Текст книги "Славия. Рождение державы"

Глава 4

Отделение этого древнего банка, который, правда, несколько раз менял свое название, существовало здесь безвыездно на протяжении четырехсот пятидесяти лет. Именно об этом гласила золоченая табличка, которая висела у входа еще тогда, в начале двадцать первого века. В истории этого банка был случай, когда в середине девятнадцатого века подвальная стена хранилища, подмытая сточными водами, завалилась внутрь такого же древнего ливневого канала. Но произошло все это в рабочее время, на глазах работников банка, поэтому деньги и ценные бумаги вкладчиков совершенно не пострадали. Это общеизвестный факт.

В буклете, который попался мне тогда на глаза, имелась информация о трех модернизациях банка – с фотографиями суперсовременных сейфов-хранилищ и улыбающимися, симпатичными девочками-клерками.

Когда я только появился в этом мире, мои мысли о решении собственных финансовых вопросов почему-то ассоциировались именно с этим банком. Но тогда совершенно неожиданно проблема стартового капитала разрешилась с помощью подлючей пиратской рожи. Полученная сумма первоначальным запросам вполне удовлетворяла. Но с течением времени и развитием разных идей на реализацию текущих планов потребовались просто колоссальные средства.

По докладу мадам Марии, финансовое положение моего феода выглядело очень прилично. Кроме того, что в амбарах хранился двойной семенной фонд, в замок было свезено сельскохозяйственной продукции на три тысячи серебром, вдвое больше, чем обычно. После расчетов по обязательствам в моем распоряжении осталось товара не менее чем на две с половиной тысячи. И это не считая постоянных поступлений с новой мельницы, которая могла обеспечить доход до четырехсот пиастров в год. Для обычной дворянской семьи это очень неплохо.

В моем же случае половина всего этого могла разве что обеспечить прокорм моей маленькой банды. Еще половина должна была уйти на более-менее приличную одежду и сотню мягких башмаков. А еще хотелось пошить полсотни крепких ботинок да полсотни приличных ботфортов. Мои бойцы в походе должны выглядеть как элитные войска кирасиров, не хуже, чем польские крылатые рыцари. Да еще нужны пять десятков строевых лошадей и десяток хороших тягловых, – это ж какие сумасшедшие деньги потребуются? Минимум четырнадцать тысяч. Еще обучение. На одних шкиперов уйдет шесть тысяч, да прибарахлить их всех, да на жизнь дать…

Так-то. Даже маленькая армия требует немаленьких затрат. Поэтому и ковырялся третий день в подземном ливнестоке, проходящем немного ниже подвальных стен домов, в том числе и здания моего любимого банка. Вероятней всего, он служил для того, чтобы в сезон дождей центр города не превратился в подобие Венеции.

Мне кажется, в эту подземную ветку с самого момента ее постройки не попадал ни один человек. Это и к лучшему, да и сам ее нашел, потому как знал, что она точно где-то здесь существует. Пришлось с самодельным респиратором на лице заходить через канализационный сброс от самого моря и поворачивать чуть ли не в каждую ветку, зато нашел целых два удобных, сухих выхода.

Работа эта изнурительно тяжелая, забирала по восемнадцать часов в сутки, поэтому первые три дня здесь и ночевал. Не вылезал бы отсюда до окончания дела, но не рассчитал по срокам – кончились и еда, и вода. Но сегодня разобрал уже больше кубометра стены, и этой ночью надеялся войти в хранилище.

Сложнее всего было расшить окаменевший раствор и вытащить самый первый каменный блок, впрочем, сейчас тоже предположительно последний лицевой блок с той стороны освобождался от раствора очень неохотно. А работать нужно было тихо, молотометром не треснешь. И так все эти дни на стреме, хоть и подготовил два пути отхода, но нервы в напряжении. Колокольчики четырех настороженных сигналок ни разу не звякнули, поэтому надеялся, что здесь никто не ходит и никто меня не засечет.

