Текст книги "Русская революция. 1917"

Большевистский мятеж

Из вышесказанного напрашивается заключение, что борьба с большевиками была для Временного правительства непременным условием вооруженной борьбы с Германией и что, если бы Ленин не пользовался мощной пропагандистской, технической и материальной поддержкой, не имел в своем распоряжении германских шпионов, ему никогда не удалось бы погубить собственную страну.

При этом я не намерен снимать с Германии ответственность за гибель России. Во время мировой войны все воюющие страны не только применяли отравляющие газы и прочие способы физического уничтожения противника, но и вели в неслыханных доселе масштабах не менее убийственную пропаганду, которая тоже служила военным орудием, морально разлагали в тылу население подкупом. Опубликованные в Германии и Англии сведения в первую очередь свидетельствуют о полном пренебрежении нравственными законами общества ради деморализации противника, равно как и о том, что германская пропаганда в этом отношении нисколько не отличалась от союзнической.

В России и за рубежом Временное правительство упрекают в допуске в страну Ленина, проехавшего через Германию и не арестованного на границе. Но не надо забывать, что выбранный Лениным путь в Россию из Швейцарии нисколько не зависел от его сговора с Людендорфом. Сначала он собирался вернуться в Россию через Францию и Англию. Учитывая, что Ленин еще до революции получал германские субсидии, проезд через Германию безусловно должен был послужить первым предупреждением тем, кто понимал, что это означает. С другой стороны, как можно было не пускать его в Россию при бездействовавших в то время (в середине апреля 1917 года) таможенной и пограничной службах? Вопрос о въезде в Россию политических эмигрантов, прибывающих через Германию, обсуждался на заседании Временного правительства, когда премьер-министр князь Львов и военный министр Гучков категорически заявили о технической невозможности не пропускать их через российскую границу.

Даже если бы были такие возможности, Временное правительство, по всей вероятности, не воспользовалось бы ими, поскольку тогда вся страна категорически настаивала на праве политических эмигрантов по желанию возвращаться в Россию.

В данный момент, по прошествии многих лет, с трудом верится, что даже «Речь», главный печатный орган партии кадетов (Милюкова), сочувственно приветствовала приезд Ленина в Петроград, хоть и через Германию. «Лидер социалистов, теперь общеизвестный под именем Ленин, – писала газета кадетов, – должен появиться на сцене, и его ждет теплая встреча со стороны всех способных разделять его взгляды».

Большевики уже не могли сойти с пагубного пути, даже если бы мысль о России пробудила в Ленине, Зиновьеве и прочих какое-то подобие чести и совести. За каждым из них следили, каждым руководили агенты Людендорфа, и при первой попытке Центрального комитета большевистской партии отказаться от пораженческой политики германский Генеральный штаб сразу выделил неограниченные ассигнования на пропаганду «социалистической революции». Поэтому, говоря объективно, не шло никакой речи о примирении или союзе между большевиками и силами российской демократии. Открытая война между двумя этими противоположными лагерями оказалась столь же неизбежной, как война России с Германией на фронте. Фактически в самый момент перехода русских войск в наступление большевистский генеральный штаб пошел в наступление на революционную Россию в тылу у русской армии.

Приехав 15 июля на несколько дней в Петроград по неотложным делам, я увидел, что близятся самые серьезные и решающие события. За два месяца моих непрерывных поездок по фронту политическая атмосфера в Петрограде кардинально переменилась. В конце второго месяца своей деятельности первое коалиционное правительство переживало полный кризис. Три кадетских министра подали в отставку под официальным предлогом протеста против неоправданных, на их взгляд, уступок Временного правительства Украине. Однако настоящий повод заключался в якобы чрезмерной зависимости правительства от Совета в результате нарушения, по их мнению, коалиционного принципа равного представительства в кабинете буржуазии и социалистов и, соответственно, ослабления власти Временного правительства. Именно так Центральный комитет кадетской партии сформулировал проблему.

Весьма необоснованное недовольство кадетских министров не имело большого значения, и в более нормальных условиях, в более спокойной обстановке кризис бы легко и своевременно разрешился.

Но при всей своей незначительности министерский кризис с выходом буржуазных министров в отставку послужил большевикам прекрасным основанием для нового бунта под лозунгом «Вся власть Советам!».

