Текст книги "Прелюдия к большевизму"

Александр Керенский
Прелюдия к большевизму

ALEXANDER KERENSKY

THE PRELUDE TO BOLSHEVIZM

THE KORNILOV RISING

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2022

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2022

Предисловие

Дорогие друзья!

Посылаю вам стенографические копии моего фундаментального исследования о мятеже Корнилова, которые удалось спасти от уничтожения, с недавно сделанными мною дополнительными примечаниями и объяснениями. Я отдаю эту рукопись в ваше распоряжение и прошу вас, если возможно, опубликовать ее, но при этом в точности, в настоящем ее виде. Это необходимо, хотя я сам вижу все ее несовершенства с литературной точки зрения. Но это не литературный труд, не «мемуары» для истории и не плод моих ограниченных творческих способностей. Это всего лишь документ, кусочек настоящей жизни, который может дать больше информации тем, кого на самом деле волнует правда о деле Корнилова, нежели целый том «мемуаров». Ибо, не навязывая кому-либо особое мнение, рукопись эта дает каждому возможность действовать в соответствии с линией следственной комиссии либо самому выполнить работу, отсортировывая наиболее важные факты о Корниловском мятеже и делая по этому поводу собственные выводы.

Мое единственное желание – позволить читателю объективно судить о событиях того времени. Мои самые последние примечания дополняют отчет, полученный следственной комиссией, теми материалами, которые могли быть отчасти забытыми или неизвестными тем, кто будет читать официальный текст моего исследования.

Разумеется, в этих примечаниях я не мог ограничиваться лишь изложением простых фактов самого дела Корнилова, узкими рамками рассказа о нем, хотя и старался воздерживаться от каких-либо отступлений от темы и, особенно, от выводов, ибо понимал, что в тот момент любой иной язык, кроме языка фактов и документов, был неуместен.

Почему? Вы знаете, как враги Февральской революции, мои враги справа и слева, воспользовались Корниловским мятежом, чтобы оклеветать меня, и как велико было число людей, чья вера ослабла из-за постоянных нападок на меня. Но я писал не для тех, кто намеренно клеветал и лгал – этих людей в чем-либо убедить невозможно, они сами прекрасно понимают, что искажают истину и глумятся над ней.

Я писал для тех, кто мало или ничего об этом не знал и кто в конечном счете поверил тому, что так высокомерно преподносилось как «правда» о деле Корнилова. Я не желаю их убеждать. Пусть они, спокойно ознакомившись с фактами и благодаря собственным размышлениям, откроют для себя истину, узнают если не всю правду о корниловском деле, то, по крайней мере, о моем отношении к нему.

Отнюдь не личный интерес побуждает меня в это ужасное время думать и писать о деле Корнилова. Нет, я видел и изучил так много людей не для того, чтобы узнать истинную цену народной любви и ненависти. В то время, когда я был на высоте и толпа склонялась предо мною, я тихо сказал своим друзьям: «Погодите, они придут и убьют меня». Так было всегда, так всегда и будет. Повторяю, не личный мотив, но общественный интерес побудил меня взяться за перо. А теперь, когда враги России и враги свободы достигли своих позорных целей, когда наша Родина лежит распростертая в грязи, обесчещенная и истерзанная, когда полное отчаяние охватило тех, у кого еще остались достоинство и совесть, – теперь тем, кто достиг своих целей, не должно быть позволено оправдывать свое Иудино преступление, лицемерно приписывая его «предательству и измене других»; память великой русской революции, которая создала новую жизнь для правды и искренности, не должна быть затенена ни малейшими сомнениями в честности тех, кто боролся за нее не на жизнь, а на смерть. Я хочу сказать еще несколько слов о генерале Корнилове. Я много чего написал против него. Но я не желаю, чтобы в моих словах обнаружили больше того, что я намеревался сказать, и поэтому я чувствую себя обязанным особенно подчеркнуть, что я никогда не сомневался в том, что он любил свою страну.

Я вижу причину его действий, которые грозили России катастрофическим переворотом, не в дурных намерениях генерала, а в недостатке понимания и в его полнейшей политической неопытности. Видя это, я много раз пытался сдержать его, вопреки подстрекательствам коварных врагов свободы или просто политических мошенников.

Мне это не удалось; человек, который по-своему страстно любил Россию, был обречен некой силой подарить победу тем, кто ненавидел и презирал ее.

