Текст книги "Катастрофа. История Русской Революции из первых рук"

Глава III
В составе Временного правительства

Я надеюсь, что читатель к этому времени достаточно усвоил политическую и социальную обстановку, в которой Временному правительству пришлось начать свою работу.

После образования 3 марта, и ухода из перегретой атмосферы Таврического дворца, правительство временно заседало в главном зале заседаний Министерства внутренних дел. В тишине просторной, тихой министерской палаты, увешанной портретами бывших правителей, имперских министров и представителей русской реакции, каждый из нас, может быть, впервые понял ту перемену, которая произошла в России. Нас было одиннадцать человек. К каждому из нас царское министерство внутренних дел относилось враждебно и подозрительно. И теперь в наших руках была верховная власть великой империи, власть, пришедшая к нам в самый трудный период войны, после взрыва, сместившего всю старую машину управления[2]2
  В состав Временного правительства вошли: председатель Совета Министров и министр внутренних дел князь Г.Е. Львов, ветеран земства; Министр иностранных дел П.Н. Милюков, лидер Конституционно-демократической (либеральной) партии; военный и морской министр А.И. Гучков, член Думы, лидер октябристской (консервативной) партии, представитель московского купечества; министр финансов М.И. Терещенко, беспартийный, один из богатейших людей России, видный меценат, товарищ председателя Всероссийского военно-промышленного комитета; министр земледелия А.И. Шингарев, к.-д., земский работник, видный член IV Думы, ближайший соратник Павла Николаевича Милюкова; Министр просвещения, профессор А. И. Мануйлов, к.-д. известный московский реформатор и руководитель университета; министр торговли и промышленности А. И. Коновалов, прогрессист, видный общественный деятель, член IV Думы, товарищ председателя Всероссийского военно-промышленного комитета, один из крупнейших промышленников и торговых деятелей Москвы; министр путей сообщения Н.Некрасов, депутат IV Думы, лидер левого крыла к.-д. партии; обер-прокурор Святейшего Синода В. Львов, умеренный консерватор, крупный землевладелец, член IV Думы; государственный контролер, Годнев, октябрист, опытный общественный деятель Поволжья; вице-премьер и министр юстиции А.Ф. Керенский.


[Закрыть].

Я помню, с каким волнением князь Львов читал нам при первой нашей встрече доклад о положении в провинции. Из всех городов и городов, губернских и уездных мест приходили телеграммы, как будто написанные одной и той же рукой. Все они рассказывали одну и ту же историю: старая администрация, от губернатора до последнего городового и сельского пристава, бесследно исчезла, а вместо нее всюду образовывались всякие самозваные организации – советы, комитеты общественного спасения, совещания общественных деятелей и т. д. и т. п.

– Я телеграфировал, – сообщил нам князь, – всем председателям земских управлений с предложением принять на себя временно обязанности губернаторов, в качестве комиссаров Временного правительства.

Но в большинстве случаев председатели земских управлений в провинциях были консерваторами, а часто и откровенными реакционерами. Они не пользовались широким влиянием и не могли удержаться у власти в течение недели. Примерно то же самое было повсюду в провинциях по отношению к военным властям. Несколько более благополучной была ситуация с судебным аппаратом. Но и здесь, даже в Петрограде, где сохранился институт выборности магистратов, сложилась тяжелая ситуация. Деревни, освободившись от всякой административной бдительности, стали «самоуправляемыми». Крестьянство сразу же бросилось за землей.

В городах различные самозваные организации, подхлестываемые разбушевавшейся революционной бурей, занимались такой созидательной революционной деятельностью, как облавы, обыски, конфискации и освобождением не только политических заключенных, но и уголовников самого отъявленного сорта.

