сразу, и наверно, чисто психологически.

А произойдет ведь когда-нибудь – не получится что-то уже в последней для него спешке.

Негромкий голос послышался, мужчина – светловолосый, худой, средних лет – спустился, неслышно, по боковой лестнице. Это он поздоровался.

Приехавший поспешил ответить, и назвал себя – фамилию, имя, отчество – громко, по-военному несколько, впрочем, и выправка пробивалась, несмотря на гражданский костюм.

Мужчина, смущаясь слегка, произнес:

– Это вы тот самый следователь… – и приостановился: – я Олег, сводный брат покойного.

– Да, тот самый. Только уже бывший следователь прокуратуры.

– Он про вас говорил…

Мужчина неловко застыл между креслами и баром, и гость, возвращаясь к привычному самочувствию, предложил:

– Я тут расслабляюсь слегка после дальней дорожки, не желаете ли для компании?

Тот приветливо, но тоже с оттенком робости, улыбнулся:

– Да, спасибо, я бы выпил винца.

Простоватое последнее слово мало шло ко всем этим бутылкам – каждая гордилась собой.

– Что предпочитаете?

– Да я знаете… как-то…

– Утром, если вы натощак, лучше этого вот «Бордо», – приехавший снял бутылку, – вам ни один папа римский не предложит.

– А они разве пьют?

– Пфу, еще как. Ну, не напиваются, конечно, на людях.

Где-то он действительно читал про одного папу римского, который и альпинизмом занимался, и сигары курил, и по паре бутылок вина в день ухлопывал.

А какой цвет у этого терпкого «Бордо», со склона, куда вообще не допускается бездумно веселая молодежь, – в красной прозрачности проступает черное, однако лишенное мрачности и увлекающее живой глубиной.

– Пожалуйте.

Человек поставил на стол два объемных бокала, и пришедший, поблагодарив, протянул к своему руку – пожившую уже, поработавшую, с каким-то пластырем на среднем пальце правой руки. Вид аккуратный, но очень провинциальный – брюки, рубашка с длинными не по-летнему рукавами – отставного совсем фасона.

Припоминается со слов покойного – он инженер-механик из кукуевского какого-то уральского городка. Кажется, и не был здесь у брата ни разу.

И робость тут у него ко всему.

– Как там жизнь, Олег, между Европой и Азией?

– Ну, – вопрос слегка затруднил, – жизнь простая – дамба, небольшая электростанция. Бедная жизнь, – сказав это, он вдруг заспешил: – Мне-то что, брат деньги высылал, можно сказать – нужды ни в чем никакой, – отпил из бокала большим глотком и закачал головой: – У нас не то что такого вина, а вообще никакого приличного не завозят. Водку, которые вроде меня люди с деньгами, просим шоферов из центра возить.

– Народ самопальную пьет?

– Ее, самогон тоже пьют, – и чтобы сойти с безрадостной темы, улыбнулся и произнес: – Зато рыбалка, хорошая рыбалка у нас.

– У нас на Дону тоже рыбалка. Брат к вам не ездил? Ко мне рыбачить несколько раз приезжал.

Собеседник сконфузился:

– Да неудобно было и звать-то в нашу тмутаракань. И таракань у нас в прямом смысле, я вот живу в нестаром доме, а с насекомыми этими, ну, ничего не могу поделать. – Он развел руками: – Гостиницы у нас – вообще никакой.

– Да, затюкали Россию.

Человек еще подумал о том, что этот вот рядовой инженер лишился теперь постоянного источника денег, и наверно боится. Не похож он на баталиста, там, конечно, наступательную политику ведет шустрый Аркадий с женой. Что-то про нее говорил покойный, как-то назвал… «эксквизитная штучка»… закончила московский университет… сам-то Аркадий тоже простой инженер, только переключился за дядины деньги на бизнес.

Вино стало приятно греть.

