Текст книги "Четыре с половиной"

Тихо.

Олег было повернул к Аркадию голову, но расхотел.

Человек поднялся из кресла.

– Остановитесь, Сергей Петрович.

– Сударыня, я закончил.

– Подождите… шпагат, кусачки… подождите.

– Чего, собственно?

– Могло быть совсем по-другому. Ссора на балконе. Из-за наследства, да. Пьяное состояние, Аркадий пустил в ход руки…

– О, интересный поворот какой.

Она посмотрела на сводного брата:

– Олег?!

Тот чуть поднял голову, но оставил внизу глаза.

– Не знаю я ничего. Спал.

– Сергей Петрович?!

А в ее глазах засветилась настоящая боль.

Алексей стоит рядом – что-то потуплено-просящее и в его выраженье лица. Ну да, благодарность наперед уже сделана – расписочки… А за что тут винить?

– Отрабатывайте эту версию с адвокатом. Но улики до признательного заявления попридержу. Пошли, Алеш, спать.

За спиной он услышал тихий голос Аркадия:

– Спасибо, Лен.

По дороге уже решили, что затею со сном придется отставить – скоро нагрянет милиция, все равно всех поднимут для показаний.

Присели на лавочку за углом.

Алексей велел третьему охраннику разбудить Макара, чтоб проинструктировать – а то ненужное ляпнет.

– Мастерски вы, Сергей Петрович, сработали, только Елену спрессовали совсем.

– Нет, Леша, когда она после этого пресса не скрыла о тазепаме, я окончательно убедился – не соучастница.

– А странный у них вариант какой-то.

– У кого?

– Не смотрятся они вместе, Аркадий с Еленой.

– Ох, много странного в этом мире, Алеша. А хочется мне, знаешь, сейчас на большую донскую воду. Смывает она странное и ненужное из памяти и из души. Приезжай на несколько деньков вместе с Макаром.

– Да с радостью, сдадим тут дела.

Вскоре явилась и белобрысая голова – поднятая в начале сна, с непросохшими градусами – глазам с опухшими веками нет мочи смотреть на свет божий.

Старший товарищ, взглянув, спросил очень конкретно:

– Жопно тебе, Макар?

– … д-а…

– Ну, хлебни кисленького, там осталось еще.

– … н-ет…

Приходилось лишь пожалеть:

– Непривычный ты благородные вина-то дрызгать.

Часть III.

Человек расположился на заднем сиденье такси, от аэропорта предстоял путь минут в сорок, если не больше, потому что двинулся уже утренний поток машин.

– Против музыки не возражаете?

Клиент, раздумывая, не успел ответить, и музыка бесцеремонно полилась в салон.

Он как раз собирался сказать, что музыка нежелательна, но услышал не очень громкие звуки гитары.

Не дурацкой – ритмической, а концертной.

Гитара, сделав вступление, начала разговор – грустный и мелодический.

Пассажир раздумал «быть против музыки». Звучавшее попало под настроение, подходило к мыслям сейчас о неожиданной кончине близкого человека, которой могло и не быть, хотя чувство с некоторых пор стало подсказывать, что нечто черное нависает. И к себе относилось тоже – обострилось ощущение времени в последние года два, словно внутреннее зрение видело его уже малый кусок, сравнивало с предыдущим большим и не находило в этом сравнении ничего правильного или должного.

– Родриго, – проговорил с переднего сиденья водитель.

– Испанец?

– Да, крупный композитор испанский.

Гитара вдруг стала возражать своей грусти, протестно даже, пытаясь раздвинуть пространство, найти в нем большое и важное.

Тот опять произнес:

– Радость яростная у них, а печаль безысходная.

Сзади фраза понравилась, но человек прикинул что-то внутри себя.

– До такси где работали?

Водитель, будто на чем-то пойманный, слегка вобрал голову в плечи.

– Преподавал в музыкальной школе. Но, знаете, в девяностые переключился, вот, на баранку. Доходы другие. И привык уже.

– Да, – согласился клиент, – вся страна привыкла. Черт-те к чему.

Алексей забрал чемодан, говорит полагающиеся слова соболезнования.

В такси все-таки подукачало, и вокруг все нестойкое, уходящее из внимания.

– Погоди, я прослушал, какая еще жеребьевка?