А. Керенский

Р. S. Еще несколько слов о стенографической копии. Я давал свидетельские показания 8 октября 1917 года. На то, чтобы расшифровать записи с этих показаний, ушло несколько дней, и только за пять или шесть дней до 25 октября я получил их, чтобы просмотреть и подписать. Но у меня на это уже не было времени. Окончательный официальный текст моих свидетельских показаний перед следственной комиссией не был готов, когда началась большевистская смута.

Но, имея, по крайней мере, возможность просмотреть этот текст, я почувствовал себя вправе отредактировать его и поправить стиль, кое-где сократить, а в некоторых местах внести несколько дополнительных слов, разумеется не меняя значения и тона показаний. В двух местах я нашел целесообразным слегка изменить порядок записи таким образом, чтобы свести воедино отдельные фрагменты показаний по одному и тому же вопросу.

Я полагаю, что публикация официального отчета следствия полезна в качестве отображения судебного расследования над тем, кого генерал Алексеев называл «хозяин судьбы». Это позволит вспомнить то время, все еще близкое, но уже столь отдаленное, когда судебные допросы и суды чести были абсолютно свободны и независимы от власть имущих. Оживить в памяти краткую главу в истории России, когда «эти буржуазные предрассудки» в пользу непредвзятого суда еще не были поспешно затоптаны, чтобы вернуть страну к традиционному московскому периоду «Шемякина суда»[1]1
  Именем князя Дмитрия Шемяки из Галича (1423–1453) называют в России бесчестный, продажный, корыстный суд.


[Закрыть].

Введение

После того как 19 июля 1917 года русский фронт был прорван недалеко от Тарнополя, было принято решение сместить командующего Юго-Западным фронтом генерала Гутора, а позже заменить и Верховного главнокомандующего генерала Брусилова. Выбор пал на генерала Корнилова. Временному правительству хорошо были известны как достоинства, так и недостатки Корнилова, однако в тот момент благодаря своим положительным качествам он оставался единственным подходящим кандидатом. А его недостатки, особенно стремительность действий и порыв к успеху, тогда, казалось, не предвещали никакой опасности. Более того, мнение, что он признан всеми, казалось, исключало всякую возможность конфликта. Генерал ратовал за прекращение дальнейшего наступления; он, единственный среди многих военачальников, возлагал ответственность за провал не только на одних солдат, но и на офицеров. Он с сочувствием высказывался о выборных организациях в армии, о комиссариатах и т. д. Следовательно, назначение Корнилова осуществилось по серьезным соображениям, а вовсе не из-за «безответственного влияния» премьера Керенского.

Однако сразу же после назначения Корнилова обнажились опасные черты его нрава. В телеграмме, в которой он принимал полномочия главнокомандующего, он сделал ряд заявлений относительно реформ в армии. По сути, эти реформы были в принципе одобрены и уже разрабатывались Временным правительством до назначения Корнилова; но генерал выдвинул свои требования в неприемлемой форме. Он интерпретировал свои права как Верховного главнокомандующего в еще более широком плане, чем даже великий князь Николай, и принял по отношению к Временному правительству такой непозволительный тон, что вынудил Керенского немедленно подать в отставку и выйти из Временного правительства. Тем не менее Корнилову было позволено сохранить пост главнокомандующего, отчасти из-за того, чтобы избежать перемен в Верховном главнокомандовании в столь критический момент, и отчасти оттого, что его поведение приписали влиянию авантюристов, окружавших его в Ставке. После событий начала июля 1917 года (прорыв фронта и выступление большевиков в Петрограде) Временное правительство предприняло ряд энергичных шагов, включая восстановление смертной казни на фронте, и занялось дальнейшим планированием мер по реорганизации армии. Несмотря на это, Корнилов, поддерживаемый Савинковым, развернул энергичную кампанию против Временного правительства. По прибытии в Петроград 3 августа для того, чтобы представить Временному правительству отчет о военной ситуации, Корнилов привез меморандум, в котором требовал провести ряд армейских реформ. Однако обсуждение предложенных изменений было отложено, а меморандум Корнилова вручили военному министерству для согласования с предложениями военного министра. Благодаря этому была предотвращена публикация меморандума Корнилова в его исключительно резкой и бестактной форме, что неизбежно привело бы к отставке генерала.

