Текст книги "Предводитель волков. Вампир (сборник)"

– Ну что ж, начнем, господин. Начнем, не теряя ни минуты.

– Ты прав, Смышленыш! Иди за собаками, друг мой.

Смышленыш сел на коня, который, пока он ходил по лесу, был привязан к дереву, и ускакал. Через десять минут, показавшихся барону десятью столетиями, Смышленыш возвратился с остальными. Немедленно рассворили собак.

– Тише, дети мои, тише! – сказал сеньор Жан. – Не забывайте, что мы имеем дело не с нашими старыми ловкими и верными псами. Большинство из этих новички, и если вы выйдете из себя, то они поднимут дьявольский шум и все пойдет насмарку. Дайте им разогреться самостоятельно.

И правда, освобожденные от поводков собаки тут же уловили запах, который оборотень оставил после себя, и начали подавать голос.

Их лаю вторили другие.

Все пустились по следу Тибо, сначала скорее сближаясь, чем охотясь, лая только изредка, а затем все громче и разом, когда учуяли запах волка. Погоня становилась все отчаяннее, псы с бешеным лаем и невероятным задором неслись вперед, по направлению к Иворскому лесу.

– Зверь, беги быстрее, загоним скорее! – кричал сеньор Жан. – Ты, Смышленыш, займись запасными; я хочу видеть их повсюду! Я сам стану подбадривать собак… И все остальные тоже поживее! – добавил он, обращаясь к младшей обслуге. – Мы должны отомстить не за одно поражение, и если по вине кого-то я не настигну волка, то – клянусь рогами дьявола! – вместо волка брошу того на съедение псам.

После этих ободряющих слов сеньор Жан пустил коня в галоп, и хотя ночь была непроглядной, а дорога отвратительной, не снижал темпа, пока не догнал собак, лай которых доносился уже от Бур-Фонтена.

Глава 24
Бешеная охота

У Тибо было большое преимущество перед собаками благодаря мерам, которые он предпринял: снялся с места, как только послышался лай первой ищейки.

Он мчался довольно долго, не слыша за собой собак. Однако внезапно откуда-то издалека, словно раскат грома, донесся их лай, который вызвал у него некоторое беспокойство. Он уже не трус´ил, а удвоил скорость и остановился только тогда, когда между врагами и им насчитывалось несколько лье.

Тогда Тибо огляделся и понял, что добежал до возвышенностей Монтэгю.

Он насторожился.

Похоже, собаки не сократили расстояние: они были приблизительно у кустарников в Тийе. Услышать их на таком расстоянии могло только волчье ухо.

Тибо спустился, словно шел им навстречу, обогнул Эрневиль справа, вскочил в маленький ручеек, который берет здесь свое начало, спустился по нему до Гримакура, пробежал по рощам близ Лессара и л’Абесс и достиг Компьенского леса.

Почувствовав, что, несмотря на трехчасовой быстрый бег, стальные мускулы волчьих лап ничуть не устали, он несколько приободрился.

И все-таки башмачник колебался, стоит ли рисковать в менее знакомом, чем местность под Виллер-Коттре, лесу.

Отойдя на одно-два лье, он решил вернуться по следу, а затем броситься в сторону, что казалось ему надежным способом избавиться от собак.

Он одним махом проскочил долину от Пьерфона до Мон-Гобера, вбежал в лес у поля Метар, выбежал из него у Воводрана, вновь вскочил в воду у Сансера, где сплавляли деревья, и ушел в лес у Лонпона.

К несчастью, над дорогой Висельника он наскочил на новую свору из двадцати собак, которую доезжачий господина де Монбретона, предупрежденного сеньором де Везом, привел как подмогу.

В то же мгновение собаки были спущены с поводков: доезжачий, заметив волка и опасаясь, как бы он не ушел от погони, не стал дожидаться всей охоты и рассворил своих собак.

И вот началась настоящая борьба.

Это был настолько безумный бег, что даже лошади, какими бы быстроногими они ни были и какими бы умелыми ни были всадники, едва-едва поспевали за собаками.

Охота со скоростью мысли проносилась по равнинам, лесам, вересковым зарослям.

Она появлялась и исчезала, как молния в туче, оставляя за собой вихрь пыли, звуки рога и крики, которые эхо едва успевало повторять.

Она преодолевала горы, долины, потоки, овраги, болота, пропасти, словно у собак и лошадей были крылья, как у химер, как у гиппогрифов.

Появился сеньор Жан.

Он мчался во главе доезжачих, чуть не наступая на хвосты собакам, с горящим взором, раздутыми ноздрями, понукая свору громкими криками и с яростью вонзая шпоры в бока своего коня, едва тот замедлял бег перед препятствием.

