Текст книги "Второе дело Карозиных"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

И на этот раз на бал к Поляковым, конечно, съехались все. Гостей было, как всегда, много, дамы сверкали драгоценностями и сияли мраморностью плеч, мужчины – белизной галстуков и жилетов, оттененной строгими черными фраками.

Сказать по чести, мнение общества насчет этих балов было однозначным. Все соглашались, что там никогда не чувствуешь себя свободно, однако же никто отчего-то не отказывался от посещения этого большого дома на Тверской. Более того, некоторые даже оскорблялись, если их забывали туда позвать.

Танцевальный зал был небольшим, украшенным по праздничному случаю еловыми и цветочными гирляндами. У дверей гостей встречали хозяева – сам банкир и его супруга – не первой молодости уже еврейка со следами былой, замечательной некогда красоты, одетая шикарно, но довольно безвкусно.

Раскланявшись с Карозиными, Лазарь Соломонович наклонился и проговорил:

– Его превосходительство будут с минут на минуту.

Бал никогда не начинался без генерал-губернатора. Карозины прошли в залу, где встретились с Солдашниковыми. Пока они обменивались приветствиями со всеми знакомыми, прибыл и Владимир Андреевич Долгоруков. Как всегда, с молодецкой выправкой, с каштановыми кудрями, о происхождении которых по Москве ходили анекдоты, с пышными усами, в мундире, сверкающий орденами, благоухающий и излучающий благоволение ко всем присутствующим.

Но Катенька не смотрела на генерал-губернатора – не видела она его прежде, что ли? Она, едва только Владимир Андреевич вступил в зал после объявления мажордома, увидела Сергея Юрьевича Ковалева, побледнела, нашла Варенькину ручку, сжала ее так отчаянно, что, пожалуй, этим жестом выдала бы себя с головой, если бы он был замечен кем-то еще.

– Хорош, – прошептала ей Варенька. – Ничего не скажешь.

Обоим дамам, да и не только им, стоило большого труда оторвать восхищенные взгляды от молодого изящного брюнета, с прекрасной фигурой, затянутого в элегантный фрак, вошедшего в зал следом за своим патроном.

Объявили начало танцев.

– Варя, я не вынесу, если он… – Катя разволновалась и потянула подругу в дальний уголок.

– Ты говоришь совершенные глупости! – прервала ее Варенька. – Конечно, ты вынесешь! Вынесешь, если он подойдет, и если даже пригласит тебя на танец!

– Нет!

– Да! Ты пойдешь с ним танцевать и будешь вести себя как ни в чем не бывало! – горячим шепотом закончила Варенька и тут же добавила: – Он уже идет!

Катя совершенно не успела подготовиться, как к ним подошли Ковалев и Никита Сергеевич.

– Катенька, – говорил Карозин, – думаю, этого человека тебе не следует представлять?

– Нет, конечно, – еле вымолвила окончательно потерянная Катенька, а Ковалев еще и попросил ручку для поцелуя.

Катя руку протянула, но в глаза ему смотреть категорически избегала.

– Сергея Юрьевича, оказывается, нам представляли, – снова заговорил Никита Сергеевич. – Варвара Андреевна, прошу как говорится, любить и жаловать, – и он указал на Ковалева. Тот приложился и к Варенькиной ручке. – Катя, не поверишь, но Сергей Юрьевич принялся меня благодарить, и как ты думаешь, за что? За то, что ты у меня такая умница!

Ковалев натянуто, а Катенька вымученно – улыбнулись. Варя наблюдала за сценой с самым загадочным видом.

– Не согласитесь ли на тур вальса? – сказал Сергей Юрьевич, нарушив свое молчание.

– Я обещала мужу, – произнесла Катя.

– Ну что ты, милая, не отказывайся, пойди потанцуй, – добродушно позволил Карозин.

Катя бросила на Варю быстрый взгляд из-под ресниц и – делать нечего – пошла. Не привлекать же к себе внимание.

– Вот, наконец-то, и минута счастья, – промолвил Сергей Юрьевич, когда они вышли в центр зала и закружились в вальсе.

Катя упрямо молчала и по-прежнему не желала на него смотреть.

– Вы не скучаете? – попробовал он иначе.

