Текст книги "Второе дело Карозиных"

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Долго она сомневалась только в одном – посвящать ли Никиту во все обстоятельства? По плану выходило, что вроде бы и не стоит, но Катя чувствовала, что именно Никитино присутствие поможет ей. Так что было решено посвятить. Во все. Ну, или почти во все. Карозин выслушал Катю с предельным вниманием, ничего не сказал, ни в чем не обвинил, зато исполнился решимости покончить наконец со всем этим безобразием.

И именно Никита нашел полицейского подполковника Фарапонова, который, выслушав все обстоятельства этого запутанного дела, согласился присутствовать. Даже взял с собою двоих крепких молодцов.

Был снял номер в той же «Англии», написана записка, получен ответ и уже в номере, при последних, можно сказать, приготовлениях, Катя напомнила мужчинам:

– Помните, что я должна сказать? Моя фраза: «Но поговорим о другом» будет вам сигналом.

– Помним, Катерина Дмитриевна, помним, – добродушно заметил подполковник.

– Держись, – сказал Никита, – ты знаешь, я рядом, – и пожал жене ручку.

– Никита, ты уж прости, если… – попыталась в который раз оправдаться Катя, но супруг перебил:

– Это в интересах дела. Мы все это понимаем, не так ли, господа? – полицейские понимающе закивали.

– Что ж, пора, – вздохнула Катя, посмотрев на часы.

Мужчины скрылись в спальне, она села в кресло, но не прошло и пяти минут, как в номер постучали.

– Войдите! – крикнула она, чувствуя, что внутри все обмирает при одной только мысли, что это он.

Коридорный впустил Ковалева. Сергей Юрьевич окинул взглядом обстановку и остановился на Катеньке. Нынче он показался ей непростительно хорош. Катя на минуту прикрыла глаза.

– Катерина Дмитриевна? – не без волнения проговорил он, как бы не решаясь подойти. – Катя?

– Серж… – выговорила она через силу и посмотрела на него открыто.

Ковалев тотчас скинул пальто, и пересек небольшую гостиную широкими шагами. Через мгновение он был уже у Катиных ног.

– Я не верю… – прошептал он. – Ты сама меня призвала! Катя, за что мне такое счастье?

Катя посмотрела в его синие глаза. Неужели и сейчас лжет? Неужели?..

– Сережа… – только и смогла сказать она.

– Катенька, милая… – он смотрел на не с нескрываемым обожанием, целуя тонкие Катины пальчики.

– Сережа, я согласна, но…

– Но? – он, кажется, не воспринял это «но» всерьез.

– Но ты должен мне открыться, – твердо проговорила она.

– Открыться… В чем, милая моя Катенька? – Сергей Юрьевич посмотрел на Катю удивленно и чуточку насмешливо.

– Во всем, Сережа, – строго сказала она. – Это не изменит моего решения, но я многое хочу знать.

– Да о чем ты, милая моя? – кажется, к нему вернулось его прежнее самообладание, он даже поднялся с колен и сел теперь напротив Кати. – Никак не возьму в толк, о чем ты говоришь? И чего хочешь? Зачем ты меня позвала? – и синие глаза подозрительно прищурились.

– Сережа, не надо, – покачала головой Катя. – Я ведь знаю, что это был ты. У графини. – Его лицо при этих словах приняло замкнутое выражение, а чуть заметная жесточинка у губ превратилась в презрительную складку. – Скажи мне, почему? Умоляю тебя, это важно. Оставим все как есть, но у меня должно быть что-то, чтобы я сама могла тебя оправдать!

– Оправдать! – горько повторил он. – Ты хочешь меня оправдать, Катя?

– Да, – твердо сказала она. – Я хочу этого. Мне не важно, что это был ты, мне важно знать, почему это был ты!