Черный волк по-прежнему несся с огромной скоростью. Хотя, слыша в ста шагах за собой злобный лай своры, он и испытывал беспокойство, но не уступал ни пяди.

Продолжая бежать, Тибо, у которого человеческий разум сохранился во всей полноте, чувствовал, что не может пасть в этом испытании. Ему казалось, что он не может умереть, не отомстив за все выстраданное, не узнав обещанных ему радостей, и особенно – в критические моменты он беспрестанно в мыслях возвращался к этому – не завоевав любовь Анелетты.

Иногда им овладевал страх, порой это был гнев. Он даже подумывал развернуться, встать лицом к воющей стае и, забывая о своем новом облике, разогнать ее камнями и палкой.

Через мгновение, почти обезумев от ярости, оглушенный звоном, которым отдавался у него в ушах лай, он вновь несся, перескакивал, летел, словно у него были ноги оленя, крылья орла.

Но все усилия были тщетными. Он напрасно мчался, прыгал, почти летел: похоронный звон не отставал от него, а если на минуту и отдалялся, то лишь для того, чтобы приблизиться еще более угрожающим и сильным.

Между тем инстинкт самосохранения не подводил его, и силы его не убывали.

Но он чувствовал, что если угодно будет, чтобы он, на свою беду, наткнулся на новых собак, то сил уже может и не хватить.

Итак, он решил оторваться от собак и возвратиться в родные места, где благодаря знанию леса мог надеяться уйти от погони.

Поэтому он вернулся по следу и бросился в сторону.

Он поднялся до Пюизе, пронесся по околицам Вивьи, заскочил в Компьенский лес, сделал крюк по лесу близ Ларга, возвратился к Аттиши, пересек Эну и, промчавшись по аржанской низине, снова оказался в лесу под Виллер-Коттре.

Так он надеялся расстроить стратегические планы, в соответствии с которыми сеньор Жан, без сомнения, распределил свою свору в определенной последовательности.

Вернувшись в знакомые места, Тибо вздохнул свободнее.

Он оказался на берегах Урка, между Норруа и Труанном, там, где река течет, зажатая двойным рядом скал. Он взбежал на утес, который нависал над потоком, с высоты решительно бросился в воду, достиг вплавь углубления у основания скалы, с которой только что прыгнул, и, притаившись в пещере, расположенной несколько ниже обычного уровня воды, стал ждать.

Он опередил свору примерно на лье. Однако прошло не более десяти минут, как собаки буквально взлетели на скалу.

Те, что бежали впереди, опьяненные погоней, не заметили пучины или понадеялись, что смогут перескочить через нее, как сделал тот, за кем они гнались, и на Тибо, сидящего в самом дальнем уголке пещеры, полетели брызги от падающих в воду собачьих тел.

Но собаки, будучи менее удачливыми и выносливыми, не могли сопротивляться течению и после потраченных впустую усилий исчезли, унесенные им, так и не обнаружив укрытия оборотня.

Он слышал над головой топот лошадей, лай оставшихся в живых собак, крики людей и над всем этим – проклятия сеньора Жана, чей голос перекрывал все остальные голоса.

Когда течение унесло последнюю из упавших в поток собак, он благодаря тому, что река здесь поворачивала, увидел, как охотники направились вниз по течению.

Уверенный в том, что сеньор Жан, которого он узнал во главе доезжачих, распорядился сделать так только для того, чтобы потом подняться по течению, он не стал его дожидаться.

Тибо покинул убежище.

То вплавь, то перепрыгивая с камня на камень, то вброд он поднялся по Урку до конца зарослей Крена. Оказавшись там, он в полной уверенности, что значительно опережает своих врагов, решил пробраться в деревню и спрятаться близ домов, полагая, что там-то его точно искать не станут.

Он думал о Пресьямоне. Если он и знал какую-то деревню, так это Пресьямон. И потом, в Пресьямоне он будет рядом с Анелеттой.

Ему казалось, что это соседство придаст ему сил и принесет счастье и что ее нежный образ сможет как-то – хорошо ли, плохо ли – повлиять на его судьбу.

Итак, Тибо направился в сторону деревни.

Было шесть часов вечера.

Охота продолжалась примерно пятнадцать часов.

Волк, собаки и охотники проделали добрых пятьдесят лье.

Когда, сделав крюк через Манре и Уани, черный волк появился на опушке возле Ама, солнце уже клонилось к горизонту и окрашивало вереск в ослепительный багряный цвет; легкий ветерок ласкал бело-розовые цветочки и разносил их аромат; во мхе запел сверчок и, взмывая вертикально в небо, жаворонок приветствовал ночь, как двенадцать часов назад приветствовал день.