– По кому? – сказала Катенька и поняла, что выдала себя.

Ковалев помолчал и Катенька не выдержала, взглянула-таки ему в лицо. А оно было таким, что Катя сразу успокоилась. Он не посмеется над ней, это она поняла сразу. Он не выставит ее на посмешище, это она тоже поняла. И еще она поняла, что, сама того не ведая, задала, наверное, самый нужный вопрос. Оба молчали. Оба смотрели друг другу в глаза и не могли насмотреться.

– Надо, наверное, о чем-то говорить, – вымолвила Катенька. – А то мы…

– Можем привлечь к себе внимание? – закончил Ковалев за нее полувопросительно, полуутвердительно.

– Можем, а мне бы этого не хотелось, – сказала она.

– А чего бы вам хотелось? – тут же задал он вопрос.

– Этого нельзя спрашивать у дамы. – Катя наконец смогла взять себя в руки и больше не волновалась. Даже смогла улыбнуться.

Почему – еще стоило разобраться, но внутри себя она уже понимала, что дело в нем, что это его присутствие ее так успокаивает. Но гнала от себя подобные мысли, оставляя их «на потом». Ощущала только силу его молодого тела, его руку у нее на талии, его взгляд как прикосновение. И еще ощущала то, что на них смотрят.

– Вот как? – Ковалев приподнял собольи брови. – А мне-то всегда казалось, что у женщины всегда следует интересоваться, чего она хочет. Чтобы исполнить любое ее желание, – и его взгляд изменился.

– Не смотрите на меня так, – все еще улыбаясь, попросила Катенька.

– Как? Слишком красноречиво? – уточнил он с тонкой улыбкой.

– Вот именно, – согласилась она.

– Боюсь, я не умею скрывать свои чувства, – легкомысленно заявил он.

– Боюсь, что я свои чувства скрывать умею, – возразила ему в тон она.

– Нет, – Сергей Юрьевич улыбнулся шире и покачал головой. – Уверен, из нас двоих более красноречиво выглядите вы!

– Вообще-то, – возмутилась Катенька, – после этих слов я должна была бы отвесить вам пощечину.

– Если так, то вы моих слов совершенно не поняли, – прищурился Сергей Юрьевич. Он наклонился чуть ближе и сказал: – Я хотел не то сказать. Я хотел сказать, что… Катерина Дмитриевна, вы…

– Прекратите, – остановила его Катенька. – Не говорите того, о чем нам обоим придется жалеть.

– Но почему жалеть?

– Потому что, – отрезала она. И вдруг снова широко и свободно улыбнулась. – Потому что, Сергей Юрьевич, за нами наблюдают. И еще потому, что я ничего не хочу слышать, – добавила она довольно твердо.

– А что же, мои чувства не в счет? – не без обиды спросил он.

– К сожалению, чувства вообще не в счет, – не удержалась от вздоха Катенька.

– Катерина Дмитриевна, – Сергей Юрьевич покачал головой, – мы ведь взрослые люди…

– Вот именно, – улыбнулась Катенька немного грустно, – поэтому мы и должны осознавать ответственность за свои слова. Довольно об этом, Сергей Юрьевич, – не без удовольствия произнесла она его имя. – Оставим все как есть и постараемся не переступать эту грань.

– Но я бы хотел иметь возможность видеть вас, – не унимался настойчивый чиновник.

Катенька покачала головой и сказала:

– Проводите меня к мужу. И больше не слова, – она посмотрела ему в глаза долгим взглядом и повторила: – И больше не слова. Прошу вас.

– Хорошо, – мотнул головой Ковалев. – Как скажете, Катерина Дмитриевна, – печально и разочарованно добавил он.

– Полагаю, – понизив голос, проговорила она, когда они шли к Карозину, – вы сами не уважали бы меня, если бы мое поведение было иным.

Ковалев бросил на нее сбоку весьма красноречивый взгляд, но ничего не сказал, а Катенька тут же пожалела об этих своих словах. В этот момент открылись двери в залу и на пороге появилась группа ряженных – мужчин и женщин, одетых колдунами и ведьмами. Тотчас все внимание переключилось на них и все общество с упоением принялось отгадывать, кто же скрывается под масками.

