Текст книги "Русская революция. 1917"

Глава 3
Во временном правительстве

Читатель уже безусловно вполне уяснил политическую и общественную обстановку, в которой Временное правительство оказалось в момент начала его работы.

Сформированное 16 марта правительство, покинув Таврический дворец, с его еще чрезмерно наэлектризованной атмосферой, несколько раз собиралось в большом конференц-зале Министерства внутренних дел. Именно там, в мирной тиши величественных залов, украшенных портретами прежних властителей, государственных деятелей и министров реакционной России, каждый из нас, возможно, впервые понял, какие преобразования происходят в стране. Нас было одиннадцать. К каждому царское Министерство внутренних дел относилось с недоверием и враждебностью. Теперь мы держали в руках верховную власть над огромной империей, которая нам досталась в тяжелейший военный момент, после катаклизма, потрясшего до основания старый механизм управления[14]14
  Временное правительство имело следующий состав: премьер и министр внутренних дел князь Г.Е. Львов, ветеран, земский деятель; министр иностранных дел П.Н. Милюков, лидер партии конституционных демократов (либерал); военный и морской министр А.И. Гучков, член Думы, лидер партии октябристов (консерватор), представитель московских коммерческих кругов; министр финансов М.И. Терещенко, не принадлежавший ни к одной партии, один из богатейших людей в России, известный филантроп, вице-председатель Всероссийского военно-промышленного комитета; министр земледелия и землеустройства А.И. Шингарёв, кадет, земский деятель, влиятельный член Четвертой Думы, близкий друг П.Н. Милюкова; министр народного просвещения профессор А.И. Мануйлов, кадет, известный ученый, ректор Московского университета; министр торговли и промышленности А.И. Коновалов, прогрессист, авторитетный общественный деятель, член Четвертой Думы, вице-председатель Всероссийского военно-промышленного комитета, один из самых уважаемых лидеров московских промышленных и торговых кругов; министр путей сообщения Н. Некрасов, член Четвертой Думы, лидер правого крыла кадетской партии; обер-прокурор Священного Синода В. Львов, умеренный консерватор, крупный помещик, член Четвертой Думы; государственный контролер Годнев, октябрист, старый общественный деятель Поволжья; вице-председатель Совета министров и министр юстиции Керенский. (Здесь и далее звездочкой обозначены примеч. авт.)


[Закрыть].

Помню, с каким волнением князь Львов огласил на первом заседании сообщения о положении в губерниях. Поступавшие из городов и губернских центров телеграммы были написаны словно одной рукой. Везде говорилось: старая администрация, начиная с губернатора и заканчивая последним полицейским, бесследно исчезла, на ее место приходят разнообразные стихийно возникшие организации вроде Советов, Комитетов общественного спасения, общественных собраний и т. д. и т. п.

Князь сообщил, что телеграфировал всем главам земской администрации, уполномочив их временно занять места губернаторов в качестве комиссаров Временного правительства. Но губернскую земскую администрацию в подавляющем большинстве случаев возглавляли консерваторы, а нередко и убежденные реакционеры, не имевшие особого влияния и не способные удержать власть дольше недели. То же самое относилось к губернским военным властям. Наиболее благоприятное положение сохранялось в судебной сфере, хотя и оно уже осложнялось, особенно в Петрограде, где институт избрания судей остался неизменным. Деревни, лишенные всякого административного контроля, начали переходить на «самоуправление». Сельское население принялось самовольно захватывать землю.

В безумном революционном вихре, обуявшем страну, в городах неожиданно возникали всевозможные организации, приступающие к реальной «революционной» деятельности: грабежу, налетам, облавам, обыскам, конфискации личного имущества, освобождению не только политических заключенных, но и преступников самого низкого пошиба.

Достаточно на миг представить себе разгулявшуюся толпу, пока бесформенную расплавленную революционную массу, чтобы понять, какую огромную роль сыграли Советы, энергично устанавливая во всей России и Петрограде революционную дисциплину. Несмотря на свои серьезные ошибки и частые глупости, Советы стали первой примитивной общественно-политической формой, куда можно было направить поток революционной лавы.