–О–

– Теперь, господа наследники, откройте ваши шары и продемонстрируйте нам результат.

Стало заметно, что никому не хочется это делать.

– Прошу! – подстегнул нотариус.

Руки людей задвигались, размыкая небольшие белые шарики…

– Внимание, господа свидетели, итак… – прежде чем он продолжил, раздались вздохи, неясные звуки…

– Черт! – радостно выговорила молодая особа.

– Крест у вас, сударыня, – рука нотариуса показывала на нее.

–О–

– То есть вот она, формальная совершенно родственница, и стала наследницей?

– Ну да, я сам обалдел. Муженек ее, по-моему, тоже. Там для похорон должно быть общее решение еще.

– Так что же?

– Она определила остальным по пять миллионов долларов каждому. Все согласились провести похороны завтра, я с утра Макара послал на кладбище – приготовления нужные произвести.

– Странная история. А впрочем, не любил покойный наш скуку жизни.

– Не любил. Дай Бог ему на том свете… – молодой человек поднял голову и перекрестился.

– Ты, Алеш, отнеси чемодан в мою комнату, а я в бар зайду, с дорожки хочу чего-нибудь. А потом, знаешь, в город подамся – в родное заведение заглянуть, со старыми товарищами повстречаться.

– Я вас отвезу.

– Нет, брат, не надо. Тут до трассы десять минут прогулочным шагом.

Всё внутри родное-знакомое – зимний сад, куст розовый его любимый с готовыми уже, но нераскрывшимися бутонами.

Человек прошел дальше, к деревцу с красноватыми листьями, за которым уже открывался бар… бренди сейчас лучше всего, и кофе.

– Здравствуй, Аркадий, – он увидел племянника, которого несколько раз здесь раньше встречал, и еще одного мужчину – провинциального какого-то вида. – Здравствуйте, – он назвал тому свою фамилию, имя, отчество.

Незнакомец встал, несколько робко подал руку и назвал себя просто по имени.

Да, тот самый Олег – сводный брат, с Урала откуда-то.

Аркадий выглядел вяловато, с мешочками под глазами, и вроде лишний вес поднабрал за последнее время.

– Ты бы со своей женой познакомил, – проговорил человек, проходя к бару.

– Появится скоро, – лениво произнес тот.

Человек почувствовал то, что неприятно уже посещало в последнее время – сердцебиение. Раньше никакие волнения к этому не приводили, а теперь вот бывает.

Бренди поможет – он взял попавшуюся начатую уже бутылку, налил немного и выпил. Потом, пока сипел в чашечку кофе, решил, что больше не надо – можно и в городе выпить, все равно надо зайти в какой-нибудь ресторан и поесть – он с утра только чаю попил перед вылетом.

И захотелось очень пройтись скорее к трассе мимо растущих с другой стороны дороги сосен, успокаивающих стройным безмолвием.

Для приличия, дожидаясь пока чуть остынет кофе, он спросил у Олега о житье-бытье в их провинции. Тот в коротких словах описал картину безрадостную, ожидаемую, впрочем, вполне.

Человек, допив кофе, окончательно ощутил бодрость и попрощался до вечера. И совсем заспешил, потому что уже чувствовался голод.

В доме на этот предмет, разумеется, что-то есть, но лучше все-таки по дороге где-нибудь в ресторане, он, тем более, теперь долларовый миллионер.

Однако вот мысль от этого, странно, приводит в тупик – как жить дальше, как себя перестраивать?

Уже у выхода совсем, когда шагнул за панели, услышал сзади женский голос – с ним громко поздоровались.

Человек повернулся, оказавшись не внутри и не снаружи, и увидел на последних ступеньках центральной лестницы тонкое существо в темном открытом платье, годящемся скорее не для траура, а для вечерних мероприятий.

Он подождал, не зная, куда ступить, но вышло так, что женщина подошла и сама сделала шаг наружу.

– Очень рада с вами познакомиться. Меня зовут Елена. А вы, я знаю, Сергей Петрович.

– Верно.

Они чуть отошли от панелей, оставаясь от солнца под козырьком.

Не те его годы, чтобы очень разглядывать, но красивая особа – во всем, кажется, глаза выразительные и умные.

– Сергей Петрович, я знаю, как много вы в свое время сделали для покойного.