Стоит только на мгновение представить себе этот бушующий человеческий океан, освободившийся от всех уз, эту расплавленную, еще бесформенную революционную массу, чтобы осознать огромную историческую и положительную роль Советов, которые повсюду, как и в Петрограде, устанавливали революционную дисциплину. Несмотря на все свои большие ошибки и частые глупости, Советы представляли собой первые примитивные социальные и политические формы, в которые начала постепенно вливаться и остывать расплавленная революционная лава.

Иногда мне кажется, что слово «Революция» совершенно неприменимо к тому, что произошло в России между 27 февраля и 3 марта. Целый мир национальных и политических отношений просто рухнул на дно, и тотчас же все существующие политические и тактические программы и планы, как бы они ни были смелы и хорошо продуманы, оказались бесцельно и бесполезно повисшими в пространстве. Политические партии, пережившие февральское землетрясение (социалисты-революционеры, социал-демократы и кадеты – все другие, более умеренные и консервативные партии, разом сократились до нуля или почти до нуля), стремились действовать в соответствии со всеми правила западноевропейского политического искусства. Их лидеры пытались классифицировать характер революции, называя ее «буржуазной» или «социалистической». Они выдвигали политические предложения, которые, по их мнению, требовали немедленной реализации, и спорили о компромиссных формулах. Но никто не хотел понять самого главного: исчезновения государственного аппарата, необходимости восстановления самого аппарата управления, без которого все программы, платформы, формулы, резолюции и т. д. – бесполезная бумага.

По мнению, бытующему и в России и за границей, основанному на классических образцах Французской революции 1789 г., эпоху Временного правительства можно разделить на два периода: во-первых, буржуазный период, под премьерством князя Львова, и, во-вторых, период Временного правительства. социалистический период, при Керенском. Соответственно принято говорить, что во второй период правительство было более радикально в своей законодательной работе, менее конструктивно в методах управления и слабее в применении административного принуждения.

Термины буржуазный и социалистический, вероятно, были бы применимы к русской Революции, если бы после февральского переворота вся власть в России фактически находилась в руках самой буржуазии, организованной, как на Западе, в компактный классовый строй, способной бороться за власть и знающей как это сохранить.

Это толкование было бы, вероятно, правильным, если бы такая буржуазия была приостановлена в естественном ходе борьбы за власть четвертым сословием – городским, сельским и интеллигентским пролетариатом и заняла бы в первый, буржуазный период Революции, положение угнетенного социального класса.

Но такой ситуации не было. Наоборот, произошло прямо противоположное.

Само образование Временного правительства произошло в условиях трагического недоразумения.

Идеологи «буржуазной демократии», склонные мыслить в русле исторических прецедентов и владеть искусством оперировать скорее теоретическими положениями, чем ориентироваться в неразберихе реальной жизни, искренне верили, что крушение абсолютизма ознаменуется переходом всей власти в руки либерально-консервативной буржуазии в лице Прогрессивного блока в IV Думе. С другой стороны, социалистические вожди и идеологи «революционного пролетариата» вполне приняли эту фантастическую идею, ибо она совпадала с их собственными теоретическими представлениями, основанными на лучших европейских моделях развития «настоящей» революции. Если рассматривать с точки зрения прецедента Французской революции, период русской революции, начиная с 27 февраля, составлял эпоху Национального собрания и жирондистов.

Впоследствии, в течение нескольких лет, он должен был уступить место якобинскому террору и т. д. Отсутствие жизненного инстинкта и политической интуиции в умах политических догматиков допускало порой весьма любопытные склонности. Так, при совместном рассмотрении программы Временного правительства представители Совета (или так называемой революционной демократии) навязали Временному комитету Думы обязательство не определять заранее будущую форму правления в России, до созыва Учредительного собрания, а П.Н. Милюков, идеолог прогрессивного блока, долго и упорно боролся против этого ограничения. К чему все это? Это было очень просто: П.Н. Милюков был убежден в неизбежности конституционной монархии в России после революции (и в ночь на 3 марта), а вожди революционного пролетариата не решались открыто требовать установления республики в то время, когда установление республики уже стало историческим фактом.

