Текст книги "Яков Брюс – московский колдун"

Многие хотели узнать, где лежат те несметные ценности? Приходили к дому Якова Брюса. Смотрели на доску с часами и пытались понять, что здесь к чему? Кончалось всё тем, что люди попадали под страшные чары неведомых знаков.

Долго стояли столбом. Не двигались с места и, так продолжалось до тех самых пор, пока они не сходили с ума. Потом, они становились вдруг очень буйными. Кидались на простых горожан, оказавшихся рядом и пытались их задушить.

Узнав о таких неприятностях, московский генерал-губернатор был очень сильно напуган. Оно и понятно, глядишь, так и весь город постепенно рехнётся. Он приказал доску немедленно снять, а место, где она прежде висела, велел хорошо забелить, чтобы и следа не осталось.

Да только все говорят, что в какие-то особые дни след всё равно проступает. А те, кто долго смотрит туда, снова видят часы и таинственные волшебные знаки. Будто те проявляются прямо поверх штукатурки.

Однажды, мальчик сделал всё, что было положено ему в послушание, и смог ненадолго отпроситься у монаха-наставника. Когда он примчался в Сухарёвскую башню, настало время обеда. Никита прошёл сразу в людскую. Увидел там немногих холопов, что в данное время работали в школе, но отца среди них не нашёл.

Нужно сказать, что крепостные редко заходили сюда. Только чтобы поесть, да поспать в тихие ночные часы. Всё прочее время, они упорно трудились с утра и до позднего вечера: убирали большие учёбные классы, носили вёдра с водой для питья учителям и студентам, пилили дрова и топили печи огромного здания.

Словоохотливый старый солдат, служивший здесь сторожем, был добрым знакомцем Никиты. Он и сообщил пареньку, что господин Яков Брюс, только что уселся в карету и отбыл в начальству, к самому Петру I. А его отца, Прохора зачем-то отправил в «Рапирную залу». Мол, он сам всё это слыхал, когда стоял на посту.

Никита, сказал ветерану: – Большое спасибо. – кивнул на прощание и бросился к крутой узкой лестнице, ведущей в огромную башню. Слегка запыхавшись на высоких ступенях, он поднялся на пятый этаж, если считать и те три, что имеет само здание Сухарёвских казарм.

Мальчик остановился на узкой площадке, где был уже несколько раз. Подошёл к резной переборке, отделявшей обширную залу от каменной лестницы. Прильнул к толстому, не очень ровному, стеклу зеленоватого цвета, и заглянул внутрь помещения. К своему удивлению, он и здесь не увидел дорогого отца.

Подумав, что родитель зашёл по пути в лабораторию Якова Брюса, Никита решил подождать его возле дверей в просторную «Рапирную залу». Мол, сейчас отец возьмёт там что такое, что приказал господин, а потом направится прямо сюда.

А пока, суд да дело, можно полюбоваться чудесными рамами, вставленными в высокие окна. Резные тонкие импосты походили на стебли прекрасных неизвестных растений и манили к себе с таинственной силой. К тому же, сложный рисунок паркета всегда привлекал подростка своим удивительно причудливым видом.

Мальчику уже очень давно хотелось войти в помещение и рассмотреть всё поближе. Вот только строгий отец всегда запрещал это делать. Много раз говорил, чтоб Никита ни под каким, даже самым важным, предлогом не входил в эту странную залу.

Несмотря на весьма хмурый, вечно озабоченный вид, отец сильно любил своего старшего сына. Иногда баловал его резными игрушками, которые делал своими руками в свободное время. А недавно, дал ему небольшой медальончик, на котором был чёткий орнамент, повторявший рисунки на окнах.

Выглядел блестящий кружочек так замечательно, что мальчик сразу же нацепил его на прочный шнурок. Накинул на тонкую шею и с тех пор постоянно носил его там. Рядом с тем золотым крестом, что подарил господин Яков Брюс на крещение. А когда случайно поранил свой палец, то приложил порез к этой безделке и кровь тотчас перестала идти.