– Почему? – он невесело усмехнулся. – Изволь, моя милая Катя. Я расскажу тебе. Не уверен, что ты захочешь меня после этого видеть, но… – он осмотрел комнату еще раз, остановил взгляд на окне. – Ладно, – решился он. – Я расскажу тебе. Кстати, твой муж знает, где ты?

– Он думает, что я у своей родственницы, у Васильевой.

– Ну что ж, Катя, расскажу. Изволь, – Ковалев закинул ногу на ногу и своим обычным, уверенным, почти равнодушным тоном начал свою историю. Ты можешь простить оскорбления, Катя? – спросил он.

– Смотря от кого они исходят, – ответила она. – Есть люди, которым я готова простить все, но такие люди как правило и не оскорбляют. Есть другие, на которых и вовсе не следует обращать внимание, потому что они просто не понимают, что оскорбили.

– Разумно, – выгнув собольи брови, покачал головой Сергей Юрьевич. – А если оскорбление нанес человек, прекрасно понимающий, что он сделал? Тогда как?

– Не знаю, – честно призналась Катя. – В обществе принято требовать сатисфакции. Но Бог учил другому, – тут же добавила она.

– Да, – снова покивал Ковалев. – А если сатисфакции потребовать невозможно, то остается только одно – месть. Вот перед тобою как раз и сидит человек, которому ничего кроме мести не оставалось, потому что оскорбление было нанесено близкому и дорогому существу людьми, от которых невозможно потребовать удовлетворения. Один из них мертв. Другой была женщина… Она тоже мертва.

– Графиня? – ахнула Катя.

– Да. Ты ведь слушала про то, как она продавала девственниц на своих аукционах? – еще жестче заговорил он. – Ведь об этом вся Москва говорила, не так ли? Одной их этих девственниц была моя сестра. Она, кстати, тоже умерла. В совершеннейшей нищете. Дело было пять лет назад. Я тогда был студентиком, жил в дешевой комнатке в ужасных условиях. Умер отец и выяснилось, что кроме долгов и захудалого именьица у меня больше ничего и нет. Мать продала имение и поехала в Москву, надеялась выдать мою сестру замуж. Ольга была младше меня на два года. И она была красива. Ты чем-то напоминаешь мне ее, – он грустно улыбнулся. – О том, что случилось, я узнал позднее. Ольга решила зарабатывать сама, стала искать место и через одну сводню попала к графине. – Ковалев помолчал. – Она утопилась через месяц. Мать умерла вслед за ней, когда узнала, что произошло на самом деле. Вот так, – Сергей Юрьевич вздохнул. – Достаточно оправданий? – и он посмотрел на Катю.

– Да, – кивнула она.

– А как ты все поняла? Мне казалось, все было разыграно идеально? – он снова прищурился. – Я где-то допустил ошибку? Хотелось бы знать, где именно.

– Нет, ты не допустил ни одной ошибки, – покачала головой Катя. – Ты просто поторопился с Ольшанским.

– Ах это, – вздохнул Ковалев. – Николай просто с ума сошел! Я ведь знал его давно, еще с университета. Потом, когда я уже точно знал, что сделаю и как отомщу, мы с ним снова встретились. Совершенно случайно, даже удивительно. Он жил тогда у тетки, начал рассказывать мне свою историю, про свою любовь говорил. Я тогда одно дельце провернул с некоей… – он метнул на Катю обжигающий взгляд, – провинциальной купеческой вдовушкой. Ну и пожалел его. Посвятил, так сказать, в новые рыцари. Вдовушка, кстати сказать, развратница была еще та. Женщины вообще развратны, не находишь?

– Обойдемся без оскорблений, – прохладно заметила Катя.

– Как пожелаете, – поклонился Ковалев. – Так вот, о Николае. Мы придумали, как ему можно было бы вернуться в Москву, а потом уже, вернувшись, выправили ему документы и начали осуществлять мой план. Жаль только, что тот мерзавец, что купил у графини мою сестру, сдох. – Катя поежилась от скверного выражения. – Оставалась графиня, навели справки, познакомились, очаровали. Нетрудно было. Вавилова, опять же, обработали. Он в обиде не остался.