Руководители Совета, руководствуясь западноевропейскими политическими формулами, искренне полагали, что после 27 февраля политическая власть должна быть в руках буржуазии, эта власть должна находиться под контролем рабочей демократии во главе с «сознательным пролетариатом», который будет поддерживать правительство только в той мере, в какой оно не злоупотребляет своим господствующим положением в стране в ущерб коренным интересам масс.

Обе стороны – П.Н. Милюков и случайные вожди Совета, вышедшие из рядов революционеров 1905 года, – совершенно искренне были убеждены в мудрости своего мнения; они не замечали, что на самом деле происходило вокруг них, и не чувствовали глубины народного потрясения.

Я пишу это не для того, чтобы судить лидеров того периода. Наоборот, я хочу только с самого начала показать, что ни злая воля, ни озорство не играли заметной роли и не имели сколько-нибудь заметной роли в развитии тех будущих острых разногласий вокруг вопроса о Временном правительстве, которые способствовали ослаблению едва установившейся власти правительства. Вся глубина трагической катастрофы, пережитой Россией, измеряется именно тем, что, несмотря на всю свою добрую волю и стремление помочь стране, люди часто причиняли ей вред, потому что не осознавали сути и смысла происходящего.

Не считаясь со всеми историческими сравнениями и европейскими прецедентами, задача, стоявшая перед Временным правительством и поддерживающими его политическими организациями и партиями, пусть и условно, была не сложной, а простой, но чрезвычайно трудной в своей простоте.

Нужно было восстановить страну и государство.

Эта задача реконструкции не состояла в восстановлении территориальных границ, охватывающих определенное население. В этом материальном смысле слова Россия еще не нуждалась в восстановлении, ибо Россия была еще цела. Задачей момента было восстановление национальной правительственной ткани как творческого, административного и защитного политического организма. Это означало, прежде всего, восстановление административного аппарата, государственной машины. Это означало учить одних управлять, а других подчиняться. Эта задача тем более усложнялась необходимостью продолжения войны и необходимостью того, что в действительности было равнозначно перестройке всех юридических, экономических и социальных основ страны.

Одним из самых сильных и ярких впечатлений моей жизни является воспоминание о работе первого кабинета Временного правительства, состоявшего, по выражению Ленина, из десяти министров-капиталистов, среди которых я занимал положение «заложника демократии».

Если бы Ленин и его помощники обладали сотой долей способности отказаться от всех личных соображений власти и тщеславия, способности к бескорыстному служению стране и народу, проявленной миллионерами Терещенко и Коноваловым; такими типичными представителями помещичьего дворянства, как В. Львов, или характерным либеральным интеллигентом А.И. Шингаревым, Россия, по всей вероятности, избежала бы той Голгофы, на которую ее привели со слепым, бессмысленным, совершенно ненужным разжиганием классовой ненависти безответственные большевистские демагоги.

Князь Георгий Львов

Князь Г.Е. Львов прежде всего олицетворял собой образ и дух Временного правительства. Истинный аристократ, чей род уходил своими корнями в многовековую русскую историю, был, несомненно, самым демократичным из нас, ближе всех нас к истинной душе русского мужика.

Скромный, почти неестественно замкнутый, рассеянный во всех делах, касающихся самого себя, князь внешне не имел ни одной черты главы правительства. Восстав против всего прошлого своих властолюбивых предков, вельмож, правивших средневековой России, он как будто подчинил себе наследный инстинкт власти. Он испытывал отвращение ко всем внешним атрибутам власти и государства. На заседаниях Временного правительства он сознательно держался в тени и следил за тем, чтобы каждый имел возможность высказаться до конца, сказать все, что он хотел сказать. Редко, почти никогда он не вносил ни слова повеления или критики в бурные прения кабинета, всегда стараясь добиться согласия добрым словом мудрости,

Г.Е. Львов

Всю свою жизнь князь упорно, беспрерывно, с огромной энергией боролся против глупой, свирепой, бюрократической машины старого абсолютизма. Но к наболевшим вопросам русской жизни он всегда подходил не как политик, а как-то особенно оригинально. Он шел не от идей к человеку, а от человека к идеям.