Мне порой кажется, что слово «революция» в точном смысле неприменимо к тому, что творилось в России 12–16 марта. Разом ликвидировались все государственные и политические институты, мгновенно прекратилось осуществление программ, тактических и политических планов, которые стали бесцельными и бесполезными, сколь бы смелыми и продуманными они ни были до этого. Политические партии, пережившие мартовский катаклизм – эсеры, социал-демократы, кадеты (умеренные и консервативные партии почти исчезли), – старались действовать по всем правилам западноевропейского политического искусства. Их лидеры пытались определить характер революции – «буржуазный» или «социалистический», – переписывали политические программы, которые, по их мнению, следовало немедленно привести в исполнение, обсуждали компромиссные формулировки. Пожалуй, никто не обращал внимания на важнейшее: на развал механизма управления, на необходимость сберечь хотя бы обломки, без чего все программы, формулировки, резолюции и т. п. можно спокойно выбрасывать на помойку.

В рамках принятых в России и за рубежом представлений, основанных на классической модели Французской революции 1789 года, деятельность Временного правительства делится на два периода: «буржуазный» под руководством князя Львова и «социалистический» под руководством Керенского. Поэтому преобладает мнение, будто в ходе второго периода правительство приняло наиболее радикальные меры в законодательной деятельности, меньше преуспело в управленческой сфере и почти не прибегало к административному принуждению.

Возможно, было бы правомерно говорить о «буржуазном» или «социалистическом» характере русской революции, если бы после мартовской катастрофы власть в России действительно перешла в руки буржуазии, организованной, как на Западе, в тесно сплоченный единый класс, сознательно борющийся за власть и сознательно ее удерживающий.

Возможно, подобный подход был бы верным, если бы на смену такой буржуазии в естественном ходе борьбы за власть пришло «четвертое сословие» – городской пролетариат, крестьяне, интеллигенция, – угнетенные во время первого «буржуазного» периода революции слои общества.

Но этого не случилось. Произошло обратное.

Само формирование Временного правительства происходило в условиях трагического непонимания.

Идеологи «буржуазной демократии», привыкшие руководствоваться в своих рассуждениях историческими прецедентами, специалисты в искусстве применения теоретических принципов, не ориентирующиеся в лабиринте реальной жизни, искренне верили, что крушение абсолютизма знаменует переход всей власти в руки либерально-консервативной буржуазии, представленной в Четвертой Думе «прогрессивным блоком». С другой стороны, лидеры социалистов и идеологи «революционного пролетариата» полностью приняли эту фантастическую идею, поскольку она совпадала с их собственными теоретическими концепциями, основанными на лучших европейских моделях развития «настоящей» революции.

Оглядываясь на прецедент Французской революции, период русской революции, начавшийся 12 марта, уподобляется периоду Национального собрания и жирондистов. Затем через несколько лет его сменил якобинский террор и т. д.

Отсутствие в головах политических догматиков жизненного инстинкта и политической интуиции иногда проявлялось самым забавным образом. К примеру, представители Совета (так называемые революционные демократы), совместно рассматривая программу Временного правительства, потребовали, чтобы думский Временный комитет обязался до созыва Учредительного собрания не определять будущую форму власти в России, тогда как идеолог «прогрессивного блока» П.Н. Милюков долго и храбро боролся против такого условия. О чем это говорит? Очень просто: П.Н. Милюков был убежден, что в России после революции (в ночь с 15 на 16 марта) неизбежно установится конституционная монархия, а лидеры революционного пролетариата не решались открыто настаивать на провозглашении республики, когда республика уже стала свершившимся историческим фактом.

Руководствуясь западноевропейскими политическими формулами, лидеры Совета честно верили, что после 12 марта политическая власть обязательно перейдет в руки буржуазии. Новую власть в любом случае следовало поставить под контроль рабочей демократии во главе с «верным своему классу пролетариатом», поддерживавшей лишь то правительство, при котором последний не потерял бы главенствующее положение, пренебрегая принципиальными интересами масс.

Две стороны – П.Н. Милюков и случайные вожди Совета, вышедшие из рядов революционеров 1905 года, – были слишком искренне убеждены в своей правоте, не видя того, что происходило в реальности, не учитывая значения народного восстания.

Я вовсе не намерен судить лидеров того времени. Хочу, напротив, доказать, что ни их злая воля, ни упрямство не сыграли бы существенной роли в возникновении будущих разногласий, если бы, к несчастью, Временное правительство поспешными действиями не подорвало свой авторитет. Глубину трагической катастрофы, жертвой которой пала Россия, позволяет измерить один только факт: люди, вдохновленные лучшими побуждениями, самым чистосердечным стремлением помочь стране, часто допускали ошибки, поскольку не могли понять подлинный смысл происходивших событий.

Если оставить в стороне исторические сопоставления и европейские прецеденты, перед Временным правительством и поддерживавшими его на определенных условиях организациями и политическими партиями стояла не сложная, а в высшей степени простая проблема, из-за своей простоты весьма трудно решаемая.