Глеб. Необычные иглы

Глеб внимательно глянул на необычные иглы и поразился невероятно яркому блеску, исходящему от странных поковок. Они выглядели совершенно новыми, словно их только что полировали чьи-то усердные, очень умелые руки.

Да и все острия совсем не казались тупыми. Парень решил это проверить, и сделал так, как он обычно определял заточку ножа. Решил легко провести подушечкой пальца по лезвию. Ощущение малоприятное, зато достаточно точное. Сразу всё станет ясно.

Он взял большую иголку с ладони и, желая удостовериться в её остроте, поднёс к кончику пальца. Осторожно притронулся к коже с папиллярным узором и ощутил, как острая боль пронзила всё его существо.

То ли, он слегка поспешил и коснулся руки гораздо сильнее, чем нужно? То ли, в самый последний момент, дрогнули пальцы? Как бы то ни было, но блестящее жало впилось в незащищённое тело, словно живое. Глеб едва удержался от ругани. Зашипел сквозь плотно сжатые зубы и заметил, что на месте прокола выступила крупная алая капелька.

Он тщательно отёр остриё о край какого-то казённого бланка, лежащего возле открытой шкатулки. Собрал иглы пальцами правой руки. Сжал в плотный пучок и положил на белую тряпочку, в которую минуту назад была завёрнута гильза.

Они легли небольшим штабельком, словно брёвна на лесоповале. Почему-то верхние иглы не удержались на месте. Тут же скатились на стол и оказались все рядом, плотно соприкасаясь друг с другом. Только теперь парень заметил, что на их боковых гранях имеются какие-то мелкие чёрточки.

Парень вытянул правую, не пострадавшую руку. Дотронулся пальцем до игл и стал поворачивать их все по очереди. Потом, переложил несколько штук с места на место, и подравнял их по краю, где находилось ушко.

Наконец, они все легли аккуратным рядком. Парень пригляделся внимательней. Он заметил, что на поверхности, сложившейся из боковых граней игл, проступает какой-то рисунок.

Он наклонился к столу. Немного сощурился и рассмотрел странный, уже виденный раньше, узор. Глеб перевёл взгляд на стоящую рядом с тряпочкой гильзу. На её стенках имелся очень похожий орнамент. Парню даже вдруг показалось, что по тонким штрихам пробегает слабая голубоватая искра.

Слегка удивившись, парень отстранёно подумал: – «Рисунок слишком уж мелкий. Зрение так напрягается, что и сияние даже мерещится». – он опустил дрожащие от усилия веки и потёр глаза правой рукой.

Сложил иглы в гильзу и поискал, чем можно заткнуть узкое горлышко? Нашёл на столе комочек серенькой ваты, скорее всего, кем-то вынутый из старинных армейских бушлатов. Сунул ворсистый шарик на прежнее место. Опустил тонкую крышечку и легко на неё надавил. Язычок защёлки вошёл в крохотный паз. Раздался тихий щёлчок.

Глеб повертел гильзу перед собой. Задумчиво осмотрел с разных сторон и положил рядом с боевыми наградами: – «Раз её столько лет здесь хранили, то пусть и дальше лежит. Как память о предках и тех продолжительных войнах, где они смогли побывать».

Он осмотрел левую руку и увидел, что тонкий прокол до сих пор не закрылся, а алая жидкость тоненькой струйкой стекает по коже. Парень поставил игольницу на компьютерный стол и сунул в рот поцарапанный палец. Боль почти сразу утихла, но, судя по солоноватому вкусу во рту, кровь всё же текла. Причём, достаточно сильно.

– «Наверное, мелкий сосудик пробил». – расстроился Глеб: – «Нужно йодом залить. Быстрее ранка затянется». – поднявшись со стула, он двинулся в кухню. Хотел взять там аптечку и найти в ней флакончик с лекарством. В дверях он столкнулся с рассерженной мамой.

– Когда ты явился домой? – спросила Любовь Фёдоровна: – Я почему-то не слышала, как ты вернулся.

Рот у Глеба был занят раненным пальцем, и он промычал нечто совершенно невнятное. Однако мама хорошо поняла, что ответил ей сын. Мол, я никуда не ходил. Всё время сидел в своей комнате.