– Аркадий рассказывал?

– Знаю, – повторила она. – Позвольте мне утроить ваш наследственный приз?

Вот тебе, предложение! Она улыбалась с искренностью, которая бывает у малых детей, когда те хотят со всеми делиться радостью.

– Позвольте, Сергей Петрович.

– Нет, не позволю, сударыня. Вы не обижайтесь.

Ее лицо исказилось и наполнилось тоже детским совсем сожалением.

– Я не обижаюсь, я даже предполагала.

– Сударыня, я вам искренне благодарен, мало кто сейчас так поступит, но во-первых, я даже без отписанного мне миллиона – обеспеченный человек. Он мне дом купил, машину, прекрасный катер, зарплата у меня тоже немаленькая.

Можно было сказать и про отличную обстановку в доме, участок в дорогом месте в пятнадцать соток…

– А во-вторых?

Человек немного задумался.

– Затрудняюсь вам сформулировать, есть какая-то мера вещам.

– Не терять независимость? – по-другому совсем сказала она.

– Пожалуй. Мера ведь все охватывает, чувствовать помогает и себя самого.

Он вздохнул, оттого что не смог ясно выразить, но по глазам заметил, что его, тем не менее, поняли.

– Меру древние греки считали центральным понятием, – снова улыбнувшись, сказала она.

– Вот видите, а я и не знал. У вас, наверно, гуманитарное образование?

– Я германист, закончила МГУ.

Он почувствовал, что ее приподнятое настроение требует слов, и так и вышло.

– Я сама не москвичка, родилась в глухом провинциальном райцентре. Мы с подругами любили бегать на наш небольшой вокзальчик – смотреть, как идут поезда. Почти все проходили мимо из большого мира куда-то в другой большой… У вас в детстве такого не было?

– Не было, но я понимаю.

– Вот, а потом я сама села в поезд, Москва, университет…

– Любите немецкую литературу?

– Честно сказать, не очень. – Она пояснила: – Мама – школьная учительница немецкого языка. А литературу я люблю русскую и американскую. – Показалось, теперь ее радует расставание с прошлым. – Писала диплом по Фалладе, скука невыразимая.

– Фамилию слышал. О чем он?

– Про маленького человека, у которого нет лестницы вверх.

Теперь у нее была эта лестница.

В фигуре, в лице – готовность лететь, высоко и в какую угодно сторону.

Смятым и неинтересным получился день – с посещением родного ведомства, где он сразу почувствовал отторжение и себя и всего вокруг от себя. И печаль накатила от потерянного, совершенно ненужного сейчас куска жизни. В ресторане до этого возникла рассеянность и раздраженность. Музыка шла совсем идиотская – приблатненные песни про разлуку с намеками на большой срок, еще каким-то лагерным антуражем – или он не в то место попал, или в этих заведениях порядочных людей вообще уже не бывает. Негр молодой перед рестораном выхаживал в цилиндре и нарочито придурошном фраке, негру на прощанье он дал из жалости пятьдесят рублей и тот очень обрадовался.

А в прокуратуре встретил «из своих» только одного бывшего сослуживца. Тот пригласил к вечерку на чай, но сразу оговорился про болеющую жену, и хотя звал к себе искренне, принимать приглашение не захотелось. Вышли на улицу, прошлись, поговорили о безрадостных местных делах – все, кого гнать надо было, в новых должностях и званиях.

Но затем настроение выправилось – погулял по центральному парку, где обнаружилась вдруг чистота и ухоженность, и осел в пивном заведении, тоже чистом и без всякой музыки. Захотелось креветок, до которых он не был большой охотник – хорошо вдруг пошли со свежим нефильтрованным пивом.

Жеребьевка эта… ну, выкинул он финт перед уходом из жизни.

Впрочем, любви там большой к родственникам особо не замечалось. Племяннику и двоюродному брату он, правда, бизнес организовал, а Олегу просто высылал деньги.

И Елена эта… с Аркадием они никак не лепятся. По расчету брак, скорее всего, – бизнес у него какой-никакой, но надежный, не учительская ведь зарплата. Да и наследник.

А вон как вышло.

И Аркадий что-то уж очень вялую при встрече физиономию имел. Перспективу, видимо, понял – на расставанье.

