Текст книги "Одинокая женщина не желает знакомиться"

Летом перед университетом Надя распрощалась с детством. Вышло скомкано, угловато, неуклюже и очень неловко, и Надя не любила об этом вспоминать. В момент близости перед глазами вдруг возник эпизод из детства – оконфузившийся отец, и малейший намек на удовольствие окончательно испарился.

Впоследствии этот первый мужчина, вожатый из детского лагеря, стал ее мужем, и Надя могла сказать о себе, что не наступать два раза на одни и те же грабли – это не про нее. Поначалу это был всего лишь летний роман, ни к чему никого не обязывающий, лето закончилось, а вместе с ним и эта интрижка. В будущем у этого романа появится продолжение, но в тот момент Надя этого не знала и входила в новую жизнь с большими надеждами.

Первый опыт ее немного обжег и разочаровал, поэтому она сторонилась парней. Да и на факультете их было не больно-то много, а те, что были, оставляли желать лучшего. Но у нее сразу появилось много новых подружек, так что она не чувствовала себя обделенной вниманием.

Новые знакомства вызывают эйфорию. Человек – это целая вселенная. Можно проговорить взахлеб ночи напролет, сравнивая судьбы, взгляды, убеждения. Все вызывает восторг, все интересно, и чужое лицо стремительно становится близким, родным, необходимым. Мысли постоянно возвращаются к нему, рука тянется за телефоном (Надя сама не заметила, как мобильные телефоны стали неотъемлемой частью жизни), чтобы послать весточку: я здесь, но хочу быть с тобой, я думаю о тебе, помни меня, будь со мной.

У человека, как у химического элемента, есть валентности, но их немного. По сути их всего три. Человеку нужны мать, отец и кто-то, кого он мог бы полюбить. Валентности родителей заполнены с рождения, а если нет, то человек все время ищет, как бы заполнить пустоты. Валентностей для любимых может быть несколько, но чаще всего она именно одна. Неслучайно связи с друзьями слабеют, а то и совсем сходят на нет, когда завязываются серьезные любовные отношения, также как и любовь супругов может погаснуть, когда в доме появятся дети. Все по законам драмы: на сцене двое, потом их становится трое, следом один из них исчезает, а перед тем, как сцена опустеет окончательно, кто-то остается совсем один.

На первом курсе Надя вместе с тремя девочками образовала маленькую группку по интересам. Они почти все время проводили вместе, вместе ходили на лекции и в библиотеку, встречались после учебы и в выходные. Однокурсники даже дали им прозвище – по фамилии одной из них, той, что побойчее, но Надя напрочь забыла, как их всех звали. Вскоре эта группка естественным образом резделилась надвое – сработал закон валентностей. И Надя все больше виделась с… как же ее звали? Надя никогда не отличалась памятью на имена. Она запоминала образ человека, ощущение от него, походку, улыбку и цвет глаз, но не имя.

Ее подружка – невысокого роста, худенькая, с озорными огоньками в глазах – напоминала маленького эльфа. Не хватало только смешного колпака и острых ушек. У нее были кривые зубы, она этого очень стеснялась, но это ее ничуть не портило. На людях она вела себя очень тихо и предпочитала не привлекать внимание – бойкая подруга осталась в другой команде. Но наедине с Надей этот маленький эльф преображался: она становилась болтливой, так спешила высказать мысль, что давилась словами; много смеялась; перескакивала с одного на другое. Она как будто раздваивалась: без Нади и с Надей – как будто два разных человека. Она жила в общежитии, в комнате с девочкой, которая там только числилась, а сама снимала квартиру, поэтому Надина подружка наслаждалась одиночеством. Надя частенько наведывалась к ней. Время от времени оставалась на ночь – вопрос со строгим пропускным режимом решался сторублевой взяткой. Какие это были ночи! Они покупали пиво или дешевое вино, отчего становились болтливыми и смешливыми. Они открывали окно, впуская свежий ночной воздух, садились на подоконник и – плечом к плечу – любовались ночным городом, и глаза их блестели ярче, чем звезды на черном небе.