– Две минуты назад, я заглянула к тебе. – строго сказала она: – Здесь тебя я не видела. Ни в моей комнате, ни в туалете тебя не было тоже. Больше в нашей хрущёвке спрятаться негде. Значит, ты куда-то ходил, но не хочешь мне об этом сказать? Почему? У тебя что-то случилось?

Пытаясь, прервать дотошный допрос, Глеб сказал, что ходил только на первый этаж лестничной клетки, к почтовому ящику. Взял в нём газету и сразу поднялся обратно. Наверное, в это самое время, она и искала его по квартире.

Услышав логичное объяснение, мама тотчас успокоилась. Немедленно вернулась в тесную кухню и вновь начала возиться возле плиты. Нужно было приготовить ужин на сегодняшний день, а заодно и завтрашний, на понедельник.

Удивлённый вопросом мамани, парень шагнул следом за ней. Вошёл в помещение размером в пять метров квадратных и привычно поднял глаза на настенные «ходики».

Они весели над маленьким столиком с давних времён и, несмотря на свою неказистость, шли всегда очень точно. Острые стрелки показывали, без двух минут три. Забыв про уколотый палец, Глеб посмотрел на свои ручные часы. На них было около двух.

– «Как же так?» – спросил себя парень.

Его мозг хорошо фиксировал продолжительность каждого действия. При желании, Глеб мог точно сказать, сколько времени он затратил на выполнение той или иной операции. Самое многое, насколько он мог ошибиться, на две-три минуты, а тут целый час пролетел. Причём, совсем незаметно.

Он тщательно вспомнил всё, что делал до этого в комнате и начал считать цифры в уме: – «Сразу после обеда я пришёл в свою комнату и решил разобраться с вещами. Насколько я помню, было тринадцать ноль-ноль. Минут сорок я лазал по объёмному шкафу.

Минут десять перебирал награды в шкатулке. Пять или шесть, возился с найденным в ней тайничком, и столько же с гильзой и иглами. Итого, выходит около часа, о чём мне говорят ручные часы.

А «ходики», висящие в маленькой кухне, утверждают, что прошло почти два. Может быть, они убежали вперёд, или мама их установила неправильно? Давно говорил, что пора выкинуть эту старую рухлядь и купить что-нибудь покрасивей и поновей».

Вернувшись в свою «просторную» комнату, он взял наладонник, лежащий возле компьютера и включил небольшой аппарат. Вошёл в интернет, где посмотрел точное местное время. К его удивлению, «ходики» шли на удивление точно, а вот верный хронометр отстал ровно на час, чего раньше с ними никогда небывало.

Парень решил, что забыл вчера подкрутить свой наручный «будильник». Теперь пружина почти распрямилась, вот они и начали слегка тормозить. Значит, скоро совсем остановятся. Он глянул на секундную стрелку часов и отметил, что она совсем не замедлилась. Бежит по кругу так же уверенно, как и вчера, при полном заводе.

Глеб засёк время по быстро мелькающим цифрам миникомпьютера. Подождал ровно минуту и сверил его показания с небольшим циферблатом. На первый взгляд ему показалось, что наручные часы больше не врут.

На всякий случай, парень проверил пружину и убедился, что она в полном порядке, закручена так, как положено, для данного времени суток. Так что, вчера он не забыл её завести.

– «Но почему они отстали так сильно?» – вновь спросил себя Глеб: – «Куда делся целый астрономический час? Не мог же я просто заснуть, держа иглы в руках? Или всё-таки мог?» – подумал парень испуганно.

– «Например, когда я укололся, то впал в некое подобие ступора. Выпал из реальности и находился в таком состоянии какое-то время. С другой стороны, меня никогда не пугал вид льющейся крови, ни своей ни чужой. Её я в Чечне насмотрелся на сто лет вперёд. Выходит, здесь что-то другое».

На пару секунд он задумался, и тут мелькнула другая тревожная мысль: – «Я где-то читал, что есть такая болезнь – нарколепсия». – секунду спустя, в памяти услужливо всплыли детали давней журнальной статьи.