Ненавидя старый режим, князю всегда удавалось задеть некоторые человеческие струны в людях, которые ему служили. Он собирал вокруг себя мужчин и женщин, преданных интересам народа, и разрабатывал при их содействии планы и программы социального обеспечения. Затем, ненавязчиво он отправлялся в какое-нибудь министерство или в какой-нибудь губернский центр, где единолично, как бы одними средствами, которыми он располагал, совершал то, чего не могли достигнуть бесчисленные политические резолюции и требования думских или земских органов.

В своем творчестве князь прошел всю Россию вдоль и поперек. В наиболее тяжелые периоды сельскохозяйственных кризисов он успешно содействовал работе по переселению масс крестьян в поселения на Дальнем Востоке. Во время русско-японской войны, будучи руководителем земских организаций, он много сделал для раненых и совершил то, что выходило далеко за рамки его служебных обязанностей и ограничений. Был депутатом первой Думы. Но эту страницу своей карьеры, по мнению некоторых, самую яркую в своей жизни, он считал самой неинтересной и ненужной. После разгона первой Думы он вышел из партии к.-д. и отправился искать опять, по-своему, новых дорог к счастью и благоденствию народа.

Задолго до европейской войны, в период жестокой столыпинской реакции (1907–1911), он начал заниматься организацией самостоятельных сил земств. Медленно и верно князь собирал вокруг себя элементы, которые могли бы в момент смерти старого режима взять на себя, в случае необходимости, государственный аппарат.

Удивительно, как дороги двух наиболее типичных представителей аристократической и буржуазной России, князя Львова и Гучкова, пересеклись во время войны в этой работе по созданию самостоятельных политических и общественных организаций и отбору способных к управлению людей, поскольку в период после русско-японской войны и первой Думы эти два человека стали политическими антиподами.

Во время европейской войны имя князя Львова стало символом социальных и культурных сил России. На фронте он приобрел большую известность в начальствующем составе благодаря огромной работе для армии, выполненной под его руководством земского союза.

Впервые я встретился с князем незадолго до революции – кажется, в декабре 1916 г. Я уже имел знакомство с его ближайшими соратниками и знал не только общегуманитарную и общественную работу, но и нелегальную политическую деятельность львовского кружка. Чувствуя надвигающийся на Россию ураган, я почувствовал, наконец, что не могу больше откладывать личное знакомство с человеком, которому, очевидно, суждено было стать одним из будущих политических вождей освобожденной России. Я встретился с князем в Москве, в помещении Правления Союза земств, после того как он отложил какое-то деловое совещание. После обмена приветствиями он повел меня в свой кабинет. Там после короткого разговора мы поняли друг друга,

В политических разговорах князя была какая-то особенная простота, граничившая иногда с наивностью. Но за этой наивностью скрывалось глубокое знание народа, и чувствовалось, что он не только сердцем прочувствовал проблемы России, но тщательно продумал их умом. Вскоре после начала революции многие поклонники и соратники князя стали ненавидеть или презирать его за «безволие», за «толстовское непротивление злу». Однако пусть те, кто рассматривает политику князя в первые недели революции как премьера и министра внутренних дел, как «непротивление злу», пусть возьмутся строить карточный домик в бурю, под открытым небом, под аккомпанемент всепожирающего урагана! Князь честно познал всю глубину и меру упадка и разложения старой России. Он, последовательно, без удивления смотрел на стихийный взрыв народной ярости. Он понял, вытерпел и простил. В истории всех народов есть моменты, когда высшая мудрость правителя выражается в умении выжидать, в умении инстинктивно, а не разумом схватывать внешне невидимые душевные муки и переживания нации.