Затишье в природе произвело на Тибо неожиданное впечатление. Ему показалось странным, что она может быть такой прекрасной и словно улыбающейся, когда от столь странной тоски разрывается его сердце.

Видя цветы, слушая насекомых и птиц, он сравнивал нежный покой этого чистого мира с ужасной тревогой, наполняющей его душу, и, вопреки новым обещаниям посланника дьявола, задавался вопросом, мудро ли он поступил, заключив второй договор.

Он боялся, как бы и этот договор не принес только разочарование, как было с первым.

Пересекая затерявшуюся в золотистом дроке тропинку, он вспомнил, что по ней провожал Анелетту в первый день, когда увидел ее, – в тот день, когда, вдохновленный добрым духом, он предложил девушке стать его женой.

Мысль о том, что благодаря заключенному договору он сможет вновь завоевать любовь Анелетты, придала Тибо, обескураженному этой всеобщей радостью, храбрости.

Над долиной раздавался звон пресьямонского колокола.

Печально-однообразные звуки напомнили черному волку о людях и о том, что ему следует их бояться. И он направился через поля к деревне, где надеялся найти приют в какой-нибудь заброшенной лачуге.

Когда он пробирался вдоль невысокой каменной ограды пресьямонского кладбища, то в овраге, по которому шел, услышал голоса.

Продолжи он путь, и ему не миновать встречи с теми, кто шел в эту сторону; вернись он назад – придется подняться из оврага наверх, и там его могут увидеть. Тогда он решил перескочить через невысокую кладбищенскую стену и одним прыжком оказался с другой стороны.

Это кладбище, как почти все сельские кладбища, примыкало к церкви. Оно было запущенным, заросшим высокой травой, а в некоторых местах – ежевикой и терновником.

Волк подошел к густым зарослям ежевики и обнаружил разрушенный склеп, откуда мог видеть все, сам оставаясь невидимым. Он проскользнул под кустами и спрятался в склепе.

В десяти шагах от Тибо была свежевырытая могила, ожидавшая своего гостя-хозяина.

Из церкви доносились молитвенные песнопения.

Все было слышно тем более отчетливо, что служивший беглецу убежищем склеп, должно быть, некогда был соединен с церковью подземным ходом.

Через несколько минут пение смолкло.

Черный волк, который чувствовал себя неуютно, находясь рядом с церковью, подумал, что люди уже прошли овраг и что ему пора возобновить бег в поисках более надежного убежища, чем то, в котором он пока остановился.

Но в тот момент, когда он высунул нос из ежевичного куста, ворота кладбища отворились. Тибо пришлось вернуться на прежнее место, причем его очень взволновало, кого внесли.

Вначале он увидел ребенка в белом стихаре с кропильницей в руках. Затем серебряный крест, который нес человек, тоже одетый в стихарь. За ними, читая нараспев заупокойные молитвы, шел священник. За священником четверо крестьян несли носилки, покрытые белой тканью и усыпанные зелеными ветками и венками из цветов. Под тканью угадывались очертания гроба. За носилками шли несколько жителей Пресьямона.

Хотя для кладбища такая встреча вполне естественна и Тибо, видя открытую могилу, должен был быть готов к ней, она произвела на беглеца глубокое впечатление. И пусть малейшее движение могло выдать его присутствие, а следовательно, и навлечь гибель, он с тревожным беспокойством, не пропуская ни одной подробности, наблюдал за церемонией.

Священник освятил могилу, и носильщики опустили свою ношу на соседний могильный холм.

У нас есть обычай, по которому, когда хоронят прекрасную девушку или молодую цветущую женщину, их несут на кладбище в открытом гробу, лишь под покрывалом. Там друзья могут сказать усопшей последнее «прости», родные – дать последнее целование. Затем гроб заколачивают – и все.

Старушка, поддерживаемая чьей-то милосердной рукой, ибо она выглядела слепой, приблизилась к умершей для последнего целования. Носильщики приподняли покрывало, и Тибо узнал Анелетту. Глухой стон вырвался из его груди и смешался с плачем и рыданиями присутствующих.

Каким бы бледным ни было лицо Анелетты, в венке из незабудок и маргариток, в невыразимом покое смерти оно было таким прекрасным, каким никогда не было при жизни!

При виде покойницы Тибо вдруг почувствовал, как сердце его начинает оттаивать. Он подумал, что виновен в смерти невинной девушки, и ему стало очень больно, пронзительно больно, потому что впервые за долгое время он думал не о себе, а о той, что умерла.