Между тем нападки на Временное правительство сторонников «решительных мер» продолжались. Меморандум Корнилова от 3 августа был вручен Савинкову – заместителю военного министра – для согласования его с планами военного министра. Савинков, который все время пытался проводить особую политическую линию, не учитывая указаний своего начальника, военного министра, пожелал воспользоваться этим случаем и с помощью Корнилова вынудить правительство быстро, en bloc[2]2
  Вкупе (фр.).


[Закрыть], принять программу самых серьезных военных мер на фронте и в тылу, без санкции Керенского, военного министра, и даже без предварительного доклада о них военному министру.

Эта попытка, предпринятая непосредственно перед Московским государственным совещанием, не увенчалась успехом, но при этом возбудила большое волнение в политических кругах, что грозило проявиться на Московском совещании в острой форме. Правительство приняло меры для сохранения единства страны и защиты армии от возможных конфликтов. В результате Московское совещание прошло без помех. Генерал Корнилов произнес речь, которая не оправдала ожиданий экстремистов, поскольку отличалась от речи военного министра, излагавшей его программу, лишь бестактной формой и указаниями на необходимость «мер в тылу, на фронте, на железных дорогах и на фабриках».

Возрождение боеспособности армии стало задачей премьер-министра Керенского с того самого момента, когда он принял кабинет у Гучкова. Было необходимо ликвидировать тенденции армейских реформ, которые выработались в течение первых двух месяцев революции, однако в борьбе за это Керенский как военный министр не мог разрешить слишком резкие и преждевременные шаги, которые требовали безответственные сторонники «сильной власти». Такие шаги в той неуравновешенной обстановке, в которой находилась страна, могли привести лишь к отрицательному результату. После Московского совещания Савинков признал, что план реформ, набросанный военным министром, совпадал в основных чертах с его собственным планом и пожеланиями Корнилова. Он также признал, что его поведение накануне Московского совещания было нарушением дисциплины, после чего премьер-министр отозвал приказ об отставке Савинкова.

Однако опасность от деятельности этих чересчур торопливых «реформаторов» была ничтожна по сравнению с возможными трагическими последствиями тайной интриги, которая в то самое время плелась в Ставке и в других местах с целью организации насильственного coup d’etat[3]3
  Государственный переворот


[Закрыть]. Стоявшие за нею силы уже к моменту Московского совещания пытались приучить Россию и самого Корнилова к идее военного диктата последнего. Сведения о заговорах начали доходить до Временного правительства уже в июле 1917 года; прорыв фронта вблизи Тарнополя глубоко задел чувство национальной гордости народа. Более того, после подавленного большевистского выступления в июле многие думали, что хорошо организованное наступление на правительство наверняка увенчается успехом. Параллельно с открытой пропагандой идеи военной диктатуры продолжалась тайная деятельность. На первом этапе были созданы отдельные группы конспираторов, в которых активную роль играли некоторые военные элементы, и среди них члены Главного комитета старого Союза офицеров армии и флота. Позднее эти группы объединились, а техника заговоров усовершенствовалась. Некоторые сомнительные люди, такие как Аладин и Завойко, были приняты в ряды конспираторов; они обеспечивали связь между военными заговорщиками, гражданскими политиками и финансовыми кругами, поддерживавшими их. Таким образом, была создана настоящая организация, которая позже обрела такие определенные формы, что генерал Алексеев смог угрожать ей разоблачениями на суде над генералом Корниловым, если бы гражданские участники, оставшиеся неизвестными, не воздержались от финансовой поддержки семей арестованных конспираторов. Одновременно сторонники «сильной власти» начали зондировать позицию Керенского, однако, не встретив у него сочувствия, обратили внимание на Корнилова. «Керенский не желает быть диктатором, тогда мы ему его дадим», – говорил В. Львов (бывший член Временного правительства). Во время Государственного совещания в Москве 12–25 августа идея диктатуры Корнилова уже достаточно созрела, и подготовка к coup d’etat, предвосхищая сочувствие совещания, шла полным ходом. В Москву был вызван отряд «надежных» казаков, а кадетам – офицерам, охранявшим здание, где проходило совещание, – дали понять, что во время работы последнего возможно провозглашение диктатуры. Целый ряд организаций перед совещанием вынес угрожающие резолюции, призывавшие не допустить отставки Корнилова. Был организован торжественный въезд Корнилова в Москву; различные публичные люди «представляли» себя и свои «меморандумы». В Москве распространялся памфлет, озаглавленный «Корнилов – народный вождь».