Странные существа люди – он со своим миллионом не знает, что делать, а у других от пяти миллионов хандра. Обхаживал, конечно, он дядю, и наверно, другие цифры в его мозгах складывались.

Больше двух кружек пить было совсем ни к чему – почки перегружать.

Мысль о здоровье все чаще приходит.

Хотя дурных признаков нет пока, слава богу.

И с миллионом идея прорезалась, неуверенная в себе пока – отработать положенные еще полгода и по свету поездить, попутешествовать?

Кроме Красного моря, и всего один раз, он не был нигде.

Под проценты этот миллион в зарубежный банк – за полгода уже натечет тысяч под тридцать. Да и собственные накопления тоже имеются.

А ведь был момент в жизни, когда думал – ну, сторожем теперь до конца дней или вахтером.

Сесть вот на океанский лайнер, трансатлантический какой-нибудь, по пути острова… или в Микронезию, Полинезию…

То есть, просто вполне.

К дому он подъехал в совсем неплохом настроении, часы на панели водителя показывали половину четвертого – самая в разгаре жара, и в машине было душновато, несмотря на открытые окна.

Человек дошел до большой стальной двери и позвонил.

Дышалось здесь не как в городе – совсем легко.

Он повернулся к соснам.

Тоже вот тянутся вверх, чтобы побольше видеть вокруг себя.

За забором и дверью не было слышно ни звука, человек, подождав с минуту, еще позвонил.

Вскоре после этого что-то послышалось, закрутились замки.

Открыл тот охранник, которого он мало знал – молчаливый сдержанный очень парень.

Открыл и застрял перед ним.

И тихо проговорил, неловко освобождая проход:

– У нас тут ЧП.

– Что тут у вас?

– ЧП. Алексей в доме, вы пройдите туда.

Из всего его вида не следовало, что он хочет или способен давать разъяснения.

Приехавший дернул плечами и пошел быстро к центральному входу.

Он по дороге оглядел дом и даже взглянул на крышу.

Что за ЧП?..

А когда совсем подошел, в дверях объявился сам Алексей – с одышкой какой-то, будто только что бегал.

– Сергей Петрович, у нас тут… дела…

– Да какие дела?

– Елена утонула в бассейне.

– Что?! Как утонула?

– Купалась и утонула.

Парень провел языком по верхней губе и застыл.

Оба застыли.

Небо, солнце, воздух вокруг… исчезли куда-то.

Старший охранник снова заговорил:

– Это меня черти дернули, сказала, нет купальника в бассейне поплавать, ну, – он кивнул в сторону их помещения, – я быстро послал купить…

Воздух вернулся, тяжелый и жаркий.

– Тело где?

– Там, в раздевальной комнате.

– А кто обнаружил?.. В бассейне утонувшей кто ее обнаружил?

– Не знаю. Тут в шоке все.

– Пойдем.

К бассейну в задней части здания путь вел по другой стороне от зимнего сада, путь хорошо знакомый, человек пошел так быстро, что другой за ним едва поспевал.

Вот дверь в раздевалку, откуда выход прямо на бортик голубого метров в двадцать длиной овала.

Он толкнул дверь и приостановился.

Тело женщины на полу, на расстеленном большом полотенце.

– Здесь уже все побывали?

– Олег был и Аркадий. Ну, тот с порога как увидел… не смог, в общем, даже зайти.

Человек ступил внутрь.

Взгляд от трупа прошелся по помещению.

– А одежда ее где?

– Одежда? В шкафчике каком-нибудь. Посмотреть?

– Посмотри.

Направляясь к стене с кабинками, чтобы исполнить приказ, тот увидел внезапно совсем другое лицо – не злое, но столько решительности в сузившихся глазах, в выступивших от сжатых зубов скулах, что не дай бог поиметь такого врага.

Человек наклонился и начал осматривать тело.

Тихо стало, беззвучно, и стараясь не тревожить эту не принадлежащую ему тишину, старший охранник осторожно потянул дверку первого шкафчика… пустой.

– Ты там все смотри, – раздалось за его спиной.

Указанье не относилось к разряду понятных.

– Извиняюсь, в каком именно смысле?

– В смысле – пустые тоже как следует огляди.

Не вышло понятней, но приказ есть приказ.

Однако же, если пусто, то это пусто.