Насколько он помнил, в ней говорилось: – «Люди, что заболели этим удивительным недугом, вдруг засыпают на какое-то время, а потом, просыпаются и даже не помнят, о том, что они отключались».

– «Выходит,» – опечалился Глеб: – «нужно за собой последить повнимательней. Если это опять повториться, то придётся немедленно отправляться к врачу. Пусть выпишет мне нужных таблеток.

Не то болезнь разовьётся в полную силу, а это очень опасно. Особенно, когда бродишь по улицам, расположенным возле оживлённых дорог. Вот так войдёшь в состоянье сомнамбулы. Шагнёшь на проезжую часть и попадёшь под грузовик, мчащийся на полном ходу. Хорошо, если сразу погибнешь, а то искалечит всего на многие годы вперёд…»

Пятая глава

Яков Брюс. Рапирная зала

Как-то раз, Прохор пришёл доложить господину о выполнении какой-то слесарной работы, которую тот ему поручил. Вошёл в кабинет и случайно услышал, как Яков Брюс что-то уныло бормочет. Механик невольно прислушался и выяснил, что барин повторяет какую-то цифру в рублях.

Из дальнейшего монолога хозяина, холоп неожиданно понял, что вельможа размышляет о покупке какого-то драгоценного дерева. Причём, сам себя убеждает, в необходимости такого поступка.

Сумма оказалась настолько огромной, что сначала, Прохор не смог в это даже поверить. Потом, когда помощник всё осознал, он решил, что нужно, во чтобы ни стало, остановить разоренье сановника. Не то влезет в несусветно большие долги.

Придут кредиторы и пустят с молотка всё имущество барина. Ну, а там неизвестно, чем всё обернётся для простых крепостных? Могут ведь и семьи разбить при продаже. Жену возьмёт один покупатель, мужа – другой, детей – третий помещик. Что прикажете тогда делать несчастным холопам?

Он вспомнил, что находится на особом положении «придворного» мастера. Может выразить своё мнение по поводу постройки какой-либо машины, и осторожно спросил: – Нельзя ли мой господин, сделать её чуть поменьше, чтобы не платить такие большие деньжищи?

– Я не дурнее тебя! – взбеленился грозный хозяин: – С чего ты решил, что мне охота бросать такие суммы на ветер? Или ты, как все горожане в Москве представляешь себе всякую дурь? Мол, я делаю золото из простого свинца? Так нет же, каждый талер своим горбом зарабатываю. Жизни своей за царя не жалею. Голову под пушечные ядра сую…

Много чего он после кричал, про свою тяжёлую долю, а потом вдруг подумал: – «Зачем это я перед каким-то слугой распинаюсь? Что ему до моих огромных проблем? Его дело помочь мне изладить устройство алхимиков». – барин слегка успокоился и объяснил помощнику то, что тот должен был знать.

То есть то, что во всех манускриптах описаны машины только такого большого размера. Ни больше и не меньше. Причём, все они имеют форму восьмиугольника и чем это вызвано, нигде ни слова не сказано.

Под все эти запросы отлично подходит просторная «Рапирная зала», размещенная на пятом ярусе Сухарёвских казарм. Так что, экспериментировать с этим не стоит. Не то и драгоценное дерево загубишь без толку и нужный тебе результат не получишь.

После того разговора, господин отослал в Европу письмо и заказал драгоценное заморское дерево в необходимых для работы количествах. Воистину оно стоило почти, как чистое золото. В самом удачном случае, оно могло бы пойти на вес серебра. Поэтому, каждое короткое бревнышко оказывалась на особом счету.

Зато, благодаря непомерно высокой цене, тик не пользовался большим спросом у европейских краснодеревщиков. Поэтому, его запасов в Голландии оказалось достаточно для постройки таинственной волшебной машины.

Полгода спустя, драгоценный товар успешно прибыл в Россию. Везли его на больших кораблях. Сначала морем до города Санкт-Петербурга. Оттуда плоскодонными баржами по рекам, озёрам и волокам, соединявшими одну водную систему с другой.