Вопреки ожиданиям заговорщиков желание всех слоев населения объединиться вокруг сильного Временного правительства сделалось настолько очевидным на Московском совещании, что все расчеты на его сочувствие пришлось оставить. С другой стороны, приготовления заговорщиков к coup d’etat стали более интенсивными. Несколько дней спустя Аладин попытался через посредничество князя Георгия Львова получить аудиенцию у Керенского; когда это не удалось, он со своими друзьями решил использовать в этих целях В. Львова, зная, что его положение бывшего члена Временного правительства позволяло ему без затруднений получить аудиенцию у премьер-министра.

31 августа В. Львов, который был соответствующим образом подготовлен Аладиным и Добринским, отправился в Петроград, где его принял премьер-министр. Однако он сам ограничился беседой общего характера относительно необходимости укрепления власти правительства путем включения в него новых элементов, за спиной которых стояла «сила». Керенский не придал никакого значения этому визиту, поскольку в то время многие приходили к нему с беседами подобного типа. Львов вернулся в Москву и немедленно отправился в Ставку с письмом от Аладина к Завойко. Значение этой поездки Львова к Керенскому, так же как и попытки Аладина побеседовать с премьер-министром, заключалось в том, что заговорщики хотели обеспечить себе пути контакта с премьер-министром, не зависящие от обычных каналов связи между Ставкой и правительством.

В то же время Корнилов и его друзья-сторонники в Ставке вырабатывали окончательный план «военного» давления на Временное правительство. Трудно точно определить, когда Корнилов сделался сознательным участником заговора и возглавил антиправительственное движение. В первых сообщениях о заговорах имя его не упоминалось, но уже 3 августа в беседе с Керенским Корнилов говорил о военной диктатуре как о возможности, которая может стать необходимостью. На Московском государственном совещании поведение Корнилова по отношению к Временному правительству было весьма провокационным. 23 августа в Ставке Корнилов резко говорил с Савинковым о Временном правительстве; он находил сохранение у власти Керенского предосудительным, ненужным и т. д. Однако на следующий день, 24 августа (6 сентября по новому стилю), перед отъездом Савинкова в Петроград, Корнилов сказал ему, что собирается лояльно поддерживать Временное правительство; он попросил его сообщить об этом Керенскому, и ободренный Савинков уехал. В то время работа конспираторов уже шла полным ходом.

Присутствие в Ставке заместителя военного министра Савинкова с 22 по 24 августа было вызвано, кроме других соображений, необходимостью прояснить условия перевода армии Петроградского военного округа в подчинение главнокомандующего, а также условия отправки военного отряда с фронта в распоряжение Временного правительства в связи с объявлением в Петрограде военного положения, что было вызвано возникновением новой военной ситуации после падения Риги, из-за чего фронт боевых действий оказался ближе к столице. Кроме того, назрела необходимость перевода правительственных институтов в Москву из-за увеличения числа беженцев из прибалтийских провинций и по разрешению Петроградского гарнизона. Также предлагался перевод других войск Петроградского военного округа под командование генерала Корнилова из-за возможности бунтов и попыток переворота слева и справа.

Все эти соображения вынудили правительство потребовать для своих нужд хорошо дисциплинированную армию. Савинков, передавая этот приказ Временного правительства главнокомандующему, указал, что строгое условие отправки войск в распоряжение Временного правительства состоит в том, чтобы не включать кавказскую Дикую дивизию, которая, с точки зрения правительства, была ненадежной, и чтобы генерала Крымова не назначили командовать ею. Генерал Корнилов определенно пообещал Савинкову 21 августа в точности выполнить предложение Временного правительства и не посылать в Петроград ни Крымова, ни Дикую дивизию. Однако на следующий день 3-й кавалерийский корпус уже двигался в сторону Петрограда с Дикой дивизией во главе и под общим командованием генерала Крымова, получившего ясные указания от Корнилова. Позже было доказано, что генерал Крымов, который был назначен командующим одной из армий Юго-Западного фронта, чтобы отвлечь от него внимание, уже некоторое время фактически разрабатывал в Ставке план военного давления на правительство. Благодаря событиям 26 августа (8 сентября по новому стилю), о чем будет упомянуто позднее, у Временного правительства было время, чтобы принять меры; армия Крымова не дошла до Петрограда (где его ожидали местные конспиративные организации), и он совершил самоубийство. Однако роль этого союза была настолько важной в разработке заговора, что, как только Корнилов узнал о судьбе 3-го корпуса, он принял действенные меры, чтобы положить конец авантюре.