Если вспомнить их сближение, прокрутить мгновения в ускоренной съемке, может показаться, будто их магнитом тянуло друг к другу. Для отсчета времени вместо песочных часов рядом можно поставить пустеющую бутылку вина. Сначала они сидят, каждая – прислонившись к стене так, что между ними могла бы вместиться еще одна девушка. Потом они сидят ближе, и места для третьей уже нет. Еще ближе, их плечи соприкасаются. Совсем близко – подружка положила голову Наде на плечо. Потом мы видим, как Надя лежит, свернувшись калачиком, устроив голову на коленях подруги. И наконец подруга склоняется над Надей и целует ее в губы. И далее следует пауза. Герои замирают, как в немой сцене после «Ревизора».

А потом подруга отвечает на вопросительный Надин взгляд. Отвечает долго, многословно, сбивчиво, и в глазах блестят слезы. Кратко: ей никогда не нравились мальчики, в ее жизни ничего такого не было, просто не нравятся и все, но Надя ей нравится, даже больше, она все время о ней думает, ей очень хорошо, когда они вместе, она хотела бы видеться чаще, она ни о чем не просит, она все поймет, она не давит, просто хочет быть рядом.

В тот миг Надя поняла, что стоит на пороге чего-то совершенно нового. Она сейчас может повернуться и уйти, и эта дверь захлопнется навсегда, а может сделать всего один шаг, как при прыжке с парашютом, – и перед ней откроется нечто неизведанное. Надя порадовалась тому, что у них есть еще одна бутылка вина. Она улыбнулась и предложила выпить еще. У них был неудобный штопор, поэтому с бутылкой пришлось повозиться. Пока Надя пыталась откупорить вино, они не разговаривали, и чем дольше это затягивалось, тем неудобнее становилось обеим. Когда Надя почти обессилела и окончательно отчаялась, раздался заветный «чпок!», и она едва не повалилась на спину. Это разрядило атмосферу, обе девушки рассмеялись, а потом по очереди основательно приложились к бутылке, пили прямо из горлышка, так что сразу ее ополовинили.

Вино ударило им в голову. Девушки включили музыку и начали, хихикая, двигаться не в такт, то и дело передавая друг другу бутылку. Вино в бутылке плескалось, дополняя музыкальную композицию. Смущение быстро прошло, и обе поняли, что танцуют друг для друга. Получилось немного странно, самую малость неловко, но очень волнительно. Они не заметили, как прижались друг к другу, как начали целоваться, как оказались на кровати…