Что у них за баталии и на какой стадии, у этого Олега спрашивать неудобно. Надо будет спросить напрямую именно у племянника. Не про торговлю за свои доли, разумеется, а сколько времени они собираются держать вот такой запертой ситуацию с похоронами.

Впрочем, мысль мелькнувшая показалась заманчивой – в город сейчас поехать, знакомых кое-кого повидать, и даже вот – зайти в родную прокуратуру. Он, кстати, ведь теперь даже долларовый миллионер. Ну, на некоторые рожи взглянуть теперь особенно любопытно.

– Леша, я в город поеду. А, Мака-ар!

– Здравствуйте.

Вот бывают славные лица, что в них, а приятно смотреть.

– Здравствуй. Отчего хитро улыбаешься?

– Жду, когда вы про телят меня спросите.

– И спрошу!

– Он теперь, Сергей Петрович, огромный телятник купит. Вас отвезти в город или сами поедете? Вон, хотите, на Мерседесе?

– Нет, Леш, я принял слегка.

– С нашим номером не остановят.

– Нет, спасибо, прогуляюсь до трассы, там меня подвезут.

– Позвоните из города, если что.

– Не беспокойся, к вечеру возвращусь. Слушай, Олег этот, не был здесь вроде ни разу?

– Не приезжал. А племянник с двоюродным братом в последние месяцы чаще прежнего наведывались.

Зима – лето, хорошо всегда летом, разрешительное оно, вседозволенное. А ничего про него всерьез не написано, только про жниц у кого-то и про ос. Нет впрочем, у Митяева сказано: «лето – это маленькая жизнь» – нежно сказано. И морда тоже приятная, хотя не похожи они с Макаром… А осень – зима, тут любят – «очей очарованье», «крестьянин торжествуя»… Однако вот странно – «его лошадка снег почуя, плетется рысью как-нибудь», рысь – это ж бег, даже если слабенькая лошадка рысью идет, человек бегом еле рядом удержится, а если здоровый рысак… К тому же еще «плетется», рысью плетется, бежит и плетется… а крестьянин при этом торжествует?.. Нет, ну дикая какая-то сцена!.. А попробуй, скажи. Пушкин! Словно гвоздем прибьют… Или, в школе еще мучило: «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Ка-ак сказать! Смотря где в тот момент находился… Чье это? Тоже Пушкина?..

– Девушки, извините, пожалуйста. Вы образованные, «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые» кто написал?.. Тютчев?.. Хм, я слышал, тихий был человек, кабинетный. А сами вы как относитесь?.. Не к Тютчеву, нет, а чтобы в мире при вас прямо наступили роковые минуты?.. К тому и идет?… Но не хотелось бы все-таки?… Да, совпадает. Спасибо, я проверял свои детские впечатления.

Вон трасса видна. И машины снуют.

Белобрысый Макар приспособился на скамейке в тени рядом с начальником.

Тот, осведомившись сначала, сидит ли их третий в «служебке», пообдумав что-то, спросил:

– Значит, этот двоюродный брат сказал, что продаст тут все?

– Ну. Так и сказал.

Старший покивал нерадостно головой:

– Кончилась наша привольная жизнь. Ты с деньгами-то что думаешь делать? Может и правда, ферму в родной деревни откроешь?

– Скот купить не проблема, а кому там работать-то, Леш. Старики, а которые не старики – пьянь, они ж не работники. Я вот… как ты сам думаешь, удобно Сергея Петровича попросить?

– К нему на работу? А почему неудобно. Я и сам, если хочешь, спрошу.

– Спроси.

Там за стеной, в соснах, застучал дятел – обычная его полуденная работа, и можно не смотреть на часы.

– Скоро обед заказывать, мне к ним сходить?

– Сходи.

Старший, продолжая что-то обдумывать, сам себе произнес:

– Или я запомнил неправильно…

Другой выжидательно повернул к начальнику голову.