– Вы меня очень плохо знаете, – успел шепнуть Сергей Юрьевич в общей суматохе, и Катя поняла, что это его ответ, который, кстати сказать, ее вовсе не успокоил, даже наоборот.

Но к ним уже приблизился Никита Сергеевич и дальнейший разговор был просто невозможен. Катя взглянула на супруга с искренней теплотой, Никита Сергеевич ей улыбнулся и Ковалев, раскланявшись и бросив какую-то дежурную фразу, ретировался. Катя во весь остаток вечера старалась не искать его глазами, но Сергей Юрьевич оставался на балу недолго.

Когда инкогнито большинства ряженых было открыто, Катенька заметила, что Варя танцует с каким-то высоким колдуном. Карозина как раз только обменялась приветствием с барышнями Андреевыми и наблюдала за своей подругой, сгорая от нетерпения поделиться с ней пережитым. Варенька с удовольствием кружилась в танце, но в какое-то мгновение ее красивое личико исказилось гримаской ужаса, правда, она почти сразу взяла себя в руки. Катя забеспокоилась за подругу, стала пробираться поближе, но колдун уже отвел ее к Антону Гавриловичу.

Тут Катю отвлекли очередные знакомые, а после выяснилось, что Солдашниковы уехали. Уехали и ряженые, обещавшие вернуться, но уже без масок. Сергей Юрьевич так же пропал. Катя пошла на танец с мужем, затем ее пригласил какой-то офицер, после чего еще какой-то кавалер, а потом в зал ворвалась новая компания ряженных, на этот раз одетых клоунами и клоунессами. Дамы привлекли внимание всех свободных кавалеров, бал был в самом разгаре, что радовало хозяйку, но Катеньке весело не было, она попросила Никиту отвезти ее домой.

– Устала, милая? – участливо поинтересовался супруг.

– Да, что-то голова болит, – кивнула Катенька и Карозины поехали домой.

Дома Катенька гнала от себя мысли о Ковалеве, успокаивая себя тем, что поделится ими с Варенькой, ну и тем, конечно, что она поступила совершенно правильно. Всю ночь ей не спалось, а потому поутру она отправилась в Страстной к ранней обедне. Богослужение, как и всегда, успокоило ее и настроило на иной лад. Катенька утвердилась в том, что повела себя совершенно правильно, что с Сергеем Юрьевичем ей не следует больше встречаться и уж тем более не следует поощрять его такие вот разговоры.

Домой Катя вернулась совершенно успокоенная. Написала Вареньке записку, в которой просила ее приехать. Совсем скоро принесли ответ, в которой Варенька обещала нынче же навестить свою подругу. Во втором часу пополудни Варенька появилась в особнячке Карозиных.

– Ты пешком? – улыбнулась Катенька, целуя подругу.

– Да, погода замечательная, – ответила та, – вот я и решила прогуляться.

– Погода и правда чудная, – согласилась Катя. – Я была сегодня в Страстном.

– Когда? – удивилась Варя.

– К ранней обедне ходила, – объяснила подруга. – Знаешь, всю ночь уснуть не могла, – добавила Катя. – Но теперь уже все прошло.

– Рассказывай, что он тебе вчера говорил? – тут же оживилась Варенька. – Ты ведь за этим меня и звала?

– Да, – вздохнула Катенька и передала свой вчерашний разговор с Ковалевым.

Варенька слушала внимательно и горячо поддержала подругу в ее решении, но ее глазки так горели, что у Кати появилось ощущение, что Варя чего-то не договаривает сама. Впрочем, Катерина Дмитриевна была не из тех, кто выспрашивает чужие мысли и, справедливо рассудив, что рано или поздно Варенька сама все расскажет, она предпочла не обращать внимание на некоторую бледность и растерянность подруги. Должно быть, это связано с тем вчерашним колдуном, подумала она.

– Варя, – все-таки не удержалась Катерина Дмитриевна, уже собираясь проводить подругу, – отчего ты вчера так разволновалась, когда танцевала с тем ряженым? Мне показалось, он доставил тебе неприятность?

Варя ответила, что так и было. Мол, этот человек, пользуясь тем, что лицо его скрыто маской, сказал какую-то дерзость, но Варя его вышутила. А от духоты у нее разболелась голова и она просила Антона отвезти ее домой.