Трое ночных охранников сидели наверху у входа, совсем в другом крыле здания и, к счастью, ничего не слышали. Вчерашнее посещение банка тоже не вызвало настороженности, атмосфера в зале была привычная, а клерки и охранники вели себя как обычно. К счастью, здесь первые этажи – нежилые, их занимают магазины, лавки, разные конторы. И ковырялся я с тыльной стороны зданий, там располагались какие-то сараюшки. Затхлость, пыль, ободранные в кровь руки, мигающий масляный светильник и ежесекундное ожидание неприятностей здорово напрягали. Единственное, что было удобно, – канал оказался сух, до сезона дождей было еще далеко, а канализацию сюда никто не отводил. Иначе точно пошел бы на экспроприацию совсем в другое место.

Свои исследования городского подземелья начал еще с первых дней пребывания на учебе. Облазил здесь все ливнестоки, обмерил все стены и стыки домов, наконец определил точку проникновения. О местоположении сейфов знал уже триста тридцать четыре года, когда-то для приобретенных Мари драгоценностей снимал здесь ячейку. Поэтому был уверен на девяносто процентов, что при выборке проема не промазал.

Как запасные варианты, наметил для ограбления дома двух богатых торговцев, которые в собственных сейфах хранили значительные наличные суммы. Откуда узнал? Да кроме учебы в школе, первые месяцы все свободное время следил за каждым из них, тогда даже у себя дома, в замке, бывал редко.

Предпочтительней было бы заняться именно этим как более легким вариантом, вместо того чтобы горбатиться в ливнестоке. Однако и там, и там пришлось бы убить четыре-пять человек.

Подходы к объектам, планы проникновения и отхода были мною отработаны. Соответственно и вооружился: подготовил эллиптические, почти круглые пули (типа картечин, чтобы исключить любые непонятки при дальнейших возможных разборках), заряженные через пыж в патроны с немного ослабленным зарядом, а также глушители на два револьвера. Дни, когда деньги завозят, тоже вычислил. В одном месте вел наблюдение с пустыря, там хозяин дома и его сын, таская маленькие, но тяжелые грузы, мелькали на втором этаже. Во втором случае наблюдал с крыши соседнего дома, когда такие же грузы носили в подвал. Впрочем, для меня это было уже неважно, ибо с эксом никаких проблем не видел. Видел проблему в лишении жизни невинных людей и привлечении как минимум одного помощника. Так что оставил один из этих вариантов на самый крайний случай. Да и куш в банке должен был быть более солидным.

Вот и гребся здесь в кровь ободранными руками да пыль глотал. Почему все-таки не взял помощников? Потому что нельзя этого делать, разве что использовать втемную на финишном этапе, не предусматривающем непосредственного участия в процессе.

Никому ничего не должен, никому ничем не обязан, тем более подчиненным – это мое кредо. Не страшно, когда они увидят в тебе грабителя народов и захватчика целых территорий, таких называют победителями, их ныне уважают и даже возводят на престолы. Но вот в отношении того, кто взял банк или чью-то хату, – совсем наоборот, такой есть вор обыкновенный, который в приличном обществе должен находиться вне закона. Однако сей грех вынужден взять на душу, ибо обязан мыслить о своих будущих миллионах (имеются в виду люди). Впрочем, и о деньгах как об одном из главнейших двигателей политики должен думать тоже.

Узкий штырь, которым выгребал штукатурку, вдруг провалился в свободное пространство. Посветил туда, затем отставил свой допотопный осветительный прибор далеко в сторону, за кучу вытащенных камней, таким образом затемнил пространство, аккуратно вытащил штырь и минуты на четыре замер. В дыре было темно и тихо.

Все. В моем распоряжении осталось всего полночи. Хочу не хочу, но успеть обязан, ибо теперь уже скандал, порожденный никогда не слыханным ранее ограблением, обязательно пронесется не только по Испании, но и по всей Европе.