– Хм, не пойму, – тот вроде как смотрел на кирпичную в тридцати метрах стену, но взгляд до нее не доходил, – утром сегодня, когда делал обход помещений, чувство появилось нехорошее.

– Какое нехорошее?

– Мы с нотариусом вчера, и с тобой вместе, вскрывали сейф, так? Делали опись.

– Так. Ключ ты отдал нотариусу.

– А когда нотариус опечатывал сейф, он, я заметил, сдвинул слегка кружочек, что закрывает вход для ключа.

– Крышечку эту?

– Да. Ну, не сильно сдвинул, градусов на десять-пятнадцать.

– Я не заметил.

– Ты в стороне стоял. А сегодня смотрю – кружок стоит ровно-ровно. – Он повернул голову к подчиненному: – Я пробовал, винт там тугой, сам кружок не сползает.

– Ну мало ли, за ночь…

– А что, у нас колебание почвы было? И в хозяйственном блоке что-то не так, факт – побывал кто-то.

– Там красть-то особо нечего.

– Там нечего. А к сейфу – вот ощущение просто – подход был, хотя и не получилось. – Он посмотрел теперь очень значительно: – Может быть, это был пробный подход?

– А дверь в помещенья хозяина?

– Макар, тот замок специалист откроет булавкой. – И недобро сощурил глаза: – Не нравится мне эта компания. Ты когда пойдешь, похитри там.

– Как похитрить?

– Прислушайся. Будет возможность, застрянь, как вчера вечером, в зимнем саду. Ты ж в разведбатальоне служил, сориентируйся на местности, пластун.

Вечером с трассы на дорогу к коттеджам свернул перед ними фургончик-газель и так и ехал впереди их такси до самых ворот.

Там он, не задерживаясь, шмыгнул в раскрывшиеся ворота, а пассажир, остановив водителя, начал расплачиваться. Чаевые соответствовали этому известному всем загородному месту, хотя человек подумал, что раньше бы никогда столько не дал.

Фургончик – что бы он значил – привлек внимание.

Впрочем, приехавший понял, не успев дойти до дверей, – время давно вечернее, транспорт, не иначе, из ресторана. И кстати, днем он перекусил лишь слегка, а вначале вечера посидел недолго у одного из прежних коллег-приятелей, заехав на чашку чая, – скромно на кухне, да и негде было сидеть в двухкомнатной квартире – жена пожилая, приболевшая чем-то, дочь с пятилетним снующим ребенком – отвык он такого неказистого быта с одеждой на спинках стульев, усталыми от пользования вещами, общей во всем не радости и не ожидания.

И в городской прокуратуре, где, опасался даже, произойдет неожиданная ощущениями встреча со временем, не почувствовал ничего, то есть наоборот, почувствовал потом растерянность и обиду, оттого что большой кусок жизни выпал, сделавшись чужим и ненужным.

– Добрый вечер, Сергей Петрович, ребята ужин как раз разгружают. Я вам по памяти заказал – свинину, вы ее часто ели.

– О-очень хорошо!

– Ну там, овощи, сыр…

– Прекрасно, Алеш, прекрасно. Только знаешь, я с вами поужинаю. Не хочется мне в ту компанию с их делами. Решили они что-нибудь?

– К середине дня еще не решили, я даже Макара на разведку посылал.

– Тогда ждите меня, я быстро душ приму и в демократичное что-то переоденусь.

В помещении всегда одна и та же температура – не прохладная слишком, а именно какая надо. Градуса на три пониже, чем снаружи сейчас – там, хотя вечер поздний, все равно жарковато, и ночь, по такой погоде, прохладу не принесет.

Человек от входа направился по широкой спирали наверх и добрался, не встретив никого по дороге, до дверей своей комнаты. Знакомая, родная почти, тут он всегда останавливался. Три другие гостевые комнаты отличаются только цветом, его – золотистая.

Есть хотелось, он поэтому обрадовался, что нужные легкие брюки и футболка лежат в чемодане прямо сверху, и отправился в душ, определив себе время там в три-четыре минуты.