– Да, у меня тоже голова разболелась, – кивнула Катенька и задержала на подруге внимательный взгляд.

Варенька этот взгляд совершенно проигнорировала, что даже несколько озадачило Катю – слишком непохоже это было на Варю. Но Катерина Дмитриевна тотчас предположила, что, возможно, это она всему виной – ее рассказы о Ковалеве, должно быть, чем-то напоминают Варе ее прежнее увлечение. Впрочем, подруги расстались, как всегда, с особенной теплотой. И в следующую неделю встречались еще дважды – в театре и еще на одном балу. Варя больше не казалась Катеньке странной, поэтому Катерина Дмитриевна окончательно утвердилась в своем предположении и избегала заговаривать с Варей о Ковалеве, только бы не бередить ее сердечной раны. А в том, что у Вареньки на сердце рана, она отчего-то не сомневалась.

Ковалева Катенька встретила в театре. Он зашел в их ложу во время антракта, галантно поцеловал ей руку, обменялся приветствием с Никитой Сергеевичем, сказал пару комплиментов, восхитился пением артистов и был таков. Вел себя Сергей Юрьевич самым безупречным образом, что Катю, с одной стороны – очень успокоило, а с другой – отчего-то огорчило. «Значит, для него все это несерьезно!» – строго сказала она себе и постаралась о нем позабыть.

Неделя прошла в самой праздничной атмосфере. Никита был весел, много шутил, Катенька старалась уделять ему как можно больше внимания. Ждали, когда вернется Аверин из деревни. Словом, ничто не предвещало разразившейся в следующее воскресенье трагедии…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

А дело было так. Катенька была в Страстном на ранней обедне. На выходе из церкви ей показалось, что в церковь вошла знакомая дама. Несмотря на то, что дама была под густой вуалью, Катенька даже остановилась на мгновение, хотела окликнуть, потом нахмурилась и покачала головой, продолжив раздавать милостыню. Нет, подумала она, если бы это была Варя, а ей показалось, что дама похожа на ее подругу, то она непременно бы остановилась сама. Скорее всего, показалось. И потом, у Катеньки не было, да и не могло быть никакой уверенности в своем предположении. И все же, вернувшись домой, она написала Вареньке.

Часа через три принесли два конверта. В одном Антон Гаврилович сообщал, что Варенька сама собиралась нынче навестить свою подругу – и это Катю успокоило. А вот другой конверт принес совершенно иную новость. Это было письмо от Вари, написанное, видимо, в чрезвычайном волнении, наспех – буквы словно набегали одна на другую, строчки никак не ложились ровно, а ведь у Вареньки был такой ровный почерк! Катя погрузилась в чтение:

"Милая моя Катя!

Когда ты получишь мое письмо, я буду уже, наверное, очень далеко. Я буду с тем, кого люблю. Понимаешь ли ты, Катя, что значат эти слова? Понимаешь ли ты, что значит – любить? Самой любить! Нет, конечно, ты этого не понимаешь! Но ты можешь уже догадаться, что это такое.

Катя, только тебе пишу! Не смогла написать Антону! Сколько раз начинала – и не смогла. Пишу тебе, ты женщина, Катя, ты должна меня понять. Пусть не понять, но… Он простит, я знаю. Он, может, даже поймет. Он-то знал! Знал с самого начала! Понимаешь ли, о чем я? Он ведь знал о том, другом. О том, кого я люблю. Я всегда его любила. Я всегда его ждала. Я без него не могу жить! А без Антона – могу! Вот в чем разница.

Катя, пойми меня. Благослови меня. Катя, Катя, Катя… Катя, прости меня. Прости.

Твоя Варя".

Катерина Дмитриевна прочла письмо несколько раз. Ей все не верилось, что написано это Варей. Ее Варенькой! Нет! Быть того не может. Не она ли, не она ли соглашалась, что главное – это супружеское счастье? Не она ли поддерживала Катю? Что же случилось?