Доставив в первопрестольную, погрузили в простые телеги и доставили в Сухарёвскую башню. Подняли в просторную «Рапирную залу» и, наконец, хорошо рассмотрели. Немедленно выяснилось, что это на удивление плотная, прочная и весьма твёрдая древесина.

Она была чуть мягче хорошего морёного дуба. Зато оказалась значительно лучше его в готовых изделиях. Имела очень приятный для глаза золотисто-коричневый цвет, и обладала более красивой текстурой.

Вместе с товаром, голландский поставщик прислал большое письмо. В нём он сообщил, что тик почти не гниёт. Содержит много эфирного масла в волокнах, что значительно затруднит обработку и быстро затупит стальной инструмент.

Пришлось Брюсу вызвать своего управляющего из имения Глинки и дать ему строгий наказ: – Срочно искать «добрых резчиков», мастеров по обработке очень твёрдых пород.

К счастью хозяина, в те времена, с подобным народом в России проблем не имелось. Ведь именно из такой древесины делали не только мебель для сановных вельмож, но и построили все русские военно-морские суда. А флот в те давние годы был довольно большой.

Слуга быстро съездил в Санкт-Петербург, на знаменитые Петровские верфи. Договорился там, с кем было нужно. Нашёл и купил трёх крепостных мужиков, обладавших нужной сноровкой. Привёз их в Москву и показал господину.

Яков Брюс осмотрел дорогую покупку и остался доволен новыми слугами. Все трое оказались, как на подбор. Матёрые, почти в одних с ним годах. Мужики, хоть и старые с виду, но ещё достаточно крепкие.

Про себя барин решил: – «Пусть справятся с работой над машиной алхимиков, а там видно будет, что с ними делать? Продам кому-то другому, или отправлю в имение в Глинках, там для них дело найдётся. Пусть делают на продажу приличную мебель».

Мужикам же хозяин сказал: – Будете славно трудиться, может быть, выкуплю ваших жён и детей и привезу их сюда. Дам всем жильё и работу. Будете жить не хуже других крепостных.

Снабдил работяг чертежами резных перегородок, оконных рам и дверей, коими предстояло украсить «Рапирную залу». Дал им рисунки плашек паркета, а так же потолочной и стенной облицовки, которые выполнил своими руками.

Обеспечил всем инструментом и приказал начинать. Сам же отбыл на какой-то европейский конгресс, где ему приходилось отстаивать интересы России. Прохора, оставил в Москве, следить за работой трёх резчиков.

«Придворный» механик регулярно писал господину и докладывал обо всём, что каким-либо боком касалось создания частей волшебной машины. С трогательной простотой он сообщил, что близко познакомился с мужиками и был очень рад, что хозяину достались такие отличные краснодеревщики.

Все, как один отличные люди. Богобоязненные, мастеровитые и, почти что, непьющие. Несмотря на довольно значительный возраст, всем считай что, под сорок, они ещё сильные, крепкие и не измождённые грязным, непосильным трудом.

Да и то сказать, всю свою жизнь якшаются лишь с дорогим и отлично просушенным дубом и грабом. Находятся всегда в помещении, в тепле и в уюте, где нет сквозняков. Не то, что каменщики и кузнецы, или те же обычные плотники, которые вечно болтаются на открытом ветру. Те бедолаги пашут под солнцем, дождём, а то и в сильный мороз.

Не говоря уже о простых лесорубах, возчиках и других заготовщиках. Среди них, поди до таких долгих лет очень мало кто доживает. Мрут людишки, как мухи по окончании лета и с началом зимы. Кто от простуды, а кто от сердечной горячки. Ну, да, как говорит Яков Брюс: – «Ничего, бабы новых детей нарожают».

Ещё он писал, что мужики рьяно взялись за работу. Делают всё очень спокойно, размеренно, рассчитывая каждое движенье резцом. Да и то сказать, материал весьма дорогой, ошибок он не прощает.