– Знакомились благодаря рекомендательным письмам? – уточнила Катя.

– Да, – самодовольно усмехнулся он. – Заочное такое вот знакомство. Согласить, недурно придумано?

– Скажи, а когда ты возил меня в «Олсуфьевскую крепость», это тоже был спектакль?

– Разумеется, – хмыкнул Ковалев. – Никто за Федорцовой не следил, я просто нанял спивающихся актеров. Вот и все, – и Сергшей Юрьевич широко и довольно улыбнулся.

– А как же Федорцова?

– О, эта экзальтированная дурочка? Так она без ума была от меня, и потом, если ты заметила, ей требовался постоянный контроль. Слабая натура, любила, чтобы ею командовали, – полупрезрительно скривился он.

– Значит, Вавилова в тот вечер там не было?

– Какое там! – хмыкнул Сергей Юрьевич. – Он тут же после того, как побеседовал с тобой и с уважаемой Лидией Михайловной, сразу и уехал в какую-то глушь.

– Так почему же ты все-таки убил Ольшанского? – задала Катя новый вопрос.

– Я же говорю, он с ума буквально сошел, как встретился со своей бывшей любовью. Начал требовать чего-то, денег просить, паспорта! А у нас с ним была договоренность, что после этого дела мы друг друга не знаем. И тут начинаются записки, да еще и с угрозами, мол, если ты мне не поможешь, то я тебя разоблачу. Дурачок! – Ковалев откинулся в кресле и окинул Катю выразительным взглядом.

– Значит, – Катя поднялась из кресла и медленно подошла к окну, – он перестал тебя слушаться?

– Да, и это ему дорого обошлось. Я люблю послушание. Что еще? Ты забыла о завещании, – напомнил он.

– Полагаю, это была Федорцова, – повернулась к нему Катя. – Она его выкрала тогда, когда устроила истерику, чтобы остаться в будуаре одной.

– Да, – в очередной раз подтвердил Ковалев. – И с тобой она хорошо сыграла. Тебе ведь стало ее жаль, правда? Но она тоже стала капризничать. Что ты такое ей сказала, Катя, что она встретила меня в ту ночь очень холодно?

– Я ее пожалела, – честно призналась Катенька.

– Вот как, – многозначительно проговорил Сергей Юрьевич. – Должно быть, твоя жалость многого стоит, но ты же ее и погубила. Да, Катенька, ты. Я бы, может, и оставил ее жить, но… Увы, как говорится. Все вопросы?

– Еще один, – Катя заколебалась, но все-таки задала его: – А что же я?

– А что ты? – тягуче переспросил Ковалев. – Ты хочешь знать, было ли это спектаклем, – он сделал неопределенный жест. Катя кивнула. – Поначалу да, – сознался страшный человек. – Мне нужно было тебя успокоить и заставить мне поверить, но позже… Ты знаешь, Катя, позже была не игра. Ты ведь это знаешь? Знаешь, – он медленно поднялся и сделал движение к Кате.

– Да, но поговорим о другом, – неожиданно и как-то торопливо предложила она, причем достаточно громко.

– Что? – только и успел произнести этот монстр, как дверь спальни распахнулась и в гостиную ворвались четверо мужчин.

Ковалев резко обернулся, мгновенно оценил ситуацию, его лицо исказила гримаса разочарования и досады, он ловко отскочил к дверям, но дорогу ему уже преградил один из полицейский с пистолетом, другой занял позицию у окна, Никита Сергеевич метнулся к Кате и закрыл ее собой, а подполковник грозно рявкнул:

– Стоять и руки поднять!

– Вы рифмоплет? – удивленно поднял брови Ковалев.

– Что?! – с еще большей грозностью рявкнул подполковник.

– А вот то, – Сергей Юрьевич сделал неуловимый жест, выхватил из-за пазухи пистолет и приставил его к собственной голове.