В то время как подразделение генерала Крымова приближалось к столице, заговорщики попытались «легально» взять власть, терроризируя правительство. 26 августа (8 сентября по новому стилю) В. Львов, который прибыл в Петроград из Ставки, представил ультиматум премьер-министру от имени Корнилова. Временное правительство должно было в тот же вечер передать свою власть генералу Корнилову, который образует новое правительство. Керенский и Савинков должны были немедленно, в ночь с 26 на 27 августа, выехать в Ставку, поскольку Корнилов собирался предложить им должности министров в его правительстве. Он отказывался брать на себя ответственность за их жизнь, если они останутся в Петрограде. По просьбе Керенского Львов на месте записал требования Корнилова; затем Керенский попросил Корнилова прийти на переговоры по прямому телеграфному проводу, и Корнилов сам повторил ему предложение немедленно приехать, удостоверил полномочия Львова и косвенно подтвердил все, сказанное последним. Пытаясь выиграть время, Керенский пообещал Корнилову приехать в Ставку и в то же время предпринял немедленные меры, чтобы остановить мятеж в самом начале. Тем временем после приведенного выше «доброжелательного разговора» по прямому проводу наиболее выдающиеся политические деятели из оппозиции были приглашены в Ставку; была, наконец, определена окончательная форма диктатуры и достигнуто согласие по составу правительства. Однако на следующий день, 27 августа, была получена телеграмма от премьер-министра с приказом Корнилову немедленно сдать власть и прибыть в Петроград. Корнилов проигнорировал этот приказ и подтвердил Савинкову по прямому проводу, что отказывается подчиняться правительству. В тот же день появилось обращение Керенского к народу о мятеже Корнилова и обращение Корнилова, в котором говорилось, что его «спровоцировали» совершить восстание и что он выступал против правительства, которое подчинилось «большевистскому большинству Советов» и «работало в согласии с планами германского Генерального штаба».

Так началось вооруженное выступление против правительства. Два дня, в течение которых эта попытка была остановлена, разные «миротворцы» осаждали премьер-министра, пытаясь убедить его пойти на компромисс, поскольку «реальная сила на стороне Корнилова». Но уже 29 августа стало очевидно, что вся реальная сила страны – против Корнилова, и, как было предсказано ему лично Керенским несколько ранее, Корнилов оказался в абсолютной изоляции. 13 сентября мятеж был окончательно и бескровно подавлен. Корнилова не поддерживала ни одна сколько-нибудь значительная политическая организация, он не мог опираться на силу какого-либо класса. Из-за отсутствия у него политического опыта Корнилов и те офицеры, которые были вместе с ним, ошибочно приняли за настоящую силу недовольное брюзжание «человека с улицы», раздраженного революцией, но пассивного по природе, вместе с подстрекательством разных авантюристов и обещаниями поддержки со стороны отдельных политиканов. Финансовая помощь определенной группы банков искусственно преувеличивала размеры движения.

Однако авантюра Корнилова, хотя и обреченная на провал, все же сыграла роковую роль в судьбе России, поскольку глубоко и болезненно ударила по сознанию народных масс. Это потрясение оказалось тем более сильным, что было неожиданным. Авантюра маленькой группы в воспаленном воображении масс превратилась в заговор всей буржуазии и высших сословий против демократии и рабочих масс. Большевики, которые до 13 августа были бессильны, 7 сентября стали руководителями Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и завоевали там большинство впервые за весь период революции. Этот процесс повсеместно распространялся с быстротою молнии. Начались убийства офицеров; вновь назначаемые офицеры теряли власть. По всей стране, как в первые дни февральской революции, спонтанно появлялись организации, которые захватывали функции правительственной власти под предлогом борьбы с контрреволюцией. В солдатских и рабочих массах авторитет вождей, которые сражались против призыва «Вся власть Советам!» и защищавших идею национальной власти, основанную на воле всего народа, был подорван. Волна анархии прорвала русский фронт и захлестнула государство. Никому никогда не удастся поставить под сомнение роковую связь между 27 августа (9 сентября по новому стилю) и 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года.