Допустишь хоть маленький скол или создашь в дереве трещину, хозяин взыщет с тебя по всей строгости. Выпорет за порчу «золотой» древесины и сошлёт на строительство дешёвеньких изб, или заставит заняться другими делами. Мало ли их у крестьян на селе?

Кроме того, барин им обещал, если всё сделают в точности по чертежам, и без каких-либо ошибок, то он выкупит семьи, оставшиеся у прежних господ. Привезёт их жён да детишек в свою вотчину, в Глинки. Даст неплохие дома, разную живность и прочее, что нужно для жизни. Вот и стараются мужики изо всех своих сил.

Сам Прохор совсем не сидел возле тех мастеров и не следил за тем, чтобы они не били баклуши. У него оказалось довольно своей специальной работы. Перед отъездом в Европу, Яков Брюс вручил ему такой длинный перечень дел, что дай Бог управиться с ним до его возвращенья грозного барина.

А постоянный догляд за тремя мастерами есть без него. Сбежать куда-то из башни они вовсе не могут. Двери, ведущие наружу из Сухарёвских казарм, постоянно на прочном замке. Внизу стоит охрана из старых солдат, списанных со службы по ветхости их больного здоровья.

Да и куда краснодеревщикам отсюда идти? Ведь барин привёз мужиков со страшных Санкт-Петербургских причалов. С верфей, открытых любой непогоде. Там они строили флот царя Пётра I. А когда попали в Москву то, как они между собой говорят: – «Перебрались, словно в царство небесное!»

Живут здесь в тепле и полной сытости. Нет той ужасающей сырости, что всегда стоит на болотистой речке Неве. Обретаются втроем в уютной клетушке, не то, что в Санкт-Петербурге. В небольшой большой тесноте, но зато не в обиде.

На прежнем то месте, таких мастеров, было пятьдесят человек, что ютились в огромном холодном сарае. А чтобы те куда-либо не смылись, одевали им на ночь кандалы из железа. Да и кормили значительно хуже.

Из частых писем помощника Яков Брюс узнавал, что Прохор заглядывает к резчикам по три раза в неделю. Проверяет, как быстро движется их большая работа? Интересуется, не надо ли им чего-то ещё? Если в чём возникнет нужда, то доставляет всё, что нужно для ускорения важного дела.

Большое спасибо, что барин оставил ему малую толику денег, на покупку самых необходимых вещей. Ещё механик купил мужикам второй набор стальных инструментов. Затупившиеся пилы и ножи с резаками он постоянно забирает с собой. Затачивает в своей мастерской и через день приносит назад. К этому сроку их орудия уже снова нужно менять и отправлять на поправку.

Так и трудились четыре холопа, каждый на своём собственном месте. К приезду Якова Брюса краснодеревщики справились с облицовкой «Рапирной залы». Изготовили сложные оконные рамы и перегородки, отделявшие лестницу от всего помещения.

Всё резные конструкции установили и сами же всё остеклили. Оклеили деревянные панели тонким шпоном из прекрасного тика. Обшили ими стены и весь потолок. После чего, принялись за настилку и полировку паркета.

Купец Селивёрстов. Мастеровые люди

В тот знаменательный день, газета «Вестник Подгорска» вышла со скандальным аншлагом. Он размещался на лицевой полосе и выделялся огромными буквами. Заголовок гласил: – «Невероятное происшествие! Тайна нового здания! Куда пропали все люди?»

Чуть ниже трёх громких фраз, размещалась большая статья, написанная главным редактором. В ней давался подробный отчёт о странном событии, произошедшем в последнее время:

– «… Памятный всем особняк купца Селивёрстова вновь оказался в центре внимания нашей возмущённой общественности. В этот раз, в связи с тем, что в его огромном строении пропало сразу трое мужчин. Это были рабочие, завершавшие укладку паркета на одном из верхних ярусов башни.

Для тех, немногих читателей, что не видали воочию этого чуда архитектуры, газета считает необходимым сказать: – Сам дом имеет высокий цоколь, чуть ли не в рост человека и три очень больших жилых этажа. Потом идёт вальмовая крыша высотой в полторы маховых сажени. Из её середины выступает восьмиугольная башня. Она имеет четыре уровня.