Они смогли отлепиться друг от друга только глубокой ночью. Обе почти сразу заснули. Наутро они проснулись в каком-то новом качестве, но не до конца понимали, в каком именно. Каждая из них чувствовала смущение. Обе стеснялись. Обе боялись. Они попытались поговорить. Разговор не клеился, получался натянутым. Главную тему обходили. Надя выскользнула из кровати и принялась одеваться. В свете дня она казалась себе грязной. Она была уверена, что совершила ошибку. «Ты такая красивая», – скатилась к обсуждению вчерашнего подружка-эльф. Надя нервно фыркнула. «Ты тоже», – ответила она сдавленно; получилось похоже на то, как робот читает распознанный текст. «Тебе понравилось?» – не унималась подружка. Сказано это было заискивающим тоном. Наверное, именно так однажды Стивен Кинг спросил у своей жены Табиты, понравилась ли ей новая рукопись, а та осекла его: «Хватит клянчить!» Надя была еще слишком юной, чтобы говорить людям не то, что они хотят услышать. «Да, – и из вежливости, после паузы, – а тебе?» Подружка-эльф поднесла кулачки к голове и резко раскрыла их, изображая взрыв: мол, было так круто, что даже слов нет. Если бы Надя была постарше, она бы поняла, что на душе у нее так погано из-за выпитой вчера дрянной бормотухи, а не из-за нового опыта. Но тогда она только начинала свою дорогу к норме в две бутылки вина за вечер, и впереди ее ждало множество чудесных открытий. Ей хотелось уйти и поскорее принять душ. «Мне так понравилось, – сладко потянувшись, почти пропела подруга. – Ты такая нежная, такая мягкая». Интересно, она сама понимает, как это все неуместно звучит? «У тебя такая хорошая фигура, такая талия…» Нет, видимо, не понимает. «Мне так понравились твои аккуратные маленькие сисечки». Надю едва не разорвало от стыда и возмущения, ведь ее сисечки, в конце концов, не так уж малы. «Я такая голодная», – сказала подруга. Нет-нет-нет, подумала Надя, только не говори, не говори… «Может быть, пойдем в Макдак, перекусим?» Ох… Надя хотела отказать, но не могла, просто не могла. «Да, давай», – выдавила она из себя. Подруга перекатилась на живот и внимательно посмотрела на Надю. «Все в порядке? Ты какая-то грустная». Конечно, я грустная, я только что сделала какую-то ерунду, моя жизнь катится под откос, мне надо остаться одной и подумать, а не тащиться в гребаный Макдак и давиться гребаными бургерами. Но вслух она сказала другое: «Просто много выпила вчера, голова тяжелая». Подруга подмигнула ей: «Оно того стоило».

И они пошли в Макдак. И Надя давилась бургерами. И ее подружка-эльф болтала о том о сем как ни в чем не бывало. Вокруг галдели дети, мимо шныряли работники, которые собирались надраить пол, видимо, до зеркального блеска. Надя никогда не чувствовала себя такой неуместной в собственном теле. Бытие вдруг стало ей так отвратительно, что она поняла: люди сводят счеты с жизнью в каком-то похожем настроении.

Подружка-эльф долго не хотела прощаться и все щебетала что-то. Надя думала, что у нее взорвется голова. И когда все-таки их затянувшаяся встреча подошла к концу, подружка подмигнула Наде и сказала: «Мы что, теперь встречаемся, а?» Надя попыталась изобразить теплую улыбку. Подружка сделала вид, что приняла ее. И они разошлись.

Надя думала, что это больше не повторится. Но, как писал Шолохов про Аксинью и Гришку Мелехова, у жизни свои, простые законы. Когда похмелье отпустило и Надя во всех смыслах трезво оценила ситуацию, произошедшее показалось ей очень необычным и пикантным. Она вдруг как будто увидела себя со стороны и впервые в жизни показалась себе привлекательной. Она не такая, как все. Она особенная.

И еще: вчера она совсем не думала об отце.

Она решила занять самую простую позицию: форсировать эти отношения она не станет, но и сопротивляться не будет. Она не избегала подружку, и они по-прежнему проводили много времени вместе. Но теперь в каждом действии, в каждом взгляде, в каждой шутке скрывалось двойное дно. Отношения с женщиной мало чем отличаются от отношений с мужчиной. Все одно и то же: одна берет на себя роль охотницы, а вторая – добычи. Подружка Нади, несмотря на эльфийский рост, изводила Надю не хуже заправского мужика. Она была ненасытна. Ей все время хотелось что-то получить, случайный поцелуй или прикосновение, сказать какую-нибудь скабрезность или ввинтить двусмысленность. Наступило странное время. Надя двигалась, как во сне. Она плыла по течению, она получала удовольствие, но это происходило будто бы не с ней. Ей нравилась чувственность подруги, их полуночные этюды, но сама подруга ей разонравилась, если когда-то вообще нравилась по-настоящему. Надя не раз ловила себя на мысли, что больше всего в этом маленьком человечке ей нравится аромат духов. Подружка судила обо всем неглубоко, отличалась патологической неряшливостью и еще сильно храпела по ночам. Угадывая Надино охлаждение, подружка становилась еще несноснее: она подозревала Надю, ревновала ко всем подряд и все время лезла с проверками в ее телефон. Эта связь раскрыла Наде самую суть бисексуальности: между мужчинами и женщинами вообще нет никакой разницы, потому что и те, и другие одинаково лихо умеют выносить мозги. И чем дольше тянутся такие отношения, тем чаще ссоры, тем больше обид на пустом месте, побегов, лихорадочных примирительных звонков… В конце концов, ниточка рвется, и мытарства естественным образом прекращаются.