– Да не уныют сердца ваши от свободы России, – сказал князь в конце апреля на заседании Думы в замечательной по мысли и вере речи. Для князя наследие освободительной борьбы России заключалось не в наборе мертвых формул, годных только для архива, а в жизни и содержании хода событий.

Князь не проявлял «крепкой силы воли» ни как премьер, ни как министр внутренних дел. Но как он мог бы раскрыть это, если бы захотел? На городских улицах только-только стали вновь появляться полицейские чины – их называли милиционерами, чтобы не оживлять воспоминаний о старом режиме, – и это были люди, собравшиеся торопливо и небрежно, мало смыслившие в технических особенностях своей работы.

Когда газетчики попытались узнать у князя, после его первоначального печального опыта поиска заместителей губернаторам, что он намерен делать и кого намеревается назначать, он ответил: «Никого назначать не будем. Местные жители сами изберут и сообщат нам об этом, и мы одобрим». Снова удивительное «непротивление»? Нисколько. Это была просто демонстрация глубокого знания князем ситуации и его осознания того, что еще не наступил момент для центральных властей, чтобы осуществлять власть, назначать или отдавать приказы. Как только позволяла обстановка в разных городах и губерниях, при естественном закипании кипящего котла, центральные власти начинали действовать.

«Новую жизнь народа мы построим не сами, а вместе с народом». Эти слова князя Львова, по-иному выраженные Авраамом Линкольном, должны помочь моим читателям понять замечательную личность первого свободно избранного председателя правительства Свободной России.

Мы можем поэтому спросить, мог ли такой человек быть представителем классовых интересов буржуазии? Мог ли он выразить волю имущих классов, когда вся его душа была гораздо теснее, нежнее и глубже, чем у таких людей, как Ленин, связана с чаяниями, действительными интересами, всем будущим русского крестьянства? Это будущее лежало в земле.

Основные реформы

Земля! В заявлении Временного правительства, обнародованном в день его вступления в должность, о ней нет ни слова! Тем не менее на первом же его заседании А.И. Шингареву, впоследствии убитому большевиками, накануне созыва Учредительного собрания, членом которого он был избран, единогласным решением кабинета и без всякого обсуждения было предписано: разработать основной план полного переустройства земледелия и подготовить меры для осуществления этой социальной реформы, невиданной в истории Европы. Быть может, где-то в подсознании того или иного члена Временного правительства затаилось сомнение против такой смелой постановки вопроса об отмене всей старой системы землевладения, но это эгоистическое чувство, столь естественное для любого человека, было немедленно подавлено непреодолимой потребностью отдать, пожертвовать всем ради страны.

20 марта Временное правительство провозгласило свою аграрную реформу, которая должна была отдать всю землю в руки тех, кто ее обрабатывал, и в тот же день правительство создало Центральный земельный комитет, который в сотрудничестве с аналогичными губернскими и уездными земельных комитетов и выборных представителей населения, должен был разработать основной земельный закон для представления Учредительному собранию.

Совершенно просто, без всякой борьбы, без всяких классических революционных сцен в духе знаменитой присяги французского дворянства в начале революции 1789 г. произошел этот коренной социальный перелом. Великая, настоящая и невиданная социальная революция была совершена под подписями представителей тех имущих России, которые, по всей партийной формуле, должны были защищать «имущественные привилегии буржуазии».

Точно так же и первая декларация Временного правительства, составленная совместно представителями революционного пролетариата от Совета и Временного комитета Думы, не содержала ни слова о рабочем вопросе. В этом вопросе «буржуазное» правительство имело полную свободу действий, как и в земельном вопросе. Тем не менее 8 марта Коновалов, новый министр торговли и промышленности, московский миллионер и владелец большого мануфактурного предприятия, поставил во главу своей программы создание в связи с Министерством внутренних дел особого отдела труда, включив представителей трудовых организаций в аппарат отдела, который начал функционировать с 7 мая. 11 марта Коновалов ввел в мастерских и на фабриках Петрограда восьмичасовой рабочий день по согласованию с фабрикантами. Вскоре после этого он признал рабочие цеховые комитеты и начал создавать по соглашению с представителями предпринимателей и служащих специальные третейские суды для разрешения производственных споров. Мера Временного правительства, определяющая роль профсоюзов в государстве, остается образцом и по сей день. Чего Временное правительство не включило в свою работу, так это демагогии Ленина, столь пагубной и столь дорого обходившейся самим рабочим.