Она заключалась в необходимости возродить народ и государство.

Проблема возрождения не сводилась к восстановлению территориальных границ проживания определенной численности населения. Фактически Россия не нуждалась в восстановлении, еще оставаясь в целостности и неприкосновенности. Неотложная задача состояла в восстановлении государственного правительственного аппарата и политической организации, способной к созиданию, управлению и защите. Поэтому первым делом надо было возродить систему управления, правительственную машину. Одним предстояло научиться управлять, другим – подчиняться. Трудность решения этой проблемы усугубляла необходимость продолжать войну. Кроме того, все основы жизнедеятельности страны – юридические, экономические, социальные – требовали обновления.

Если бы Ленин со своими приспешниками обладали хоть сотой долей отважной решимости отказаться от личных амбициозных соображений, тщеславия, равнодушия к стране и народу, какую проявили миллионеры Терещенко и Коновалов, типичный представитель русского помещичьего дворянства В. Львов и не менее образцовый либеральный интеллектуал А.И. Шингарёв, Россия могла бы избежать Голгофы, куда ее привела слепая, неразумная, абсолютно бессмысленная классовая ненависть, разжигаемая безответственными идеологами большевизма.

Князь Георгий Львов

Князь Георгий Евгеньевич Львов воплощал суть и дух Временного правительства. Истинный аристократ, принадлежавший к старейшему историческому российскому роду, он был среди нас безусловно самым демократичным, лучше всех понимая настоящую душу русского мужика. Скромный почти до болезненной застенчивости, совершенно неприхотливый во всем, что касалось его лично, князь с виду не обладал никакими отличительными чертами главы правительства. Полностью разорвав с собственным прошлым, с могущественными предками, феодальными государями средневековой Руси, он как бы подавил в себе наследственный властный инстинкт, презирая показные атрибуты государственной власти. На заседаниях Временного правительства всегда честно старался высказаться по возможности до конца, очень редко, почти никогда не позволял себе вставлять замечания, возражения в бурные споры кабинета, постоянно пытался успокоить спорщиков несколькими мудрыми словами, часто забывая о необходимости прервать дебаты, чтобы правительство не отставало от стремительного развития событий.

Всю жизнь князь упорно, непрерывно, с неисчерпаемой энергией боролся против безумно жестокой бюрократической машины самодержавия. К острым вопросам российской жизни он подходил не как политик, а ставил их на свой собственный оригинальный манер. Судил не об образе мыслей по человеку, а о человеке по образу мыслей.

Совершенно не приемля старый режим, князь умел отыскивать и затрагивать в людях чувствительную струну. Ему удалось собрать вокруг себя передовых людей, мужчин и женщин, столь же преданных интересам народа, привлекая их к совместной разработке планов и программ повышения общественного благосостояния. Без малейших колебаний он без конца ходил по министерствам и учреждениям, добиваясь одному ему доступными способами того, чего не могли добиться бесчисленные политические резолюции и заявления Думы или земских органов.

Занимаясь своим делом, князь объездил Россию вдоль и поперек. В тяжелейшие времена сельскохозяйственных кризисов содействовал переселению множества крестьян в дальневосточные губернии, во время Русско-японской войны успешно занялся облегчением судьбы раненых, отложив на время исполнение официальных обязанностей в земстве. Стал членом Первой Думы, но считал этот период своей общественной деятельности наименее интересным и полезным, хотя, по утверждению подавляющего большинства его коллег, это была одна из самых замечательных страниц в жизни князя Львова. После роспуска Первой Думы он вышел из кадетской партии и, по обыкновению, начал поиски новых путей к процветанию и благосостоянию народа.

Задолго до войны в Европе во время безжалостной столыпинской реакции (1907–1911) князь Львов занялся организацией независимых земских сил. Медленно и уверенно собирал вокруг себя мыслящих людей, готовя действенный механизм управления, способный при необходимости функционировать после падения старого режима.

Любопытно, какими похожими методами действовали во время Русско-японской войны два типичнейших представителя русской аристократии и русской буржуазии – князь Львов и Гучков, – создавая независимые политические и общественные организации, подыскивая людей с административными способностями, хотя после войны их политические пристрастия разошлись еще заметнее, чем в период Первой Думы.

Во время мировой войны имя князя Львова стало символом просвещенных общественных сил России. Благодаря колоссальной работе, проделанной в армии Союзом земств под его руководством, он завоевал огромную популярность на фронте и среди высшего военного командования.