Сгорбился в проеме и надавил на блок плечом – раздался треск лопнувшего слоя штукатурки. Расшатывая его из стороны в сторону и подтягивая к себе, минут через пятнадцать все же вытащил. Теперь дело пошло веселее, и еще два таких нужных блока смог победить за два часа адреналинового напряга. Наконец образовалось отверстие, в которое можно было свободно проникнуть.

Застегнул на себе наплечную гарнитуру с двумя револьверами, взял «фомку», вещмешки и набор лично изготовленных ключей-отмычек, выставил в дыру светильник и сам полез следом, протиснулся в хранилище мимо двух каких-то ящиков.

Помещение было небольшим, где-то шесть на шесть метров. Это в будущем его углубят и расширят втрое, а стены запакуют двухметровым слоем железобетона. Справа за плотно закрытой, полностью обитой железным листом дверью был выход к лестнице, ведущей вверх, на первый этаж. Слева длинный, во всю стену, стоял обитый железными полосами сундук с шестью крышками, закрытыми на навесные замки. Прямо против дыры располагались обитые такими же полосами двойные дверцы шести высоких деревянных шкафов.

Думал, здесь замки будут сложнее, чем те, которые висят у меня на дверях некоторых хозяйственных построек. Оказалось, что действительно сложнее, похожи на замок от дровяного сарая у дачного домика моей бабушки из той, будущей жизни. Только немного крупнее. Значит, взламывать и греметь железом не придется.

Решил начать с крайнего левого шкафа. Подошла первая же отмычка, секунд через тридцать механизм громко щелкнул, и дужка замка свободно открылась. Паранойя, порожденная ожиданием неприятных сюрпризов, заставила аккуратно снять замок, улечься животом на пол, зацепить «фомкой» половинку двери шкафа и потянуть на себя. Ничего не произошло. Точно так же, без проблем, открылась и вторая половинка. Поднялся, подошел к открытому шкафу сбоку и помахал рукой. Опять ничего не произошло. Вероятно, в эти времена никому еще в голову не приходило, что кто-нибудь может помыслить бомбануть такое банковское хранилище.

В шкафах оказались различные договоры, акции и кредитные векселя на самые различные суммы – от девяти пиастров (серебром) до семнадцати тысяч дублонов (золотом). Конечно, кое-что с них можно было бы и поиметь, но светиться перед другими отделениями банков или продажным нотариусом, думаю, смерти подобно. Сто процентов даю за то, что все ценные бумаги зарегистрированы в каких-то гроссбухах, которых здесь не наблюдается.

Под крышками четырех сундуков хранилась в кожаных мешочках медь. Нет, возиться с ней не буду. В двух прочих сундуках в такой же таре хранились и серебряные, и золотые монеты. Под крайней правой крышкой на дне лежало пятнадцать полных мешочков с золотом и один полупустой. Вес полного был между шестью с половиной и семью килограммами (давнее умение определять мышечной памятью вес изделия никуда не пропало). Значит, расфасовали ровно по тысяче дублонов.

Рядом с золотом стоял заполненный на треть ящик с серебром. Здесь мешочки тоже весили немного больше шести килограмм каждый, значит, в них уложено по двести пятьдесят пиастров.

Не раздумывая больше ни секунды, все золото разделил и уложил поровну в два вещмешка. Все. Здесь около пятидесяти килограмм в каждом, больший вес на своем горбу таскать не надо, можно сломаться, тем более что нужно тащить быстро.

Серебра оказалось сто тридцать три полных и один полупустой мешочек. Мозги автоматически сосчитали, что это около тридцати трех с половиной тысяч пиастров общим весом в восемьсот тридцать пять килограмм. Моих вещмешков не хватило, поэтому начал брать по одной расфасовке в каждую руку и выбрасывать через дыру в канал.

Как только выбросил последний мешочек, забрал светильник и выбрался наружу.