По сравнению с размахом его конструктивных социальных реформ чисто политическая программа «буржуазного» Временного правительства, представляющая собой единственные меры, которые оно обязалось принять, кажется сущим пустяком. После долгих казуистических споров, представляющих интерес только для них самих, интеллигенты-социалисты, представляющие Совет, и либеральные профессора, представляющие Думу, выработали следующие меры, которые Временное правительство должно было провести в жизнь:

1. Полная и немедленная амнистия по всем актам политического и религиозного характера, в том числе актам политических убийств, вооруженных восстаний и крестьянских беспорядков. (Это решение вступило в силу 6 марта, после чего, 12 марта, была отменена смертная казнь).

2. Свобода слова, печати, собраний, профсоюзных организаций и забастовок, а также применение политических свобод к мужчинам на военной службе в той мере, в какой это было практически осуществимо при технических ограничениях службы. (Вступило в силу немедленно).

3. Отмена всех юридических различий, основанных признаках класса, вероисповедания и национальности. (Вступило в силу 13 апреля).

4. Немедленная подготовка к созыву Учредительного собрания (на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права), задачей которого было бы определение формы правления и конституции. (Подготовка началась немедленно). 25 апреля собралась особая комиссия с участием представителей всех партий и общественных организаций для выработки закона о выборах, регламентирующего выборы в Учредительное собрание, и технических мероприятий к выборам.

5. Замена старой полиции народной милицией, командиры которого избираются всенародно и подчиняются местным органам власти (Организация такой милиции была начата сразу).

6. Избрание всех органов местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права.

19 апреля правительство обнародовало свои меры по выборам в городские думы, а 15 мая была обнародована основная реформа местного земского самоуправления.

Таким образом, официальная программа Временного правительства была реализована в течение нескольких недель.

Кроме того, за два месяца своего существования первый кабинет Временного правительства сделал следующее:

– провозгласил независимость Польши.

– восстановил автономию Финляндии.

– создал комитеты по выработке местной автономии на Украине и в Латвии.

– реорганизовал управление государством в Туркестане и на Кавказе, в турецкой Армении и Галиции, которые были оккупированы русскими войсками.

– упразднил все специальные суды, введя общий суд присяжных.

– реорганизовал систему распределения продовольствия, укрепив хлебную монополию и введя твердые цены на все предметы первой необходимости.

– учредил уездные земства и реформировал систему административного аппарата на селе.

– обнародовал закон об улучшении и развитии кооперативов, который и по сей день считается образцовым.

– отменил систему ссылок и реформировал тюремную систему.

– восстановил институт выборов магистратов.

Наконец, Временное правительство коренным образом изменило церковное управление, восстановив полную самостоятельность Православной Церкви, а также подготовило созыв собора, который не созывался двести лет и который осенью 1917 г. восстановил Патриархию.

Перечисленных выше мер было достаточно, чтобы занять поколения нормальных политических усилий. Временное правительство провело эти мероприятия быстро и легко, несмотря на то, что оно было отягощено войной со всеми вытекающими отсюда проблемами связи, снабжения продовольствием и острыми финансовыми трудностями.

Я уверенно утверждаю, что, как только Россия выйдет из нынешнего периода большевистской реакции, она неизбежно возобновит работу по национальному восстановлению на основе политических, юридических и социальных принципов, заложенных в первые два месяца Временного правительства.