Я впервые познакомился с князем почти в канун революции, если не ошибаюсь, в декабре 1916 года. Я уже знал многих его близких соратников, слышал не только об общественной и гуманитарной деятельности Г.Е. Львова, но и о тайной политической работе в его окружении. В предчувствии дуновения бури, грозившей стране, не стоило откладывать знакомство с человеком, которому явно было суждено войти в число будущих государственных руководителей свободной России. Мы встретились в Москве в главном здании Комитета Союза земств, когда он выходил с какого-то делового совещания. После обмена любезностями князь пригласил меня в свой кабинет. Для взаимопонимания оказалось достаточно совсем краткой беседы, поскольку оба мы понимали, какие потрясения ожидают страну в скором времени.

Высказывания князя на политические темы отличались некой почти наивной простотой, однако под этой наивностью крылось глубокое знание народа. Чувствовалось, что он не только принимает близко к сердцу проблемы России, но и постоянно думает над ними. Вскоре после революции от него отвернулись многие прежние обожатели и соратники, упрекая в «слабоволии», «мягкотелости», «толстовском непротивлении злу насилием». Пусть бы те, кто называл политику князя в первые недели революции «непротивлением злу», сами попробовали под ураганным порывом выстроить в чистом поле карточный домик! Князь Львов учитывал глубину падения и развала России, как бы ни ошеломляло его разнузданное буйство стихийной силы народного гнева. Он понимал, страдал и прощал. В истории любой страны бывают моменты, когда величайшая мудрость правителей заключается в ожидании, в инстинктивном, а не рассудочном понимании еще зримо не проявившихся настроений народа.

«Не переставайте всем сердцем страдать за свободу России», – говорил князь Львов в начале мая на заседании Думы в речи, полной веры и глубоких мыслей. В глазах князя наследие борьбы за освобождение России заключалось не в наборе мертвых формул, пригодных лишь для архивов, а в жизни и в сути событий.

Князь Львов действительно не проявил «сильной воли» ни как премьер-министр, ни как министр внутренних дел. Только как бы он мог это сделать, даже если бы захотел? На столичных улицах вновь появилась полиция, переименованная в милицию, чтобы не напоминать о старом режиме, но она целиком состояла из поспешно и неудачно набранных людей, не имевших практически никакого понятия о технической стороне своих обязанностей. Когда журналисты спросили князя после печального результата попыток найти замену провинциальным губернаторам, что он намерен делать, кого назначать, Львов ответил: «Назначать никого правительство не будет. Такие вопросы должны решаться не в центре, а самим населением. Пусть на местах сами выберут». Что это, свидетельство «непротивления», которому можно только удивляться? Вовсе нет. Это лишь доказательство, что князь полностью понимал ситуацию, зная, что не пришло еще время центральным властям использовать свое право назначения и отдачи приказов. Когда уляжется волнение в ходе естественного развития событий, когда позволит ситуация в городах и губерниях, центральная власть начнет действовать.

«Мы можем творить новую жизнь народа – не для народа, а вместе с народом» – этой мысли князя Львова, которую уже иными словами высказал Авраам Линкольн, достаточно, чтобы дать представление о замечательной личности первого официального представителя нового правительства освобожденной России.

Итак, спросим: мог ли такой человек отстаивать классовые интересы буржуазии? Мог ли он представлять класс частных собственников, когда всей душою гораздо сильнее, гораздо любовнее, гораздо глубже таких, как Ленин, понимал стремление, реальный интерес, надежду русских крестьян? Этой надеждой была земля!

Фундаментальные реформы

Земля! О ней не говорилось ни слова в декларации Временного правительства, опубликованной в день начала его работы. Тем не менее, на самом первом заседании кабинета А.И. Шингарёв (убитый впоследствии большевиками накануне созыва Учредительного собрания, членом которого он был избран) получил официальное распоряжение, принятое единогласно без всякого обсуждения, разработать фундаментальный план полной реорганизации распределения земли и приступить к осуществлению этой беспрецедентной в европейской истории социальной реформы. Возможно, кое-кто из членов Временного правительства неосознанно питал в душе некоторые сомнения насчет столь поспешного отказа от старой системы собственности на землю, но подобные эгоистические чувства, свойственные каждому человеку, быстро отступили перед насущной необходимостью от всего отказаться, пожертвовать всем ради блага страны.

2 апреля Временное правительство опубликовало проект аграрной реформы, предусматривавший передачу всей обрабатываемой земли тем, кто ее обрабатывает, и в тот же день образовало Главный земельный комитет, поручив ему вместе с аналогичными губернскими комитетами и в сотрудничестве с избранными народом представителями разработать и вынести на рассмотрение Учредительного собрания основы земельного законодательства.