В самую первую ночь моего пребывания здесь, в двухстах сорока шагах от нынешнего места проникновения, у ливнестока со стороны улицы Ткачей вытащил из стены канала камень и приготовил тайник. Сделал углубление, затем вещмешком вынес и высыпал в канализационный слив около пятнадцати ведер земли. Если в десятилитровое ведро помещается около двухсот килограмм золота, то в тайник может поместиться три тонны или, в монетах, четыреста сорок четыре с половиной тысячи дублонов. Удельный вес серебра, насколько мне помнится, приблизительно в два раза меньше.

И вот сейчас, таская к тайнику серебро, вспомнил о своей раскатанной на тонны золота губе. Мне казалось, что испанские средневековые банки, где еврейское ростовщичество было уничтожено на заре возникновения империи, в основном оперировали нормальными деньгами, а бумагой и воздухом научились торговать у американцев в двадцатые годы двадцатого века. Получился, однако, большой фиг-вам. Наличных денег в переводе на серебро, за исключением меди, оказалось всего порядка девяноста пяти тысяч, зато бумаги – на несколько миллионов.

От хранилища до тайника сделал девятнадцать ходок, получилось нарезать километров восемь, из них – половину с грузом. Казалось бы, ерунда, но в невысоком канале приходилось ходить туда-сюда в полусогнутом состоянии, тем более что за эти четверо суток каторжного труда чувствовал себя полностью измотанным.

Задвинув на место камень, скрывающий тайник, возвращался назад не спеша. Сняв конский волос и колокольчик «сигналки», аккуратно убрал веником все ведущие к нему следы, присыпал дорогу молотым перцем. Теперь визуально найти тайник будет практически невозможно.

Уходить решил пустым и с собой ничего не брать. Мало ли как сложатся обстоятельства отхода, а руки-ноги отваливались, и с грузом точно не сбежал бы. Шмонать меня, конечно, вряд ли будут, но во избежание неприятностей лучше перебдеть.

До рассвета оставалось минут сорок, поэтому остатками воды быстро умылся, переоделся и привел себя в порядок: приклеил маленькую бородку и торчащие кверху усы. Собрал в кучу все вещи, даже две доски, на которых спал, отнес и бросил в канализацию. Вернулся к хранилищу и, роняя по пути по нескольку серебряных монет, направился в противоположную сторону, ко второму выходу, который находился в районе домов богатых торговцев. Здесь постоял немного, послушал тишину, бросил под ноги пару пиастров, поднял решетку сливного люка и выбрался наружу, в ночь.

Дойти до дома на улице Ткачей, где вот уже целых шесть дней снимал отдельный флигель молодой помощник шкипера из Нового Света, получилось без проблем. Нырнул тихонько в дверь, разделся и влез в корыто с водой, которое стояло со вчерашнего дня. Вода имела комнатную температуру, но это меня волновало мало. Намылился жидким мылом и кое-как отмылся, затем завалился в кровать и спал беспробудно двенадцать часов.

Проснулся, когда солнце уже клонилось к закату. Выглянул на улицу, но там все было тихо и спокойно, да и место у стены третьего дома, где располагался интересующий меня сливной люк, никого не интересовало. Между тем, одевшись и опять нацепив бороду и усы, отправился прогуляться. Понаблюдав издали за зданием банка и до сих пор не рассосавшейся толпой зевак, отправился в харчевню перекусить. Здесь тоже послушал сплетников: оказывается, воры сломали стену хранилища банка и вынесли денег на сто пять тысяч в пересчете на серебро. Обманули, сволочи, общественность на целых десять тысяч.

Серьезной организованной преступности в империи не было уже лет сто пятьдесят. Так вот, у всех предполагаемых воров, которых еще не вывезли в Вест-Индию, под ногами горела земля, сейчас их отлавливали солдаты алькальда. Разумное мероприятие, – город станет чище.

Скандал получился знатный, эта новость обошла все газеты мира и мусолили ее еще долго, с полгода точно.