На самом верху сей доминанты, на седьмом этаже, устроена шатровая крыша, под которой имеется открытая непогоде площадка. Оттуда можно хорошо рассмотреть практически весь наш Подгорск.

Чуть ниже, расположено помещение, где находится механизм огромных курантов с четырьмя циферблатами, смотрящими на север и юг, на восток и запад. Прямо под ними, на пятом прясле, находится пока что пустой, восьмиугольный же зал с огромными окнами, направленными на восемь сторон горизонта.

На четвёртом уровне башни, выступающем прямо из кровли, размещён точно такой же прогулочный зал. Все четыре яруса сооружения соединены одно сквозной лестницей.

Теперь вернёмся к событиям, что стряслись внутри этого необычного дома. Полиция провела тщательное расследование. Как показали десятки свидетелей, утром трое паркетчиков поднялись на пятый этаж. Взяли ящики со своим инструментом, что лежали в кладовке, и вошли в помещение, расположенное под механизмом курантов.

Несколько человек, находившихся прямо под ними, на четвёртом прясле высокой постройки, видели рабочих сквозь проём лестницы. Слышали стук молотков и тихие голоса мастеровых. По единодушному мнению всех очевидцев, паркетчики спокойно трудились до самого вечера. Ни ссоры, ни шума драки никто не слыхал.

В конце дня, все люди с четвёртого этажа, закончили смену и разошлись по домам. Приказчик, наблюдавший за ходом работ, сидел возле лестницы на третьем жилом этаже. Он долго ждал трёх паркетчиков, но так никого не заметил.

Он позвал с собою десятника, пробегавшего мимо. Они прошли через совершенно пустой четвёртый этаж. Поднялись ещё выше и остановились на лестничной площадке пятого яруса.

Посмотрели сквозь ажурные стеклянные рамы, отделявшие их от помещения, и с удивленьем увидели, что в большой комнате нет ни единой души. Там не было, ни людей, ни ящиков с их инструментом, ни следов какой-либо борьбы, ни пятен, похожих на кровь.

Отважные следопыты продолжили подъём по узкой лестнице и оказались в том помещении, где расположен механизм огромных часов. Тщательно осмотрели все закоулки шестого этажа высокой постройки и вновь никого не нашли.

Тогда они поднялись на открытую смотровую площадку, расположенную на седьмом ярусе дома. Однако, и там было пусто. Ни людей, ни вещей, ни каких-либо подозрительных пятен.

Добровольные сыщики оперлись на перила. Посмотрели вниз, на крышу трёхэтажной части великолепного здания, но и там никого не увидели. С башни они спустились по второй, служебной очень маленькой лесенке, идущей в толще стены. Осмотрели ступени с площадками и убедились, что там тоже пусто.

Доблестные чины нашей полиции повторили весь путь приказчика и десятника. Однако и они ничего не смогли отыскать. Не найдя каких-либо следов, неудачливые «пинкертоны», сообщили нам следующее:

– Скорее всего, трое мужчин успешно завершили укладку паркета в прогулочном зале. Взяли свой инструмент и спустились вслед за бригадой, работавшей уровнем ниже.

По какой-то, пока неизвестной полицейским, причине они не соизволили доложить приказчику об уходе с работы, а молчком вышли на улицу. Так получилось, что ни в доме, ни во дворе, ни во всём нашем городе никто их больше не видел. К себе домой никто из троих тоже пока не явился.

На вопрос корреспондента: – Почему приказчик не видел, как спустились паркетчики? – полицейский ответил: – Он тоже ведь простой человек. Мог, по какой-либо надобности, выйти из тесной каптёрки на пару минут. Именно в это короткое время, мимо двери прошли все трое рабочих.