Обе очень быстро нашли себе утешителей: Надя – парня (для разнообразия), подружка (теперь бывшая) – другую девушку. Время сгладило острые углы, и обе запомнили эти отношения как приятную интрижку, маленькое личное достижение, что-то, чем можно кокетливо похвастаться, фантазию на всю жизнь, вспоминая о которой, улыбаешься, как Мона Лиза.

11010000 10100100 11010000 10110101 11010000 10111100 11010000 10111000 11010000 10111101 11010000 10111000 11010000 10110111 11010000 10111100 100000 101101 100000 11010001 10001101 11010001 10000010 11010000 10111110 100000 11010000 10111010 11010001 10000000 11010001 10000011 11010001 10000010 11010000 10111110

Даже в остановившемся мире время не замирает. Время – характеристика движения. Опустевшая планета вращается вокруг своей оси и продолжает на огромной скорости кружить вокруг солнца. Сменяются дни и ночи, сменяются сезоны. И взамен теплого лета обязательно придет холодная осень, а потом и вовсе наступит убийственная зима.

Надя не сразу, но осознала это – и решила подготовиться. Первое, что ей пришло в голову – интернет не вечен. Электричество – тоже. Возможно, скоро ни первого, ни второго не будет. Полезные для выживания навыки надо попытаться как-то сохранить. Она порылась в интернете и нашла несколько статей, которые показались ей интересными. Погрузилась глубже и нашла целые книги на тему выживания. Оказывается, существовали в свое время такие чудаки, которые сознательно уходили от цивилизации и жили своим умом. Они с удовольствием описали свой опыт в разных книгах, видеороликах, интервью. Надя попыталась вникнуть в тему, но поняла, что выживать в диких условиях – это дико скучно. Люди не зря придумали супермаркеты. В конце концов, это удобно, пусть в природе их и не бывает. Сейчас весь мир для Нади был одним большим супермаркетом – бери что хочешь. Наде вспомнился Том Хэнкс – как он в каком-то фильме выживал на острове и это пошло на пользу его фигуре. Раз Том Хэнкс справился – с его мясистым лицом, которое так и просит кулака, – то и Надя обязательно со всем справится. Что характерно, все эти выживальщики – все как один мужчины. Ни одной женщины среди них (и, что главное, с ними) Надя не заметила. Ничего удивительного, мужчинам все время нечем заняться, вот они и выдумывают всякую ерунду. Попытались бы они хотя бы раз провести дома генеральную уборку, сразу бы расхотелось лезть обратно на дерево.

Шутки шутками, но как-то подготовиться стоило. Надя скинула на флешку, найденную в том же ящике, где некогда хранился пропавший зуб, все, что ей показалось необходимым. Чего там только не было: несколько статей из серии «10 способов…», записки какого-то русского мужичка-лесовичка, «Жизнь в лесу» некого Торо, «Большая книга электрика», медицинские справочники и многое-многое другое. Принтера у нее не было, и она решила распечатать это в турагентстве в доме напротив. У них наверняка можно это сделать. Конечно, практичнее все было бы скинуть на телефон, но смысла в этом мало, если у нее не будет электричества. А бумага – она все стерпит. И ее много. Вокруг тонны бумаги. И еще пластика.