Катерина Дмитриевна задумалась, глядя перед собой. Что же произошло за эти несколько дней? Вспомнился новогодний бал. Вспомнился и колдун. Вспомнилось и то, что на следующий день Варенька показалась как будто странной. Неужели под маской этого ряженого скрывался тот?.. Катя глубоко вздохнула. Что же теперь делать? Как теперь поступить? Попытаться вернуть беглянку? Но разве она этого захочет? А что сказать Антону Гавриловичу?

Тут только до Катерины Дмитриевны дошло истинное ее положение. Ведь Варенька ни о чем не сообщила своему супругу. Только о том, что сама она поедет сегодня к ней, Кате. Об этом свидетельствовала его записка. А если так, то именно ей предстоит сообщать обманутому мужу о том, что его обожаемая жена сбежала с другим! Ведь вот же, черным по белому написано! Написано к ней, к Кате! Катенька в ужасе просмотела письмо еще раз.

– Никита! – она вскочила из кресла и поспешила к супругу, занятому чем-то у себя в кабинете.

– Никита! – Катенька без стука ворвалась к мужу в кабинет.

Он сидел за столом и над чем-то трудился, поднял голову, увидел бледную и растерянную Катеньку и сам побледнел.

– Катя, что стряслось? – растерянно спросил он.

– Никита! – воскликнула Катенька в совершеннейшем волнении и без сил опустилась в кресло. – Варя сбежала!

– Что? – лицо супруга вытянулось.

– Вот, – Катя протянула Никита Сергеевичу письмо. – Читай сам.

Никита Сергеевич взял протянутый лист бумаги, посмотрел на жену тяжелым взглядом, вздохнул и только после этого погрузился в чтение.

– Ну? – не выдержала Катенька.

Никита Сергеевич помолчал. Перечитал письмо снова и снова. Ему тоже не верилось, что все написанное – правда. Слишком уж это не походило на Вареньку – милую и всегда отзывчивую. Пусть и недалекую, но несомненно благовоспитанную даму.

– Никита, что же теперь делать? – жалостливо спросила Катенька. – Ведь он не знает…

– Нет? – недоверчиво переспросил Карозин и посмотрел на жену в смятении.

– Нет, – все с той же жалостливой ноткой подтвердила она. – Ведь это же мне придется ему все объяснять. Нам…

Никита Сергеевич кинул письмо на стол и хмуро замолчал, глядя на свою жену. О чем он думал? Возможно, о том, что его Катя так бы не поступила. А возможно, о том, что совсем недавно она сама требовала от него подтверждения его уверенности в своей верности. А возможно, и о том молодом брюнете, с которым Катя танцевала на новогоднем балу. И о том, как она смотрела на него. И о том, как он смотрел.

– Поверить не могу, – мрачно изрек он и снова замолчал.

Катя тяжело вздохнула. Что можно было добавить? Она и сама не верила.

* * *

Когда наконец они смирились со случившимся, было решено вызвать Антона Гавриловича запиской. Предстоящее объяснение Карозиных отнюдь не радовало, но они чувствовали, что именно это и должны были сделать. Катя было высказала слабое предложение, не написать ли ему обо всем, но Никита Сергеевич это отверг решительно.

– Нет, Катя, – и покачал головой. – Всякий на его месте предпочел бы узнать это напрямую. Я бы предпочел, – и метнул на жену непонятный взгляд, от которого она вдруг побледнела еще сильнее.

Словом, написали записку. Антон Гаврилович прибыл через час, ничего не подозревая и, видимо, предположив, что его приглашают к обеду.

– Добрый день! – оживленно поздоровался он, входя в кабинет Никиты Сергеевича, где он и супруга его ждали. – А где же моя Варенька? – поинтересовался он, но выражение лиц у его друзей было таким, что он сразу понял – случилось что-то страшное, непоправимое, с его Варенькой. – Что с ней?! – тут же воскликнул он.

– Антон Гаврилыч, ты присядь, – Никита Сергеевич подошел к другу.

– Да не собираюсь я! Говорите, что с ней? – Никита Сергеевич посмотрел на друга с сожалением и этот взгляд Солдашникову очень не понравился. Он обратился к Катеньке, сидящей в кресле: – Катерина Дмитриевна!