И за второй дверкой решительно ничего не было.

Он все равно внутренность несколько раз оглядел.

За третьей…

– Сергей Петрович, вот тут одежда ее.

– Вынь аккуратно и разложи где-нибудь.

«Где-нибудь» сразу нашлось – вон, на двух стульях.

Он как раз успел осмотреть четвертый, последний шкафчик, когда был позван:

– Подойди-ка сюда.

Человек присел на корточки у изголовья трупа.

– Погляди, – рука указывала в область левой ключицы. – Что видишь?

Не очень хотелось низко присаживаться, однако пришлось.

– Ну?

– Синяк?

– Конечно это синяк. И рядом в двух сантиметрах кожа другого цвета, но тут, на кости, четко не выступило. Помоги перевернуть вверх спиной.

Дальнейший осмотр почти что не занял времени.

– Там же, слева, выше лопатки, нагнись.

– Я и отсюда вижу.

– Синяк чуть побольше, потому что от большого пальца.

– А ногти у нее вы смотрели?

– Разумеется, посмотрел. Нет, Леш, борьбы не было, утопили сразу.

– Вы это на сто процентов, Сергей Петрович?

– Ну, на девяносто девять, если тебе угодно.

Он встал и направился к стульям с одеждой.

Алексей подождал, пока закончится недолгий осмотр.

– Сергей Петрович, давайте обратно перевернет. Нехорошо, когда вниз лицом.

– Нехорошо, ты прав. В других шкафчиках ничего не было?

– Ничего, абсолютно точно.

– А следов воды?

– Н-ет, я бы заметил.

– В милицию, я так понимаю, ты не звонил?

– Нет, Владимир этот на меня просто набросился – час-полтора подождать, пока не приедет нотариус.

– Нотариус?

– Ну, их денежный вопрос. Зафиксировать тут все официально.

Глаза снова сузились:

– Ладно, пошли к оставшимся в живых наследникам. – Он сделал несколько шагов к выходу. – А это что?

– Где?

– Вон, от двери в углу.

Оба подошли туда вместе.

В углу валялся замятый окурок.

С белым фильтром.

От наполовину выкуренной, примерно, сигареты.

Человек указал вниз пальцем:

– Откуда он тут?

– Понятия не имею. И не заметил его поначалу.

Поискали по карманам.

Нашлась бумажка, чтобы поместить окурок в сделанный из нее кулечек.

Алексей приоткрыл дверь и замер.

– Не понимаю. Зачем убивать? Она же дала по пять миллионов каждому.

– Пять. Да, пять и сто тридцать пять. Так, примерно, теперь выходит?

Он, недавно совсем, решал проблему со своим миллионом – что же эта за жизнь, когда их со многим за сто? Как представить себе такую картину?.. Нет, он точно не может.

Он не может, а другой кто-то даже очень сумел.

Алексей, когда выходили, видно, тоже попробовал влезть в сверхогромный масштаб, сзади его голос тихо произнес:

– Процентов одних не проесть, не пропить.

В баре находились все трое.

Аркадий сидел, положив руки на колени, низко опустив голову, Олег при их появлении предупредительно встал, а брюнет, засунувший в нагрудный карман рубашки мобильный телефон, быстро произнес:

– Нотариус уже выезжает, но он на даче с другой стороны города.

– Кофейку бы, Леш, – попросил человек, усаживаясь у ближнего к зимнему саду конца стола. – Буду очень конкретен, – сухо проговорил он, – если вы не хотите, чтобы милиция прибыла сюда первой, придется ответить на несколько моих вопросов.

Олег поспешно кивнул, брюнет выразил согласие словами и заодно представился, один Аркадий не проявился ничем.

– Первый вопрос: никто из вас не возвращался в раздевалку бассейна после обнаружения тела?

– Лично я вообще там не был, – поторопился брюнет Владимир.

Олег отрицательно мотнул головой.

– Аркадий?

– Не был, – не поднимая головы, выговорил тот.

– Второй вопрос: кто именно обнаружил тело в бассейне?

У Олега по-школьному поднялась рука.

– Расскажите предельно отчетливо.

Тот сначала вздохнул.

– Ну, значит, так. Я пошел искупаться, трусы у меня, извиняюсь, как полуплавки.

– Знали, что там Елена? – сразу перебил человек.