Парикмахер хорошего класса стриг так, что волосы, подсыхая, укладывались сами в нужную форму, он не стал смотреться в зеркало перед выходом, а когда ступил в коридор…

– Ба, Сергей Петрович! Нам сказали, что вы еще днем приехали, я уж в комнату вашу два раза стучал.

– Здравствуй, Аркадий. В город ездил, старых знакомых кой-кого повидать. Ты скажи мне, пожалуйста, что тут у вас за коллизии? Я не в смысле денежного вопроса, а похорон. У меня там на юге дела, сориентируй, братец.

У племянника сделалась неопределенность в лице, сам он, показалось, за прошедшие с последней встречи месяцы то ли пополнел, то ли обрюзг.

– Трудная, ситуация. Мы уже с юристами по телефону консультировались – никто пока толком совет не дал.

– То есть запертая, как я понял со слов Алексея?

– Запертая. – Неуместная к ситуации явилась улыбка – парень не пьян, но навеселе. – Владимир уперся, сволочь. Извините за выражение.

Гость подумал, как бы все-таки разобраться, но разъяснение последовало само:

– Ну рассудите, Сергей Петрович, Лена требовала сначала двадцать процентов на нас на троих. Теперь опустились до пятнадцати, чтобы каждому по пять. Это много, что ли?

– М-м, на мой взгляд, немного.

И действительно, вполне адекватная компенсация. Он с этим двоюродным братом не был знаком, но человек интеллигентный вполне, по упоминаньям покойного. Тот ему помог деньгами поставить журнал коммерческий, развлекательного какого-то плана, автомобиль подарил. Звучало, что Владимир этот умный, воспитанный.

– Он-то, в свою очередь, что предлагает?

– По триста тысяч долларов, и сказать ему еще за это спасибо.

– Триста тысяч Алексей получил.

– Вот именно, слуга.

Последнее определение прозвучало несколько грубо, а собеседник приблизил голову и заговорил уже тихо, почти таинственно:

– По секрету, Сергей Петрович. Ленка с Олегом решили спускаться до десяти процентов, но ниже – ни-ни. Ну и я с ними согласен, а то свинство какое-то.

Он развел руками, но не с протестующим чувством, а, скорее, с недоумением.

Гость искренне согласился:

– Похоже на свинство, очень похоже.

– Пойдемте, Сергей Петрович, в бар. Скоро ужин дадут, надо чего-нибудь перед ним.

– Пойдем. Однако ж, Аркадий, ты извинись за меня перед публикой, я с ребятами там в охране поужинаю. Обещал уже. Сам понимаешь – выпить слегка за покойного. Любили они его.

– Кто ж не любил, – ответ прозвучал с совершеннейшим равнодушием.

За Аркадием пришлось поспешить.

А по дороге в голове закрутились вдруг эти проценты – десять, пятнадцать… не складываясь до конца в конечные суммы, они все равно давали большое – не обеспеченность, благополучие, а непонятный своими возможностями уровень жизни.

Внизу горел яркий свет, отливался бронзой фонтанчик, зимний сад отошел в полумрак зеленоватой и темной затем глубиной, за которой никакой другой мир, казалось, не существует или не нужен.

Аркадий сразу бухнулся в кресло у ближнего торца столика, перед которым уже стояла открытая бутылка и ожидающий стакан, а рядом сбоку от него, повернув на их появление голову, сидел брюнет среднего возраста – его взгляд пропустил Аркадия и направился на неизвестного гостя. Взгляд не враждебный, но и без особой приветливости, и было видно – он не собирается встать для знакомства с рукопожатием.

Гость назвался, также почти как утром – докладным тоном, и услышал ответное представление с добавлением, что брат-покойный о прибывшем рассказывал.

– Я о вас тоже от него слышал. Журнал выпускаете? Хорошее дело.

– Выпускал.