Полицейские кинулись на него, но он нажал курок. Грохнул выстрел, из пробитого виска брызнула струйка крови и еще чего-то тошнотворно-бледного. Ковалев пошатнулся и упал.

Последнее, что запомнила Катенька, выглядывая из-за Никитиного плеча, так это тяжелый взгляд Сергея Юрьевича перед тем, как он нажал на курок. Катя задохнулась, перед глазами все закружилось, потемнело, и Никита Сергеевич едва успел ее подхватить.

Когда короткий обморок закончился, первое, что увидела – склоненное над ней лицо Никиты.

– Где мы? – спросила она.

– Все еще в гостинице, – ответил муж.

– Хочу домой, – сказала Катенька и заплакала.

– Нервное потрясение, – услышала она чей-то смутно знакомый голос, но чей, так и не смогла вспомнить, задыхаясь в судорожных рыданиях.

Никита Сергеевич заботливо укутал ее в ротонду, взял на руки и отнес вниз, посадил в возок. Катя подняла на него глаза только тогда, когда он сел рядом и обнял ее нежно, как маленькую девочку.

– Никита, я…

– Ты все сделала правильно, – заверил жену Никита Сергеевич. – Довольно об этом. Все прошло, все позади, – и погладил Катеньку по волосам. – Я тобой горжусь.

– Ты не злишься? Нет? – всхлипнув, спросила она.

– Нет, нет, я горжусь тобой, – мягко заверил муж. – Ты у меня такая умница!

Катерина Дмитриевна доверчиво прижалась к мужу, успокоенная его словами, его интонацией. Теперь только смогла она поверить, что все и правда позади.

ЭПИЛОГ

Рассказанная выше история, увы, получила огласку, которой так пытались избежать в самом начале. Правда, Никита Сергеевич настоял на том, чтобы ни его имя, ни имя его жены не упоминалось, как и имя Варвары Андреевны Солдашниковой, однако, несмотря на официальное умолчание, слухи о сыскном таланте Карозина, а точнее – супругов Карозиных – распространились по Москве с новой силой.

Теперь уже Аверин предполагал, что его друг, как-то заметно изменившийся после этого дела, не станет отказываться от нового расследования, ежели для такового представится случай. Более того, почти даже и не сомневался в этом. Впрочем, никто уже не сомневался.

Варвара Андреевна вернулась к своему супругу. Через несколько месяцев выяснилось, что она беременна, что вызвало очередную волну слухов – да от мужа ли. Посчитали, прикинули и успокоились – по всем подсчетам выходило, что от супруга. Антона Гавриловича, сдержавшего слово и не поведавшего супруге о своем обмане, эта новость привела в крайнюю степень восторга, да и Варенька, кажется, обрела смысл своего существования и казалась теперь уже окончательно и бесповоротно счастливой.

Прошла зима, наступила весна. Москвичи с нетерпением ожидали наступления мая месяца. Предстоящая коронация нового императора, к крутому нраву которого, кажется, успели попривыкнуть не только его подданные, но и весь мир, будоражила воображение. Только и разговоров было, как о том, сколько денег потрачено и кто из высокопоставленных гостей прибудет.

Накануне высочайшего приезда, когда в Москву прибыли не только иностранные высочайшие особы, но стянулось и тьма тьмущая народу, а в гостиницах и пансионах буквально яблоку негде было упасть, Катя ожидала супруга с необычным нетерпением.

Стоило только Никите Сергеевичу переступить порог своего дома, как Катя, ничего не объяснив, затащила его в кабинет, усадила и потребовала:

– Только обещай, что не станешь сердиться! Что выслушаешь меня! – ее глазки при этом так ярко горели, что Никита Сергеевич вздохнул, поднял руки и больше для порядку уточнил:

– Что-то случилось? – Катя кивнула с самым заговорщическим видом. – Рассказывай, – сдался муж.