16 июля поступило важное сообщение из армии Корнилова. Под перекрестным вражеским натиском 8-й армии пришлось оставить Калуш. На Западном фронте, где армия генерала Деникина перешла в наступление, тоже сложилась серьезная ситуация. Вынужденный непременно вернуться на фронт, я решил ехать в тот же день, 16 июля.

Когда я покидал столицу, на петроградских улицах замелькали грузовики, полные неизвестных вооруженных людей. Некоторые объезжали казармы, призывая солдат присоединиться к ожидавшемуся с минуты на минуту вооруженному восстанию. Другие рыскали по городу, разыскивая меня. Одна шайка проникла во двор Министерства внутренних дел и ворвалась на первый этаж, где находился кабинет князя Львова, откуда я только что вышел. Только мой поезд отошел от вокзала, как подкатил грузовик под красным знаменем с надписью: «Первая пуля – Керенскому».

На следующий день 17 июля, когда я осматривал линию фронта в сопровождении генерала Деникина и представителей армейского комитета, посыпались очень тревожные телеграммы. Беспорядки в Петрограде усиливались. Несколько полков открыто приняли в них участие. Другие, отборные, в том числе Преображенский, Семеновский и Измайловский, сохраняли «нейтральную» позицию в борьбе большевиков против Временного правительства. Кабинет министров собрался в штабе Петроградского военного округа. Таврический дворец, занятый Исполкомами Всероссийского съезда Советов и Петроградского Совета, заполнили восставшие солдаты и красногвардейцы. «Сознательные пролетарии» намеревались расправиться с несколькими представителями советского большинства (Церетели, Чхеидзе и прочими), отказавшимися содействовать полному переходу политической власти в руки Советов.

Именно в тот критический момент особенно почувствовалось огромное значение присутствия во Временном правительстве представителей социалистических партий и Совета, так как именно на министров-социалистов и лидеров советского большинства, оказавшихся в Таврическом дворце, обрушились самые яростные удары взбешенных солдат и народа, настроенных большевиками.

Вдобавок в критический день 17 июля возникший в начале мая раскол между российской демократией и большевиками стал окончательным и бесповоротным. Большинство расколовшихся демократов энергично отвергало лозунг «Вся власть Советам!». Эта формулировка была лишь аппетитной приманкой, маскировавшей борьбу большевиков за диктатуру своей партии.

Критическое положение в Таврическом дворце спасли подошедшие правительственные войска, вызванные на помощь большинством Совета. По пути ко дворцу казаки неожиданно попали под огонь, открытый осаждавшими. Семеро были убиты, тридцать ранены, став единственными жертвами правительственных «репрессий». Окружавшие Совет мятежники были рассеяны залпами в воздух. Не требуется богатого воображения, чтобы представить эффект, произведенный на фронте столичными беспорядками. Я отвечал на приходившие из Петрограда телеграммы, требуя подавить мятеж самыми жесткими мерами, настаивая на немедленном аресте большевистских главарей. Мои телеграммы не давали никаких результатов. Я решил на несколько дней вернуться в Петроград. По пути мой поезд близ Полоцка едва избежал крушения, столкнувшись с отцепленным локомотивом, который кто-то на полной скорости вел навстречу. Наш машинист с трудом успел затормозить, пострадала только платформа перед моим вагоном.

В Полоцке я встретился с Терещенко, который пришел в мой вагон с подробным рассказом о вчерашнем большевистском восстании (18 июля). Тут произошло событие, которое хоть и оказало очень благотворное воздействие на войска, для нас обоих обернулось подлинной катастрофой.

Поздним вечером 17 июля министр юстиции Переверзев признал полезным частично ознакомить прессу с собранными Временным правительством и уже переданными в прокуратуру материалами о предательстве Ленина, Зиновьева и прочих большевиков. Ночью эти материалы распространялись в листовках среди солдат-гвардейцев, а на следующее утро были опубликованы во всех газетах. На армию это произвело сильное впечатление. Колебавшиеся полки немедленно перешли на сторону правительства, сторонники большевиков утратили всякий революционный пыл. 18 июля мятеж был подавлен, правительственные войска заняли особняк Кшесинской – ленинскую цитадель.