В голосе слишком почувствовалось уточнение «кто теперь кто», гостя оно не то чтобы покоробило – однако не умное что-то в нем себя обозначило.

Он прошел к бару, ясно уже понимая, что не хочет, совсем, здесь задерживаться, да и ребятам обещал быть через пятнадцать минут.

Бутылку виски и что еще?..

Он еще взял «Бордо», цветом чуть посветлее – игривого сорта.

Вышел от бара с другой стороны и пояснил для вежливого ухода:

– Обещал, вот, с ребятами посидеть. Извините за отсутствие во время ужина.

Аркадий сделал благодушный знак понимания, а взгляд наследника скользнул по бутылкам и, ревниво блеснув, поменялся на снисходительный – с господским оттенком.

Это как понимать?

И в наследство еще не вступил, и умершего в могилу не проводил, а уже хозяин?

Нет, сударь, шутить изволите, он в доме друга своего, а не у чужого барина!

Человек поставил на столик бутылки и снова вернулся к бару. Тут где-то «Мадера» коллекционная, они все собирались ее с покойным попробовать.

У, как быстро нашлась.

Он понес ее так, чтобы к зрителям этикеткой.

И прихватив две другие, небрежно кивнул на прощанье.

Чувствуя, что все-таки неумело изображает развязность.

– Вы, Сергей Петрович, куда это столько набрали?

– Ничего, пригодится.

Он хотел добавить в сердцах о своих впечатлениях, но пар неожиданно вышел. По дороге слушал насекомую трескотню – многотысячный хор, у домика в траве белел крупный светляк, и тепло шло прямо с самого неба.

Ну их там.

Стол нехитро, но уже сервирован, и закуска есть подходящая, в том числе любимый его острый венгерский перец.

– Ровно пятнадцать минут, – сообщил появившийся Макар, – ой, куда это столько?

– А ты думаешь, я тебе много выпить позволю? – парировал Алексей. – Садитесь, Сергей Петрович, вы у нас – во главе.

Времени нет никакого – это же мера одних событий через другие. Почему вдруг два-три часа пролетают или, наоборот, еле тянутся? Тянутся от пустоты – ее ничем не измеришь. А события набегают, и человек движется по ним, а не по каким-то там стрелкам. Так и с людьми бывает в общении, когда временем становятся мысли и память.

В начале первого еще поставили чай.

Молчаливого очень третьего охранника, не употреблявшего из-за старой контузии алкоголь, гость плохо знал.

Тот поужинал с ними, и начальник разрешил ему спать – «мониторить» постоянно территорию нет уже необходимости, да к тому же – гость не знал этого раньше – на три метра внутрь от заборов на газонах стоит проводная сигнализация.

– Сметливый ты у нас, Макар. Он, Сергей Петрович, сто тысяч в банку спрячет, а на зарплату будет опять полдеревни кормить. Сколько там ртов-то?

– Ну… две сестренка, две бабки, дед, еще племянник и племянница малолетние. Мать с отцом хоть работают, но, можно сказать, за гроши.

– Не беспокойся, позвоню тебе, по приезду. Место найдем. А тебя, Алексей, на командирскую должность, не смогу прямо сразу устроить. Подыскивать надо.

– Вообще не надо, Сергей Петрович.

– А что думаешь делать?

– Смотаться он хочет.

– Не смотаться, а нормально уехать. Мне здесь, Сергей Петрович, как говорят у вас казаки, что-то «не любо».

– А где любо?

– Ну, в Канаде где-нибудь или в Австралии. Приналягу на английский язык, я ведь английскую спецшколу заканчивал. Тройку, правда, имел, но база все равно есть.

Макар решил поделиться:

– А я немецкий учил.

– Немецкий твой – «нихт ферштейн».

– Может быть ты и прав, Алеша, – раздумчиво произнес пожилой человек, – может быть…

– Родина – не березы, Сергей Петрович, – обрадовано заговорил тот, – родина – люди, а они у нас только и смотрят как бы друг друга мордой об стол.