Надя была довольна собой. Она хотела подготовиться – и она подготовится. Она пошла в соседний дом, чтобы исполнить задуманное. Идти было всего ничего, поэтому она не стала брать велосипед. Турагентство занимало небольшую площадь – меньше, чем ее квартира – на первом этаже, рядом с входом в подъезд. Дверь не закрыта: исчезновение случилось в рабочее время. Внутри горел свет. Логично: если в ее доме есть электричество, то есть и здесь. Когда из-за грозы отключался свет, он пропадал во всем квартале. Если произойдет какой-то сбой, видимо, будет так же.

Турагентство представляло собой пыльную комнатку со столом и парочкой стульев. Стол завален толстенными туристическими каталогами. Надя подумала о том, что сейчас все эти роскошные отели с фотографий пустуют, и она могла бы наведаться к ним – как раз в преддверии зимы. Из школьного курса истории Надя помнила, что Россия вроде бы воевала с Турцией при Петре I и после. Интересно, по суше они добирались или морем? Придется смотреть маршрут по навигатору.

Эх, все-таки надо было лучше учиться в школе! Если бы в школе учили, как выжить хотя бы в таких благоприятных условиях, в которых оказалась Надя, цены бы не было такому образованию. А так – одна зубрежка. Как ей сейчас поможет, например, экономика? Или ОБЖ? Теперь не перейдешь дорогу на красный – рухнула вся эта знаковая система. Хорошо, что система образования рухнула вместе с ней, а то в таких условиях детям приходилось заниматься всякими глупостями, чтобы не умереть со скуки – с Крысенком в кино ходить, например. Вспомнив это, Надя брезгливо передернула плечами.

Надя села за стол, который раньше занимал турагент. Поводила мышкой по столу – экран вспыхнул. Надя сообразила, что компьютер, скорее всего, будет включен. Так и оказалось. Надя мысленно похвалила себя – и тут же наступила на первые грабли. На экране появилось окно ввода пароля. Надя подавила приступ разочарования в себе и своем уме. Она знала, что обычно где-то под рукой есть бумажка с паролем. Но найти ее здесь будет трудно: весь стол завален журналами, каталогами и распечатками. Надя прикрыла глаза, очищая восприятие, чтобы посмотреть на обстановку свежим взглядом. Удивительно, но помогло. Заветная бумажка с паролем была прозаично приклеена к верхнему правому углу монитора, практически незаметная среди других таких же напоминалок. Надя успешно ввела пароль, и перед ней открылось большое окно Ютьюба. На паузе стоял какой-то ролик о рыбалке. Надя испытала когнитивный диссонанс: по всему было видно, что за столом работала женщина: вот тут лак для ногтей, тут телефон в цветастом чехольчике, под столом – туфли и дамская сумочка. При чем здесь рыбалка? Надя поняла: скорее всего, турагентша смотрела какое-то другое видео от скуки, а когда она исчезла, Ютьюб продолжал крутить другие ролики, пока компьютер не перешел в режим ожидания.

Надя провела рукой по бокам монитора и сверху в поисках разъема для флешки, но ничего не нашла. Она вздохнула, опустилась на четвереньки и принялась искать разъем в системном блоке. Вставить флешку получилось не сразу, но когда наконец удалось, Надя испытала прилив гордости, как если бы взломала Пентагон. В их семье компьютерными делами занимался муж, по работе она использовала компьютер для очень простых задач и в основном проводила свободное время с телефоном, листая резиновые ленты соцсетей. Каждый шаг, который она сейчас делала, был шагом на неизвестной территории, где в теории все понятно, а на практике можно что-то нажать и все пропадет.

Надя запустила печать одного из файлов с флешки. И тут же наступила на вторые грабли. Оказалось, что турагентство скуповато: в принтере осталась всего дюжина бумажек, а новых пачек с бумагой нигде поблизости не было. Осознав, что ее замысел трещит по швам, Надя издала тихий стон. Решение не заставило себя ждать. Чуть дальше по улице стоял канцелярский магазин. Нужно сходить туда и принести бумагу. Так, сказала себе Надя. Стоп. Зачем тащить сюда бумагу, если можно спокойно распечатать все в канцелярском магазине. А если там на компьютере будет пароль? Надя дернула флешку из компьютера и поплелась к выходу.