Кроме того, приказчик мог войти с ними в сговор, и теперь, по этой причине скрывает место их нахождения. Полиция ведёт чрезвычайно активные поиски. Мы перероем весь город. Как только что-то станет известно, мы сообщим это нашей общественности…»

Охранник Корчмаря. Электрик и другие работники

К началу осени, всю внутреннюю отделку в доме закончили. Осталось лишь заменить часть светотехники в башне. Вернее сказать, в тех двух прогулочных залах, что находились на пятом и шестом этаже. Их, по целому ряду причин, поставили в самую последнюю очередь.

Архитектор вспомнил об этом перед самым приездом заказчика, и решил, что нужно срочно исправить такую досадную мелочь. Негоже, оставлять голые лампы в таком шикарном дворце. Пусть они и находятся в тех помещениях, в которые вельможные гости будут очень редко заглядывать.

Он позвонил в крупную зарубежную фирму и заказал ту светотехнику, которая ему показалось максимально приемлемой. Когда товар прибыл в особняк Корчмаря, «дизайнер» осмотрел каждую вещь и убедился, что всё в полном порядке. Приказал электрику повесить все люстры и подключить их к сети. Сам же занялся совершенно другими делами.

Коробки со светотехникой привезли на новеньком лифте на четвёртый этаж. Вынесли их из кабины и сложили на лестнице. Всего за полдня, монтёр играючи справился с такой несложной работой и, напевая какую-то песенку, отправился заморить червячка.

Во время вернувшись с обеда, он отметился у секьюрити, сидевшего возле служебного входа в особняк Корчмаря. Сообщил, что сейчас займётся «верхним» залом вычурной башни, и направился электроподъёмнику.

Поднялся в кабине на пятый этаж. Постоял на площадке перед лифтовым холлом и полюбовался на витражи, отделявшие лестницу от шикарного зала. Взял в руки коробку с новенькой люстрой. Широко открыл резную, остеклённую дверь и шагнул через невысокий порог.

После окончания рабочего дня, охранники выпустили рабочих из особняка. Сверились с перечнем всех сотрудников и поняли, что среди них нет одного человека, а если сказать точнее, электрика. Начальник поста нашёл в списке графу –номера телефонов. Позвонил монтёру на сотовый, потом на домашний, но на вызовы никто не ответил.

Молодой человек вспомнил, что электрик сказал, мол, он будет работать в помещениях башни. То ли на четвёртом, то ли на пятом ярусе высокой надстройки? Камеры наблюдения там ещё не поставили. Поэтому, что там сейчас происходит, толком охрана не знала. Значит, придётся идти туда самому и узнать всё на месте.

Оставив напарника смотреть за мониторами следящей системы, Иван поднялся на лифте на четвёртый этаж. Вышел в холл из кабины и увидел, что на лестнице лежат пустые коробки от новеньких люстр.

Охранник нажал на выключатель, висевший на стене возле входа. Яркие лампы немедленно вспыхнули. Обширный прогулочный зал залило ослепительным светом. Иван посмотрел сквозь прозрачное стекло витражей, но входить в помещенье не стал, и так было видно, что в нём нет никого.

– «Может быть, он сказал мне про пятый?» – попытался припомнить секьюрити. Попенял себе на неважную память на такие детали. Протяжно вздохнул по столь печальному поводу и добавил: – «Ладно. Придётся подняться ещё на этаж и сказать работяге-монтёру, чтобы он закруглялся и отправлялся домой. Ничего не случится с этими люстрами. Завтра с утра всё доделает».

Иван шагнул к лифту. Подумал, что электрик может спуститься по лестнице за пустыми коробками и, опасаясь с ним разминуться, вернулся назад на площадку. Выключил электричество на всём этаже и бодрой походкой двинулся в путь.

Преодолев два десятка высоких ступеней, охранник понял, что сильно сглупил. Во-первых, ярусы здесь очень большие, по шесть с лишним метров каждый. Это считай, три этажа в обычном жилье. Во-вторых, он припомнил, что стенки шахты и кабина у лифта совершенно прозрачные. Поэтому, он в любом случае увидел бы человека, идущего вниз.

К счастью, такая ошибка мало его огорчила. Работа у него, в общем и целом, сидячая. Весь день приходится пялиться в мониторы следящей системы. Так что, небольшая разминка пойдёт ему только на пользу.