Когда раздался стук молотка, заколачивающего крышку гроба, когда башмачник услышал, как в могильную яму с глухим стуком падают комья земли, голова у него закружилась. Ему показалось, что твердые камешки причиняют боль телу Анелетты, всего лишь несколько дней назад свежему и прекрасному, телу, в котором вчера еще билось сердце, и он рванулся, собираясь наброситься на присутствующих, вырвать у них это тело, чтобы Анелетта стала его хотя бы после смерти, если при жизни принадлежала другому.

Скорбь человека справилась с последним порывом затравленного свирепого зверя. По волчьей шкуре пробежала дрожь, из налитых кровью глаз брызнули слезы, и несчастный воскликнул:

– Господи, возьми мою жизнь! Я отдаю ее от чистого сердца, если она может вернуть жизнь той, которую я погубил!

За этими словами последовал такой жуткий вой, что все в ужасе кинулись бежать.

Кладбище опустело. Почти в то же мгновение свора, вновь напавшая на след черного волка, перепрыгнула стену там, где преодолел ее и Тибо. За ними на коне, покрытом пеной и кровью, показался обливающийся пóтом сеньор Жан. Собаки помчались прямо к кустарнику.

– У-лю-лю! У-лю-лю! – загремел голос сеньора Жана. Он спрыгнул с коня, не заботясь о том, есть ли кто-то, чтобы присмотреть за ним, выхватил охотничий нож и, расшвыривая собак, бросился к склепу.

Собаки дрались за только что содранную, всю в крови шкуру волка, но тело исчезло.

В том, что эта шкура принадлежала оборотню, сомнений не было, так как за исключением одной-единственной белой шерстинки она была полностью черной.

Что стало с телом? Об этом никто так и не узнал.

С тех пор в этой местности Тибо больше не встречали, и все сошлись во мнении, что оборотнем был бывший башмачник.

А поскольку нашли только шкуру, но не тело, и поскольку кто-то рассказывал, что в том месте, где шкура была найдена, слышал голос, произнесший «Господи, возьми мою жизнь! Я отдаю ее от чистого сердца, если она может вернуть жизнь той, которую я погубил!», то священник объявил, что благодаря самопожертвованию и покаянию Тибо спасен.

Особую убедительность этому преданию придавало и то, что вплоть до упразднения монастырей революцией каждый год в день смерти Анелетты из бур-фонтенского монастыря, расположенного в полулье от Пресьямона, выходил монах-премонстрант и шел к могиле Анелетты помолиться.

Вот и вся история о черном волке, как ее рассказал Мокэ, сторож моего отца.

Вампир

Действующие лица

Лорд РАТВИН

Граф ЖИЛЬБЕР де Тюффо

Хуан РОЗО, хозяин гостиницы

ЛАЗАР

ЛАЕНН

1-Й ПУТЕШЕСТВЕННИК

2-Й ПУТЕШЕСТВЕННИК

3-Й ПУТЕШЕСТВЕННИК

ЦЫГАН

БОТАРО

ЯРВИК

МАВРИТАНКА / ГУЛА / ЗИСКА

ХУАНА

АНТОНИЯ

ЭЛЕН

МЕЛЮЗИНА

ПЕТРА

1-Я КРЕСТЬЯНКА

2-Я КРЕСТЬЯНКА

Цыгане, крестьяне, путешественники, рыбаки, слуги и т. д.

Действие I

Сцена I

Двор гостиницы. Слева стена с бойницами, справа большие решетчатые ворота, которые выходят на дорогу. На заднем плане горы.

При подъеме занавеса двор выглядит очень оживленно. Мужчины, женщины и дети постоянно прибывают, радостно приветствуя друг друга. Цыган поет под аккомпанемент мандолины. Все танцуют под его пение и звуки кастаньет.

ЦЫГАНЕ И КРЕСТЬЯНЕ (поют).

 
В беседках,
На зеленой траве
Танцуйте, девушки!
Танцуйте, парни!
 

ЦЫГАН (поет).

 
Я был в пути из Хьюзиаса,
На сердце было тяжело,
Неспешно шел
С гитарой на спине,
Но были уста мои безмолвны,
Потому что тихо
У руин Торменара.
 

ЦЫГАНЕ И КРЕСТЬЯНЕ (поют).

 
В беседках,
На зеленой траве
Танцуйте, девушки!
Танцуйте, парни!
 

ЦЫГАН (поет).

 
Проходит путник мимо.
«Что это за замок,
Гигантский, островерхий,
Господин c мандолиной?
Это дворец?» – «Нет, сеньор.
Это руины Торменара».
 

ЦЫГАНЕ И КРЕСТЬЯНЕ (поют).

 
В беседках,
На зеленой траве
Танцуйте, девушки!
Танцуйте, парни!
 

ЦЫГАН (поет).