Но Временное правительство навсегда лишилось возможности неопровержимо доказать факт предательства Ленина, подтвержденный документальными свидетельствами. Фюрстенберг-Ганецкий, уже подъезжавший к границе Финляндии, где его ждал арест, пересел на поезд до Стокгольма, увезя с собой важнейшие документы, присутствовавшие, по нашим сведениям, при нем. Сразу после того, как Переверзев передал журналистам находившиеся в его распоряжении конфиденциальные документы, Ленин с Зиновьевым накануне моего возвращения с фронта покинули Петроград и бежали в Финляндию.

Министра юстиции оправдывает только его неведение о готовившемся аресте Ганецкого, который решил бы судьбу большевиков. Тем не менее, непростительно было с его стороны без предварительного разрешения Временного правительства оглашать столь важные документы. После в высшей степени возбужденного обсуждения подобного поступка Переверзев был вынужден уйти в отставку. Нет никаких сомнений, что дальнейшие события лета 1917 года, сама история России приняли бы абсолютно иной поворот, если бы Терещенко нашел лучший способ решения крайне трудной задачи разоблачения Ленина, полностью доказав его измену в суде.

19 июля в шесть часов вечера я прибыл на петроградский Царскосельский вокзал, встреченный своим заместителем генералом Половцевым, командующим Петроградским военным округом, и другими членами правительства. Выслушав у себя в вагоне рапорт генерала Половцева, я предложил ему немедленно подать в отставку, упрекая в нерешительном подавлении восстания и неисполнении моих приказов о применении к изменникам крайних мер. (В конечном счете решительные действия предпринял товарищ военного министра генерал Якубович.)

С вокзала я прямо отправился в штаб Петроградского военного округа, где заседало Временное правительство, окруженное войсками. Всю дорогу нас провожали радостные приветственные крики. Прежде чем войти в зал, где находились князь Львов и прочие члены правительства, я приказал штабным офицерам немедленно составить и подать мне список подлежащих аресту большевиков, сразу же приступив к розыску и задержанию изменников и подстрекателей.

Потом вместе с Терещенко подошел к князю Львову. Выяснилось, что частичная публикация документов о предательстве большевиков произвела на влиятельных социалистов Совета совсем иное впечатление, чем на войска.

Отсутствие в опубликованных материалах решающего документального подтверждения предательства Ленина, их перепечатка в газетах, враждебных не только большевикам, но и самому Совету, возмутил министров-социалистов, не осведомленных до последней минуты о характере оглашаемых сведений. Наконец, негодующая патриотическая реакция на эти сведения рассердила руководство Совета. Далее возбуждение только усиливалось из-за эксцессов между солдатами, офицерами и большевистскими изменниками, арестованными в первую очередь (включая Козловского). На улицах за большевиками охотились добровольные отряды из офицеров и кадет военных училищ. Руководители Советов окружили себя охраной, видя в этих порожденных приливом патриотизма событиях приближение «контрреволюции». Их обуял настоящий страх, переросший вскоре в панику.

Большевики в Таврическом дворце, разумеется, присмирели. Зато прочие представители левого крыла, сочувствовавшие большевикам социал-демократы с эсерами, подняли громкий крик, утверждая, будто большевиков, «заблуждающихся, но честных борцов», преследуют контрреволюционеры, засевшие во Временном правительстве и штабе военного округа. Исполком Всероссийского съезда Советов принял соответствующую резолюцию с заявлением, что арест большевистских вождей до проверки изложенных прессой фактов надо признать преждевременным. Иначе говоря, Советы хотели спасти Ленина с его приспешниками от ареста, направив с этой целью делегацию к правительству. В самом деле, войдя в кабинет к князю Львову, я увидел влиятельных членов Исполкома Всероссийского съезда Советов и Исполкома крестьянского съезда, явившихся «для переговоров с правительством» об отмене арестов.

Я ни словом не упомянул о своем отданном внизу приказе, зная по реакции штабных офицеров, что все аресты будут произведены в максимально короткое время. Остальное не занимало меня в тот момент, я был готов отвечать за все последствия собственных действий. При открытом конфликте правительства с представителями Советов насчет арестов мы безусловно могли рассчитывать на поддержку не только действующей армии, но и революционного столичного гарнизона.