Через два дня, когда на выезде из города прекратились обыски гужевого транспорта (господских карет, правда, не проверяли) и прошел слух, что деньги давно вывезены морем, отправил для Ивана почтовым нарочным специальное письмо.

В тот же день, когда серость пасмурного вечера вот-вот должна была смениться теменью ночи, в начале улицы появилась небольшая карета. Редкие прохожие могли видеть ее. Эту старенькую карету, перешедшую ко мне в собственность от бывшего феодала, мы отлично отремонтировали, немного переделали и выкрасили в темно-зеленый цвет. Герб приказал не навешивать.

Собрав свои вещи и положив на стол дополнительный пиастр «на чай», глубокой ночью покинул флигель. На козлах, одетый извозчиком, сидел Антон, а внутри кареты мучились от безделья и необходимости находиться в замкнутом пространстве два моих полусонных десятника: Петро Лигачев и Андрей Скиба. Увидев меня, они хором и с облегчением вздохнули. Конечно, шеф приказал прибыть вечером, а сам все не шел и не шел.

– Антон, – сказал тихо, – сейчас я отойду и стану у дороги, а ты езжай шагом и остановишься, когда дверь кареты будет прямо передо мной.

– Слушаюсь, ясновельможный пан.

– Теперь ты рыцарь и не обращайся ко мне, как смерд. Все, будь внимателен, если сейчас сюда подойдет чужой, он должен здесь же и остаться. Насовсем. И это твоя забота.

– Слушаюсь, ваша светлость.

Достать деньги было делом двадцати минут. Бойцы по моему указанию соскочили на мостовую и стянули решетку ливнестока, которая оказалась прямо под откидывающимся люком в полу кареты, затем сняли крышки сидений, под которыми были устроены ящики.

– Так, господа, в ящике находится аркан с привязанным ведром. Сейчас я спущусь в люк, а вы мне его подадите. Будет девятнадцать подъемов, десять ведер высыпете в передний ящик, а девять в задний. Ясно?

– Ясно, ваша светлость.

По окончании дела решетку вернули на место и отъехали подальше, там и остановились, дожидаясь утра. Рисковать с ночным выездом из города не хотелось. Завернувшись в плащ, пристроил в уголке кареты голову и решил немного подремать, часа два вполне нормально покемарил.

Проснулся, когда на улице посветлело. Обратил внимание на то, что мои бойцы не то что не спят, но даже не дремлют и смотрят на меня широко раскрытыми восхищенными глазами. Помнится, не все мешочки были плотно завязаны, и прощупать содержимое не составляло никакого труда.

Когда-то слово «футбол» вызывало у моей Мари мгновенную мигрень. Дело в том, что ее бывший супруг (отец Лиз) был центрфорвардом футбольной команды, потом, по окончании спортивной карьеры, перешел в свой же клуб на тренерскую работу. Расстались они тогда со скандалом, который долго обсасывала желтая пресса, и до самого последнего дня их отношения оставались антагонистическими.

Говорят, что французские женщины имеют более свободные нравы, чем прочие. А нет! Такие же ревнивицы и собственницы по отношению к своим мужчинам, как итальянки и испанки. Однако из чисто мужской солидарности осуждать ее бывшего мужа не имею права.

Наверное, по зову крови маленькая Лиз еще в десятилетнем возрасте стала фанаткой футбола, что совершенно не нравилось маман. С родным отцом встречаться та разрешала, но под страхом смерти далеко никуда бы не отпустила. И вот в преддверии финального матча на кубок федерации футбола с участием ее любимой команды, который должен был состояться в Барселоне, Лиз села мне на уши и вызванивала по два раза в день, с просьбой уговорить маман и слетать с ней на этот матч.