Та, сглотнув подступающие слезы, молча протянула ему какой-то лист бумаги с таким видом, что Антон Гаврилович удержался от расспросов. Он дернул подбородком и, окинув друзей нехорошим взглядом, принялся читать. Дочитав, он опустился в кресло, не решаясь поднять на друзей глаза, не в силах вынести их сочувствующих взглядов. Зато у Карозиных при взгляде на него, вмиг изменившегося, даже как будто постаревшего за какие-то короткие мгновения, буквально разрывалось сердце. Оба не знали, что сказать, да и возможно ли было что-либо сказать в подобной ситуации.

Все молчали. Антон Гаврилович закрыл лицо ладонью, Катя справилась с подступающими слезами, а Никита Сергеевич растерянно смотрел то на жену, то на друга. Наконец, Антон Гаврилович заговорил. Голос его был глух и, если позволите, тускл:

– Ее следует вернуть, – сказал Солдашников и Карозины переглянулись. – Ее следует вернуть, – тверже повторил Антон Гаврилович и отнял руку от лица.

Он твердо посмотрел на своих друзей и повторил еще раз:

– Ее следует вернуть.

– Но, Антон Гаврилович… – попыталась было возразить Катя.

– Никаких «но», Катерина Дмитриевна, – отрезал Солдашников. – Никита, я слышал, ты помогаешь в таких деликатных делах?

– Я… – начал было Никита Сергеевич, но Антон Гаврилович его перебил:

– Никита, ты должен мне помочь, – и его глаза наполнились слезами. – Ты должен, Никита… – повторил он, как заклинание. – Больше мне никто не сможет помочь, кроме тебя.

– Боюсь, это невозможно, друг мой, – мягко возразил Карозин. – Нам ведь даже не известно, где она.

– Так найди ее, Никита! – Карозин помрачнел. – Неужели ты не понимаешь?! – в смятении воскликнул Солдашников и вскочил из кресла. – Представь только, что я чувствую! – Карозин хранил прежнее выражение лица. – Никита! Ну, вот, представь только на мгновение себя на моем месте! Представь, что твоя обожаемая жена, – Никита Сергеевич взглянул на Катеньку, та побледнела, – смысл твоей жизни и вот так!.. Неужели ты не попытался бы ее вернуть? Ну же, Никита, ответь! Только будь честен! – Солдашников остановился перед своим другом и смотрел на него в ожидании ответа.

В мгновение у Никиты Сергеевича пронесся целый вихрь мыслей. Он подумал о том, что наверное, сошел бы с ума, если бы его бросила Катя. Тем более если бы она бросила его вот так – без объяснений, даже без письма. Потом он подумал, что если не попытается вернуть беглянку, то что сможет остановить его Катю? Она может подумать, что он вовсе не станет ее искать… И тут же вспомнился тот холеный красавец Ковалев. нет, ни в коем случае нельзя подавать ей такой пример! Она должна знать, что он будет решителен и…

– Никита? – напомнил о себе Антон Гаврилович.

– Я сделаю все, что в моих силах, – проговорил Никита Сергеевич и посмотрел на Катеньку победительно.

– Благодарю, – выдавил Антон Гаврилович. – Я знаю, что могу положиться на тебя, как на себя самого.

– Я найду ее, Антон, – как-то даже клятвенно произнес Карозин. – Я ее найду.

Катя вздохнула, посмотрев на мужчин. Боже мой, подумала она, как? Как он собирается ее искать? А каким образом он собирается ее возвращать нелюбимому, увы, мужу? Никита Сергеевич в очередной раз пообещал, совершенно не подумав о том, каким образом он будет исполнять обещанное. Пообещал только потому, что представил себя на месте своего друга. Катя опустила глаза. Это ей урок. Это она поняла. Но все равно не верила в то, что что-то из этого урока выйдет. Конечно же, ей было до слез жаль Антона Гавриловича, но ей точно так же было жаль и Вареньку. Жить с нелюбимым – ежедневная, ежечасная пытка. Долг? Но Варенька молода, разве она знает в полной мере, что значит это слово? И стоит ли ее за это винить? Катя не знала. «Что делать? Что делать?» – думала она.

Мужчины помолчали, потом Антон Гаврилович, видимо, успокоенный обещанием Никиты, заговорил иным тоном:

– Ведь она совершенно ничего не взяла с собой! Все ее вещи на месте, я в этом абсолютно уверен. Я видел ее утром, когда она собиралась к обедне. На ней была ротонда и шляпа с вуалью.