Дорога к канцелярскому магазину показалась Наде нескончаемой. Как будто улицу расширили и впихнули туда еще несколько домов.

Могла ли она в здравом уме представить раньше, что будет искать бумагу, чтобы распечатать «Жизнь в лесу»?.. И зачем ей вообще печатать «Жизнь в лесу»? Может быть, проще сходить в книжный или библиотеку и найти там эту или любую другую книгу? Как ей вообще пришла в голову идея что-то распечатывать из интернета?

Ей сразу вспомнилась другая крайность: Гендальф, который едет через полмира в библиотеку Гондора ради знания, которое так легко было бы почерпнуть в Википедии, если бы у него была эта Википедия.

Надя не любила сдаваться. Надо уметь доводить задуманное до конца. И она продолжала угрюмо топать за бумагой. Подул пронзительный ветер, некомфортно-холодный, напоминающий об осени. Надя поежилась, по голым рукам побежали мурашки – она оделась не по погоде, просто вышла из дома в чем была – в коротких шортиках и легкой футболке – только рюкзак забросила за спину. И она вдруг поймала себя на мысли, что не до конца представляет, в каком месяце какая погода. Идет ли обычно в ноябре дождь или уже снег? В апреле тепло или холодно? Или каких-то рамок нет и когда как? У нее были отдельные противоречивые воспоминания о том или ином месяце. Раньше она об этом просто не задумывалась. Летом – летняя одежда, зимой зимняя. В межсезонье – микс, сапоги и всякие накидки. Просто раньше это не было важным. Если замерзнешь по дороге домой, одев зимой миниюбку, дома легко отогреешься. Ну или придется чуть-чуть полежать с простудой. Это все не было жизненно важным, никто всерьез не боялся умереть от холода. А как быть, если нет отопления? Разводить костер, что ли? Или распрощаться с домом и податься на юга? А успеет ли она туда добраться? Не поздно ли уже: все поезда и рейсы отменили.

Надя почувствовала себя такой крохотной и ничтожной перед большим и равнодушным миром. Ей захотелось заплакать и к кому-нибудь прижаться, но рядом никого не было. Сопровождаемая такими невеселыми мыслями, она добрела до канцелярского магазина.

Магазин стоял безжизненный и заброшенный. Странно: кажется, недавно в этом доме горел свет… Значит, темнота медленно, но верно подступает к Наде. Или света нет только в магазине?

Автоматические двери закрылись навсегда, и Надя прошла внутрь через обычную дверь рядом с ними. Внутри темно – хоть глаз выколи. Надя вспомнила об ужастиках и компьютерных игрушках, в которые играл ее муж. Страх темноты, беготня с фонариком – когда-то все это казалось ей далеким от повседневности. Когда-то она читала книгу «Дом листьев» (дурацкий перевод, по смыслу – дом из листьев, но по какой-то поэтической причине решили иначе; после знакомства с книгой Надя не могла называть кирпичные дома иначе как «дома кирпичей»); в книге весь саспенс строился на том, что за дверью в соседнюю комнату темно, и эта комната изменилась в размерах, и вообще это уже не та же самая комната, и ты идешь в неизвестность фонариком, и пропорции знакомого дома расширились, ты давно должна была дойти до противоположной стены, а ее нет, и ты в одиночестве посреди безразмерного зала без понимания, как вернуться обратно. В аннотации было написано, что многим читателям все это казалось жутким и пугало чуть ли не до усрачки, но не Надю. Надя никогда не боялась выбраться ночью из кровати, чтобы сходить в туалет.

Но в этом заброшенном канцелярском магазине она вдруг с болезненной остротой почувствовала страх, описанный в «Доме листьев». Высвеченные тусклым светом мобильника предметы казались сюрреалистичными: ряды ручек, стопки карандашей, полки с тетрадями… Надя заприметила пачки с бумагой и торопливо подошла к ним. Три пачки уместились в рюкзак, еще три она взяла в руки – и поспешила на улицу.