Не знаю почему, но любимым женщинам ни в чем никогда отказать не мог. Если, например, своего сына постоянно держал в ежовых рукавицах, то дочь могла из меня веревки вить, правда, моим попустительством никогда не злоупотребляла и чувствовала грань дозволенного. Вот и Лиз эту мою слабость своим детским умом постигла еще лет в пять-шесть. И если ей нужно было добиться решения вопроса, о котором маман и слышать не желала, меня тут же назначали орудием главного калибра.

Короче, на следующий день был в Париже и все же уговорил Мари слетать на денек в Барселону. На стадион она, как всегда, с нами не поехала, вышла по пути из аэропорта у какого-то торгово-развлекательного центра.

Так-то впервые и довелось побывать в этом расположенном на холмах великолепном городе у моря. Однако та окружная дорога с современными высотными застройками и этот средневековый исторический центр различались между собой как небо и земля.

Морской порт столицы графства Каталония встретил меня и двенадцать моих будущих капитанов и адмиралов ярким солнцем. Морская школа располагалась у подножия горы Монжуик с монументально утвердившейся на вершине старинной крепостью.

Основная часть учащихся проживала в расположенном рядом пансионате. Полный пансион с проживанием и питанием для обычного человека стоил недешево – шесть пиастров в месяц, и эти деньги не входили в оплату за учебу.

Жить на берегу ребятам предстояло почти шесть месяцев, а последующие шесть – находиться в море. Вместе с ними в школу поступило сорок семь курсантов, таких же молодых и шебутных, как и мои. Считалось, что это вполне нормальное количество, обычно поступало намного меньше.

Ребят деньгами не обидел. Кроме того, что все были одеты и обуты в приличный европейский прикид, имели запасные комплекты одежды, каждый получил еще по сто пиастров командировочных, этих денег на годовое содержание должно было хватить.

Нет, выправил подорожные документы и достойно подготовил к учебе не только будущих шкиперов, но и пятерых корабельщиков, которых пристроил в науку на верфь в Малаге, а также троих литейщиков, четверых кузнецов и пятерых рудознатцев, которых Иван увез в Толедо. На все про все улетело двенадцать с половиной тысяч серебра, несмотря на то что все, кроме шкиперов и рудознатцев, стоимость своей учебы должны были отрабатывать на рабочих местах.

В Барселоне не задерживался, до начала занятий хотел успеть проведать Изабель и увидеть детей. Не тратя даром времени, в первый же день отнесли казначею школы сто пятьдесят килограмм серебряных денег – плату за учебу, затем устроили ребят в пансионате, где из окон можно было наблюдать чудесный вид на море. Сам ночевал в отеле, а утром всех сводил на регистрацию в администрацию алькальда. К вечеру все вопросы были решены, и ребята коллективно проводили меня в порт. То же судно, на котором прибыли вчера, с отливом отчаливало и возвращалось в Малагу.

– Господа. Да, вы господа нашей общей судьбы. На вас полагаюсь не только как сюзерен на вассалов, но и как друг на товарищей и соратников, от которых будет зависеть будущее моего народа, – напутствовал на прощание точно так же, как и всех прочих студиозов, отправленных в Малагу и Толедо. – Информация для всех посторонних такова: идальго Жан-Микаэль де Картенара де Сильва оплатил учебу будущих служащих торговой компании «Новый мир». Она зарегистрирована и управляется юристом, поверенным в его делах. Ведите себя достойно, не давайте повода для разных провокаций и драк. Вы воспитанные воины и знаете порядок, поэтому не желаю слышать, что кого-нибудь из вас осудили за низкий проступок или нарушение законов. Обращаюсь персонально к каждому, в этом случае лучше пусть возьмет веревку и удавится сам или вы ему все помогите. Нельзя покрывать подлость, это принесет вред моей репутации. Но коль случится что-то, что может нанести урон вашей, а значит, и моей чести, защищайте друг друга, как в бою. Ваш девиз: «Один – за всех, и все – за одного!» Но знайте, окончить обучение и получить патент вы обязаны.