Катя посмотрела на Солдашникова несколько удивленно.

– Антон Гаврилович, – сказала она, – Варя собиралась к обедне? А в какую церковь?

– В Страстной, – пожал плечами Солдашников. – Она всегда туда ходит.

– К поздней обедне? – не унималась Катенька.

– Да, – кивнул несчастный супруг. – Вам что-то известно? – и в глазах его мелькнула надежда.

– Нет, боюсь, ничего, но… – Катя посмотрела на мужчин в некотором раздумье. – Дело в том, что я сама там сегодня была. Ходила к ранней обедне и на выходе мне встретилась женщина под густой вуалью, чрезвычайно похожая на Вареньку. Ну, вы понимаете, что я имею в виду? – Мужчины кивнули. – Лица я ее не разглядела, а потом решила, что Варя непременно бы остановилась, ведь на мне вуали не было.

– Значит, она была в церкви, – хмуро заключил Антон Гаврилович.

– Да, но что нам это дает? – вздохнул Никита Сергеевич.

Все снова замолчали.

– Может быть, следует у кого-то поспрашивать? – робко поинтересовался Солдашников. – Наверняка ее кто-то видел, может быть, что-то еще видели… – закончил он уж и вовсе неуверенно, из чего супруги сразу же заключили, что имеется в виду никто иной, как злодей, собственной персоной.

– А вот, кстати, – вскинула бровки Катенька, – Антон Гаврилович, вы знали о ее деревенском…

– О ее деревенской любви? – с горечью закончил вместо нее Солдашников. – Знал, Катерина Дмитриевна.

Он прошелся по комнате, повздыхал, потом сел в кресло и заговорил ровнее:

– Я не просто знал из третьих рук, я знал от нее самой. Даже был чем-то вроде конфидента, можно сказать. Вы думаете, это он? – Антон Гаврилович вдруг разволновался, видимо, эта мысль еще не приходила ему в голову.

– А как вы думаете, Антон Гаврилович? – Катенька вздохнула. – Ведь она и в письме пишет о том, кого, мол, все это время ждала и любила. Простите.

– Неужели это он? – задумчиво промолвил Солдашников и снова нахмурился и замолчал.

Никита Сергеевич сел за стол, они с Катей снова переглянулись, правда, с разными мыслями. Он подумал о том, что хорошо было бы, если бы Антон вспомнил хоть что-нибудь, что помогло бы в поиске. А Катя подумала о другом, что, может, после того, как до брошенного супруга дойдет, с кем именно сбежала Варя, он откажется от своей бессмысленной, в общем-то, затеи вернуть ее силой. Однако, когда Солдашников вышел из задумчивости, выяснилось, что ни тот, ни другой не угадали.

– Звали его Николай Константинович Ольшанский, – глухо проговорил Антон Гаврилович. – То есть, тогда звали. – Карозины переглянулись многозначительней, но пока предпочли удержаться от расспросов. – Он был арестован за какую-то политику или что-то в этом роде. Давно уже, еще когда в университете учился. Лет пять назад, а может, больше, не помню точно. Из университета его, конечно, исключили, но ограничились только высылкой и запретом проживать в столицах, кажется, лет на пять. По иронии судьбы, он приехал к своей тетке, в город N-cк. А Варенька, как вам, Катерина Дмитриевна, известно, родилась и жила в имении неподалеку от этого городишки. Там они и встретились. Ничего серьезного – переписка. Да, пару раз встречались в ее саду. Но тут маменька ее, Зинаида Павловна, тревогу забила. Написала мне, просила приехать погостить, выяснилось, что мы в дальнем родстве. Я тогда овдовел и, не скрою, хотел жениться вторично. Был по делам в той губернии, ну и заехал посмотреть, так сказать, на невесту. Не ожидал, признаюсь. Думал, жеманница какая-нибудь провинциальная, а увидел ее и понял, что она должна стать моей женой. Сразу понял. Предложение сделал. Она мне все и рассказала. Девчонка еще была. Я выслушал, как-то успокоил. Уехал. А сам, не поверите, только о ней и думал. Не мог никак забыть. Как представлю, что она может другому достаться! – Антон Гаврилович закрыл глаза и покачал головой. – Грех на мне. Думал я, думал, как так сделать, чтобы она со мной была. И надумал, – он усмехнулся. – Человечек у меня знакомый был. Надоумил, спасибо ему. Арестовали его. Три месяца продержали. Как неблагонадежного. Мне и делать ничего не пришлось. И обошлось недорого. Противно. А ведь так и было. Когда его освободили, Варя уже моей женой была. Вот так-то. Я ведь этот год как на углях жил. Ну, думаю, как он объявится, да обратно ее… А два месяца назад узнал, что он скончался. Натурально. Мол, похоронили его в том же N-ске. Я и успокоился. Молился на нее! Да, вот тебе и помер, вот тебе и похоронили! Живехонек, подлец! – он побагровел и хлопнул с силой ладонью по подлокотнику. – Верни ее, Никита! – чуть ли не взревел Солдашников и посмотрел на друга налитыми кровью глазами. – Нет, сам верну! – и подскочил из кресла.