 
Что за душа обитает в замке,
Днем испуганная,
А в ночи мертвая?
«Эй, человек c мандолиной,
Я опоздал.
Идем, переночуем в руинах
Торменара!»
 

ЦЫГАНЕ И КРЕСТЬЯНЕ (поют).

 
В беседках,
На зеленой траве
Танцуйте, девушки!
Танцуйте, парни!
 

Выходят Хуан Розо, Петра, Ботаро и Лазар.

РОЗО. Давайте, давайте отсюда, хватит ваших танцев и песен. Убирайтесь, бродяги, попрошайки и цыгане! И без вас места мало.

Двор постепенно пустеет.

ЛАЗАР. Уж и не знаю, как папаша Розо сможет разместить всех.

РОЗО. Идите, поставите мулов в конюшню, отдайте вещи прислуге и возвращайтесь.

БОТАРО. Знаешь, тесть, похоже, этот дом маловат для двух семей.

РОЗО. Ха! Мы размещали здесь по пятьдесят христиан за один раз – все они ели и спали под моей крышей.

ЛАЗАР. Да, но на следующий день нужно было их слышать! Пятьдесят христиан ругались, как сотня язычников.

БОТАРО. Ты говоришь, пятьдесят человек ели и спали у тебя? Ладно, но нас шестьдесят семь. Да и невесте нужна кровать.

ЛАЗАР (в сторону). Эгоист!

БОТАРО. Кстати, тесть…

РОЗО. Да?

БОТАРО. Если еще подойдут путники…

РОЗО. Ну?

БОТАРО. Что ты будешь делать?

РОЗО. Скажу, что нет места, и они уйдут.

БОТАРО. Все же ты хозяин гостиницы…

РОЗО. В день свадьбы моей дочери гостиницы нет. В этот день дом – мой, хоть как мне ни жаль путников! Они спокойно могли прийти вчера и могут прийти завтра. Тех, кто уже здесь, само собой разумеется, я не выгоню. К примеру, у нас живет мавританская госпожа. Ее я оставлю, ей немного надо. Она и ест-то всего пару зерен риса, да так забавно – двумя палочками из слоновой кости!

ЛАЗАР. Уверен, она встает ночью, чтобы съесть горшок подриды или холодного супчика! Человек не может прожить на нескольких рисовых зернышках в день.

БОТАРО. Тесть, сейчас нас в доме шестьдесят семь человек.

РОЗО. Да, понимаю.

БОТАРО. Включая судомойку?

РОЗО. Включая судомойку.

БОТАРО. Ну, тогда нас будет шестьдесят шесть.

РОЗО. Ха-ха! Кто-то уходит?

БОТАРО. Ты забыл, что мы договорились….

РОЗО. О чем?

БОТАРО (указывая на Лазара). Что этот шутник Лазар…

РОЗО. Ах да, Лазар…

БОТАРО. Покидает дом.

РОЗО. Это правда.

ЛАЗАР (в сторону). Несомненно, говорят обо мне. Я думаю, жених просит сеньора Розо отдать меня в его распоряжение.

БОТАРО (к Розо). Влюблен и обжора.

РОЗО. Обжора – я бы не сказал, а влюблен… Ты уверен?

БОТАРО. Послушай, тесть, ты знаешь, как было договорено: он уйдет в день моей свадьбы. Ты дал слово – он должен уйти.

РОЗО. Ну ладно, если ты так уж настаиваешь…

БОТАРО. Настаиваю!

РОЗО. Я скажу ему, чтобы собирал вещи. Подойди, Лазар.

ЛАЗАР. Я?

РОЗО. Да, ты.

БОТАРО (к Петре). Отвернись, жена моя.

РОЗО (оглядываясь в поисках Лазара). Эй, ты где?

лазар (от больших ворот). Я здесь! Разве вы не видите?

РОЗО. Еще путники? Мест нет.

Входят мужчина и женщина с тремя детьми.

ЛАЗАР. Эй, хозяин сказал, что мест нет, можете уходить. Что? Ах, черт, и то правда!

РОЗО. Что они говорят?

ЛАЗАР. Они говорят, что прошли сегодня долгий путь и если не отдохнут, то умрут от усталости.

РОЗО. Возможно, но мест нет.

ЛАЗАР. Они говорят, что будут рады любому уголку.

БОТАРО. Послушай, тесть, уложи их на чердаке, где поселился этот шалопай Лазар.

РОЗО. Это идея! Лазар, проводи их в свою комнату, они будут там сегодня спать.

ЛАЗАР. А как же я?

РОЗО. Ты?

ЛАЗАР. Да, где я лягу?

РОЗО. Ты, Лазар, будешь спать, где захочешь.