Доучивать наш язык будем через год, а пока изучайте другие языки, особенно испанский, на нем уже сейчас разговаривает почти половина мира. Усердно осваивайте профессию шкипера, а для повышения воинской квалификации мы в будущем организуем собственную военно-морскую академию. Если ваш опыт будет удачным, то ближайшие пять лет сюда на обучение мы будем присылать по десять – пятнадцать человек. От вас очень многое зависит, и я на вас рассчитываю.

Господа. Не злоупотребляйте вином, я этого не люблю, и среди моих ближников алкоголиков точно не будет. И еще. Прекрасно знаю, что по девочкам будете бегать. Не покупайте дешевых шлюх, можете подхватить неизлечимую болезнь, сгниет плоть, выпадут волосы, вы об этом прекрасно знаете. Такого человека, невзирая на его заслуги, нам придется убить. Лучше один-два раза в неделю ходите в публичный салон, где эта услуга стоит не меньше пиастра за ночь. Там хоть доктор их проверяет. На берегу вы будете полгода, поэтому, если без пьянок, денег вполне хватит. Ну а если кто полюбит испанку, которая захочет обвенчаться с ним в нашей церкви, дам свое благословение.

В это время на шхуне забегали матросы, а капитан оперся локтями о перила и крикнул:

– Сеньор, если вы с нами, то прошу подняться на борт, сейчас будем убирать трап.

– С вами, – ответил и опять повернулся к ребятам: – Приказываю ежемесячно каждому из вас писать мне письма на испанском языке, о чем угодно и хоть несколько слов. Я тоже хочу контролировать процесс вашего обучения. Десятником со всеми правами и обязанностями назначаю Александра Дугу. Теперь все, мои будущие адмиралы, удачи вам и прощайте, – поощрительно улыбнулся, каждого хлопнул по плечу и пошагал к трапу.

К моему удивлению, уговаривать кого-либо стать моряком не понадобилось. Возжелали связать свою жизнь с морем двадцать семь человек, даже пришлось устраивать конкурс. В первую группу отбирал тех, кто лучше знал математику, геометрию и тригонометрию, ибо без элементарных знаний по этим дисциплинам в морском учебном заведении делать нечего.

Да, для разъехавшихся по Испании студиозов обучение в моей школе отложили на целый год. Но парни все грамотные, азбуку заучили как «Отче наш», и теперь прочесть несложный текст или составить небольшое предложение на русском языке будущего ни для кого не составляло никакой сложности. И все же за одиннадцать дней занятий по грамматике изучили правописание и значение двухсот шестидесяти двух слов, имеющих отношение к самому первому изучаемому нами слову – «баллистика». Кроме таких слов, как «суша», «река», «горы», «море» и прочих двухсот шестидесяти, дополнительно выучили слова «огонь» и «туман». Думаете, не имеют к предмету никакого отношения? Еще как имеют: искажают силуэт цели.

– Ваш новый язык по сравнению с нашим старославянским какой-то простой, – говаривал доктор, качая задумчиво головой. – И алфавит звучит совсем просто, наверное, научиться читать и писать на нем сможет даже темный крестьянин.

– Вот-вот, это очень важный момент. Для скорейшего продвижения научно-технического прогресса нужно менять общественные отношения, рабство и невежество становятся экономически невыгодными. Вы знаете, что все мои помыслы направлены на то, чтобы успеть при жизни заложить основы могущественного государства, а без повсеместной грамотности населения этого сделать невозможно. Нужно разбудить самого темного крестьянина, помочь победить в самом себе рабскую сущность и заставить проявлять инициативу хотя бы в собственной хозяйственной деятельности. Вы даже не представляете, доктор, какие ценнейшие самородки другой раз выдвигаются из простой мужицкой среды.

Занятие торговлей для дворянина считается делом неприличным, такого в обществе категорически не принимают. Однако существует целый ряд условностей и уловок, благодаря которым этим выгодным родом деятельности занимаются все разумные высокородные, от кабальеро и идальго до грандов и королей. Именно они через акции и поверенных управляющих держат бразды правления всех солидных торговых компаний.