– Антон, предоставь мне хотя бы их разыскать, – спокойно произнес Карозин, видя, в каком состоянии находится его друг. – А дальше уж сам решишь, как быть.

– Хорошо, – выдержав паузу, нехотя согласился обманутый (полноте, да обманутый ли?) супруг. – Ты прав, у тебя это лучше получится.

– Значит, его имя нам ничего не дает, – промолвила Катенька с сожалением. Но с сожалением о том, что Солдашников ничуть не собирался отказываться от своей затеи, а даже и наоборот.

– Не могу, как представлю! – прорычал Антон Гаврилович. – Если бы другой! Но с этим! Никита, ты обещал! Обещал мне, слышишь?! Пойду! Не могу! – он выскочил из кабинета.

– Странно, – тихо сказала Катенька через некоторое время, – я думала, он, наоборот, оставит их в покое…

– Ты его не поняла, да? – с легким прищуром спросил Никита Сергеевич. – Ты не поняла, почему он не может именно с ним ее отпустить? – Катя покачала головой, с удивлением посмотрев на мужа, мол, да что тут можно понять. – Дело в том, Катя, – продолжил супруг, – что Антон не может ему своих мук простить. – Катя вскинула брови. – Он же сам тебе сказал, что весь год ждал его появления. И осознавал, что сам украл ее. Украл у другого. Вот этого он ему и простить не может. Понимаешь теперь?

Катя опустила глаза и задумалась. Понять такое было сложно, умом понять, но сердце отчего-то понимало.

– Никита, – подняла на мужа глаза Катенька. – И ты намерен ему помочь?

– Да, – спокойно ответил муж. – И дело тут не в том, что я пообещал, а теперь, из чистого упрямства не хочу уступать. Нет, – он печально улыбнулся и покачал головой. – Боюсь, что дело тут и не в том, что я его понимаю. Точнее, я представляю, каково это, оказаться вот в такой ситуации. Я бы тоже, Катя, я бы обезумел, как и он, если бы ты меня оставила. Но и не в этом дело. А в том, что он должен увидеть их своими глазами. Увидеть и убедиться в том… Впрочем, – Никита Сергеевич нахмурился, – не знаю, в чем он убедится на самом деле. Но он должен их увидеть. Попробовать убедить ее, если это еще возможно. Или убедить себя.

– В чем? – Катя встала из кресла и подошла к мужу.

– В том, что это он не прав, понимаешь? – тихо спросил супруг и его карие глаза отчего-то заблестели. – Я бы хотел убедиться сам. Если бы оказался на его месте, – совсем тихо закончил он.

Катя обняла мужа, погладила его по волосам и проговорила:

– Ты не будешь на его месте. Я тебе это обещаю.

– Значит, ты любишь меня, а не притворяешься? – Никита Сергеевич поднял голову и заглянул жене в глаза. – Не обманываешь ли ты себя, ангел мой? – с невероятной нежностью спросил он.

– Я люблю тебя, Никита, – сказала Катя. – Я люблю тебя и никогда тебя не оставлю. Я себя не обманываю. И никогда не обману тебя.

– Спасибо, Катя, – только и нашелся что ответить Никита Сергеевич и вновь опустил голову.