ЛАЗАР. Может, на конюшне?

РОЗО. Нет.

ЛАЗАР. Тогда в кухне.

РОЗО. Нет.

ЛАЗАР. Понятно, в подвале. Вот черт! Там будет не очень жарко. Зато, надеюсь, найдется немного вина от Монтанелло.

РОЗО. Нет.

ЛАЗАР. И не в подвале?

РОЗО. Лазар, ты не будешь спать сегодня в этом доме. Собирай вещи и уходи.

ЛАЗАР. Вы меня выгоняете?

РОЗО. Этого требует мой зять.

ЛАЗАР. Это почему?

РОЗО. Оказывается, ты ухаживал за моей дочерью.

ЛАЗАР. Я? О, как он может такое говорить?

РОЗО. Ботаро утверждает это, а он знает наверняка.

ЛАЗАР. Что? Сеньор Ботаро, вы утверждаете, что я…

БОТАРО. Ладно! Кто знает, тот знает; кто видел, тот видел.

ЛАЗАР. Ах, это все из-за той ночи, когда я чистил кукурузу, а сеньора Петра наблюдала за мной! Тогда он швырнул соломой ей в лицо, а я дал ему в глаз.

БОТАРО. Ладно, ладно, достаточно.

ЛАЗАР. Почему бы вам не спросить жену, обнимал ли я ее? Готов поспорить, она скажет «нет».

РОЗО. Послушай, твой счет оплачен, уходи.

ЛАЗАР. И куда вы хотите, чтобы я ушел?

БОТАРО. А мне какое дело? Давай собирайся…

ЛАЗАР. Собираться без ужина? Вы должны мне сегодняшний ужин!

БОТАРО. Немного хлеба, сыра, горсть оливок – и иди себе!

ЛАЗАР. Ах так! Именно сегодня, когда готовится свадебный ужин – рагу, жаркое, печенье и конфеты… сегодня, когда в первый раз подается ужин, достойный дома, они отсылают меня, выгоняют. Хозяин Розо, как мелко то, что вы делаете! Никогда от вас такого не ожидал!

РОЗО. Послушай, Ботаро, а он прав. Сегодня праздник, и заставлять его есть хлеб, когда крутится вертел. … О боже мой, я совсем забыл! Я забыл повернуть вертел. Прекрасно! Гусь будет подгоревшим! (Поспешно выбегает.)

БОТАРО. Ладно, я согласен подождать, пока ты поешь. Набивай живот, как бурдюк, напивайся, как бочка, пока не перельется… Но когда ворота закроются, постарайся оказаться снаружи, а не внутри.

ЛАЗАР. Да будет так! Проводите их, сеньор Ботаро.

БОТАРО (к путникам). Сюда, друзья. Я отведу вас в вашу комнату. (К Лазару.) До свидания, сеньор Глаттон.

ЛАЗАР. До свидания, сеньора невеста.

ПЕТРА. Бедный Лазар…

Ботаро и Петра уходят.

ЛАЗАР (один). Как не стыдно выставлять бедного молодого человека за двери ночью, когда злодеи выходят на промысел, когда развалины черного замка Торменар просто кишат летучими мышами, грифами, совами и змеями! И все это потому, что я привлек внимание юной девушки… Ох, мне страшно! Как подумаю, что буду один на дороге и увижу замок Торменар, который, словно остекленевшими глазами, наблюдает за путниками своими огромными окнами. (Замечает мавританку, которая проходит сзади.) Боже мой, арабка, питающаяся только рисом!

Слышен шум.

А это еще что?

Слышно, как зовут Лазара.

Зовете Лазара? С тех пор как я больше не принадлежу этому дому, не буду и отвечать.

Лазара зовут снова.

Идите к черту! Смотри-ка, что-то случилось… Мул и погонщик? Еще путники? Нет, это женщина. Она приехала как раз вовремя.

Входит Хуана.

ХУАНА. Могу я поговорить с кем-нибудь?

ЛАЗАР. Со мной, сеньора, если желаете.

ХУАНА. Я в гостинице, правда?

ЛАЗАР. В гостинице, в которой никто не может остаться, сеньора.

ХУАНА. Никто не может остаться? Почему?

ЛАЗАР. Потому что хозяин гостиницы выдает замуж свою дочку – сеньориту Петру, очаровательную девушку, привлекать внимание которой запрещено.

ХУАНА. Я ищу человека, который оказал бы мне услугу. Я щедро плачу тем, кто мне помогает.

ЛАЗАР. Говорите, сеньора! Вам повезло – я свободен как ветер! О, идея! У вас нет погонщика мулов, сеньора, и вам наверняка нужен повар или слуга, а я как раз обладаю всеми этими навыками. Итак, вперед!