Младший товарищ согласился с ним легкой ухмылкой.

Гость помолчал в размышлении.

– А к старости это грустно, друзья. Грустно, без цели. Я вот встретил недавно, Христос говорил: «Один не спасешься». В Нагорной проповеди, кажется. Даже душа в одиночку беспомощна.

Макар, привставший за кипятком, удивился:

– Почему беспомощна?

– Потому, дорогой, что душа великого хочет. Даже самая маленькая душа. А как может быть иначе?.. Она по образу и подобию божьему сотворена. Великое, значит, в ней первым делом заложено. Да. А делать великое можно только для очень многих, это по определению, так сказать. Ну и как, без душевного с ними родства?

Алексей озадаченно качнул головой, оценивая слова, – правильные, наверное, но не очень согласные с его настроением, а на лице Макара объявилась и застыла загадочность – он выразил ее глядя куда-то вверх:

– А мно-гого мы не знаем.

– Вот-вот, – гость придвинулся к столу, чтобы достичь до бутылки, – чувствовать начал с годами, чем больше узнаю – тем меньше знаю. – И сменил тон: – Но знаю, что такую «Мадеру» я даже при своем миллионе не позволю себе купить.

– И нельзя в наших магазинах, – возразил Алексей, – чурки-оборзелые в своих подвалах любую фальшивку сварят.

Разлили по рюмкам.

Макар взял свою нерешительно, а его старший товарищ поднес, понюхал, а потом, когда все попробовали, вывел свое заключение:

– Я вот чувствую – вкус замечательный, а еще чувствую, что мой до него не развит – тупые рецепторы.

– А-га, – подтвердил Макар.

Но тут же они заметили что-то во взгляде гостя, сидевшего напротив двери, и повернули туда к ней головы.

В открытом проеме стоял Аркадий.

С блуждающим взглядом и физиономией на хороших газах.

– Теплый вам вечерочек, – он вроде не был уверен, что видит хорошо каждого. – Сергей Петрович, а я в комнату к вам стучал.

Нет, видит, все-таки.

Макар уже проворно подносил стул.

– Присаживайтесь. Чаю выпьете?

– А… выпью, пожалуй.

Тот сел, и устроился поровнее.

– Баталия, что ли, закончилась, Аркадий?

– Вот я и хотел с вами… не закончилась. – Он поделился сразу со всеми: – Мне что тут – жить?.. А Ленка говорит: жить!

– Ты толком скажи о результатах.

Однако пришедший поинтересовался сперва глазами по поводу своего участия в общем мероприятии, и Алексей с легким в сторону вздохом подвинул к нему свободную емкость, она была из-под сока, но вряд ли сейчас это значило.

Успокоенный, что ему наливают, Аркадий вернулся к теме:

– Олег уже говорит – «ну его». Но хамство – по полмиллиона, – он протянул руку к вину, и видно стало – пить ему не очень-то хочется.

– Предлагает вам по полмиллиона?

– Предлагает, но это хамство. Я так и сказал… Нет, прямо так я не стал говорить… Сергей Петрович, нам нужен переговорщик. Он замотал, понимаете?

– Так ты меня желаешь завербовать? Нет, брат, я не гожусь. Я в жизни больше приговаривал, что ли, чем уговаривал.

– Вы о-пытный человек.

– А «опытный» для таких целей – только адвокат. Вы почему за целый день об этом не позаботились?

– Заботились. В отпусках народ. Звонили… – рука на столе показала «туда-сюда»: – разъехались. Известных нет никого, а случайных… Ленка правильно говорит – с дипломом из перехода…

Чтобы вечер таким бестолковым концом не был испорчен, лучше было выпить по последней рюмке вина – он взял свою и показал ребятам глазами: пора закругляться. Тем более не вечер – половина первого уже.

Му, вкусно!