На улице ветер гнал ей навстречу редкие зеленые листья – еще одно напоминание о приближающемся холодном сезоне. Надя не запомнила, как добралась обратно; ее отвлекали тревожные мысли.

В турагентстве к ее возвращению ничего не поменялось. Она разорвала обертку на стопке бумаги, заправила бумагу в принтер, вставила флешку в компьютер и запустила печать. Опять пришлось вводить пароль пользователя, и на этот раз проблем не возникло. Принтер заурчал.

Надя попыталась посмотреть на список для печати избирательнее. Книги, которые она могла отыскать в библиотеке, она распечатывать не стала. Да и книги теперь казались гораздо практичнее: меньше по размеру, текст с двух сторон листа. Надя напечатала одну статью односторонней печатью, поскольку уже начала, а далее решила попробовать двустороннюю печать. Она знала, что это возможно, и как-то раз так делала на работе. Покопалась в настройках печати и, кажется, более-менее поняла, как что делается. Заодно она обнаружила экономичный режим, и это оказалось кстати: если картридж с чернилами в принтере закончится, придется побегать в поисках замены.

С двусторонней печатью не задалось. Надо было перевернуть отпечатанные листы и загрузить их обратно в принтер, но Надя запуталась, увидела, что получается плохо, не поняла, как остановить печать и отменила ее совсем. Наде хотелось расплакаться, такой беспомощной она себя чувствовала. Ну почему она такая глупая? Как она вообще дожила до своего возраста? Что она умеет? Кажется, за всю свою жизнь она научилась только дышать. И то не факт, что однажды не разучится и не задохнется. Каждый день она рискует погибнуть из-за собственной глупости! Это же не шутки, теперь от каждого решения буквально зависит ее жизнь. Ей хотелось кого-то обвинить во всем, но винить было некого, разве что себя. Вот только Надя еще подростком избавилась от чувства вины, которое ей с детства прививала мамка. Печать заняла какое-то время, и Надя, пока ждала, привычными бессознательными движениями начала проверять ленты соцсетей в мобильнике. Она увидела уже примелькавшиеся фотографии, которые навеки застыли в начале ленты. Но в этот раз вместе с ними всплыла надпись: «Невозможно обновить ленту». Надя перевела взгляд в верхний правый угол экрана телефона, где красовался значок «Нет связи». Надя перезагрузила телефон. Ничего не изменилось: ее оператор сотовой связи прекратил работу. Надя проверила навигатор. Она помнила, что навигатор вроде как не связан с сотовой связью и работает от спутника. Спутник же по идее так и вращается по орбите. Все верно: навигатор работал и довольно точно определил ее местоположение. Неужели ее телефон напрямую связывается с какой-то железной штукой в небесах? Вот уж воистину чудеса науки.

Худо-бедно Надя распечатала часть из заготовленного. Шести упаковок бумаги ей не хватило и на треть из того, что она собиралась распечатать, но запас сил и воли, отмеренный на это, иссяк. По ходу дела выяснилось еще кое-что: бумагу неудобно хранить в больших пачках, все тексты перемешаются, поэтому их надо как-то сшить, а для этого тоже нужны специальные приспособления. Надя начала было дырявить странички обнаруженным на месте степлером, но получалось не очень: мало и неэффективно. Плюнув на это муторное дело и отложив сшивание на потом, она побросала бумаги в рюкзак, а что не влезло, сложила в бумажный пакет, который обнаружила под столом. Домой вернулась как проигравшая, а не как победительница. Сложила распечатанное на единственную достаточно большую для этого незанятую поверхность – шкафчик, в котором она разбиралась недавно и обнаружила пропажу зуба. Шкафчик располагался прямо под кондиционером. Она не придала этому особого значения.