Беседуя с князем Львовым, я в нескольких словах сообщил ему о готовящихся арестах, что он, естественно, одобрил. Намечено было арестовать Ленина, Зиновьева, Козловского, г-жу Суменсон, Фюрстенберга-Ганецкого, немца Гельфандта (Парвуса), Александру Коллонтай, руководителей вооруженного мятежа лейтенанта Ильина (Раскольникова), Рошаля и младшего лейтенанта Семашко. Все они действительно были арестованы, кроме бежавших, как я уже говорил, после публикации компрометирующих документов Ленина и Зиновьева, а также иностранных подданных Парвуса и Ганецкого. Через несколько дней были арестованы Троцкий и Луначарский.

В полночь я получил первую телеграмму с Юго-Западного фронта, которая извещала, что немцы прорвали наш фронт у Злотчева в направлении Тарнополя. С этой телеграммой в руках я вошел в зал, где собралось Временное правительство. Представители Совета еще его не покинули. С большим трудом держа себя в руках, я громко прочел телеграмму от начала до конца и спросил делегатов Совета: «Думаю, вы больше не возражаете против арестов?»

Никто не решился ответить.

Но молчание было красноречивей любого ответа. Все ясно увидели связь между полученным нами на фронте ударом и попыткой взорвать обстановку внутри страны.

Осматривая через несколько дней российскую линию фронта у Молодечно накануне наступления армии генерала Деникина, я стал свидетелем в высшей степени неприятного инцидента. Проходя по длинной линии окопов, мы наткнулись на столпившуюся кучку солдат, которые что-то читали. Державший листок бумаги солдат, заметив нас, хотел его спрятать. Один из моих адъютантов, выскочив вперед, успел перехватить номер газеты «Товарищ»[25]25
  Газету «Товарищ» издавали немцы для русского фронта и распространения в наших окопах. Печаталась она в Вильно, оккупированном немцами с 1915 г.


[Закрыть], вышедшей за две недели до большевистского мятежа в Петрограде, о котором, однако, попавший нам в руки листок сообщал как о свершившемся факте. В статье, разумеется, не излагались подробности мятежа, однако утверждалось, будто пролетариат и Петроградский гарнизон, возмущенные «бесполезным кровопролитием» по приказу Керенского и Брусилова, поднялись против Временного правительства, а Москва и другие российские города с энтузиазмом поддерживают революцию.

Рискуя выйти за рамки своего повествования, хочу здесь заметить, что то же самое произошло в ноябре, когда к нам из Стокгольма пришла прокламация с известием о большевистском восстании в Петрограде за два дня до его начала.

Глава 11
Национальная победа

Мысленно перебирая события июля 1917 года, надо сказать, что провалившийся большевистский мятеж и поспешное отступление наших войск в Галиции пробудили в народе и влиятельных кругах антибольшевистских и левых социалистических партий чувство патриотизма и ответственности перед страной.

В целом ход событий в России с марта по ноябрь 1917 года представляется постепенным и неуклонно усиливающимся развалом страны. В действительности Россия шла в то время извилистым зигзагообразным путем. До сентябрьского Корниловского мятежа о прогрессе со взлетами и падениями свидетельствовало заметное усмирение революционного хаоса, укрепление сил, политической мудрости русского народа. После июльского поражения большевиков в стране необычайно выросло национальное самосознание, хотя этот процесс, к сожалению, затормозили ошибочные и поспешные действия, предпринимавшиеся с лучшими намерениями, но политически недостаточно обоснованные. С сентября Россия снова со сверхъестественной быстротой покатилась к развалу и хаосу.

Одновременно с новым поражением русских войск на фронте во всей стране развернулось широчайшее антибольшевистское движение, которое почти полностью смело большевистские комитеты и печатные агентства. В провинции советская власть перешла в руки патриотических элементов, здоровых и конструктивных, преданных делу обороны и национального возрождения. Число большевистских представителей в Исполкоме Совета и Петроградском комитете Всероссийского съезда Советов сократилось почти до нуля. Параллельно с исчезновением большевистского элемента из всего советского аппарата руководители Советов сами начали признавать, что такие Советы уже нельзя считать властным органом, а только переходным механизмом к новому хорошо организованному демократическому государству.