Вот так и велась кардинальная общественная реформа, просто, без всякого шума, нисколько не напоминая классические сцены Французской революции вроде пресловутой «клятвы в Зале для игры в мяч». Великая, поистине беспрецедентная социальная революция совершилась одним росчерком пера, которым представители российских землевладельцев после общепринятых формул подписались под обязательством «отказаться от буржуазных прав собственности».

Точно так же, как о земле, в первой декларации Временного правительства, совместно составленной представителями Совета, Временного комитета Думы и революционного пролетариата, не содержалось ни слова о трудовых проблемах. И этот вопрос «буржуазное» правительство решило с такой же легкостью, как земельный. Уже 20 марта новый министр торговли и промышленности Коновалов, миллионер, владелец крупных подмосковных фабрик, поставил во главу своей программы создание с согласия Министерства внутренних дел особого Министерства труда, которое приступило к работе 20 мая, привлекая к участию в своей деятельности представителей рабочих организаций. 24 марта Коновалов с согласия владельцев частных предприятий ввел на петроградских заводах и фабриках восьмичасовой рабочий день, вскоре предоставил практически полную автономию рабочим комитетам, начал вместе с представителями хозяев и рабочих устраивать специальные арбитражные суды для разрешения производственных споров. Наконец, Временное правительство готовило взамен временно действовавшего закон о кооперативах и их деятельности в стране. Единственным, чего правительство не учло во время своей реформаторской деятельности, была чрезвычайно опасная для рабочих подрывная демагогия Ленина.

По сравнению с широтой социальных реформ чисто политическая программа «буржуазного» Временного правительства не содержала никаких взятых им на себя обязательств и выглядела пустячной. После бесконечных дискуссий и некоторой казуистики, никому, кроме авторов, не интересной, интеллектуалы социалисты, представители Совета, думская либеральная профессура завершили разработку следующей программы мер, которые предстояло осуществить Временному правительству:

1. Полная и немедленная амнистия по всем политическим и религиозным делам, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям, аграрным преступлениям. (Статья вступила в силу 19 марта; 25 марта последовала отмена смертной казни.)

2. Свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек, распространение политических свобод на военнослужащих в пределах, допускаемых военно-техническими условиями. (Статья немедленно вступила в силу.)

3. Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений. (Статья введена в действие 26 апреля.)

4. Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны. (Подготовка началась немедленно.)

8 мая собралась особая комиссия из представителей всех партий и общественных организаций для разработки проекта закона о выборах, регламентации выборов в Учредительное собрание, обсуждения технических вопросов.

5. Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления. (Организация милиции началась немедленно.)

6. Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.

3 мая правительство опубликовало правила выборов в городские советы, а 28 мая провело коренную реформу земской автономии.

Официальная программа Временного правительства была осуществлена за несколько недель.

Среди принятых Временным правительством мер следующие:

1. Провозглашена независимость Польши.

2. Восстановлена Конституция Финляндии.

3. Созданы комитеты для разработки принципов частичной автономии Украины и Латвии.

4. Реорганизована администрация Туркестана и Кавказа, а также турецкой Армении и Галиции, занятых в то время российскими войсками.

5. Полностью ликвидированы специальные суды, во всей стране введена система суда присяжных.

6. Реорганизована система снабжения страны с введением монополии на торговлю зерном и твердых цен на товары первой необходимости.

7. Создана система земских управ, реорганизован сельский административный аппарат.

8. Разработан закон о совершенствовании и развитии кооперативной системы, который до сих пор считается образцом в своей сфере.

9. Отменена ссылка, реформирована пенитенциарная система.

10. Утвержден закон о выборах в органы городского управления.

Наконец, Временное правительство радикально преобразовало церковную организацию, вернув православной церкви независимость и подготовив собор, не проводившийся двести лет, который осенью 1917 года восстановил в России патриархат.

В обычное время для проведения перечисленных мер потребовались бы политические усилия многих поколений. Временное правительство осуществило их легко и быстро в разгар войны, тяжесть которой ему приходилось нести, при всех сопутствующих транспортных, продовольственных проблемах, острейшем финансовом кризисе.

Я убежден, что Россия, выйдя из нынешнего периода большевистской реакции, неизбежно приступит к национальному возрождению, основываясь на политических, юридических и социальных принципах, выработанных Временным правительством в первые месяцы его деятельности.