– Нет, понятия не имел. Но на случай, если войдет кто-нибудь, трусы у меня… я говорил.

– Да, говорили.

– И даже с легкой расцветкой.

– Дальше.

– Дальше, я, значит, вхожу и уже хочу, значит, в воду, а в воде с другой стороны – не понял сначала – тело не тело, меня вроде как чуть заколдобило. Потом не помню сам, как оказался в воде, подныриваю, она легкая, взял за подмышки спиной к себе – голову чтоб наверху держать. Там ступеньки каменные у борта к раздевалке, втащил ее быстро, хотел было искусственное дыхание… тогда только почувствовал – тело холодное.

Аркадий вздрогнул и простонал.

Олег закончил:

– Обтерся наспех, и прямо сюда.

– А здесь кто был?

Тот сначала не понял, а потом показал на обоих.

– Не курили, случайно, в раздевалке, перед тем как в бассейн войти?

– Я вообще не курю.

– А я сразу же вызвал Алексея, – Владимир показал на молодого человека, который как раз ставил на стол чашку кофе.

– Спасибо, Алеш.

Гость неожиданно встал и обратился к нему:

– Будь любезен, выполни одно поручение.

Проговаривая эти слова, он сделал несколько шагов от стола, а когда они оказались вне поля зрения, за деревцем с красноватыми листьями, показал, что хочет говорить на ухо.

– Принеси ключи от их номеров. Встретимся у центральной лестницы.

Он увидел по ответному выраженью, что понят, и направился быстро назад к своему креслу.

– Так, следующий вопрос: кому Елена говорила, что собирается пойти в бассейн?.. Никому не говорила?

Аркадий, не поднимая голову, полез в пачку за сигаретой.

Сигареты «Парламент», с белым фильтром.

Такая же, впрочем, пачка лежит недалеко от Владимира.

– Мне сказала. Ей купальник из города привезли.

– Хорошо, теперь уточним. Вы, Олег, из своей комнаты в бассейн пошли?

– Нет, я здесь был. Выпил немного сухого, – он кивнул на соседа, – Владимир как раз спустился. И Аркадий пришел.

Скудные сведения показались отчего-то спросившему интересными – он подавил в себе легкий порывчик встать.

– Так-так…

Взгляд ушел от людей, человек взял чашку, начал пить небольшими глотками, остальные сидели молча.

Аркадий курил в прежней опущенной позе, иногда протягивая руку, чтобы стряхнуть сигаретный пепел.

Допив кофе и, видимо, закончив с какими-то мыслями, человек поднялся.

– Я отойду ненадолго, а всех прошу непременно оставаться на месте.

К лестнице оба подошли почти что одновременно.

И когда поднимались, «шеф» коротко сообщил:

– Вместе в баре они сошлись, когда Елена уже была мертва, а до этого какое-то время каждый был сам по себе, понимаешь?

– Любой мог?

– Фактически, да.

В коридоре Алексей извлек из кармана связку и вопросительно поглядел:

– Что искать будем?

– Мокрое. Любые следы воды. Эта комната чья?

– Олега.

– Я сюда, ты иди в следующую.

– Та, Владимира.

– Действуй.

Комната с открытой балконной дверью, с порога сразу видно – на перилах сохнут трусы.

Что там еще?

Человек прошел, осмотрел балкон… больше не было ничего.

В этих номерах не очень что-нибудь спрячешь, мест удобных почти что нет.

Для проверки – шкаф, постель, тумбочка… сумка дорожная.

То, что попадало под руки – смещалось и двигалось, возвращалось потом на место без особой аккуратности и внимания – действия походили на атаку, нацеленную на все сразу, на какой-то прорыв.

Он вернулся в комнату, осмотрев без результата санблок; как последний объект оставалась средних размеров сумка.

Что в ней?..

Курточка легкая от дождя, свитер – тоже на плохую погоду, носки… и рубашка сменная.

В карманах сумки лекарства, ключи городские и перочинный нож.

Нехитрое барахло полетело назад.

Человек повернулся и двинулся к двери, но через два шага замер, остановленный какой-то мыслью.

Голова приподнялась кверху, рот слегка приоткрылся…

Молодой напарник, заглянув в номер, не заметил этого состояния и быстро проговорил:

– Сергей Петрович, у меня есть кое-что.