ХУАНА. Мне нужен всего лишь проводник, не более.

ЛАЗАР. Как же вам повезло, сеньора! Я исполняю поручения при гостинице. Отсюда до Хьюзиаса нет ни одного камушка, ни одного местечка, которого бы я не знал.

ХУАНА. Хорошо, пойдем.

ЛАЗАР. В путь! На сколько вы меня нанимаете, сеньора?

ХУАНА. Ну-у… на время, пока я доберусь до места назначения.

ЛАЗАР. Далеко ли собирается сеньора? Я не любопытен, это ужасный грех… но как провожатому, думаю, мне необходимо знать, куда вы направляетесь.

ХУАНА. Я направляюсь в замок Торменар.

ЛАЗАР. Что?

ХУАНА. Разве ты меня не услышал?

ЛАЗАР. Услышал ли я вас? Я думаю, да!

ХУАНА. Тогда идем.

ЛАЗАР. О! Нет-нет, сеньора, я не пойду.

ХУАНА. Почему же?

ЛАЗАР. Потому что никто не ходит в замок Торменар, сеньора, потому что честные крестьяне даже не вспоминают о нем.

ХУАНА. Послушай, у меня дело в замке…

ЛАЗАР. В замке, который необитаем, в развалинах которого живут только змеи, который населен привидениями… У вас там дело, сеньора?

ХУАНА. Мой друг, я собиралась дать проводнику пиастр, но после того, что ты рассказал, я дам десять.

ЛАЗАР. Даже если вы дадите сто, даже если тысячу, я все равно не пойду в замок Торменар! (В сторону.) Что же это за женщина? Брр!

ХУАНА. Ну и ладно. Я найду слуг более заинтересованных, чем ты. И более смелых.

ЛАЗАР. Попробуйте! Хотите, чтобы я помог вам? Эй, дамы и господа! Эй, крестьяне и язычники! Эй, кто-нибудь!

Мечется из стороны в сторону.

Здесь леди, которой нужен проводник, чтобы выполнить одно маленькое поручение, и она предлагает за это десять пиастров!

ГОЛОСА. Я! Я! Я!

ЛАЗАР. Подождите. Это маленькое поручение ведет в замок Торменар.

ГОЛОСА. O-о!

ЛАЗАР. Послушайте, не спорьте так из-за того, кто пойдет, это может смутить леди. (К Хуане.) Ну, что я вам говорил?

ХУАНА (в сторону). О боже! Ведь он ждет меня. Он решит, что я не сдержала слово.

ЛАЗАР. Должно быть, неразумно отказываться, я не выдержу здесь еще час.

Входят Розо и Ботаро.

РОЗО. Что ты сказал, Лазар?

ЛАЗАР. Хозяин!

ХУАНА. Вы хозяин этой гостиницы, сеньор? Вы наверняка не суеверны и найдете мне проводника в Торменар.

РОЗО. В Торменар! Пресвятая Богородица!

БОТАРО. В Торменар! Иисус Христос!

ХУАНА. Тогда я пойду одна.

РОЗО. Сеньора, не делайте этого! Да вы и не сможете это сделать. Мулы откажутся карабкаться к проклятому замку.

ХУАНА. Тогда я пойду пешком.

РОЗО. Вы изрежете ноги в кровь, не пройдя и половины пути.

ХУАНА. Увы! Найдется ли хоть один мужчина, готовый помочь несчастной женщине?

ЛАЗАР. Послушайте, сеньора! Возьмите меня в услужение, и завтра утром я помогу найти смельчака, который отведет вас к Торменару. (В сторону.) Потребуется по крайней мере год, чтобы отыскать его!

Слышны крики с улицы.

ЖИЛЬБЕР (с улицы). Эй, кто-нибудь!

БОТАРО. Ох, тесть, почему они никак не оставят нас в покое?

РОЗО. Иди, Лазар. Иди и объясни им.

ЛАЗАР. Хозяин, если бы я еще был в вашем распоряжении, то поспешил бы повиноваться.

ЖИЛЬБЕР. Эй, там! Вы собираетесь открывать?

РОЗО. Кто вы?

ЖИЛЬБЕР. Нас достаточно хорошо видно, ей-богу. Думаю, мы не похожи на разбойников.

РОЗО. Мой дорогой господин! Будь вы ворами, то заметили бы, что нас достаточно, чтобы остановить вас.

ЖИЛЬБЕР. Поскольку мы честные путешественники, а вы лентяи, которым нечего делать, открывайте двери!

ЛАЗАР. Этот сеньор выражается очень ясно, не так ли? Правда, немного с акцентом.

РОЗО. Нет смысла открывать, сеньор путник, в гостинице нет мест.