Как-то зашел в ювелирную мастерскую забрать драгоценности с доработанными формами и ограненными по-новому камнями, приготовленными в подарок невесте, и в дверях столкнулся с молодыми мужчиной и девушкой. Мужчина учтиво придержал дверь, и вообще пара показалась симпатичной.

– Дядя, к тебе пришел сеньор, – крикнул он сгорбившемуся у рабочего стола хозяину.

Наши с Ицхаком отношения дружескими назвать было никак нельзя, но уважительными они были, и мы всегда перекидывались ни к чему не обязывающими словами. Особенно он любил в моем исполнении еврейские анекдоты, адаптированные под настоящее время. А их я знал великое множество. На этой почве Ицхак проникся ко мне большим уважением и частенько что-нибудь рассказывал о своих мелких домашних проблемах. Кстати, считалось, что в Испании на протяжении пятисот лет не проживало ни одного еврея, а синагог до конца двадцатого века точно не было.

Укладывая изделия в большие и маленькие коробочки из красного дерева, Ицхак кивнув на дверь, стал сетовать на жизнь:

– Это был мой племянник Пабло с супругой. Он юрист в торговой компании, очень умный мальчик. И девочку взял из хорошей семьи. Окончил университет в Комплутенсе[9]9
  Центральный университет Испании того времени.


[Закрыть], представляете? А знаете, кем работает? Помощником поверенного нашего графа. – При последних словах он наклонился ко мне и перешел на шепот. – Уже три года работает. Вот, обещали повысить месячную оплату на пять пиастров, а повысили всего на два. А что делать? Была война, было заказов больше, было и работы больше. Нет-нет! Я не говорю, что война – это хорошо. Но мальчик только-только обвенчался и на что-то рассчитывал. Мой средний сын Иаков тоже там работает, занимается поставками железа, так говорит, что их сейчас могут сократить. И что, скажите на милость, теперь с ними со всеми делать? – Ицхак уставился в потолок, затем замахал руками. – Ой! Сеньор! У нас с моей Бертой семеро детей. Мой наследник Мигель и самый младшенький Педро пошли по моим стопам. Смотрите на эти перстни с изумрудом и бриллиантом, это работа младшенького. Правда, прилично? Мастерская после моей смерти, которая, надеюсь, наступит очень нескоро, достанется, конечно, Мигелю. А Педро куда девать? А еще, сеньор, у меня четверо девок! Старшую, слава богу, замуж выдал давно, а младшим красавицам – пятнадцать лет, четырнадцать и тринадцать, а в империи женихов не хватает, что мне с ними делать?

Здесь Ицхак не преувеличивал, доводилось мне видеть его дочерей, и правда – красавицы. С ладными фигурками, симпатичными личиками и огромными карими глазами. Но меня заинтересовали совсем не они, а племянник и средний сын. Попросил назначить назавтра встречу в его же мастерской.

Оба, и Пабло Гихон, и Яша Пас были одного возраста – двадцати четырех лет и оказались ребятами неглупыми. По результатам разговора определил их опыт недостаточно серьезным, но посчитал специалистами вполне сложившимися и достаточно компетентными. А опыт? Какие их годы. Однако в процессе беседы и сам сумел безмерно удивить молодых людей и Ицхака своими познаниями в ведении коммерческих дел, в вопросах движения товаров, финансов и бухгалтерии.

– Предлагаю двойную оплату по сравнению с имеющейся у вас ныне, но с обязательным испытательным полугодичным сроком. И если друг другу понравимся, гарантирую еще одно двойное увеличение оплаты через год и получение одного процента от прибыли через три. – Они между собой переглянулись, было видно, что ребята ошарашены, такого предложения никто и никогда им не делал. – Сколько вам сейчас платят?

– Мне десять пиастров в месяц, – ответил Пабло.