Его старший коллега, однако, в своих мыслях вроде уже разобрался и поспешил, приглашаемый жестом, пойти посмотреть.

В комнате рядом Алексей показал рукой на балкон:

– Приглядитесь, там следы от воды на полу, вода высохла, но пятна различить можно.

Он остался ожидать в комнате, и скоро услышал от балкона с корточек:

– Факт.

Человек поднялся и шагнул внутрь.

– Солнце давно ушло на другую сторону?

– Больше часа назад. Поэтому пятна и остались. По времени сходится.

– Сходится. Пошли последний номер осмотрим.

– Вот что, Алексей… да не приводи ты в особый порядок, не надо. Я вспомнил, в кабинете в столе лупа есть, чтоб коллекцию марок рассматривать. Найди, и давай ко мне в номер.

– Отпечатки пальцев на окурке?

Но ответ был уклончивым:

– Ты найди, там посмотрим.

В коридоре шеф придержал его за руку:

– Как по-твоему, по реакции людей на той жеребьевке – знал о ней кто-то заранее?.. Сосредоточься.

– Вряд ли. Елена, правда, быстро отреагировала. Остальные замешкались. – Он немного подумал. – Прикидываться, конечно, тоже могли. Аркадий с Владимиром ведь чаще стали наведываться к нам за последние полгода – не исключено, что хозяин мог намеки какие-то сделать.

– А Олег?

– Вообще ни разу здесь не был. Но письма приходили. И хозяин деньги высылал регулярно, жалел его, говорил, что больной.

– Больной?

– Ну, язва у него, еще что-то, и от алкоголизма лечился.

– Так-так. Ладно, гони за лупой.

У себя в номере человек первым делом открыл бутылку воды с надписью про какой-то источник и, налив полный стакан, выпил сразу более половины. Потом сел в кресло и извлек из кармана мобильник.

Алексей, обернувшийся минуты за три, застал его разговаривающего и услышал обрывок фразы:

– … задействуйте как можно скорее. – И затем на прощанье: – Голубя моего не забывайте кормить.

– Какого голубя, Сергей Петрович?

– Прилетает ко мне один. В офис садится на подоконник.

Крупный серый уличный голубь повадился вдруг ворковать и разгуливать вдоль окна. Как-то он его покормил кусочками хлеба, а потом стал сыпать немного гречки на подоконник. Гречка серому дураку очень понравилась, и процесс, сам собою, превратился в обязательный ежедневный. Птица знала, что завтра у нее будет пища, он знал, что завтра даст ей поесть – «завтра» объединяло их, делалось понятнее и реальней.

– Лупу нашел?

– Вот она.

Бумажный кулечек уже лежал на полированном столике.

Алексей вдруг стукнул себя ладонью по лбу.

– Фу, от этих событий мозги совсем не работают.

– Что такое? – человек вытряхнул окурок на стол.

– Макар, деревенщина наша, он же любопытный.

– Ну и? – очки укрепились на положенном месте для исследования окурка.

– Вечером вчера пошел с картой для ужина, в баре активный там разговор. Макар затих и прислушался.

– Затих и прислушался, – повторили за ним.

– Да. Владимир с Олегом. И Владимир агитировал Олега в том смысле, что надавить слегка на Елену надо, чтобы подбросила им еще.

Он замолчал, неуверенный, что на его слова обращают внимание – все оно, казалось сейчас, сосредоточено на черном конце сигареты, который был приподнят и подставлен под лупу.

– Я слушаю тебя, Алексей, внимательно слушаю.

– То есть Владимир подначивал Олега спилить еще денег, дескать, мужу она все равно больше отвалит.

Пальцы начали осторожно разминать черноватый конец.

– Интересно, – прозвучало неизвестно к чему.

– Макар там долго таиться не мог, но услышал, что Олег на подначки не соглашался, говорил – она и так поступила по совести.

Человек на секунду отвлекся.

– Мужу больше отвалит? Что-то я встретил сегодня утром нерадостным этого мужа.

Изучение продолжилось.

Выглядело все-таки так, что информация не вызвала особенного интереса.

И вопрос прозвучал совсем о другом:

– На балконе у Владимира следы воды, но в вещах ничего мокрого нет? Под кроватью, матрацем?