ЖИЛЬБЕР. Что за шутки! Нас дюжина, восемь мужчин и четыре дамы, мы объединились ради безопасности в пути. Поселить двенадцать человек – что это для вашей гостиницы, которая похожа на барак!

БОТАРО. Да, сеньор, двенадцать человек – это немного, но нас уже шестьдесят семь.

ЛАЗАР. Из которых один женится…

ЖИЛЬБЕР. Дамы, они откроют, не беспокойтесь… Сеньор хозяин гостиницы!.. Эй, паренек там, внизу, подойди-ка сюда. Дамы говорят, что небо темнеет, возможно, начнется буря… И у них нет ни малейшего желания провести ночь на улице.

ЛАЗАР (гладя на небо). Нет чтобы сказать «под прелестными звездами»!

РОЗО. Дамы могут говорить все, что угодно, мой дорогой господин, но они не войдут сюда. Мы уже закрылись. К тому же я выдаю дочь замуж, и мы хотим побыть в семейном кругу. Так что удачи вам и езжайте с богом, путник!

ЖИЛЬБЕР. Ах так? Не хотите открыть ворота?

РОЗО. Это мое право.

ЖИЛЬБЕР. В таком случае мы должны убрать вон ту вывеску. Подождите-ка, сейчас я ее отцеплю. (Стреляет.)

РОЗО. Сеньор…

БОТАРО. Вы наносите урон собственности!

ЛАЗАР. Готов поспорить, он француз! Не правда ли, сеньор Ботаро, какой прекрасный выстрел! Если бы этот джентльмен стрелял в человека… а человек значительно больше веревки…

РОЗО. Уезжайте, сеньор! Я, кроме того что хозяин гостиницы, еще и мэр … Вам это известно?

ЖИЛЬБЕР. Да, но сначала вы хозяин гостиницы, а потом уже мэр. Откройте ворота! Я считаю: один, два, три! Нет? Ну что же, джентльмены, подналяжем и сломаем эти гнилые доски.

РОЗО. Боже, как страшно!

БОТАРО. Убийство!

ЛАЗАР (к Ботаро). Знаете, сеньор, а ведь он точно привлечет внимание вашей жены!

БОТАРО. Заткнись, слуга!

РОЗО. Давайте защищаться! Давайте защищаться!

БОТАРО. Без оружия? У этих разбойников мушкеты и револьверы.

ЛАЗАР. И они знают, как ими пользоваться! Их восемь, и, бьюсь об заклад, они с первого залпа уложат человек пятнадцать.

РОЗО. Помилуйте!

ЖИЛЬБЕР. Вы не откроете? Тогда за дело!

РОЗО. Нам конец!

ЛАЗАР. Как же здорово уже не принадлежать к этому дому!

Жильбер взламывает дверь.

ЖИЛЬБЕР. О, дело сделано! Дамы, приложите усилия, чтобы войти. Идемте, джентльмены! Добрый день, дорогой хозяин гостиницы! Ну, как видите: шестьдесят семь плюс двенадцать равно всего семьдесят девять.

ЛАЗАР. Просто невероятно, до чего мне нравится этот путешественник! О, есть еще идея!

РОЗО. Клянусь вам, сеньор, у нас нет ни единого угла, ни одной дырочки, ни одного местечка, которое было бы пустым. Посчитайте нас, сеньор. Вот моя дочь, вот зять, которого я имею честь вам представить. Вот мои братья, сестры, дяди, тети.

ЖИЛЬБЕР. Ваши двоюродные братья, двоюродные сестры и их семьи. (Замечает мавританку.) А вот необычное лицо. Она тоже из вашей семьи?

РОЗО. Нет, сеньор, она мавританка и поселилась здесь еще вчера, поэтому мы ее и не побеспокоили.

ЖИЛЬБЕР (в сторону). Какое мрачное лицо!

МАВРИТАНКА (не отрывая взгляда от Жильбера, в сторону). Как он красив!

ЖИЛЬБЕР. Теперь, когда вы разговариваете вежливо, мы вас выслушаем. Дамы, все места заняты! Что делать? Послушайте, нет ли по соседству какого-нибудь дома? Может быть, другая гостиница, замок или хотя бы какое-то укрытие?

БОТАРО. Есть замок, сеньор, но…

ЖИЛЬБЕР. Что «но»?

РОЗО. Пять револьверов, сеньор путник, вас не спасут! И даже если вы замените их на две большие пушки…

ЖИЛЬБЕР. Ба! Да кто же в этом замке? Людоед?

РОЗО. Не знаю, что там, сеньор, но я знаю, что кто бы туда ни пошел, он никогда не возвращается.