Новые законы, разработанные первым кабинетом Временного правительства и введенные в стране, обеспечили возможность самоуправления с помощью разветвленной системы земской и городской администрации, основанной на всеобщем равном пропорциональном избирательном праве, которое получили и женщины. В августе по новому закону были избраны двести городских дум, в конце сентября они действовали в шестисот пятидесяти из семисот российских городов. Одновременно, хотя не так быстро, продвигалась реорганизация земства на более демократических и очень широких принципах, учитывая особые условия управления в деревнях. Небывалое развитие кооперативных обществ, благодаря новому принятому Временным правительством закону, закладывало прочный фундамент строительства поистине демократического государства. Период примитивной деятельности безответственного пролетариата постепенно сменялся здоровым активным профсоюзным движением, которым большевики овладели лишь частично на крайнем правом фланге. Авторитет правительственных комиссаров в армии постоянно усиливался в соответствии с планом правительства слить комиссаров в некое соединение, преобразовав в систему комитетов, избиравшихся с марта, и перейти к нормальному командованию.

21 июля я подтвердил свой старый приказ о безжалостном применении вооруженной силы в любом случае нарушения субординации на фронте. Обратил внимание комиссаров и командования на декрет Временного правительства от 19 июля, запрещавший в рядах армии всякую агитацию против войны и правительства. Одновременно я телеграфировал в Ставку Верховного главнокомандующего распоряжение «разжаловать и отдавать под суд командиров за малейшие колебания в применении силы». 20 июля по моему приказу была арестована делегация Центрального комитета Балтийского флота, прибывшая в Петроград на помощь большевикам, готовясь арестовать министра юстиции Переверзева и товарища военного и морского министра Дударева. Было отменено принятое правительством сразу после формирования в начале революции правило не разоружать и не выводить из Петрограда части, принимавшие участие в вооруженном восстании, которое только дезорганизовывало и разлагало гарнизон. Военное командование отныне наделялось правом переформирования и отправки на фронт частей Петроградского гарнизона. 21 апреля единогласным решением Временного правительства был издан приказ о восстановлении на фронте смертной казни и военных советов. Одновременно правительство восстановило военную цензуру, предоставило Министерству внутренних дел право с согласия военного министра закрывать газеты, запрещать собрания, проводить аресты без обычного ордера, подвергать административному выселению из Петрограда лица, признанные угрожающими общественному порядку, наконец, принимать все необходимые меры для обеспечения обороны и безопасности страны.

Безусловно, такие решения далеко не всегда получали всеобщее одобрение. Укрепление административной власти революционного правительства вызывало у многих политиков, нисколько не симпатизировавших левым партиям, малоприятные воспоминания о жестокостях старого режима. Общественное мнение особенно беспокоили репрессивные меры в отношении прессы.

Естественно, все поддержали запрет большевистских листовок, особенно на фронте. Но закрытие двух крупнейших столичных газет, ультрарадикальной «Новой жизни» Максима Горького и ультраконсервативного «Нового времени», вызвало энергичные крики протеста во всех без исключения политических и литературных кругах. Пошли разговоры, будто Керенский хочет вернуть времена Плеве (ненавистного всем министра внутренних дел при Николае II, убитого в начале войны с Японией). Право ареста по административному распоряжению породило серьезные проблемы между Временным правительством (Милюковым) и представителями кадетской партии в момент нового министерского кризиса после большевистского мятежа.

Верные своей доктрине исключительной власти закона, либеральные юристы горячо возражали против «узаконенного правительством беззакония». Это не помешало той же самой стороне требовать от правительства отъявленного беззакония, а именно жесточайшей административной борьбы с большевизмом. Отчасти подобная непоследовательность объясняется тем фактом, что в то время (в августе 1917 года) ни одному левому революционеру больше не грозил арест или административная высылка, но правые уже начинали все громче и тверже поднимать голос за военную диктатуру[26]26
  И напротив, левые, социалистические органы требовали полицейских драконовских репрессивных мер против правых «контрреволюционеров», горько жалуясь на «незаконные» действия правительства против большевиков. В результате сложилась любопытная картина «нажима» на Временное правительство с обоих крайних флангов.
  Левый фланг занимали большевики, крайние меньшевистские и эсеровские элементы. Центр составляли меньшевики социал-демократы, трудовики, социалисты-народники, поддержанные кооперативами, большинством городских дум, избранных всеобщим голосованием, фронтовыми армейскими комитетами и пр.


[Закрыть].