– Ничего.

Кончик сигареты был уже хорошо размят, и на полировку высыпались табачные крошки. Лупа, неизвестно зачем, направилась теперь прямо на них.

Однако разговор к теме вернулся:

– А сколько именно выдавить из Елены, Владимир не произносил?

– Я спрашивал, про цифры Макар не слышал.

Через пару минут работа за столиком прекратилась – окурок отправился обратно в кулек, туда же, сдвинутые к краю стола, ссыпались табачные крошки.

– Ждем-с! – было объявлено на всю комнату.

– Чего именно, Сергей Петрович?

– Ну, не вечерней звезды, конечно. Звонка, Леша, звонка.

На молодом лице написано восхищение, застыло и не уходит.

– Как вы на это предположение вышли, Сергей Петрович? Фантастика просто!

– Не фантастика, Леша, а опыт. Нюх, может быть, какой-то с ним развивается. Даже наверное развивается. Тут, знаешь, как врач угадывает больного.

– Мне где находиться?

– За креслом моим прогуливайся, у бара постой.

– Может быть, взять второго для подстраховки? На крайний случай?

– Ну а я на что? Я, брат, каждый день тридцать отжиманий на кулачках делаю.

Приближающиеся шаги услышали, и все трое повернули к ним головы.

Владимир сразу же сообщил:

– Нотариус прибудет минут через двадцать.

– Успеем, – проговорил человек, усаживаясь в свое кресло.

Ответ прозвучал индифферентно и безобидно, Алексей, заложив руки за спину, с видом ожидающего каких-то могущих быть указаний, отошел на несколько шагов к зелени сада.

Спокойная, в общем, расслабленная атмосфера. Аркадий сидит уже в кресле прямо, с уставшим и безразличным в лице выраженьем. Все что-то тут пили, но явно в меру.

– Я вот ни одного дела не помню, у себя или у своих коллег, чтобы преступник не допустил ошибки или ошибочки, – неожиданно произнес человек.

Сказанное сопроводилось улыбкой и прозвучало в воспоминающей интонации.

Олег вежливо подкивнул словам, полагая в них обращение исключительно к давнему прошлому, Владимир будто и не услышал, но в глазах Аркадия появилось внимание.

– Знаете, господа, все-таки раздевалку кто-то посещал после смерти Елены, – сказано было опять мирным тоном, – я там обнаружил окурок, – рука показала на стол, – вот, от «Парламент лайт».

– Э, позвольте, – прервал Владимир, – Елена сама курила эти же сигареты.

– Я знаю, что она курила, но на фильтре нет следов от помады, а на губах помада была. – Голос вдруг сменился с добродушного на быстрый и злой: – Она не сама утонула, ее утопили – схватили сзади за плечи и дернули вниз.

В наступившей тишине было слышно, как Алексей переступил с ноги на ногу.

– Как? – недоверчиво произнес Олег.

– Вот именно так, как я только сказал.

– А… а зачем?

– Чтобы больше получить по наследству, разумеется. Совершить это мог кто-то один или действовали группой по сговору.

– Вы что хотите сказать, – Аркадий подал корпус вперед, – и я мог убить собственную жену?

Говорившего это ничуть не смутило.

– А ты думаешь, в моей практике не встречалось такое?

– Чушь! – снова прервал Владимир. – При пяти миллионах идти на убийство ради… – он вдруг затруднился.

– Ради ста тридцати, например, – подсказал человек.

Тот откинулся на спинку, нашел позу неудобной и завозился в кресле.

– Нет, но это нелепица. И почему вы решили, что ее утопили, в конце концов?

– По нескольким отметинам на теле и двум дополнительным обстоятельствам. Про одно я уже сказал – окурок, брошенный в раздевалке. А другое касается непосредственно вас, точнее, следов воды на вашем балконе. От чего, сударь, следы?

Иногда лица людей мгновенно бледнеют.

И на какое-то время отнимается речь.

Он, однако, нашел в себе силы, чтобы хрипло произнести:

– Это провокация.

– Никакой провокации. И еще есть свидетель вашего разговора с Олегом, охранник подслушал из невинного любопытства. Вы уговаривали Олега оказать давление на Елену, чтобы выделила вам больше денег. Он отказался в этом участвовать. Будете отрицать?