Надя пошла на кухню и с сожалением обнаружила, что запасы вина подходят к концу. На сегодня хватит, но завтра придется идти за добавкой. В соседнем магазине уже начинало попахивать: первыми испортились фрукты; там пахло, как в яблоневом саду, где сопрели упавшие неубранные плоды. Это почему-то вызывало тревогу, и идти туда совершенно не хотелось. Придется нагрянуть в другое место, и с этим наверняка будут сопряжены новые приключения. Надя устало вздохнула. Она попыталась отыскать чистый бокал. Задача оказалась невыполнимой: окинув взглядом скопившуюся грязную посуду, она присвистнула. Откуда только все взялось? Надя выудила из горы бокал, стараясь не разрушить всю конструкцию, как при игре в дженгу. Мыть бокал на кухне было бессмысленно: между краном и внушительной стопкой тарелок втиснуть его никак не получилось бы. Ничего – она ополоснула его в ванной.

Полторы бутылки спустя печали дня и тревоги о будущем отступили. Подступил сон. Она заснула, но спала тревожно, ей снился какой-то зацикленный, повторяющийся сон, какие снятся при простуде. Наутро она была разбита и чувствовала себя больной. Она решила, что дело в похмелье и выбралась из дому, чтобы пополнить запасы вина. Она пошла в соседний магазин, несмотря на вчерашние сомнения. Запах там стал еще гаже. Кондиционер в магазине сломался; начинался солнечный день, обещающий быть жарким, так что в скором времени еще больше продуктов испортится и запах станет по-настоящему невыносимым. Надя проскользнула к полке с вином, основательно прореженной ее стараниями. Вино осталось только дешевое, все хорошее она уже выпила. Идти в другое место не хотелось, поэтому Надя набила рюкзак наименее отвратительным, на ее вкус, вином и вернулась восвояси.

По дороге размышляла, почему пьет именно вино. Есть куча других видов алкоголя, и забирают они покрепче. Надя пила как раз на результат, потому что хотела напиться. И она вдруг осознала, что таким образом, по-видимому, цепляется за свою женственность. На каком-то глубинном подсознательном уровне она считала, что алкоголь и женщина – вещи несовместимые. Она стыдилась своего пристрастия, но именно оно, как ей тогда казалось, помогает не сойти с ума. И еще время за возлияниями летит незаметно.

Время – товар, которого у нее теперь парадоксальным образом и дефицит, и профицит.

Профицит, потому что за неимением работы и в отсутствие необходимости играть ту или иную социальную роль она ощутила, что в сутках слишком много часов. А раньше, казалось, их постоянно не хватало.

Дефицит времени – в том, что каждая секунда последней женщины на земле обретает дополнительный – сверхтяжелый – вес. Тем глупее и ничтожнее Наде представлялось все, чем она занимается.

В общем, Надя предпочитала именно вино, потому что это была своего рода сделка с собой. Пока она пьет вино, она не алкоголичка. Из всего алкоголя вино – не самый крепкий, но самый благородный напиток. Его пили древние греки и римляне. В конце концов, Иисус пил вино. Эти парни уж точно разбирались в жизни лучше, чем она. «Пиво тяжелит, а вино веселит душу», – так, кажется, писал кто-то из греков. Надя почерпнула эту мудрость из интернета и не знала точного авторства. Правда, все подчеркивали необходимость соблюдать умеренность в возлияниях, а вот это было не про Надю. Она извиняла себя тем, что оказалась в исключительных обстоятельствах, поэтому может позволить себе расслабиться сверх меры.

Как только Надя отхлебнула из наполненного до краев бокала, она сразу же почувствовала облегчение. Невидимый стальной обруч (терновый венец?) ослабил хватку, и у Нади чуть прояснилось в голове. То и дело прикладываясь к бокалу, Надя соображала, что делать дальше. Если продолжить бездельничать, можно не пережить зиму. Лучше всего, наверное, двинуться куда-нибудь на юг, где всегда тепло, к солнцу и морю. Какой смысл сидеть на севере и ставить на кон самое дорогое, что у нее осталось, – единственную жизнь?