Аркадий все же нашел место внутри и кинул туда раритетный напиток разом, без чувственного выражения.

Улететь, что ли, до сообщенья об окончании переговоров?

– Сергей Петрович, нужна ваша помощь, – незваный гость проговорил уже более твердым голосом.

Или здесь остаться? Впереди только два рабочих дня, обойдутся там без него. В бассейне поплавать, в библиотеке кой-чего почитать…

– Сергей Петрович, так как?

Не ответив сразу, он отхлебнул на дорожку чай – ну, что ему тут сейчас объяснять.

– Давай, Аркадий, все завтра с утра обсудим. На свежую голову.

– Но вы не о-тказываетесь? – опять со сползающим выражением произнес тот.

– Не отказываюсь.

Да, пожалуй, правильнее будет пока задержаться. Обдумать, заодно, как станет жить дальше – с миллионом этим теперь. С работы уходить ну как-то совсем не тянет. Контрактные почти полгода еще надо обязательно отработать, преемника какого-то подобрать. А впрочем, нечего на ночь забивать себе голову.

Алексей хотел выйти их проводить, но он сказал, чтоб допивали чай и, попрощавшись, подтолкнул в открытую дверь Аркадия.

Тот как-то примолк, а когда вышли на воздух, глубоко задышал, хотя воздух был такой, как и в комнате.

– Эх, перебрал я. А другие – тоже. Ленка, одна нормальная. Со злобы.

Неровная поступь Аркадия замедлилась и перенесла его затем с правой стороны в левую.

– Я вот думаю, Сергей Петрович…

Тот повернул голову, чтобы найти спутника у другого плеча.

– Я думаю… – Аркадий стал неловко доставать сигареты и уронил пачку – пришлось приостановиться.

Предмет неясный попал в периферийное зрение.

– Что это?

– Где?

– Вон, сбоку дома.

– Где сбоку дома?

Человек слегка отстранил рукой спутника.

Электрический свет по периметру хорошо освещал ближние части газона, дальше внутрь было темнее, и потребовалось приглядеться.

Он сделал несколько шагов в ту сторону, пошел быстрее… а теперь побежал.

Тело нужно положить на твердое, с небольшим чем-нибудь под головой, внутренние кровотечения могут быть где угодно, западающая голова опасна остановкой дыхания, поэтому он все время говорит Аркадию – «голову, голову», а остальным – чтобы держали под плечами и туловищем, ноги пусть свисают – это неважно. Перед крыльцом он забегает вперед – освободить стол и найти подходящий предмет под голову. Аркадий сказал, что дышит. Люди неуклюже застревают в дверях, что-то он убрал со стола, что-то слетело, на полочке несколько книг – они сейчас подойдут.

– Сюда головой кладите.

Черт возьми, где телефон?

– Где у вас телефон?!

Алексей говорит, что в соседней, где мониторы.

Тут, в соседней, полно всякой техники, и где именно аппарат он не видит.

Вот.

Но почему трубка молчит?..

Да, здесь переключательный рычажок.

Есть гудок.

Он вдруг забыл номер дома.

Что-то громко ему говорят из той комнаты.

Номер…

Не нужна скорая помощь?

Макар на пороге.

– Сергей Петрович, уже все.

И голова Алексея за ним:

– Там ни зрачков, ни пульса.

Одышка, хоть не тащил даже сам. И поламывает в висках.

Надо все же самому убедиться.

Человек пошел назад в первую комнату.

Алексей говорит, пропуская его:

– Это спьяну племяннику показалось, по застывшим зрачкам судя, мы несли уже труп.

Еще один в его жизни осмотр мертвого тела.

А думал, кончилось это совсем.

Да… кровь натекла на книги… лицо не разбито, джинсовая курточка на груди без малейшего повреждения – удар при падении пришелся на спину и голову, тут высота второго этажа не меньше, чем у городского третьего.

Однако почему он должен осматривать и делать какие-то выводы?